Танго Кумпарсита

Рослый сероглазый парнишка лет двенадцати ехал  в трамвае №5 домой, на Васильевский остров. Его звали Саша, и возвращался он с тренировки, рядом с ним на скамейке стоял маленький фибровый чемоданчик с металлическими уголками, в нём лежали боксёрские перчатки, капа и прочие необходимые вещи. Одет он был в обычную мышино-серую школьную форму и старенькое маловатое ему уже полупальтишко. Было это в 50-м году, да,… или в 51-м, - ещё ходили трамваи по Невскому проспекту и жив ещё был Сталин.
     В 11 часов осеннего вечера, по тем временам считалось – довольно поздно, - в пустом прицепном вагоне, кроме мальчика Саши  и кондукторши,ехал ещё только один пассажир – постарше Саши шкет в натянутой на уши  кепке-лондонке, с косой чёлкой и фиксой.  Мальчик Саша искоса взглянул на  него и сразу узнал: - «гаванский», Коська из Скобского дворца. Если кто не знает, Скобской дворец – дом на Косой линии, где ещё с до революции жили рабочие кожевенного завода, выходцы из Псковской губернии, скобари, иначе говоря. Сам же Саша, по тем же уличным понятиям, звался - «островной». «Островные» - это те, кто жили на линиях, а те, что жили от 24-ой линии и дальше, до  Голодая, – те именовались  «гаванская шпана» и люто враждовали с «островными». Жестокие уличные драки и сподвигли худенького Сашу заняться боксом.
    Трамвай свернул с моста на Васильевский остров. На повороте стало хорошо видно, как в ярко освещённом первом вагоне небольшая компания парней и девушек чего-то загоношилась, кто-то из них поставил на скамейку патефон, открыл его…. Саша пригляделся, - вот один крутит ручку, второй достаёт   - …пластинку?!...
    Трамвай замедлился к остановке, а Саше стало так интересно, что  он выскочил из своего  и заскочил в первый вагон. Действительно, парень в бушлате и клёшах, бережно держа пластинку за рёбра, поставил её, опустил звукосниматель, и полилась страстно-томительная  завораживающе-ритмичная неслыханная мелодия.
 - Танго Кумпарсита! – провозгласил парень в бушлате и подхватил со скамейки девушку в пальтишке нараспашку, в бареточках и фильдеперсовых чулках. Саша, стоя на задней площадке, смотрел во все глаза. В трамваях той поры  длинные жёлтые деревянные скамейки стояли вдоль стенок вагона, поэтому  в середине было просторнее, чем сейчас. И вот представьте это фантастическое зрелище – по набережной Невы летит трамвай №5, сверкая красными софитными огнями над лобовым стеклом. Неповторимая патефонная музыка с шипеньем и потрескиванием гремит знойным аргентинским танго, мимо мелькают какие-то баржи, фонари и их дрожащие отражения в зыбкой воде, вот проносится памятник Крузенштерну, вот парусник « Сириус », а в пустом моторном вагоне парень в клёшах и девушка в беретике танцуют, неотрывно глядя друг другу в глаза. Кондукторша с рулончиками билетов и сумкой мелочи вытаращила глаза. Вся остальная компания - два парня в куртках-москвичках и девушка в платочке и чулках в резинку жмутся  у кабинки вагоновожатого, который, не оглядывается, но как-то в такт дёргает плечом. На задней площадке – восхищённый Саша проехал свою остановку, а  заскочивший следом за ним  Коська «гаванский»  в ухмылке сверкает фиксой, подталкивает Сашу локтём и шепчет:
 - Пластинка-то – трофейная, с собачкой,…эх, фартово, а, кореш?!
 - …фартово!... выдыхает Саша и выскакивает  из трамвая, который уносится по Косой линии, и музыка стихает вдали. Потом он идёт обратно по набережному бульвару до своей 16-ой линии и в нём гремит, пылает и тоскует  танго Кумпарсита,…перед невидящими знакомый путь  глазами  мелькают клёши и фильдеперсовые стройные ножки…
В середине 50-х Саша учился в Мореходке, что на Косой линии, продолжал заниматься боксом и дрался уже не с гаванской шпаной, а с «фрунзаками» - курсантами Военно-морского училища им.Фрунзе, которым по форме полагались палаши, что делало «бои» с ними особо опасными, и Саша перешёл в секцию самбо, что, как известно, сокращённо означает – самооборона без оружия.
  По радио с утра до ночи  звучали бодряческие комсомольские песни, иногда -  классика, а Сашина рота маршировала в экипаж и баню под «Марш энтузиастов». Но волшебное танго «Кумпарстита»  жило в нём мечтой несбыточной, потому что на танцах в училище и в Мраморном зале  играли па-де-катры, краковяки и па-де-патенеры, и изредка – вальс-бостон.
    Власти боролись тогда со «стилягами»,  и курсантов Мореходки привлекали в патрули – отлавливать стиляг, отстригать им коки и распарывать брюки-дудочки, поколачивая бедолаг  по ходу действия. А Саша знал одного такого чувака в своём дворе с детства, и тот научил его, где искать «Кумпарситу» – на барахолке у Обводного канала. Да, там он отыскал трофейные пластинки с собачкой на этикетке, склонившей ухо к граммофонной трубе. Пластинки эти были редкостью и стоили дорого, да и танго «Кумпарсита» не попадалось. Но народная смекалка не знала границ, и на барахолке продавались самопальные грампластинки «на костях», то есть на рентгеновских снимках. Умельцы переписывали на эту плёнку джаз -  блюзы, регтайм, свинг и буги-вуги; умельцев сажали, а музыка «на костях» звучала, вопреки официальному газетному лозунгу: - «сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст». И многим меломанам даже не надо было читать карандашные подписи на рентгеновской плёнке, они сразу определяли -  рёбра? - это Гершвин! глазница - это Билл Хейли, а вот кисть руки  такая кривая - так это Дюк Эллингтон... И Саша наконец-то купил «Кумпарситу» на костях, на чьём-то локтевом суставе! А потом повезло, и он достал настоящую трофейную пластинку с собачкой Ниппером записи 37-го года, и не мог наслушаться….
