Соседка

Пришла я с ночной смены уставшая. Первым делом надо накормить своих завтраком и отправить: мужа и старшего сына на работу, младшего – в школу.
Быстро помыла посуду и вздохнула с облегчением: можно прилечь, соснуть немного, а перед обедом вскочу, быстро приготовлю. В холодильнике должно быть всё необходимое. Я перед ночной делала большую закупку. Мужики мои приходят на обед в разное время. Каждому подай, за каждым убери…
Сама виновата, так уж приучила. За каждого из них сердце болит. Мои ведь, не соседские, мне за них и переживать. А то кому же?
 Только собралась в постель лечь, звонок в дверь. Что такое? Неужели сын вернулся? Забыл что-нибудь? Побежала открывать – соседка на пороге, Зоя Ивановна. Глаза, как блюдца, руками машет, а у меня уже уши заложило и голова гудит. Ничего не пойму.
Зоя Ивановна двадцать лет назад была женщина благополучная, а оттого заносчивая чрезмерно, контактов с нами старательно избегала. Была она директором магазина детского питания в центре города и имела большие доходы. В советское время на дефицитных товарах люди целые состояния делали. Так что у Зои Ивановны, кроме этой вот квартиры, что по соседству со мной, ещё и дача, и машина дорогая была, по тем временам весьма престижная – «Волга». Правда, и муж её, Анатолий Петрович, на шахте работал. Тогда шахтёрам очень прилично платили.
И был у них один-единственный сынок, Костенька любимый. И не хотела Зоя Ивановна второго ребёнка, как ни упрашивал её муж. «Мы своему любимому сыночку всё самое лучшее предоставим, отвечала она всегда на его претензии, - нечего нищету разводить! Не хочу, как другие, горе мыкать. Нарожают, а потом не знают, чем кормить, во что одеть. Я хочу от жизни удовольствие получать».
Удовольствие Зоя Ивановна получала постоянно. Ездили они отдыхать семьёй и на отечественные курорты, и за границу, не то, что некоторые.
Мы скромно, домик дешёвенький снимем на пару недель, где-нибудь в Щурово, или в Славяногорске. Я там весь день с кастрюлями ношусь, и рада, что мои отдыхают: купаются, загорают, рыбачат, футбол там, волейбол… Всё равно, лишь бы оздоровить сыночков. А мне что, много надо? Лишь бы у них всё хорошо было.
Я Зое Ивановне совсем не завидую, так просто, сравниваю. Всегда ведь ставишь себя мысленно на место другого. А соседка моя, что ж… Была у неё в своё время возможность хорошо пожить, ну и прекрасно. Ела, что повкусней, надевала, что помодней. Хоть вспомнить что будет.
Только разом всё у Зои Ивановны пошло наперекосяк. Сначала она после заграничной поездки в больницу угодила. Скорая увезла. Так ей плохо было, что на носилках из квартиры выносили. Она, бедная, так громко стонала и плакала, что, помню, мы с мужем даже проснулись, открыли дверь и видели, как её выносили из квартиры. Она в тот период ещё с нами не разговаривала. Поэтому мы молча проводили её взглядом и закрыли дверь.
Долго соседка в больнице пролежала. Чуть не полгода. Непроходимость кишечника у неё нашли. Может, неудачно операцию ей сделали. Потом ещё несколько операций пришлось делать. А может, наоборот, врачи и не виноваты совсем, спасли её и спасибо им за это. Разве мы в медицине что понимаем?
А только вышла Зоя Ивановна из больницы уже на инвалидность и бешеных денег в семье больше не водилось. Сразу как-то и у мужа на работе всё не ладно вышло. И в стране развал, и шахты стали останавливаться. Да и не молоденькие уж были.
А тут ещё и Костик! Влюбился молодой парень в женщину с ребёнком. Она была старше него на несколько лет. Зоя Ивановна на сына буром попёрла:
- Я тебя не для такой растила-холила! Я планировала, что ты на молодой, перспективной девушке женишься, из прекрасной семьи. Что ты будешь жить ещё благополучнее нас с отцом. У меня для тебя уже и невеста на примете есть. У неё знаешь, кто отец? Как сыр в масле кататься будете. А с этой своей Женей будешь влачить жалкое существование. Если не порвёшь с ней, на нашу с отцом помощь можешь больше не рассчитывать!
Костя не послушался матери. Ушёл жить к своей любимой Жене.
Мать сначала долго кипела в душе, а потом всё-таки примирилась с сыном. Но только с ним. Женю на порог не пускала. Зато когда случилось несчастье, Костя нелепо попал под машину, элементарно торопясь утром на работу, Зоя Ивановна изменила своё отношение. Теперь она горько сожалела, что Женя не родила от него ребёнка.
С Женей она познакомилась только на похоронах сына. Больше они не ссорились. Делить уже было некого.
Соседка, стоя на пороге моей квартиры, смотрела на меня зарёванными глазами и стонала:
- Тася, помоги! Он заперся, меня не пускает. Боже, как он меня достал! Может, он на твой голос откроет!
Я прошла через «тамбур», позвонила и постучала в дверь соседской квартиры. Стала кричать:
- Анатолий Петрович! Это я, ваша соседка Тася. Откройте, пожалуйста!
Послышался звук отпираемого замка, дверь открылась и я увидела Анатолия Петровича. Да, совсем он сдал после двух инсультов. Одна половина тела парализована, взгляд совсем неадекватный. Но на сумасшедшего не похож. Всё, кажется, понимает. Только молчит. Он отступил назад и я вошла в их квартиру. Я стала уговаривать его прилечь. За моей спиной вошла в квартиру Зоя Ивановна. Она сразу закричала на него:
- Ах ты, урод! Ты чего закрылся и меня не пускал?
Но я остановила её и просила не взвинчивать ситуацию ещё больше. Я уговорила Анатолия Петровича прилечь, а с соседкой уединилась на их кухне.
- У вас что-то произошло? – спросила я её сочувственно.
- Да ничего особенного. Надоел мне совсем. Вечно лазит по кухне, кастрюлями гремит!
- Так, может быть, он голодный? Накормите его как следует.
- Да пошёл он! Боров. Сколько можно его кормить? Пенсия не резиновая.
- Вы, Зоя Ивановна, не расстраивайте его. Он, может быть, сейчас успокоится и всё пройдёт. А вы на всякий случай носите ключи всегда в кармане, даже если на минуту вышли, мусор вынести. И не кричите на него. Хуже будет, - тихо уговаривала я её, стараясь, чтобы нас не услышал её муж. Она, по-моему, не очень внимательно меня слушала. Во всяком случае, вскоре после того, как я вернулась к себе и прилегла, она снова позвонила ко мне в дверь.
- Тася! Я так больше не могу! Я вызвала скорую, - слишком громко для моей измученной головы втолковывала Зоя Ивановна.
- Что случилось? – свой голос я слышала, как сквозь вату.
- Ты понимаешь, я боюсь. Я не могу находиться с ним в одной квартире. Он опасен для меня.
Я с трудом понимала, чем опасен для соседки её муж. Может, она вообразила, что он убьёт её во сне? Так он же парализованный человек. Что она себе придумывает глупости всякие?
- Зоя Ивановна, перестаньте наэлектризовывать ситуацию. Всё не так плохо.
- Ты не понимаешь. Он совсем не в себе. Пусть увезут его в психиатрическую и там хорошенько обследуют. Его надо лечить.
- Вы знаете, Зоя Ивановна, я с ночной. Я хотела бы немного поспать. А то мои придут в обед… Они все в разное время приходят, и я уже больше точно не лягу. А у меня голова раскалывается.
- Ну как ты не понимаешь, Тася! Я скорую вызвала. Окна моей квартиры выходят на другую сторону. Я не увижу, как подъехала скорая и не смогу открыть дверь подъезда. Боже, как это не удобно, что железная дверь подъезда запирается, а домофона нет! Сэкономили, называется. Представь, скорая подъедет, а дверь подъезда заперта. Она же развернётся и запросто уедет. Я посижу у твоего окна и покараулю.  Ну, не сердись Тасенька, дорогая. Я не долго тебя помучаю. Они должны скоро приехать.
Мне, конечно, хотелось, чтобы она караулила свою скорую на улице, но я точно знала, что она мне ответит. Я все годы, что мы с ней соседствуем, не зависимо от наших отношений, всегда слышу одно и то же:
- Мне это вредно, мне это не приятно, я этого не люблю, мне так не удобно, мне не хочется…
Наплевать ей на мою головную боль и усталость. Да ей и на своего мужа всю жизнь наплевать было. Никогда не слышала из её уст ничего положительного в адрес Анатолия Петровича. Одно сплошное неудовольствие и бесконечные претензии.
Я сама не заметила, как мы оказались на моей кухне. Она сидела за столом таким образом, чтобы удобно пить кофе, который я машинально организовала для неё, и одновременно поглядывать в окно на площадку перед нашим подъездом. 
Я осела на табуретку напротив неё и тупо уставилась на вазочку с печеньем.
- О! Вкусное печенье у тебя! Ты отлично печёшь, Тасенька. Как я была не права! Почему я с вами раньше не дружила? Можно было по-соседски поближе общаться. Это так здорово, когда соседи помогают тебе в трудную минуту! – щебетала Зоя Ивановна.
А я вдруг вспомнила, как такая трудная минута настала для нас. Неожиданно сильно заболел наш маленький сыночек. Тогда наш первенец был ещё единственным ребёнком. Нужно было много денег на лечение. У нас столько не было. Мы попросили у Зои Ивановны в долг. У неё в те времена постоянно деньги водились. Мы её очень просили. Объяснили ей своё затруднительное положение, но… не дала. Почему? Неужели боялась, что не вернём? Это необъяснимо. Мы никогда не имели дурной репутации. Все знают, что мы порядочные люди. Почему же она в критический для нас момент так повела себя?
Хотя… Бог с ней. Мир не без добрых людей. Нам одолжили деньги родственники. Сына вылечили. Долг вернули. А неприятный осадок остался.
Что же скорая так долго не едет? Хочется спать. Я прислушалась к болтовне Зои Ивановны.
- Понимаешь, как ни странно, у меня совсем не осталось друзей. Когда я была директором магазина, столько людей ко мне обращалось за дефицитом! Я буквально всем до зарезу была нужна. Думала, они всегда помогут мне по старой дружбе. Но нет! Теперь я никому не нужна стала. Одна Женя мне помогает. Она и за могилкой сыночка моего постоянно ухаживает.
