4. Кирпичи и поролон

"Кирпичи! Кирпичи! Кирпичи! Это век кирпичей. Оранжево-красный параллелепипед без вкуса и запаху, без страстей, без желаний, без мечты, без каких-либо примитивных чувств… И всё из них состоит. Они всюду. Всё в них. Всё на них. Но ничего — для них. Они ничего не требуют. Они ничего не хотят. Смотри! Он — кирпич. Его бьют, а он терпит. А как побили, так радуется, что, наконец, должное отдал. А чем он обязан? Тем, что он… кирпич? Это чушь, друг мой. Это бред! Это простая слабость. Слабость характера при неимоверной, неиссякаемой физической силе. Кирпичи просто не хотят жить лучше. Удивительный народ!"
Сию пламенную речь Кририк смог услышать из уст Пожирателя, который вел свой чудной автомобиль ("рабовозку", как называют его в народе) по узким улицам Эвирлоуда. Машина его была похожа на гигантскую стальную крысу, у которой в районе морды находилась кабина машиниста-водителя, а в заднем широком отсеке помещались задержанные. Кто же такие Пожиратели? После этого вопроса Кририку первым делом показывали выпученные глаза, либо сразу отвечали со сдавленным робким смехом: "Слуги Генри Уолкера. Секретная, антиреволюционная служба, занимающаяся поимкой политических преступников. Они же палачи".
"А знаете, вы правы, насчет кирпичей, — отвечал второй Пожиратель. — Но, исходя из вашей логики, существует еще один тип, как минимум. Правящий тип. Тупой тип. Свободный и легкий, как птичий помет… Очевидно, это поролон. Вот вчера иду с патрулем по Зеленой Ветке — это такая улица на окраине, вы небось и не слышали, вижу, народ толпится. Я остановил отряд и направил к месту происшествия. Слышу, хохочут. Дело и вправду смешное. Один граф то ли со злости, то ли с опрометчивости саданул по заднице своего бывшего эльфа. Палец, в общем, сломал. Заорал граф. Глаголет: "Ломай тоже свой палец!" А тот, значит, упираться удумал. Говорит: "Теперь мы свободны", — мол, великий канцлер Генри Уолкер подписал закон о равноправии людей и эльфов. Граф орать: "Когда это было? Ничего не знаю!" А эльф ему: "1418 год, господин".
— Ломай палец! — Не хочу.
— Ломай, говорю! — Не буду.
— Ломай...
Ну, эльф, значит, нагнул графа сво-во, да как пнет! Ну, тут его палец и обломился. Полиция пришла — разобраться не могут. Хотят эльфа наказать, да по закону вроде все в порядке. Права равны — оба и получили..." — "Ну а вы что же? Как вышестоящий по званию вы обязаны были что-то предпринять". — "Я… Я развернул отряд… Задание наше было на Главной Улице патрулировать. А в эти дела пусть гвардейцы суются… Вот и Белая площадь. Смотри! Там, на парапете… Это те двое! Граф и его эльф!"
Кририк не мог видеть, что происходило на парапете, ибо сидел в закрытой кабине "рабовозки". Но зато он всё отлично слышал: скрипела какая-то ржавая дверь, свистел ветер; где-то катили трубу; где-то резали свиней; где-то клали кирпичи и гнули доски; люди — бичи — эльфы; шизофренические речи партийных работников; обезьяньи перестукивания, перезвукивания глухих музыкантов; молотки, бестолковые дрели; трели обезумевших птиц, зачем-то залетевших в этот мрачный город; грохот двигателей, взрывы паровых турбин, извержения заводов, дырявивших столбами дыма небосвод; потом раздались выстрелы. Два!
Ровно два выстрела. Один за другим.
Вмиг все стихло, и Кририк смог услышать, как падают тела казненных.
"Да будет закон так же спваведлив завтва, да сохванит нас под своим квылом мудвейший двакон Авагаст, и да смилостивится великий канцлев Генви Уолкев, ибо мы все гвешны, аминь! Все за ваботу!" — после этих слов, которые, судя по всему произнес герольд, Кририк вновь услышал бурлящую в недрах автомобиля воду. И земля под колесами "рабовозки" вновь покатилась назад.