     А затем в учебных загранплаваниях и в регулярных рабочих рейсах на сухогрузе «Балтийск» Саша Головин собрал много версий танго «Кумпарсита» и не только его. Так он стал коллекционером и завсегдатаем Джазовой филармонии и занимался он теперь в секции каратэ. По работе для оформления загранвизы надо было жениться, и Саша женился. С того самого памятного танго в трамвае в его представлении девушки делились на тех, что в тонких чулочках танцует, как бы отдаваясь партнёру, и тех, которые смотрят со стороны в скромном платочке и простых чулках в резиночку, и женился он как раз на такой. А что? – сидит дома, варит борщ, ждёт мужа из дальнего плавания, где в разных портах хватает тех, что танцуют.
  В 70-ых и 80-ых власти боролись с фарцовщиками, тунеядцами и рок-н-ролом. Потом они вяло боролись - с теневой экономикой (догадайтесь, почему - вяло!), очень борзо боролись – с диссидентами и продолжали бороться с рок-музыкой. Но стройные девичьи ножки теперь уже в нейлоне и мужские не в клёшах, а в джинсах, -  выплясывали под запретную разнообразную музыку от Прибалтики до Владивостока, и доплясались до лихих 90-ых.
   Теперь власти боролись между собой и за верховную власть в стране, обретённая свобода превращалась во вседозволенность, а передел собственности Балтийского морского пароходства привёл рядовых бойцов и авторитетов Саню Кумпарситу и Костю Гаванского на очередную разборку среди заброшенных краснокирпичных фабричных цехов на Кожевенной линии у Финского залива. Консенсуса не достигли, и произошла перестрелка.
    Вот представьте картину, - отгремели выстрелы, пара  джипов улетают на форсаже, один стоит подбитый, два невредимых, бойцы в адидасовских спортивных костюмах -  кто сидит, кто лежит. На подножку привалился Костя Гаванский в малиновом пиджаке, держась за раненое предплечье,  и в наступившей тишине из его магнитолы громоподобно хрипит голос профессора Лебединского: - «…я убью тебя, лодочник…» - прямо  в тему, не правда ли! Рядом прислонился к дверце машины  Саня Кумпарсита, одетый в чёрную кожаную куртку на тельняшку, в его магнитолу попала пуля, а если бы не попала, то было бы слышно… - танго «Кумпарсита»? – а вот и нет! – из неё звучало бы «…когда святые маршируют…» -  хрипатым голосом Луи Армстронга. И тоже было бы в тему. Костя Гаванский, перетянув руку галстуком, подтолкнул Саню здоровым локтём и сказал: - Чики-пуки, пацаны, погнали наши городских!
    Наступили 2000-ые, и  Александру Петровичу Головину, владельцу заводов, газет, пароходов, в его 62 года вступил бес в ребро. Он развёлся с супругой, сыну дал порулить филиалом в Выборге, а сам, - поглядите-ка! – играет свадьбу с прелестной 20-тилетней барышней  из службы эскорта. Перед нами прямо-таки кадр из давней кинокартины «Венский вальс»! – Через Дворцовый мост едет белая карета, запряжённая парой белых лошадей с плюмажами, а следом – ещё две кареты, а за ними – длинный белый лимузин Хаммер на 36 мест.  В головной карете красавица в белоснежных кружевах, сверкая лукавыми глазками, щекочет букетом белых лилий нос импозантного жениха в белом же костюме. Он подтянут, спортивен и строен, серые глаза сияют, он счастлив – жизнь удалась! Вот картеж останавливается у Ростральных колонн, а там, в гранитном полукруге музыканты в белых фраках уже играют танго «Кумпарсита». Взлетают белые кружева над стройными ножками в ажурных чулочках, и не 62-хлетний Александр Петрович, а двенадцатилетний Саша, сам танцует знойное аргентинское танго с красавицей и сам же, как бы видит себя со стороны. Поют томительные скрипки, сменяются синкопами аккордов в ритме сердца, плывут Ростральные колонны, за ними – Петропавловская крепость, кружатся прогулочные катера на Неве, сияют блики на воде, стреляют пробки шампанского.  Вокруг – нарядные гости с бокалами, за ними – толпа зевак с фотоаппаратами. Костя Гаванский… пардон! – Константин Иванович, в смокинге и с бабочкой, подталкивает локтём охранника в чёрном костюме и восклицает:
 -  Эх, вот это  понтово! Это тебе не танго  в трамвае,а,Серёга?!
 -  Каком трамвае, Константин Иванович, о чём вы? – Серёга  не понимает начальника охраны.
А на гранитном парапете сидит мальчик лет 12-ти, держит в руке снятые наушники, из них глухо звучит рэп, но оркестр заглушает его.  Мальчик с восторгом смотрит на танцующую белую пару, на стройные ножки в сетчатых чулочках, и зажигательно-томительные ритмы вечного знойного танго «Кумпарсита» сливаются с его сердцебиением…