- Женя? –я помотала головой, разгоняя дрёму, - та, которая с Костиком?
- Да, да! – живо подхватила Зоя Ивановна, - она самая. Помнит моего Костика и меня не забывает.
У меня немного заныло сердце. Я встала, подошла к аптечке за валерьянкой.
- Что, Тасенька, плохо, да? Тебе надо больше отдыхать. Совсем ты себя не жалеешь. Вот я своим не позволяла мне на голову садиться. Если бы я так пахала, что бы от меня сейчас осталось? А я, как видишь, несмотря на то, что старше тебя, и жизнь у меня тяжёлая, всё ещё ничего себе! – Зоя Ивановна горделиво поправила свою причёску. – Женщина никогда не должна позволять мужчинам делать из себя рабочую лошадь!
Я чуть не захохотала. Господи, она, наверное, давно в зеркало на себя не смотрела. Думает, что молода и хороша собой, как свежий персик.
Голову стиснули железные тиски. Я охнула и снова села на табуретку, забрасывая в рот три таблетки валерьянки. Снова прислушалась к болтовне соседки.
- Ты знаешь, Тасенька, я только сейчас поняла, что была неправа в отношении тебя и твоей свекрови. Надо было внимательнее относиться к своим соседям. А теперь, когда я обращаюсь к тебе за помощью, мне как-то даже неудобно.
Она остановилась и посмотрела на меня, как будто ожидая, что я начну уговаривать:
- Ну что вы! Мне очень приятно, что вы со мной общаетесь! Это такая честь для меня. Пожалуйста, не стесняйтесь, в любое время дня и ночи!
Но я не стала ничего такого говорить. Наоборот, подумала: «Честное слово! Лучше бы у вас всё было в порядке и вы по-прежнему не разговаривали со мной, и высокомерно обходили меня десятой дорогой. Тогда я спала бы и набиралась сил. А они мне очень нужны».
- Ты, Тасенька, даже не представляешь, у каких дорогих парикмахеров я раньше обслуживалась! Какие замысловатые причёски они мне делали. А сейчас ты меня и Толика стрижёшь. Конечно, это не модельные стрижки, но ведь бесплатно… Я не в претензии за качество. Ты же не парикмахер. Нам уже и так сойдёт, по-стариковски. Нам уже вообще ничего не надо. Ни дачи не осталось, ни машины. Зачем? Кому? Эх, и за что только жизнь так ко мне несправедлива?
Я не поняла. Это что, камень в мой огород? Сама всё время пристаёт:
- Постриги, пожалуйста. У тебя такие чудесные ножницы и машинка для мужской стрижки. Всё равно ведь всю свою семью стрижёшь. Что тебе, жалко, что ли и нас с Толиком заодно?
А сама уже не довольна? Вот и пойми её. Ладно, в следующий раз откажусь. Скажу, что не умею делать модельных стрижек. Пускай к профессионалу обращается.
Ну, положим, эту вольность я себе только в мыслях и позволяю. Конечно же, постригу без разговоров, как только снова обратится. Вечно мне неудобно сказать вслух что-то бестактное.
Тут Зоя Ивановна увидела в окно въезжающую во двор скорую и вскочила.
Я подумала, что она сейчас выйдет, я закрою за ней и отправлюсь хоть чуть-чуть вздремнуть, но она сказала:
- Тасенька, дружочек, смотайся быстренько, открой им дверь подъезда. Твоё дело молодое. Это я старая развалина. Не дождутся они меня. Уедут.
Я побежала с четвёртого этажа вниз, впустить бригаду скорой помощи. Когда я открыла, врач посмотрел на меня и спросил:
- Это вы больная?
- Нет, я соседка. Больной на четвёртом этаже.
Они поехали на лифте, а я осталась внизу подождать, пока они там сами разберутся. Не хотелось больше вникать ни во что. Хотелось хоть немного полежать до прихода мужа на обед.
Когда я поднялась в свою квартиру, Анатолия Петровича уже на лифте увезли вниз. Я обрадовалась, что сейчас смогу, наконец, отдохнуть, но была очень разочарована. Зоя Ивановна сидела у меня на кухне и уходить не собиралась.
- Ну, слава богу, увезли! – радостно встретила она меня, - сначала упирались, не хотели, а потом я им сказала, мол, не имеете права, я боюсь оставаться с ним одна в квартире! Вы должны его вылечить, а потом уж я его заберу.
Зоя Ивановна посмотрела на меня и осеклась:
- Ты, наверное, осуждаешь меня… но ты должна меня понять, я же не хочу…
Я не стала ничего объяснять своей соседке, просто вздохнула и сказала:
- Я хочу спать. Мне осталось совсем немного. Могу я хоть на пару часов закрыть глаза?
Зоя Ивановна оскорблено вышла и захлопнула за собой дверь.
Укладываясь в постель, я успела подумать: «Такая любого доведёт. Все ей должны. Она никому ничего не должна». Больше ничего не помню. Провалилась в сон. Всего на полтора часа. У меня, в отличие от моей соседки, много обязанностей.

                2002 г.
Пришла я с ночной смены уставшая. Первым делом надо накормить своих завтраком и отправить: мужа и старшего сына на работу, младшего – в школу.
Быстро помыла посуду и вздохнула с облегчением: можно прилечь, соснуть немного, а перед обедом вскочу, быстро приготовлю. В холодильнике должно быть всё необходимое. Я перед ночной делала большую закупку. Мужики мои приходят на обед в разное время. Каждому подай, за каждым убери…
Сама виновата, так уж приучила. За каждого из них сердце болит. Мои ведь, не соседские, мне за них и переживать. А то кому же?
 Только собралась в постель лечь, звонок в дверь. Что такое? Неужели сын вернулся? Забыл что-нибудь? Побежала открывать – соседка на пороге, Зоя Ивановна. Глаза, как блюдца, руками машет, а у меня уже уши заложило и голова гудит. Ничего не пойму.
Зоя Ивановна двадцать лет назад была женщина благополучная, а оттого заносчивая чрезмерно, контактов с нами старательно избегала. Была она директором магазина детского питания в центре города и имела большие доходы. В советское время на дефицитных товарах люди целые состояния делали. Так что у Зои Ивановны, кроме этой вот квартиры, что по соседству со мной, ещё и дача, и машина дорогая была, по тем временам весьма престижная – «Волга». Правда, и муж её, Анатолий Петрович, на шахте работал. Тогда шахтёрам очень прилично платили.
И был у них один-единственный сынок, Костенька любимый. И не хотела Зоя Ивановна второго ребёнка, как ни упрашивал её муж. «Мы своему любимому сыночку всё самое лучшее предоставим, отвечала она всегда на его претензии, - нечего нищету разводить! Не хочу, как другие, горе мыкать. Нарожают, а потом не знают, чем кормить, во что одеть. Я хочу от жизни удовольствие получать».
Удовольствие Зоя Ивановна получала постоянно. Ездили они отдыхать семьёй и на отечественные курорты, и за границу, не то, что некоторые.
Мы скромно, домик дешёвенький снимем на пару недель, где-нибудь в Щурово, или в Славяногорске. Я там весь день с кастрюлями ношусь, и рада, что мои отдыхают: купаются, загорают, рыбачат, футбол там, волейбол… Всё равно, лишь бы оздоровить сыночков. А мне что, много надо? Лишь бы у них всё хорошо было.
Я Зое Ивановне совсем не завидую, так просто, сравниваю. Всегда ведь ставишь себя мысленно на место другого. А соседка моя, что ж… Была у неё в своё время возможность хорошо пожить, ну и прекрасно. Ела, что повкусней, надевала, что помодней. Хоть вспомнить что будет.
Только разом всё у Зои Ивановны пошло наперекосяк. Сначала она после заграничной поездки в больницу угодила. Скорая увезла. Так ей плохо было, что на носилках из квартиры выносили. Она, бедная, так громко стонала и плакала, что, помню, мы с мужем даже проснулись, открыли дверь и видели, как её выносили из квартиры. Она в тот период ещё с нами не разговаривала. Поэтому мы молча проводили её взглядом и закрыли дверь.
Долго соседка в больнице пролежала. Чуть не полгода. Непроходимость кишечника у неё нашли. Может, неудачно операцию ей сделали. Потом ещё несколько операций пришлось делать. А может, наоборот, врачи и не виноваты совсем, спасли её и спасибо им за это. Разве мы в медицине что понимаем?
А только вышла Зоя Ивановна из больницы уже на инвалидность и бешеных денег в семье больше не водилось. Сразу как-то и у мужа на работе всё не ладно вышло. И в стране развал, и шахты стали останавливаться. Да и не молоденькие уж были.
А тут ещё и Костик! Влюбился молодой парень в женщину с ребёнком. Она была старше него на несколько лет. Зоя Ивановна на сына буром попёрла:
- Я тебя не для такой растила-холила! Я планировала, что ты на молодой, перспективной девушке женишься, из прекрасной семьи. Что ты будешь жить ещё благополучнее нас с отцом. У меня для тебя уже и невеста на примете есть. У неё знаешь, кто отец? Как сыр в масле кататься будете. А с этой своей Женей будешь влачить жалкое существование. Если не порвёшь с ней, на нашу с отцом помощь можешь больше не рассчитывать!
Костя не послушался матери. Ушёл жить к своей любимой Жене.
Мать сначала долго кипела в душе, а потом всё-таки примирилась с сыном. Но только с ним. Женю на порог не пускала. Зато когда случилось несчастье, Костя нелепо попал под машину, элементарно торопясь утром на работу, Зоя Ивановна изменила своё отношение. Теперь она горько сожалела, что Женя не родила от него ребёнка.
С Женей она познакомилась только на похоронах сына. Больше они не ссорились. Делить уже было некого.
Соседка, стоя на пороге моей квартиры, смотрела на меня зарёванными глазами и стонала:
- Тася, помоги! Он заперся, меня не пускает. Боже, как он меня достал! Может, он на твой голос откроет!
Я прошла через «тамбур», позвонила и постучала в дверь соседской квартиры. Стала кричать:
- Анатолий Петрович! Это я, ваша соседка Тася. Откройте, пожалуйста!
