Верблюд

Верблюд в зоопарке покачивает горбами. Высокий забор из металлических прутьев ограждает его от публики. «Я песочного цвета, — говорит верблюд, пожёвывая колючку. — Я не осёл, не лошадь. Верблюд! Вдоль и поперёк исходил я Сахару. И не выдохся. Не издох от жажды. Моего хребта не смог преломить ни один самум, ибо в моих мешковатых лёгких бурлит огненная река, выходя из ноздрей знойным, могучим ветром, который движет по небу светила и перемещает планеты. Мои горбы — возвышающиеся барханы. Пророк Мухаммад (мир ему и благословение), претерпевая лишения, многократно взбирался на них, неся Коран заблудшим туземцам, и мои широко раскрытые глаза освещали ему дорогу. Я пил воду в оазисе. И слышал речь золотистой рыбки. Она причитала: «Как жаль, что я не верблюд!». А змея говорила, что Аллах несправедлив, поскольку змея вполне могла быть моим хребтом, но вместо этого — обречена чертить на песке подобие моего хребта! Однажды я плюнул — и в кофейных сумерках вспыхнула перламутровая звезда. Глядя на неё, мистик вдохновился и написал мессианский трактат. А поэт описал в стихах вдохновение мистика. Вскоре я прибыл в Мекку. Люди рукоплескали и улыбались мне. А после того, как я семь раз обошёл Каабу, меня стали именовать горбоносным хаджи. Сотня бедуинов следовала за мной, неся на своих горбах еду и питьё для меня. А потом, когда я гостил у аравийского принца, хитрый европеец опоил меня пьянящим настоем. Чалма сползла на мои глаза. И я провалился в колодец беспросветного безрассудства... С тех пор я живу в зоопарке. По мне ползают кровожадные мухи. Нечестивые люди забавляются мной: бросают в мою сторону малосъедобные штучки. Но я не падаю духом. Нескольких обидчиков настигла моя обжигающая слюна. Горделиво поглядываю на этих кяфиров. Стараюсь не заговаривать с ними. Молчу. Лишь иногда, когда ощущаю голод, рассказываю им эту историю».