Архитектору-философу Рубцову Александру Вадимовичу

(Очередное письмо теоретику от практика о проблемах технического регулирования, оставшееся без ответа).

Здравствуйте Александр Вадимович.

Я не дождалась выхода вашей статьи, потому что, прочитав некоторое из того, что уже Вами опубликовано, поняла, что просто должна написать Вам еще одно письмо.

Вы очень глубоко изучаете явление архитектурного постмодернизма, и возможно я не скажу чего-то нового для Вас в этой теме.  Хотя тот большой объем материалов, который у меня накоплен за мой среднеазиатский период, несомненно, дает возможность заглянуть вглубь этого явления, в том числе,  и как социального. О самодеятельном строительстве в городах Узбекистана, которое можно считать неким продолжением «спонтанной» архитектуры традиционных среднеазиатских городов в ярко выраженных  «постмодернистских» формах, у меня была напечатана  статья в газете «Архитектура» (если помните, было такое приложение к «Строительной газете).
Возможно, со временем прочитав все ваши труды или общаясь с Вами в реальном времени, я тоже найду ответы на некоторые, пока  неясные для меня вопросы, связанные со спецификой архитектурного творчества и мышления. Пока же должна рассказать  Вам о своем опыте технического регулирования, которое, судя по вашей статье, является предметом практической реализации ваших исследований на федеральном уровне. (Очень хотелось бы узнать, работали ли Вы в процессе подготовки закона "О техническом регулировании в РФ" с Госстроем, на то время –  Государственным Комитетом Российской Федерации по строительству и жилищно-коммунальному комплексу).

Связь между техническим регулированием и явлением постмодернизма очевидна.   У меня она – следствие вынужденных трансформаций моего профессионального опыта и этим, возможно, я  могу быть Вам полезна.  На основе своей многолетней научной и проектной практики я могу утверждать, что техническое регулирование строительства прочно связано с градостроительным планированием и, соответственно со спецификой архитектурного мышления.

Я ушла из органов архитектуры в начале двухтысячных. Тогда пришло новое поколение управленцев - менеджеров, которые "сели" на то, что было сделано в 90х (по крайней мере, в землеустройстве и градостроительстве) и решили, что могут "пожинать" результаты уже созданного законодательства.  Мой новый начальник в департаменте градостроительства так и сказал, что пришел "делать деньги". Это свободное отступление в моем изложении необходимо, чтобы стало понятно, почему наши усилия по применению и реализации законодательства о техническом регулировании в градостроительстве, которые мы несколько лет осуществляли вместе с Госстроем, "ушли в песок". Не удивляйтесь, я ничего не напутала во времени. Закон о техническом регулировании для нас вышел очень вовремя, он подтверждал правильность наших инициатив 90х и давал возможность закрепить их на практике. 

До перестройки  я работала в системе Госстроя СССР по разработке строительных нормативов для среднеазиатского региона. В конце 80х мы с моей коллегой Шевченко Э.А. привезли в Госстрой научно-исследовательскую работу, в которой обосновывали необходимость смены вектора принятой в стране системы нормирования строительства (не стану утруждать Вас названием НИР). Нельзя сказать, чтобы нам такой вывод заказывали, скорее это была назревшая,  как и все, что происходило в стране, необходимость. Новые приемы нормирования мы предлагали назвать нормативной теорией (в противовес нормативной базе), которая предполагала  гибкую систему регламентации строительства в отличие от жестких и фиксированных показателей, которые уже просто невозможно было «привязать» к конкретному месту.  Поначалу приняв нашу работу «в штыки», наши госстроевские кураторы, в конце года даже отметили ее премией на ежегодном конкурсе НИР.

 В Ярославской области  в 90х  я оказалась задействована в подготовке всех новых законотворческих мероприятий в сфере градостроительства и во всех смежных сферах управления. Это, как Вы знаете, был период перетекания  значительного числа полномочий государственного управления на региональный уровень, и в первую очередь, полномочий по формированию градостроительной политики. Поэтому в недрах существовавших тогда органов архитектуры протекали практически все подготовительные процессы формирования новой системы управления  территориями. Такие сферы, как землеустройство, охрана окружающей среды, сфера санитарно-эпидемиологического благополучия населения - все это вырастало из советской системы градостроительного и строительного нормирования.

Сейчас, порой, я очень сожалею о таком своем участии. Это касается, например,  земельного кадастра, формированием которого мы занимались в рамках развития системы  регистрации прав на недвижимость (Жилищный проект Международного банка реконструкции и развития в России). Хотя исчезновение Госстроя и деградация сферы градостроительства вцелом,  до некоторой степени реабилитирует меня в моих собственных глазах. 

Вышесказанное, объясняет, что к выходу многих сегодня действующих законов нами уже были опробованы в практике планирования  и предложены на региональном законодательном уровне методы регулирования застройки и управления территориями. В их числе - градостроительные регламенты, которые прописаны как необходимые к разработке в Земельном кодексе и которые должны были бы появиться в рамках реализации законодательства о техническом регулировании. Регламенты планировалось фиксировать в паспортах объектов недвижимости в процессе постоянно действующего мониторинга за состоянием этих объектов.