Послышался звук отпираемого замка, дверь открылась и я увидела Анатолия Петровича. Да, совсем он сдал после двух инсультов. Одна половина тела парализована, взгляд совсем неадекватный. Но на сумасшедшего не похож. Всё, кажется, понимает. Только молчит. Он отступил назад и я вошла в их квартиру. Я стала уговаривать его прилечь. За моей спиной вошла в квартиру Зоя Ивановна. Она сразу закричала на него:
- Ах ты, урод! Ты чего закрылся и меня не пускал?
Но я остановила её и просила не взвинчивать ситуацию ещё больше. Я уговорила Анатолия Петровича прилечь, а с соседкой уединилась на их кухне.
- У вас что-то произошло? – спросила я её сочувственно.
- Да ничего особенного. Надоел мне совсем. Вечно лазит по кухне, кастрюлями гремит!
- Так, может быть, он голодный? Накормите его как следует.
- Да пошёл он! Боров. Сколько можно его кормить? Пенсия не резиновая.
- Вы, Зоя Ивановна, не расстраивайте его. Он, может быть, сейчас успокоится и всё пройдёт. А вы на всякий случай носите ключи всегда в кармане, даже если на минуту вышли, мусор вынести. И не кричите на него. Хуже будет, - тихо уговаривала я её, стараясь, чтобы нас не услышал её муж. Она, по-моему, не очень внимательно меня слушала. Во всяком случае, вскоре после того, как я вернулась к себе и прилегла, она снова позвонила ко мне в дверь.
- Тася! Я так больше не могу! Я вызвала скорую, - слишком громко для моей измученной головы втолковывала Зоя Ивановна.
- Что случилось? – свой голос я слышала, как сквозь вату.
- Ты понимаешь, я боюсь. Я не могу находиться с ним в одной квартире. Он опасен для меня.
Я с трудом понимала, чем опасен для соседки её муж. Может, она вообразила, что он убьёт её во сне? Так он же парализованный человек. Что она себе придумывает глупости всякие?
- Зоя Ивановна, перестаньте наэлектризовывать ситуацию. Всё не так плохо.
- Ты не понимаешь. Он совсем не в себе. Пусть увезут его в психиатрическую и там хорошенько обследуют. Его надо лечить.
- Вы знаете, Зоя Ивановна, я с ночной. Я хотела бы немного поспать. А то мои придут в обед… Они все в разное время приходят, и я уже больше точно не лягу. А у меня голова раскалывается.
- Ну как ты не понимаешь, Тася! Я скорую вызвала. Окна моей квартиры выходят на другую сторону. Я не увижу, как подъехала скорая и не смогу открыть дверь подъезда. Боже, как это не удобно, что железная дверь подъезда запирается, а домофона нет! Сэкономили, называется. Представь, скорая подъедет, а дверь подъезда заперта. Она же развернётся и запросто уедет. Я посижу у твоего окна и покараулю.  Ну, не сердись Тасенька, дорогая. Я не долго тебя помучаю. Они должны скоро приехать.
Мне, конечно, хотелось, чтобы она караулила свою скорую на улице, но я точно знала, что она мне ответит. Я все годы, что мы с ней соседствуем, не зависимо от наших отношений, всегда слышу одно и то же:
- Мне это вредно, мне это не приятно, я этого не люблю, мне так не удобно, мне не хочется…
Наплевать ей на мою головную боль и усталость. Да ей и на своего мужа всю жизнь наплевать было. Никогда не слышала из её уст ничего положительного в адрес Анатолия Петровича. Одно сплошное неудовольствие и бесконечные претензии.
Я сама не заметила, как мы оказались на моей кухне. Она сидела за столом таким образом, чтобы удобно пить кофе, который я машинально организовала для неё, и одновременно поглядывать в окно на площадку перед нашим подъездом. 
Я осела на табуретку напротив неё и тупо уставилась на вазочку с печеньем.
- О! Вкусное печенье у тебя! Ты отлично печёшь, Тасенька. Как я была не права! Почему я с вами раньше не дружила? Можно было по-соседски поближе общаться. Это так здорово, когда соседи помогают тебе в трудную минуту! – щебетала Зоя Ивановна.
А я вдруг вспомнила, как такая трудная минута настала для нас. Неожиданно сильно заболел наш маленький сыночек. Тогда наш первенец был ещё единственным ребёнком. Нужно было много денег на лечение. У нас столько не было. Мы попросили у Зои Ивановны в долг. У неё в те времена постоянно деньги водились. Мы её очень просили. Объяснили ей своё затруднительное положение, но… не дала. Почему? Неужели боялась, что не вернём? Это необъяснимо. Мы никогда не имели дурной репутации. Все знают, что мы порядочные люди. Почему же она в критический для нас момент так повела себя?
Хотя… Бог с ней. Мир не без добрых людей. Нам одолжили деньги родственники. Сына вылечили. Долг вернули. А неприятный осадок остался.
Что же скорая так долго не едет? Хочется спать. Я прислушалась к болтовне Зои Ивановны.
- Понимаешь, как ни странно, у меня совсем не осталось друзей. Когда я была директором магазина, столько людей ко мне обращалось за дефицитом! Я буквально всем до зарезу была нужна. Думала, они всегда помогут мне по старой дружбе. Но нет! Теперь я никому не нужна стала. Одна Женя мне помогает. Она и за могилкой сыночка моего постоянно ухаживает.
- Женя? –я помотала головой, разгоняя дрёму, - та, которая с Костиком?
- Да, да! – живо подхватила Зоя Ивановна, - она самая. Помнит моего Костика и меня не забывает.
У меня немного заныло сердце. Я встала, подошла к аптечке за валерьянкой.
- Что, Тасенька, плохо, да? Тебе надо больше отдыхать. Совсем ты себя не жалеешь. Вот я своим не позволяла мне на голову садиться. Если бы я так пахала, что бы от меня сейчас осталось? А я, как видишь, несмотря на то, что старше тебя, и жизнь у меня тяжёлая, всё ещё ничего себе! – Зоя Ивановна горделиво поправила свою причёску. – Женщина никогда не должна позволять мужчинам делать из себя рабочую лошадь!
Я чуть не захохотала. Господи, она, наверное, давно в зеркало на себя не смотрела. Думает, что молода и хороша собой, как свежий персик.
Голову стиснули железные тиски. Я охнула и снова села на табуретку, забрасывая в рот три таблетки валерьянки. Снова прислушалась к болтовне соседки.
- Ты знаешь, Тасенька, я только сейчас поняла, что была неправа в отношении тебя и твоей свекрови. Надо было внимательнее относиться к своим соседям. А теперь, когда я обращаюсь к тебе за помощью, мне как-то даже неудобно.
Она остановилась и посмотрела на меня, как будто ожидая, что я начну уговаривать:
- Ну что вы! Мне очень приятно, что вы со мной общаетесь! Это такая честь для меня. Пожалуйста, не стесняйтесь, в любое время дня и ночи!
Но я не стала ничего такого говорить. Наоборот, подумала: «Честное слово! Лучше бы у вас всё было в порядке и вы по-прежнему не разговаривали со мной, и высокомерно обходили меня десятой дорогой. Тогда я спала бы и набиралась сил. А они мне очень нужны».
- Ты, Тасенька, даже не представляешь, у каких дорогих парикмахеров я раньше обслуживалась! Какие замысловатые причёски они мне делали. А сейчас ты меня и Толика стрижёшь. Конечно, это не модельные стрижки, но ведь бесплатно… Я не в претензии за качество. Ты же не парикмахер. Нам уже и так сойдёт, по-стариковски. Нам уже вообще ничего не надо. Ни дачи не осталось, ни машины. Зачем? Кому? Эх, и за что только жизнь так ко мне несправедлива?
Я не поняла. Это что, камень в мой огород? Сама всё время пристаёт:
- Постриги, пожалуйста. У тебя такие чудесные ножницы и машинка для мужской стрижки. Всё равно ведь всю свою семью стрижёшь. Что тебе, жалко, что ли и нас с Толиком заодно?
А сама уже не довольна? Вот и пойми её. Ладно, в следующий раз откажусь. Скажу, что не умею делать модельных стрижек. Пускай к профессионалу обращается.
Ну, положим, эту вольность я себе только в мыслях и позволяю. Конечно же, постригу без разговоров, как только снова обратится. Вечно мне неудобно сказать вслух что-то бестактное.
Тут Зоя Ивановна увидела в окно въезжающую во двор скорую и вскочила.
Я подумала, что она сейчас выйдет, я закрою за ней и отправлюсь хоть чуть-чуть вздремнуть, но она сказала:
- Тасенька, дружочек, смотайся быстренько, открой им дверь подъезда. Твоё дело молодое. Это я старая развалина. Не дождутся они меня. Уедут.
Я побежала с четвёртого этажа вниз, впустить бригаду скорой помощи. Когда я открыла, врач посмотрел на меня и спросил:
- Это вы больная?
- Нет, я соседка. Больной на четвёртом этаже.
Они поехали на лифте, а я осталась внизу подождать, пока они там сами разберутся. Не хотелось больше вникать ни во что. Хотелось хоть немного полежать до прихода мужа на обед.
Когда я поднялась в свою квартиру, Анатолия Петровича уже на лифте увезли вниз. Я обрадовалась, что сейчас смогу, наконец, отдохнуть, но была очень разочарована. Зоя Ивановна сидела у меня на кухне и уходить не собиралась.
- Ну, слава богу, увезли! – радостно встретила она меня, - сначала упирались, не хотели, а потом я им сказала, мол, не имеете права, я боюсь оставаться с ним одна в квартире! Вы должны его вылечить, а потом уж я его заберу.
Зоя Ивановна посмотрела на меня и осеклась:
- Ты, наверное, осуждаешь меня… но ты должна меня понять, я же не хочу…
Я не стала ничего объяснять своей соседке, просто вздохнула и сказала:
- Я хочу спать. Мне осталось совсем немного. Могу я хоть на пару часов закрыть глаза?
Зоя Ивановна оскорблено вышла и захлопнула за собой дверь.
Укладываясь в постель, я успела подумать: «Такая любого доведёт. Все ей должны. Она никому ничего не должна». Больше ничего не помню. Провалилась в сон. Всего на полтора часа. У меня, в отличие от моей соседки, много обязанностей.

                2002 г.
Пришла я с ночной смены уставшая. Первым делом надо накормить своих завтраком и отправить: мужа и старшего сына на работу, младшего – в школу.
