Деревенская совесть

        При въезде в деревню Енюково, недалеко от поворота на Белозерск с трассы Питер–Вологда, приметил двоюродного шурина Василия Николаевича, следующего от магазина в противоположную сторону от дома.   

        — Василий! Привет! Я тебе продукты привёз, садись в машину, подвезу, — притормозив «узбечку», окликнул родственника жены с противоположной стороны единственной деревенской улицы.   

        — Здравствуй! Чего, маленький что ли, пешком доберусь через полчаса. Да и дела у меня, а ты езжай, бабка дома, — подвыпивший Василий, возрастом давно за полтинник продолжил свой вояж к следующему дому, высматривая соседей, благоразумно скрывшихся в доме. — Ну, что **  вашу мать, попрятались от Васьки! Думаете, промолчу, как вы комбикорма с птицефабрики ***дите, или как ваша дочка второго ребёнка в городе нагуляла, хрен знает от кого…            

        Не дождавшись от хозяев никакой реакции, Василий направился к добротному дому приятеля Сашки, чинно сидевшему в хорошем настроении на скамеечке под цветущей яблоней за невысоким забором.   

        — Чего не убегаешь, Санька. Или думаешь, если в прошлый раз стопку налил, так не скажу, что ты пару соток земли под картошку прихватил без оформления, — Василий ухватил бороду в кулак и отпустил, и так несколько раз, вспоминая около магазинные сплетни. 

        — Здравствуй Василий Николаевич! Может, зайдёшь? — Александр, степенный мужчина с хитринкой в глазах, попытался угомонить разгорячённого портвейном друга детства и перевести очередную разоблачительную тираду в посиделки. — Повторяешься Вася. На прошлой неделе про землю говорил.

        — Некогда мне, муж сестрёнки приехал — продукты привёз, может, вечером зайду, если морду не набьют. А набьют, всё равно зайду, так что стопкой не отделаешься, — Василий поздоровался за руку с приятелем и громко добавил. — А про счёт в городском Сбербанке жена знает? А про заначку в мастерской?         

        Отмахнувшись от назойливого приятеля, Василий с блеском карих глаз на просветлённом лице, чуть сгорбившись под тяжестью, возложенной на себя почётной миссии, двинулся в конец деревни. Там повернул в обратном направлении и двинулся по противоположной стороне улицы, у каждого дома выворачивая наизнанку "грязное бельё" односельчан. Приближаясь и усиливаясь или удаляясь и ослабевая по отношению к дому Василия, более получаса доносились обличительные монологи пополам с матом деревенского прокурора, прерываемые редкими репликами  женщин или сочными матюгами с указанием направления несогласных мужчин.      
        С синяком под глазом и в хорошем настроении протрезвевший Василий вернулся домой. Очередная миссия успешно завершена в ускоренном режиме, наверное, в честь приезда гостя.    

        — Батька его такой же взбалмошный был. Ещё до войны, бывало на собрании возьмёт слово и пока в пух и прах не разнесёт бестолковых колхозников и бездельников, начальству тоже доставалось, никак не успокоится. На войне погиб — царство ему небесное. А где теперь колхоз, да и птицефабрика еле теплится. Вот Вася как без работы остался, пару раз в месяц у магазина заправляется портвейном и новостями, потом по деревне их персонально разносит, — мать или бабка Нюра, как её называл Василий, изложила свою версию выступлений сына, пока тот куда-то отлучился из-за стола с традиционным чаепитием. — Его и запугивали, и били, даже участкового натравливали — всё без толку, — кряхтя, старушка медленно поднялась со стула и отправилась подремать.   

        — Я  там положил тебе картошки с половину мешка, а сверху морковки и свёклы, а капуста квашеная у вас своя, потому и не предлагаю, — сполоснув руки из реликтового рукомойника и вытерев полотенцем не первой свежести, Василий Николаевич присел за стол.   

        — Слушай, Василий, а ты почему не женат? — поинтересовался у родственника для продолжения разговора. — Что, невест в деревне мало? 

        — Как из армии возвратился, три года отбарабанил, невест считай, в два раза больше было, чем женихов. А всё потому, что парни после армии: кто на целину, кто на стройки, а многие в город на меткомбинат подались, — Вася  задумался, что-то вспоминая с улыбкой, — бывало, в поселковый клуб завалимся компанией на танцы, летом жарко, девки без трусов. На пол набросаем табаку, а в трусы засунем по огурцу и ходим королями — любую бери, редко отказывали. Вот и избаловали, а хозяйку в дом взял на четвёртом десятке, да та с матерью не ужилась…      

        — Слушай, а ты не пробовал… не критиковать земляков, сам ведь тоже не ангел, — задал давно напрашивающийся вопрос двоюродному шурину в продолжение разговора.   

        — Пробовал в начале, даже слово бабке давал, но как-то не получилось, почти месяц болел не понятно с чего. Решил, что для меня будет лучше деревенским в глаза  высказать, чем по-соседски сплетничать или промолчать, — неожиданно убедительно ответил Василий Николаевич, добровольно возложивший на себя роль «деревенской совести».      

        Василий ушёл из жизни в начале этого века, так и не поняв и не приняв другой мир отношений, до последнего дня продолжая всё более редкие деревенские обходы, мать пережила сына на два года. Деревня не захирела, утратив «деревенскую совесть» в лице Василия Николаевича, добровольного обличителя нравственных пороков односельчан. За пятнадцать лет деревня преобразилась, всё больше напоминая дачный посёлок, где горожане, новые владельцы домов не всегда знают или не хотят знать соседей, не нуждаются в излишнем общении и «не выносят сор из избы».      

        7 августа 2016 года.   

        PRIBALTIEZ