За время моей работы в органах архитектуры Ярославской области было наработано большое количество регламентирующих документов по отдельным территориям в городах области. Есть вполне конкретные практические результаты. Например, механизм размещения автосервисных объектов на автодорогах области работал 8 лет, пока трассы не были оснащены  всеми необходимыми объектами обслуживания автотранспорта. Сейчас эта гибко спланированная система лишь немного корректируется. (При желании можно сравнить автодорогу М8 в границах Ярославской области с другими автодорогами в стране, уверена, что она и сейчас в 2016 году  окажется выигрышной). Но большая часть разработок так и не стала основой для законодательной практики на региональном уровне в силу общей деградации в системе управления функций, которые раньше выполняли органы архитектуры.

Я не буду сейчас подробно перечислять выполненные проекты и правовые  документы, в том числе полученные нами от зарубежных партнеров (Франция, Германия) за время моей административной работы. Со всем этим Вы сможете при желании ознакомиться.
Это все сегодня лежит лично у меня, невостребованное ни на региональном, ни на муниципальном уровнях. То есть там, где по объективной логике, «разорвалась» вертикаль технического регулирования в сфере градостроительства и землеустройства.

Сегодняшние генеральные планы городов содержат слишком общие правила застройки и землепользования, которые абсолютно оторваны от реальных процессов застройки городских земель. Границы зон условны, не зафиксированы никаким образом и не коррелируются с земельными участками в земельном кадастре. Фатальным для существования  наших городов (а это, в первую очередь, - инфраструктура, ЖКХ) стало «вымывания» архитектурного мышления из практики управления территориями. К настоящему правовому коллапсу ведет игнорирование в практике управления городами таких понятий, как тип застройки или типология объекта недвижимости. Поэтому то, что сегодня делается в землеустройстве, ничего общего с градостроительным регулированием не имеет вообще.

Проблема «застряла» на федеральном уровне. Общие законодательные нормы, в первую очередь, Градостроительного и Земельного кодексов и Закона о техническом регулировании не реализуются на нижних уровнях управления. Точнее там действует «стихия спонтана» в самом худшем своем проявлении хаоса. И в первую очередь,  со стороны властей.
Такая, как торговля землей  без экономических обоснований, каких-либо правовых условий и с крайне ограниченным уровнем (я бы назвала его штучным) архитектурного мышления.

На одной из конференций по пространственному планированию, проходившей в Казани, мой давний оппонент В.Глазычев спорил со мной о свободе архитектурного творчества, доказывая, что ее нельзя ограничивать, так же как и свободу художника. Как ничтожна оказалась эта позиция в случае с реконструкцией Мариинского театра, когда заплатили сначала за «хрустальный лапоть» Доменика Вебера, потом долго платили за практическую реализацию проекта канадских архитекторов и в результате получили в ценной исторической среде дорогостоящую «лажу» (дословная характеристика, взятая из статьи в Новой газете», с которой я абсолютно согласна). Кстати, может, на основании этого вопиющего архитектурного провала и был ликвидирован Госстрой в его прежнем  виде и с его прежними функциями?

Во Франции в 1983 году была запущена  реформа местного самоуправления. В рамках этой реформы муниципальные власти получали право распоряжения земельными ресурсами только после того, как разрабатывали градостроительную документацию определенного уровня планирования. По единой методике, разработанной на государственном уровне. Ключевые слова – "ТОЛЬКО ПОСЛЕ того" и "по ЕДИНОЙ МЕТОДИКЕ". Эта документация обязательно включает в себя проекты межевания, записанные у нас в Градостроительном кодексе, и градостроительные регламенты, зафиксированные в Земельном кодексе.Я предлагала тогдашнему "министру" А.Шамузафарову (моему бывшему коллеге по ТашЗНИИЭПу) ввести это требование в систему градостроительного законодательства. Напрасно, правового взгляда постсоветским архитекторам всегда не хватало.   

С подобной документацией, подаренной нам  в 90х французскими и немецкими коллегами, уже после выхода всех трех законов, то есть в 2х-тысячных, в мэрии города Ярославля отказались даже познакомиться. Сложно, малопонятно,  да никто с федерального уровня и не требует таких обоснований для ничем не ограниченной торговли землей. 

Градостроительное планирование – это единственный способ формирования качественной городской среды в современных условия. Способ, который не уничтожает свободу творчества архитектора, а вводит его в некие, в первую очередь, правовые рамки. А вот какое это планирование: сегодняшнее физическое, ущербное постсоветское или цивилизованное гибкое, мобильное, системное town planing  – это самый ключевой момент. По крайней мере, могу утверждать, что генплан города Гисен, с которым мне удалось поработать в 90х – это действующая модель муниципальной информационной системы, содержащей в себе все сведения, необходимые для функционирования города. Вплоть до конкретных регламентов, установленных для застройки отдельных территорий города и отдельных земельных участков. И никакой утопии.

Французские специалисты говорят: «Земля и деньги – основные материалы градостроительства. Экономика и право – основные его инструменты». И архитектурное мышление – обязательная составляющая всех этих сложноподчиненных систем. Архитектурное – значит обязательно аналитическое и обязательно пространственное. Во всяком случае, архитекторы работают «бок о бок» с представителями управления французскими городами.  А некоторые мэры совершенно справедливо называют себя градостроителями.

С уважением Плесневич Елена Владимировна.

Возможно и мы в поможем вылезти из хаоса постмодернизма, запустив  механизмы новой системы планировании и регулирования.