Быстро помыла посуду и вздохнула с облегчением: можно прилечь, соснуть немного, а перед обедом вскочу, быстро приготовлю. В холодильнике должно быть всё необходимое. Я перед ночной делала большую закупку. Мужики мои приходят на обед в разное время. Каждому подай, за каждым убери…
Сама виновата, так уж приучила. За каждого из них сердце болит. Мои ведь, не соседские, мне за них и переживать. А то кому же?
 Только собралась в постель лечь, звонок в дверь. Что такое? Неужели сын вернулся? Забыл что-нибудь? Побежала открывать – соседка на пороге, Зоя Ивановна. Глаза, как блюдца, руками машет, а у меня уже уши заложило и голова гудит. Ничего не пойму.
Зоя Ивановна двадцать лет назад была женщина благополучная, а оттого заносчивая чрезмерно, контактов с нами старательно избегала. Была она директором магазина детского питания в центре города и имела большие доходы. В советское время на дефицитных товарах люди целые состояния делали. Так что у Зои Ивановны, кроме этой вот квартиры, что по соседству со мной, ещё и дача, и машина дорогая была, по тем временам весьма престижная – «Волга». Правда, и муж её, Анатолий Петрович, на шахте работал. Тогда шахтёрам очень прилично платили.
И был у них один-единственный сынок, Костенька любимый. И не хотела Зоя Ивановна второго ребёнка, как ни упрашивал её муж. «Мы своему любимому сыночку всё самое лучшее предоставим, отвечала она всегда на его претензии, - нечего нищету разводить! Не хочу, как другие, горе мыкать. Нарожают, а потом не знают, чем кормить, во что одеть. Я хочу от жизни удовольствие получать».
Удовольствие Зоя Ивановна получала постоянно. Ездили они отдыхать семьёй и на отечественные курорты, и за границу, не то, что некоторые.
Мы скромно, домик дешёвенький снимем на пару недель, где-нибудь в Щурово, или в Славяногорске. Я там весь день с кастрюлями ношусь, и рада, что мои отдыхают: купаются, загорают, рыбачат, футбол там, волейбол… Всё равно, лишь бы оздоровить сыночков. А мне что, много надо? Лишь бы у них всё хорошо было.
Я Зое Ивановне совсем не завидую, так просто, сравниваю. Всегда ведь ставишь себя мысленно на место другого. А соседка моя, что ж… Была у неё в своё время возможность хорошо пожить, ну и прекрасно. Ела, что повкусней, надевала, что помодней. Хоть вспомнить что будет.
Только разом всё у Зои Ивановны пошло наперекосяк. Сначала она после заграничной поездки в больницу угодила. Скорая увезла. Так ей плохо было, что на носилках из квартиры выносили. Она, бедная, так громко стонала и плакала, что, помню, мы с мужем даже проснулись, открыли дверь и видели, как её выносили из квартиры. Она в тот период ещё с нами не разговаривала. Поэтому мы молча проводили её взглядом и закрыли дверь.
Долго соседка в больнице пролежала. Чуть не полгода. Непроходимость кишечника у неё нашли. Может, неудачно операцию ей сделали. Потом ещё несколько операций пришлось делать. А может, наоборот, врачи и не виноваты совсем, спасли её и спасибо им за это. Разве мы в медицине что понимаем?
А только вышла Зоя Ивановна из больницы уже на инвалидность и бешеных денег в семье больше не водилось. Сразу как-то и у мужа на работе всё не ладно вышло. И в стране развал, и шахты стали останавливаться. Да и не молоденькие уж были.
А тут ещё и Костик! Влюбился молодой парень в женщину с ребёнком. Она была старше него на несколько лет. Зоя Ивановна на сына буром попёрла:
- Я тебя не для такой растила-холила! Я планировала, что ты на молодой, перспективной девушке женишься, из прекрасной семьи. Что ты будешь жить ещё благополучнее нас с отцом. У меня для тебя уже и невеста на примете есть. У неё знаешь, кто отец? Как сыр в масле кататься будете. А с этой своей Женей будешь влачить жалкое существование. Если не порвёшь с ней, на нашу с отцом помощь можешь больше не рассчитывать!
Костя не послушался матери. Ушёл жить к своей любимой Жене.
Мать сначала долго кипела в душе, а потом всё-таки примирилась с сыном. Но только с ним. Женю на порог не пускала. Зато когда случилось несчастье, Костя нелепо попал под машину, элементарно торопясь утром на работу, Зоя Ивановна изменила своё отношение. Теперь она горько сожалела, что Женя не родила от него ребёнка.
С Женей она познакомилась только на похоронах сына. Больше они не ссорились. Делить уже было некого.
Соседка, стоя на пороге моей квартиры, смотрела на меня зарёванными глазами и стонала:
- Тася, помоги! Он заперся, меня не пускает. Боже, как он меня достал! Может, он на твой голос откроет!
Я прошла через «тамбур», позвонила и постучала в дверь соседской квартиры. Стала кричать:
- Анатолий Петрович! Это я, ваша соседка Тася. Откройте, пожалуйста!
Послышался звук отпираемого замка, дверь открылась и я увидела Анатолия Петровича. Да, совсем он сдал после двух инсультов. Одна половина тела парализована, взгляд совсем неадекватный. Но на сумасшедшего не похож. Всё, кажется, понимает. Только молчит. Он отступил назад и я вошла в их квартиру. Я стала уговаривать его прилечь. За моей спиной вошла в квартиру Зоя Ивановна. Она сразу закричала на него:
- Ах ты, урод! Ты чего закрылся и меня не пускал?
Но я остановила её и просила не взвинчивать ситуацию ещё больше. Я уговорила Анатолия Петровича прилечь, а с соседкой уединилась на их кухне.
- У вас что-то произошло? – спросила я её сочувственно.
- Да ничего особенного. Надоел мне совсем. Вечно лазит по кухне, кастрюлями гремит!
- Так, может быть, он голодный? Накормите его как следует.
- Да пошёл он! Боров. Сколько можно его кормить? Пенсия не резиновая.
- Вы, Зоя Ивановна, не расстраивайте его. Он, может быть, сейчас успокоится и всё пройдёт. А вы на всякий случай носите ключи всегда в кармане, даже если на минуту вышли, мусор вынести. И не кричите на него. Хуже будет, - тихо уговаривала я её, стараясь, чтобы нас не услышал её муж. Она, по-моему, не очень внимательно меня слушала. Во всяком случае, вскоре после того, как я вернулась к себе и прилегла, она снова позвонила ко мне в дверь.
- Тася! Я так больше не могу! Я вызвала скорую, - слишком громко для моей измученной головы втолковывала Зоя Ивановна.
- Что случилось? – свой голос я слышала, как сквозь вату.
- Ты понимаешь, я боюсь. Я не могу находиться с ним в одной квартире. Он опасен для меня.
Я с трудом понимала, чем опасен для соседки её муж. Может, она вообразила, что он убьёт её во сне? Так он же парализованный человек. Что она себе придумывает глупости всякие?
- Зоя Ивановна, перестаньте наэлектризовывать ситуацию. Всё не так плохо.
- Ты не понимаешь. Он совсем не в себе. Пусть увезут его в психиатрическую и там хорошенько обследуют. Его надо лечить.
- Вы знаете, Зоя Ивановна, я с ночной. Я хотела бы немного поспать. А то мои придут в обед… Они все в разное время приходят, и я уже больше точно не лягу. А у меня голова раскалывается.
- Ну как ты не понимаешь, Тася! Я скорую вызвала. Окна моей квартиры выходят на другую сторону. Я не увижу, как подъехала скорая и не смогу открыть дверь подъезда. Боже, как это не удобно, что железная дверь подъезда запирается, а домофона нет! Сэкономили, называется. Представь, скорая подъедет, а дверь подъезда заперта. Она же развернётся и запросто уедет. Я посижу у твоего окна и покараулю.  Ну, не сердись Тасенька, дорогая. Я не долго тебя помучаю. Они должны скоро приехать.
Мне, конечно, хотелось, чтобы она караулила свою скорую на улице, но я точно знала, что она мне ответит. Я все годы, что мы с ней соседствуем, не зависимо от наших отношений, всегда слышу одно и то же:
- Мне это вредно, мне это не приятно, я этого не люблю, мне так не удобно, мне не хочется…
Наплевать ей на мою головную боль и усталость. Да ей и на своего мужа всю жизнь наплевать было. Никогда не слышала из её уст ничего положительного в адрес Анатолия Петровича. Одно сплошное неудовольствие и бесконечные претензии.
Я сама не заметила, как мы оказались на моей кухне. Она сидела за столом таким образом, чтобы удобно пить кофе, который я машинально организовала для неё, и одновременно поглядывать в окно на площадку перед нашим подъездом. 
Я осела на табуретку напротив неё и тупо уставилась на вазочку с печеньем.
- О! Вкусное печенье у тебя! Ты отлично печёшь, Тасенька. Как я была не права! Почему я с вами раньше не дружила? Можно было по-соседски поближе общаться. Это так здорово, когда соседи помогают тебе в трудную минуту! – щебетала Зоя Ивановна.
А я вдруг вспомнила, как такая трудная минута настала для нас. Неожиданно сильно заболел наш маленький сыночек. Тогда наш первенец был ещё единственным ребёнком. Нужно было много денег на лечение. У нас столько не было. Мы попросили у Зои Ивановны в долг. У неё в те времена постоянно деньги водились. Мы её очень просили. Объяснили ей своё затруднительное положение, но… не дала. Почему? Неужели боялась, что не вернём? Это необъяснимо. Мы никогда не имели дурной репутации. Все знают, что мы порядочные люди. Почему же она в критический для нас момент так повела себя?
Хотя… Бог с ней. Мир не без добрых людей. Нам одолжили деньги родственники. Сына вылечили. Долг вернули. А неприятный осадок остался.
Что же скорая так долго не едет? Хочется спать. Я прислушалась к болтовне Зои Ивановны.
- Понимаешь, как ни странно, у меня совсем не осталось друзей. Когда я была директором магазина, столько людей ко мне обращалось за дефицитом! Я буквально всем до зарезу была нужна. Думала, они всегда помогут мне по старой дружбе. Но нет! Теперь я никому не нужна стала. Одна Женя мне помогает. Она и за могилкой сыночка моего постоянно ухаживает.
