Ветер - или тысяча снов одной Любви

Ветер – или тысяча снов одной Любви
     Оставь Её на развилке, Она не последует истоптанной тропе – Она не сдвинется, - Ветер обретал Её удушливыми вечерами неопределённости: Она открывала дальнее окно и сквозила, в грации кошечки.
     Кто бы не окружал Её – Она не в силах определиться: многие вызывали влагу внизу – и ничего больше, - но изменять Её не хотелось: обладала гибким телом и обращалась с ним игриво – и с окружающими.
     Она встречалась с двумя – «к мальчишкам присмотреться»: «они по-другому трогают, иначе целуют – правильно», - Её не удавалось всегда сдерживать руки словами и Она убегала – из домов, куда вольно шла после.
     Исключительно великая оплошность могла стоить кавалерам Её ухода – Она собрала кавалерию и помыкала – каждым в отдельности, - Она была – в силу дальнозоркости – глупа, и упускала: с кем проводила дни и вечера – также используют Её, - взаимное использование в сердцережущем очаровании...
     Она выдавала желаемое за действительное – и никогда не знала  собственных желаний, - и предавалась Ветру; в то время, главным нашим украшением была молодость, а Ветер в голове приглаживал непослушные пыльные волосы...
     Я встретил Её в главный период: когда стоит определиться, кого исключить из Жизни, а с кем её разделить; Она была превосходным оратором для посторонних – чужих – и чутким слушателем со мной – «Мне нечего рассказать» - я сокрушался и – одна за другой – находил в Её рассказах отголоски собственной истории (жаль, когда нечего рассказать, нас слушают, а тёплого рассказа сторонятся).
     Что-то между нами меняло окрасы трижды: когда мне было нечего рассказать, Она посыпала осенний салат отголосками прошлых встреч – и не могла отыскать подобия в соответствии, - салат нарезали в бульоне вечера, заправляли сырным соусом, сыпали сухари, выпускали четыре креветки, тёрли поверх горку сыра – чтоб креветки не убежали – украшали карамболой, ставили на поднос с т тропическим чаем, - и приносили в мир новорождённой – одной на двоих – истории.
     Второй период – ушедшее подговорило ждущее перевернуть мне ненастоящее: я Следовал Зову Своего Сердца – и оставил позади ненужности – в самой неприличной позе, - Она встречала меня, когда я встречал Её: мы шли врознь и никогда не расходились – до того приятно иногда встретить равную душу; я делился историями, подобными и схожими Её истории, - и тогда я понял: отречься от ушедшего значало ограничиться; мы неспешили: мёрзли, грели руки о дыхания взаимствующих стихий, разногласии дня и ночи, - и, некогда слепые, Следовали Зову Своего Сердца.
     Вспоминаю третий период болью: Она забывала проведённые обряды негласья, просьбы и обещания, игры и предсказания, - и прекратила Следовать Зову Своего Сердца: с двумя, гуляла под одной Луной, обещала навестить меня днём и приходила следующей ночью... Духовное наполняло: мы находили себя в  полудрёме и общих мечтах: жить вместе,  готовить и путешествовать, - благодаря Ей, я вспомнил замысел навестить могилы любимых: Скотта, Хендрикса, Джоплин и Мориссона, Божество Моцарта, Величие Бетховена и Всепоглощающую Громовластную Тишину Шнитке, Кроткость Хэмингуэя, Сфинкса Уаилда и Спасение Лавкрафта; Она приняла истории меня и – скажет позже – хотела взять мой голос с собой, в путешествие – «Я представляла себя через много лет – и Тебя: мы на равном отдалении и безмерно близко, я представляла утреннюю лазурь в комнате, где сплю одна, - представила тревожные сны и Твой голос, родной голос: я хочу, чтоб этот голос будил меня раньше солнца и убаюкивал взамен луны, я хочу чтоб Ты заменил мне всё и стал единоличным отождествлением всего – в моих глазах, у меня на слуху и в подводной лодке разума. Я хочу чтоб Ты оставил меня лишь когда я уйду, - и последовал шагом позади – чтоб поймал, если споткнусь, и перевёл через реку, чтоб нашёптывал на ушко Озёрные колыбели и кутал в объятия, чтоб сон приходил с поцелуем и уходил с поцелуем; хочу быть Твоей»
     Мы получили два сладострастных года, пусть многое омрачало: мать била Её за ничто, запрещала оставаться со мной, затем влезла в наши послания – и  запретила общаться; подруги обставляли и осмеивали, - Она доверила мне колебания хрупкого – истинно чуткого – сердечка. Ей манипулировали во разрушение: воздыхатели сокрушались и травили закулисье сушёными лисьими хвостами, просроченными письмами, рюкзаками еды и кошачьими усами, - и Она не могла не считать себя счастливой и несчастной.
     Я ревновал – определённо: Она упрекала в нетерпеливости и низменности, бестактии и низменности – «Ты считаешь других виновными, когда во всём – Твоя вина», - Она взлетала за день со мной – до потери памяти – когда одномерный мир утапливал массой пустоты. Она «присматривалась» и играла, - пока я не осознал: «Она для меня – Большее, чем я для Неё»
«Кто я для Тебя?»
«Всё»
«Я тоже так думала»
Мы действуем вопреки чувствам, мечтам и идеям, - чтоб скорей раскрыть их и – пока огонь не угас позади сомкнутых глаз – посвятить просвящённое в большее.
Она избирала уходить – всегда и при каждом случае: нечто большее, чем привычные чувства и повседневные желания, растапливало холодную тёмную комнату без дверей, где единственный житель спал с катаной в животе; Она не дозволяла кому-либо подойти и стать настолько близким – «Я...скучаю – недозволительно: я даже по родителям не скучаю», - растопивший безжизние получил высшую боль. Столькие глупцы приписывали Её к своим владениям, что и Она путалась в монстроуозных паутинах в ожидании назначенного дня, - а меня просила «не впутывыайся»
     Произведение без мрачной подосновы обращается молитвой, если оюращается во тьму – драмой, если выбирается из тьмы – ложью, - но увы, увы: too much Любви, чтоб относить к итогу точки.
     Что я увидел в Ней? – Вижу в Ней то, чего отдалённо не представят другие; Она обнимала и плакала – «С Тобой, я Чувствую! Я не могу быть собой с другими, и играть – с Тобой... Я боюсь» - Она боялась от меня того, что проворачивала двулунной ночью – будто я уйду к другой/другому; помню сладость Её крови – и шарф.
     Я Признаю нашу Историю Великой и Верю: кусочек случившегося бессмертен в магии строк: они образуют рельефы и проседают в сознание, мыслеформы обретают плоть, и  тогда – мы видимся вновь. Пусть во рту станет сладко – и послевкусие Её дыхания не покидает сомкнутых в трауре губ, пусть душа шарфа осядет на ауру цветом морской волны и ночи, пусть ожидание вернёт Нам Нас, пусть пропущенные дни осядут мраком вне сомкнутых глаз и пусть речи вроде – «Знай Ты, чем я занималась, Твоя психика не выдержит» распадутся на звуки, те останутся в буквах и не обозначат ни-че-го. И пусть мой интуиция для Неё – лишь проницательность, а очевидное – ловкая догадка, - двое, мы знаем нечто, что соединяет две капли в одну.
     Обращаюсь в Тебе непосредственно: Помнишь вечернюю телефонную просьбу? Ты смущалась и стыдилась – но совладала и доверилась, - тогда и сейчас, я исполняю обещание – немножко, как Ты просила, - «Даже кошка ждёт Кота, немножко»