- Женя? –я помотала головой, разгоняя дрёму, - та, которая с Костиком?
- Да, да! – живо подхватила Зоя Ивановна, - она самая. Помнит моего Костика и меня не забывает.
У меня немного заныло сердце. Я встала, подошла к аптечке за валерьянкой.
- Что, Тасенька, плохо, да? Тебе надо больше отдыхать. Совсем ты себя не жалеешь. Вот я своим не позволяла мне на голову садиться. Если бы я так пахала, что бы от меня сейчас осталось? А я, как видишь, несмотря на то, что старше тебя, и жизнь у меня тяжёлая, всё ещё ничего себе! – Зоя Ивановна горделиво поправила свою причёску. – Женщина никогда не должна позволять мужчинам делать из себя рабочую лошадь!
Я чуть не захохотала. Господи, она, наверное, давно в зеркало на себя не смотрела. Думает, что молода и хороша собой, как свежий персик.
Голову стиснули железные тиски. Я охнула и снова села на табуретку, забрасывая в рот три таблетки валерьянки. Снова прислушалась к болтовне соседки.
- Ты знаешь, Тасенька, я только сейчас поняла, что была неправа в отношении тебя и твоей свекрови. Надо было внимательнее относиться к своим соседям. А теперь, когда я обращаюсь к тебе за помощью, мне как-то даже неудобно.
Она остановилась и посмотрела на меня, как будто ожидая, что я начну уговаривать:
- Ну что вы! Мне очень приятно, что вы со мной общаетесь! Это такая честь для меня. Пожалуйста, не стесняйтесь, в любое время дня и ночи!
Но я не стала ничего такого говорить. Наоборот, подумала: «Честное слово! Лучше бы у вас всё было в порядке и вы по-прежнему не разговаривали со мной, и высокомерно обходили меня десятой дорогой. Тогда я спала бы и набиралась сил. А они мне очень нужны».
- Ты, Тасенька, даже не представляешь, у каких дорогих парикмахеров я раньше обслуживалась! Какие замысловатые причёски они мне делали. А сейчас ты меня и Толика стрижёшь. Конечно, это не модельные стрижки, но ведь бесплатно… Я не в претензии за качество. Ты же не парикмахер. Нам уже и так сойдёт, по-стариковски. Нам уже вообще ничего не надо. Ни дачи не осталось, ни машины. Зачем? Кому? Эх, и за что только жизнь так ко мне несправедлива?
Я не поняла. Это что, камень в мой огород? Сама всё время пристаёт:
- Постриги, пожалуйста. У тебя такие чудесные ножницы и машинка для мужской стрижки. Всё равно ведь всю свою семью стрижёшь. Что тебе, жалко, что ли и нас с Толиком заодно?
А сама уже не довольна? Вот и пойми её. Ладно, в следующий раз откажусь. Скажу, что не умею делать модельных стрижек. Пускай к профессионалу обращается.
Ну, положим, эту вольность я себе только в мыслях и позволяю. Конечно же, постригу без разговоров, как только снова обратится. Вечно мне неудобно сказать вслух что-то бестактное.
Тут Зоя Ивановна увидела в окно въезжающую во двор скорую и вскочила.
Я подумала, что она сейчас выйдет, я закрою за ней и отправлюсь хоть чуть-чуть вздремнуть, но она сказала:
- Тасенька, дружочек, смотайся быстренько, открой им дверь подъезда. Твоё дело молодое. Это я старая развалина. Не дождутся они меня. Уедут.
Я побежала с четвёртого этажа вниз, впустить бригаду скорой помощи. Когда я открыла, врач посмотрел на меня и спросил:
- Это вы больная?
- Нет, я соседка. Больной на четвёртом этаже.
Они поехали на лифте, а я осталась внизу подождать, пока они там сами разберутся. Не хотелось больше вникать ни во что. Хотелось хоть немного полежать до прихода мужа на обед.
Когда я поднялась в свою квартиру, Анатолия Петровича уже на лифте увезли вниз. Я обрадовалась, что сейчас смогу, наконец, отдохнуть, но была очень разочарована. Зоя Ивановна сидела у меня на кухне и уходить не собиралась.
- Ну, слава богу, увезли! – радостно встретила она меня, - сначала упирались, не хотели, а потом я им сказала, мол, не имеете права, я боюсь оставаться с ним одна в квартире! Вы должны его вылечить, а потом уж я его заберу.
Зоя Ивановна посмотрела на меня и осеклась:
- Ты, наверное, осуждаешь меня… но ты должна меня понять, я же не хочу…
Я не стала ничего объяснять своей соседке, просто вздохнула и сказала:
- Я хочу спать. Мне осталось совсем немного. Могу я хоть на пару часов закрыть глаза?
Зоя Ивановна оскорблено вышла и захлопнула за собой дверь.
Укладываясь в постель, я успела подумать: «Такая любого доведёт. Все ей должны. Она никому ничего не должна». Больше ничего не помню. Провалилась в сон. Всего на полтора часа. У меня, в отличие от моей соседки, много обязанностей.

                2002 г.
Пришла я с ночной смены уставшая. Первым делом надо накормить своих завтраком и отправить: мужа и старшего сына на работу, младшего – в школу.
Быстро помыла посуду и вздохнула с облегчением: можно прилечь, соснуть немного, а перед обедом вскочу, быстро приготовлю. В холодильнике должно быть всё необходимое. Я перед ночной делала большую закупку. Мужики мои приходят на обед в разное время. Каждому подай, за каждым убери…
Сама виновата, так уж приучила. За каждого из них сердце болит. Мои ведь, не соседские, мне за них и переживать. А то кому же?
 Только собралась в постель лечь, звонок в дверь. Что такое? Неужели сын вернулся? Забыл что-нибудь? Побежала открывать – соседка на пороге, Зоя Ивановна. Глаза, как блюдца, руками машет, а у меня уже уши заложило и голова гудит. Ничего не пойму.
Зоя Ивановна двадцать лет назад была женщина благополучная, а оттого заносчивая чрезмерно, контактов с нами старательно избегала. Была она директором магазина детского питания в центре города и имела большие доходы. В советское время на дефицитных товарах люди целые состояния делали. Так что у Зои Ивановны, кроме этой вот квартиры, что по соседству со мной, ещё и дача, и машина дорогая была, по тем временам весьма престижная – «Волга». Правда, и муж её, Анатолий Петрович, на шахте работал. Тогда шахтёрам очень прилично платили.
И был у них один-единственный сынок, Костенька любимый. И не хотела Зоя Ивановна второго ребёнка, как ни упрашивал её муж. «Мы своему любимому сыночку всё самое лучшее предоставим, отвечала она всегда на его претензии, - нечего нищету разводить! Не хочу, как другие, горе мыкать. Нарожают, а потом не знают, чем кормить, во что одеть. Я хочу от жизни удовольствие получать».
Удовольствие Зоя Ивановна получала постоянно. Ездили они отдыхать семьёй и на отечественные курорты, и за границу, не то, что некоторые.
Мы скромно, домик дешёвенький снимем на пару недель, где-нибудь в Щурово, или в Славяногорске. Я там весь день с кастрюлями ношусь, и рада, что мои отдыхают: купаются, загорают, рыбачат, футбол там, волейбол… Всё равно, лишь бы оздоровить сыночков. А мне что, много надо? Лишь бы у них всё хорошо было.
Я Зое Ивановне совсем не завидую, так просто, сравниваю. Всегда ведь ставишь себя мысленно на место другого. А соседка моя, что ж… Была у неё в своё время возможность хорошо пожить, ну и прекрасно. Ела, что повкусней, надевала, что помодней. Хоть вспомнить что будет.
Только разом всё у Зои Ивановны пошло наперекосяк. Сначала она после заграничной поездки в больницу угодила. Скорая увезла. Так ей плохо было, что на носилках из квартиры выносили. Она, бедная, так громко стонала и плакала, что, помню, мы с мужем даже проснулись, открыли дверь и видели, как её выносили из квартиры. Она в тот период ещё с нами не разговаривала. Поэтому мы молча проводили её взглядом и закрыли дверь.
Долго соседка в больнице пролежала. Чуть не полгода. Непроходимость кишечника у неё нашли. Может, неудачно операцию ей сделали. Потом ещё несколько операций пришлось делать. А может, наоборот, врачи и не виноваты совсем, спасли её и спасибо им за это. Разве мы в медицине что понимаем?
А только вышла Зоя Ивановна из больницы уже на инвалидность и бешеных денег в семье больше не водилось. Сразу как-то и у мужа на работе всё не ладно вышло. И в стране развал, и шахты стали останавливаться. Да и не молоденькие уж были.
А тут ещё и Костик! Влюбился молодой парень в женщину с ребёнком. Она была старше него на несколько лет. Зоя Ивановна на сына буром попёрла:
- Я тебя не для такой растила-холила! Я планировала, что ты на молодой, перспективной девушке женишься, из прекрасной семьи. Что ты будешь жить ещё благополучнее нас с отцом. У меня для тебя уже и невеста на примете есть. У неё знаешь, кто отец? Как сыр в масле кататься будете. А с этой своей Женей будешь влачить жалкое существование. Если не порвёшь с ней, на нашу с отцом помощь можешь больше не рассчитывать!
Костя не послушался матери. Ушёл жить к своей любимой Жене.
Мать сначала долго кипела в душе, а потом всё-таки примирилась с сыном. Но только с ним. Женю на порог не пускала. Зато когда случилось несчастье, Костя нелепо попал под машину, элементарно торопясь утром на работу, Зоя Ивановна изменила своё отношение. Теперь она горько сожалела, что Женя не родила от него ребёнка.
С Женей она познакомилась только на похоронах сына. Больше они не ссорились. Делить уже было некого.
Соседка, стоя на пороге моей квартиры, смотрела на меня зарёванными глазами и стонала:
- Тася, помоги! Он заперся, меня не пускает. Боже, как он меня достал! Может, он на твой голос откроет!
Я прошла через «тамбур», позвонила и постучала в дверь соседской квартиры. Стала кричать:
- Анатолий Петрович! Это я, ваша соседка Тася. Откройте, пожалуйста!
Послышался звук отпираемого замка, дверь открылась и я увидела Анатолия Петровича. Да, совсем он сдал после двух инсультов. Одна половина тела парализована, взгляд совсем неадекватный. Но на сумасшедшего не похож. Всё, кажется, понимает. Только молчит. Он отступил назад и я вошла в их квартиру. Я стала уговаривать его прилечь. За моей спиной вошла в квартиру Зоя Ивановна. Она сразу закричала на него:
- Ах ты, урод! Ты чего закрылся и меня не пускал?
Но я остановила её и просила не взвинчивать ситуацию ещё больше. Я уговорила Анатолия Петровича прилечь, а с соседкой уединилась на их кухне.
- У вас что-то произошло? – спросила я её сочувственно.
- Да ничего особенного. Надоел мне совсем. Вечно лазит по кухне, кастрюлями гремит!
- Так, может быть, он голодный? Накормите его как следует.
- Да пошёл он! Боров. Сколько можно его кормить? Пенсия не резиновая.
- Вы, Зоя Ивановна, не расстраивайте его. Он, может быть, сейчас успокоится и всё пройдёт. А вы на всякий случай носите ключи всегда в кармане, даже если на минуту вышли, мусор вынести. И не кричите на него. Хуже будет, - тихо уговаривала я её, стараясь, чтобы нас не услышал её муж. Она, по-моему, не очень внимательно меня слушала. Во всяком случае, вскоре после того, как я вернулась к себе и прилегла, она снова позвонила ко мне в дверь.
- Тася! Я так больше не могу! Я вызвала скорую, - слишком громко для моей измученной головы втолковывала Зоя Ивановна.
- Что случилось? – свой голос я слышала, как сквозь вату.
- Ты понимаешь, я боюсь. Я не могу находиться с ним в одной квартире. Он опасен для меня.
Я с трудом понимала, чем опасен для соседки её муж. Может, она вообразила, что он убьёт её во сне? Так он же парализованный человек. Что она себе придумывает глупости всякие?
- Зоя Ивановна, перестаньте наэлектризовывать ситуацию. Всё не так плохо.
- Ты не понимаешь. Он совсем не в себе. Пусть увезут его в психиатрическую и там хорошенько обследуют. Его надо лечить.
- Вы знаете, Зоя Ивановна, я с ночной. Я хотела бы немного поспать. А то мои придут в обед… Они все в разное время приходят, и я уже больше точно не лягу. А у меня голова раскалывается.
- Ну как ты не понимаешь, Тася! Я скорую вызвала. Окна моей квартиры выходят на другую сторону. Я не увижу, как подъехала скорая и не смогу открыть дверь подъезда. Боже, как это не удобно, что железная дверь подъезда запирается, а домофона нет! Сэкономили, называется. Представь, скорая подъедет, а дверь подъезда заперта. Она же развернётся и запросто уедет. Я посижу у твоего окна и покараулю.  Ну, не сердись Тасенька, дорогая. Я не долго тебя помучаю. Они должны скоро приехать.
Мне, конечно, хотелось, чтобы она караулила свою скорую на улице, но я точно знала, что она мне ответит. Я все годы, что мы с ней соседствуем, не зависимо от наших отношений, всегда слышу одно и то же:
- Мне это вредно, мне это не приятно, я этого не люблю, мне так не удобно, мне не хочется…
Наплевать ей на мою головную боль и усталость. Да ей и на своего мужа всю жизнь наплевать было. Никогда не слышала из её уст ничего положительного в адрес Анатолия Петровича. Одно сплошное неудовольствие и бесконечные претензии.
Я сама не заметила, как мы оказались на моей кухне. Она сидела за столом таким образом, чтобы удобно пить кофе, который я машинально организовала для неё, и одновременно поглядывать в окно на площадку перед нашим подъездом. 
Я осела на табуретку напротив неё и тупо уставилась на вазочку с печеньем.
- О! Вкусное печенье у тебя! Ты отлично печёшь, Тасенька. Как я была не права! Почему я с вами раньше не дружила? Можно было по-соседски поближе общаться. Это так здорово, когда соседи помогают тебе в трудную минуту! – щебетала Зоя Ивановна.
А я вдруг вспомнила, как такая трудная минута настала для нас. Неожиданно сильно заболел наш маленький сыночек. Тогда наш первенец был ещё единственным ребёнком. Нужно было много денег на лечение. У нас столько не было. Мы попросили у Зои Ивановны в долг. У неё в те времена постоянно деньги водились. Мы её очень просили. Объяснили ей своё затруднительное положение, но… не дала. Почему? Неужели боялась, что не вернём? Это необъяснимо. Мы никогда не имели дурной репутации. Все знают, что мы порядочные люди. Почему же она в критический для нас момент так повела себя?
Хотя… Бог с ней. Мир не без добрых людей. Нам одолжили деньги родственники. Сына вылечили. Долг вернули. А неприятный осадок остался.
Что же скорая так долго не едет? Хочется спать. Я прислушалась к болтовне Зои Ивановны.
- Понимаешь, как ни странно, у меня совсем не осталось друзей. Когда я была директором магазина, столько людей ко мне обращалось за дефицитом! Я буквально всем до зарезу была нужна. Думала, они всегда помогут мне по старой дружбе. Но нет! Теперь я никому не нужна стала. Одна Женя мне помогает. Она и за могилкой сыночка моего постоянно ухаживает.
- Женя? –я помотала головой, разгоняя дрёму, - та, которая с Костиком?
- Да, да! – живо подхватила Зоя Ивановна, - она самая. Помнит моего Костика и меня не забывает.
У меня немного заныло сердце. Я встала, подошла к аптечке за валерьянкой.
- Что, Тасенька, плохо, да? Тебе надо больше отдыхать. Совсем ты себя не жалеешь. Вот я своим не позволяла мне на голову садиться. Если бы я так пахала, что бы от меня сейчас осталось? А я, как видишь, несмотря на то, что старше тебя, и жизнь у меня тяжёлая, всё ещё ничего себе! – Зоя Ивановна горделиво поправила свою причёску. – Женщина никогда не должна позволять мужчинам делать из себя рабочую лошадь!
Я чуть не захохотала. Господи, она, наверное, давно в зеркало на себя не смотрела. Думает, что молода и хороша собой, как свежий персик.
Голову стиснули железные тиски. Я охнула и снова села на табуретку, забрасывая в рот три таблетки валерьянки. Снова прислушалась к болтовне соседки.
- Ты знаешь, Тасенька, я только сейчас поняла, что была неправа в отношении тебя и твоей свекрови. Надо было внимательнее относиться к своим соседям. А теперь, когда я обращаюсь к тебе за помощью, мне как-то даже неудобно.
Она остановилась и посмотрела на меня, как будто ожидая, что я начну уговаривать:
- Ну что вы! Мне очень приятно, что вы со мной общаетесь! Это такая честь для меня. Пожалуйста, не стесняйтесь, в любое время дня и ночи!
Но я не стала ничего такого говорить. Наоборот, подумала: «Честное слово! Лучше бы у вас всё было в порядке и вы по-прежнему не разговаривали со мной, и высокомерно обходили меня десятой дорогой. Тогда я спала бы и набиралась сил. А они мне очень нужны».
- Ты, Тасенька, даже не представляешь, у каких дорогих парикмахеров я раньше обслуживалась! Какие замысловатые причёски они мне делали. А сейчас ты меня и Толика стрижёшь. Конечно, это не модельные стрижки, но ведь бесплатно… Я не в претензии за качество. Ты же не парикмахер. Нам уже и так сойдёт, по-стариковски. Нам уже вообще ничего не надо. Ни дачи не осталось, ни машины. Зачем? Кому? Эх, и за что только жизнь так ко мне несправедлива?
Я не поняла. Это что, камень в мой огород? Сама всё время пристаёт:
- Постриги, пожалуйста. У тебя такие чудесные ножницы и машинка для мужской стрижки. Всё равно ведь всю свою семью стрижёшь. Что тебе, жалко, что ли и нас с Толиком заодно?
А сама уже не довольна? Вот и пойми её. Ладно, в следующий раз откажусь. Скажу, что не умею делать модельных стрижек. Пускай к профессионалу обращается.
Ну, положим, эту вольность я себе только в мыслях и позволяю. Конечно же, постригу без разговоров, как только снова обратится. Вечно мне неудобно сказать вслух что-то бестактное.
Тут Зоя Ивановна увидела в окно въезжающую во двор скорую и вскочила.
Я подумала, что она сейчас выйдет, я закрою за ней и отправлюсь хоть чуть-чуть вздремнуть, но она сказала:
- Тасенька, дружочек, смотайся быстренько, открой им дверь подъезда. Твоё дело молодое. Это я старая развалина. Не дождутся они меня. Уедут.
Я побежала с четвёртого этажа вниз, впустить бригаду скорой помощи. Когда я открыла, врач посмотрел на меня и спросил:
- Это вы больная?
- Нет, я соседка. Больной на четвёртом этаже.
Они поехали на лифте, а я осталась внизу подождать, пока они там сами разберутся. Не хотелось больше вникать ни во что. Хотелось хоть немного полежать до прихода мужа на обед.
Когда я поднялась в свою квартиру, Анатолия Петровича уже на лифте увезли вниз. Я обрадовалась, что сейчас смогу, наконец, отдохнуть, но была очень разочарована. Зоя Ивановна сидела у меня на кухне и уходить не собиралась.
- Ну, слава богу, увезли! – радостно встретила она меня, - сначала упирались, не хотели, а потом я им сказала, мол, не имеете права, я боюсь оставаться с ним одна в квартире! Вы должны его вылечить, а потом уж я его заберу.
Зоя Ивановна посмотрела на меня и осеклась:
- Ты, наверное, осуждаешь меня… но ты должна меня понять, я же не хочу…
Я не стала ничего объяснять своей соседке, просто вздохнула и сказала:
- Я хочу спать. Мне осталось совсем немного. Могу я хоть на пару часов закрыть глаза?
Зоя Ивановна оскорблено вышла и захлопнула за собой дверь.
Укладываясь в постель, я успела подумать: «Такая любого доведёт. Все ей должны. Она никому ничего не должна». Больше ничего не помню. Провалилась в сон. Всего на полтора часа. У меня, в отличие от моей соседки, много обязанностей.

                2002 г.
Пришла я с ночной смены уставшая. Первым делом надо накормить своих завтраком и отправить: мужа и старшего сына на работу, младшего – в школу.
Быстро помыла посуду и вздохнула с облегчением: можно прилечь, соснуть немного, а перед обедом вскочу, быстро приготовлю. В холодильнике должно быть всё необходимое. Я перед ночной делала большую закупку. Мужики мои приходят на обед в разное время. Каждому подай, за каждым убери…
Сама виновата, так уж приучила. За каждого из них сердце болит. Мои ведь, не соседские, мне за них и переживать. А то кому же?
 Только собралась в постель лечь, звонок в дверь. Что такое? Неужели сын вернулся? Забыл что-нибудь? Побежала открывать – соседка на пороге, Зоя Ивановна. Глаза, как блюдца, руками машет, а у меня уже уши заложило и голова гудит. Ничего не пойму.
Зоя Ивановна двадцать лет назад была женщина благополучная, а оттого заносчивая чрезмерно, контактов с нами старательно избегала. Была она директором магазина детского питания в центре города и имела большие доходы. В советское время на дефицитных товарах люди целые состояния делали. Так что у Зои Ивановны, кроме этой вот квартиры, что по соседству со мной, ещё и дача, и машина дорогая была, по тем временам весьма престижная – «Волга». Правда, и муж её, Анатолий Петрович, на шахте работал. Тогда шахтёрам очень прилично платили.
И был у них один-единственный сынок, Костенька любимый. И не хотела Зоя Ивановна второго ребёнка, как ни упрашивал её муж. «Мы своему любимому сыночку всё самое лучшее предоставим, отвечала она всегда на его претензии, - нечего нищету разводить! Не хочу, как другие, горе мыкать. Нарожают, а потом не знают, чем кормить, во что одеть. Я хочу от жизни удовольствие получать».
Удовольствие Зоя Ивановна получала постоянно. Ездили они отдыхать семьёй и на отечественные курорты, и за границу, не то, что некоторые.
Мы скромно, домик дешёвенький снимем на пару недель, где-нибудь в Щурово, или в Славяногорске. Я там весь день с кастрюлями ношусь, и рада, что мои отдыхают: купаются, загорают, рыбачат, футбол там, волейбол… Всё равно, лишь бы оздоровить сыночков. А мне что, много надо? Лишь бы у них всё хорошо было.
Я Зое Ивановне совсем не завидую, так просто, сравниваю. Всегда ведь ставишь себя мысленно на место другого. А соседка моя, что ж… Была у неё в своё время возможность хорошо пожить, ну и прекрасно. Ела, что повкусней, надевала, что помодней. Хоть вспомнить что будет.
Только разом всё у Зои Ивановны пошло наперекосяк. Сначала она после заграничной поездки в больницу угодила. Скорая увезла. Так ей плохо было, что на носилках из квартиры выносили. Она, бедная, так громко стонала и плакала, что, помню, мы с мужем даже проснулись, открыли дверь и видели, как её выносили из квартиры. Она в тот период ещё с нами не разговаривала. Поэтому мы молча проводили её взглядом и закрыли дверь.
Долго соседка в больнице пролежала. Чуть не полгода. Непроходимость кишечника у неё нашли. Может, неудачно операцию ей сделали. Потом ещё несколько операций пришлось делать. А может, наоборот, врачи и не виноваты совсем, спасли её и спасибо им за это. Разве мы в медицине что понимаем?
А только вышла Зоя Ивановна из больницы уже на инвалидность и бешеных денег в семье больше не водилось. Сразу как-то и у мужа на работе всё не ладно вышло. И в стране развал, и шахты стали останавливаться. Да и не молоденькие уж были.
А тут ещё и Костик! Влюбился молодой парень в женщину с ребёнком. Она была старше него на несколько лет. Зоя Ивановна на сына буром попёрла:
- Я тебя не для такой растила-холила! Я планировала, что ты на молодой, перспективной девушке женишься, из прекрасной семьи. Что ты будешь жить ещё благополучнее нас с отцом. У меня для тебя уже и невеста на примете есть. У неё знаешь, кто отец? Как сыр в масле кататься будете. А с этой своей Женей будешь влачить жалкое существование. Если не порвёшь с ней, на нашу с отцом помощь можешь больше не рассчитывать!
Костя не послушался матери. Ушёл жить к своей любимой Жене.
Мать сначала долго кипела в душе, а потом всё-таки примирилась с сыном. Но только с ним. Женю на порог не пускала. Зато когда случилось несчастье, Костя нелепо попал под машину, элементарно торопясь утром на работу, Зоя Ивановна изменила своё отношение. Теперь она горько сожалела, что Женя не родила от него ребёнка.
С Женей она познакомилась только на похоронах сына. Больше они не ссорились. Делить уже было некого.
Соседка, стоя на пороге моей квартиры, смотрела на меня зарёванными глазами и стонала:
- Тася, помоги! Он заперся, меня не пускает. Боже, как он меня достал! Может, он на твой голос откроет!
Я прошла через «тамбур», позвонила и постучала в дверь соседской квартиры. Стала кричать:
- Анатолий Петрович! Это я, ваша соседка Тася. Откройте, пожалуйста!
Послышался звук отпираемого замка, дверь открылась и я увидела Анатолия Петровича. Да, совсем он сдал после двух инсультов. Одна половина тела парализована, взгляд совсем неадекватный. Но на сумасшедшего не похож. Всё, кажется, понимает. Только молчит. Он отступил назад и я вошла в их квартиру. Я стала уговаривать его прилечь. За моей спиной вошла в квартиру Зоя Ивановна. Она сразу закричала на него:
- Ах ты, урод! Ты чего закрылся и меня не пускал?
Но я остановила её и просила не взвинчивать ситуацию ещё больше. Я уговорила Анатолия Петровича прилечь, а с соседкой уединилась на их кухне.
- У вас что-то произошло? – спросила я её сочувственно.
- Да ничего особенного. Надоел мне совсем. Вечно лазит по кухне, кастрюлями гремит!
- Так, может быть, он голодный? Накормите его как следует.
- Да пошёл он! Боров. Сколько можно его кормить? Пенсия не резиновая.
- Вы, Зоя Ивановна, не расстраивайте его. Он, может быть, сейчас успокоится и всё пройдёт. А вы на всякий случай носите ключи всегда в кармане, даже если на минуту вышли, мусор вынести. И не кричите на него. Хуже будет, - тихо уговаривала я её, стараясь, чтобы нас не услышал её муж. Она, по-моему, не очень внимательно меня слушала. Во всяком случае, вскоре после того, как я вернулась к себе и прилегла, она снова позвонила ко мне в дверь.
- Тася! Я так больше не могу! Я вызвала скорую, - слишком громко для моей измученной головы втолковывала Зоя Ивановна.
- Что случилось? – свой голос я слышала, как сквозь вату.
- Ты понимаешь, я боюсь. Я не могу находиться с ним в одной квартире. Он опасен для меня.
Я с трудом понимала, чем опасен для соседки её муж. Может, она вообразила, что он убьёт её во сне? Так он же парализованный человек. Что она себе придумывает глупости всякие?
- Зоя Ивановна, перестаньте наэлектризовывать ситуацию. Всё не так плохо.
- Ты не понимаешь. Он совсем не в себе. Пусть увезут его в психиатрическую и там хорошенько обследуют. Его надо лечить.
- Вы знаете, Зоя Ивановна, я с ночной. Я хотела бы немного поспать. А то мои придут в обед… Они все в разное время приходят, и я уже больше точно не лягу. А у меня голова раскалывается.
- Ну как ты не понимаешь, Тася! Я скорую вызвала. Окна моей квартиры выходят на другую сторону. Я не увижу, как подъехала скорая и не смогу открыть дверь подъезда. Боже, как это не удобно, что железная дверь подъезда запирается, а домофона нет! Сэкономили, называется. Представь, скорая подъедет, а дверь подъезда заперта. Она же развернётся и запросто уедет. Я посижу у твоего окна и покараулю.  Ну, не сердись Тасенька, дорогая. Я не долго тебя помучаю. Они должны скоро приехать.
Мне, конечно, хотелось, чтобы она караулила свою скорую на улице, но я точно знала, что она мне ответит. Я все годы, что мы с ней соседствуем, не зависимо от наших отношений, всегда слышу одно и то же:
- Мне это вредно, мне это не приятно, я этого не люблю, мне так не удобно, мне не хочется…
Наплевать ей на мою головную боль и усталость. Да ей и на своего мужа всю жизнь наплевать было. Никогда не слышала из её уст ничего положительного в адрес Анатолия Петровича. Одно сплошное неудовольствие и бесконечные претензии.
Я сама не заметила, как мы оказались на моей кухне. Она сидела за столом таким образом, чтобы удобно пить кофе, который я машинально организовала для неё, и одновременно поглядывать в окно на площадку перед нашим подъездом. 
Я осела на табуретку напротив неё и тупо уставилась на вазочку с печеньем.
- О! Вкусное печенье у тебя! Ты отлично печёшь, Тасенька. Как я была не права! Почему я с вами раньше не дружила? Можно было по-соседски поближе общаться. Это так здорово, когда соседи помогают тебе в трудную минуту! – щебетала Зоя Ивановна.
А я вдруг вспомнила, как такая трудная минута настала для нас. Неожиданно сильно заболел наш маленький сыночек. Тогда наш первенец был ещё единственным ребёнком. Нужно было много денег на лечение. У нас столько не было. Мы попросили у Зои Ивановны в долг. У неё в те времена постоянно деньги водились. Мы её очень просили. Объяснили ей своё затруднительное положение, но… не дала. Почему? Неужели боялась, что не вернём? Это необъяснимо. Мы никогда не имели дурной репутации. Все знают, что мы порядочные люди. Почему же она в критический для нас момент так повела себя?
Хотя… Бог с ней. Мир не без добрых людей. Нам одолжили деньги родственники. Сына вылечили. Долг вернули. А неприятный осадок остался.
Что же скорая так долго не едет? Хочется спать. Я прислушалась к болтовне Зои Ивановны.
- Понимаешь, как ни странно, у меня совсем не осталось друзей. Когда я была директором магазина, столько людей ко мне обращалось за дефицитом! Я буквально всем до зарезу была нужна. Думала, они всегда помогут мне по старой дружбе. Но нет! Теперь я никому не нужна стала. Одна Женя мне помогает. Она и за могилкой сыночка моего постоянно ухаживает.
- Женя? –я помотала головой, разгоняя дрёму, - та, которая с Костиком?
- Да, да! – живо подхватила Зоя Ивановна, - она самая. Помнит моего Костика и меня не забывает.
У меня немного заныло сердце. Я встала, подошла к аптечке за валерьянкой.
- Что, Тасенька, плохо, да? Тебе надо больше отдыхать. Совсем ты себя не жалеешь. Вот я своим не позволяла мне на голову садиться. Если бы я так пахала, что бы от меня сейчас осталось? А я, как видишь, несмотря на то, что старше тебя, и жизнь у меня тяжёлая, всё ещё ничего себе! – Зоя Ивановна горделиво поправила свою причёску. – Женщина никогда не должна позволять мужчинам делать из себя рабочую лошадь!
Я чуть не захохотала. Господи, она, наверное, давно в зеркало на себя не смотрела. Думает, что молода и хороша собой, как свежий персик.
Голову стиснули железные тиски. Я охнула и снова села на табуретку, забрасывая в рот три таблетки валерьянки. Снова прислушалась к болтовне соседки.
- Ты знаешь, Тасенька, я только сейчас поняла, что была неправа в отношении тебя и твоей свекрови. Надо было внимательнее относиться к своим соседям. А теперь, когда я обращаюсь к тебе за помощью, мне как-то даже неудобно.
Она остановилась и посмотрела на меня, как будто ожидая, что я начну уговаривать:
- Ну что вы! Мне очень приятно, что вы со мной общаетесь! Это такая честь для меня. Пожалуйста, не стесняйтесь, в любое время дня и ночи!
Но я не стала ничего такого говорить. Наоборот, подумала: «Честное слово! Лучше бы у вас всё было в порядке и вы по-прежнему не разговаривали со мной, и высокомерно обходили меня десятой дорогой. Тогда я спала бы и набиралась сил. А они мне очень нужны».
- Ты, Тасенька, даже не представляешь, у каких дорогих парикмахеров я раньше обслуживалась! Какие замысловатые причёски они мне делали. А сейчас ты меня и Толика стрижёшь. Конечно, это не модельные стрижки, но ведь бесплатно… Я не в претензии за качество. Ты же не парикмахер. Нам уже и так сойдёт, по-стариковски. Нам уже вообще ничего не надо. Ни дачи не осталось, ни машины. Зачем? Кому? Эх, и за что только жизнь так ко мне несправедлива?
Я не поняла. Это что, камень в мой огород? Сама всё время пристаёт:
- Постриги, пожалуйста. У тебя такие чудесные ножницы и машинка для мужской стрижки. Всё равно ведь всю свою семью стрижёшь. Что тебе, жалко, что ли и нас с Толиком заодно?
А сама уже не довольна? Вот и пойми её. Ладно, в следующий раз откажусь. Скажу, что не умею делать модельных стрижек. Пускай к профессионалу обращается.
Ну, положим, эту вольность я себе только в мыслях и позволяю. Конечно же, постригу без разговоров, как только снова обратится. Вечно мне неудобно сказать вслух что-то бестактное.
Тут Зоя Ивановна увидела в окно въезжающую во двор скорую и вскочила.
Я подумала, что она сейчас выйдет, я закрою за ней и отправлюсь хоть чуть-чуть вздремнуть, но она сказала:
- Тасенька, дружочек, смотайся быстренько, открой им дверь подъезда. Твоё дело молодое. Это я старая развалина. Не дождутся они меня. Уедут.
Я побежала с четвёртого этажа вниз, впустить бригаду скорой помощи. Когда я открыла, врач посмотрел на меня и спросил:
- Это вы больная?
- Нет, я соседка. Больной на четвёртом этаже.
Они поехали на лифте, а я осталась внизу подождать, пока они там сами разберутся. Не хотелось больше вникать ни во что. Хотелось хоть немного полежать до прихода мужа на обед.
Когда я поднялась в свою квартиру, Анатолия Петровича уже на лифте увезли вниз. Я обрадовалась, что сейчас смогу, наконец, отдохнуть, но была очень разочарована. Зоя Ивановна сидела у меня на кухне и уходить не собиралась.
- Ну, слава богу, увезли! – радостно встретила она меня, - сначала упирались, не хотели, а потом я им сказала, мол, не имеете права, я боюсь оставаться с ним одна в квартире! Вы должны его вылечить, а потом уж я его заберу.
Зоя Ивановна посмотрела на меня и осеклась:
- Ты, наверное, осуждаешь меня… но ты должна меня понять, я же не хочу…
Я не стала ничего объяснять своей соседке, просто вздохнула и сказала:
- Я хочу спать. Мне осталось совсем немного. Могу я хоть на пару часов закрыть глаза?
Зоя Ивановна оскорблено вышла и захлопнула за собой дверь.
Укладываясь в постель, я успела подумать: «Такая любого доведёт. Все ей должны. Она никому ничего не должна». Больше ничего не помню. Провалилась в сон. Всего на полтора часа. У меня, в отличие от моей соседки, много обязанностей.

                2002 г.
Пришла я с ночной смены уставшая. Первым делом надо накормить своих завтраком и отправить: мужа и старшего сына на работу, младшего – в школу.
Быстро помыла посуду и вздохнула с облегчением: можно прилечь, соснуть немного, а перед обедом вскочу, быстро приготовлю. В холодильнике должно быть всё необходимое. Я перед ночной делала большую закупку. Мужики мои приходят на обед в разное время. Каждому подай, за каждым убери…
Сама виновата, так уж приучила. За каждого из них сердце болит. Мои ведь, не соседские, мне за них и переживать. А то кому же?
 Только собралась в постель лечь, звонок в дверь. Что такое? Неужели сын вернулся? Забыл что-нибудь? Побежала открывать – соседка на пороге, Зоя Ивановна. Глаза, как блюдца, руками машет, а у меня уже уши заложило и голова гудит. Ничего не пойму.
Зоя Ивановна двадцать лет назад была женщина благополучная, а оттого заносчивая чрезмерно, контактов с нами старательно избегала. Была она директором магазина детского питания в центре города и имела большие доходы. В советское время на дефицитных товарах люди целые состояния делали. Так что у Зои Ивановны, кроме этой вот квартиры, что по соседству со мной, ещё и дача, и машина дорогая была, по тем временам весьма престижная – «Волга». Правда, и муж её, Анатолий Петрович, на шахте работал. Тогда шахтёрам очень прилично платили.
И был у них один-единственный сынок, Костенька любимый. И не хотела Зоя Ивановна второго ребёнка, как ни упрашивал её муж. «Мы своему любимому сыночку всё самое лучшее предоставим, отвечала она всегда на его претензии, - нечего нищету разводить! Не хочу, как другие, горе мыкать. Нарожают, а потом не знают, чем кормить, во что одеть. Я хочу от жизни удовольствие получать».
Удовольствие Зоя Ивановна получала постоянно. Ездили они отдыхать семьёй и на отечественные курорты, и за границу, не то, что некоторые.
Мы скромно, домик дешёвенький снимем на пару недель, где-нибудь в Щурово, или в Славяногорске. Я там весь день с кастрюлями ношусь, и рада, что мои отдыхают: купаются, загорают, рыбачат, футбол там, волейбол… Всё равно, лишь бы оздоровить сыночков. А мне что, много надо? Лишь бы у них всё хорошо было.
Я Зое Ивановне совсем не завидую, так просто, сравниваю. Всегда ведь ставишь себя мысленно на место другого. А соседка моя, что ж… Была у неё в своё время возможность хорошо пожить, ну и прекрасно. Ела, что повкусней, надевала, что помодней. Хоть вспомнить что будет.
Только разом всё у Зои Ивановны пошло наперекосяк. Сначала она после заграничной поездки в больницу угодила. Скорая увезла. Так ей плохо было, что на носилках из квартиры выносили. Она, бедная, так громко стонала и плакала, что, помню, мы с мужем даже проснулись, открыли дверь и видели, как её выносили из квартиры. Она в тот период ещё с нами не разговаривала. Поэтому мы молча проводили её взглядом и закрыли дверь.
Долго соседка в больнице пролежала. Чуть не полгода. Непроходимость кишечника у неё нашли. Может, неудачно операцию ей сделали. Потом ещё несколько операций пришлось делать. А может, наоборот, врачи и не виноваты совсем, спасли её и спасибо им за это. Разве мы в медицине что понимаем?
А только вышла Зоя Ивановна из больницы уже на инвалидность и бешеных денег в семье больше не водилось. Сразу как-то и у мужа на работе всё не ладно вышло. И в стране развал, и шахты стали останавливаться. Да и не молоденькие уж были.
А тут ещё и Костик! Влюбился молодой парень в женщину с ребёнком. Она была старше него на несколько лет. Зоя Ивановна на сына буром попёрла:
- Я тебя не для такой растила-холила! Я планировала, что ты на молодой, перспективной девушке женишься, из прекрасной семьи. Что ты будешь жить ещё благополучнее нас с отцом. У меня для тебя уже и невеста на примете есть. У неё знаешь, кто отец? Как сыр в масле кататься будете. А с этой своей Женей будешь влачить жалкое существование. Если не порвёшь с ней, на нашу с отцом помощь можешь больше не рассчитывать!
Костя не послушался матери. Ушёл жить к своей любимой Жене.
Мать сначала долго кипела в душе, а потом всё-таки примирилась с сыном. Но только с ним. Женю на порог не пускала. Зато когда случилось несчастье, Костя нелепо попал под машину, элементарно торопясь утром на работу, Зоя Ивановна изменила своё отношение. Теперь она горько сожалела, что Женя не родила от него ребёнка.
С Женей она познакомилась только на похоронах сына. Больше они не ссорились. Делить уже было некого.
Соседка, стоя на пороге моей квартиры, смотрела на меня зарёванными глазами и стонала:
- Тася, помоги! Он заперся, меня не пускает. Боже, как он меня достал! Может, он на твой голос откроет!
Я прошла через «тамбур», позвонила и постучала в дверь соседской квартиры. Стала кричать:
- Анатолий Петрович! Это я, ваша соседка Тася. Откройте, пожалуйста!
Послышался звук отпираемого замка, дверь открылась и я увидела Анатолия Петровича. Да, совсем он сдал после двух инсультов. Одна половина тела парализована, взгляд совсем неадекватный. Но на сумасшедшего не похож. Всё, кажется, понимает. Только молчит. Он отступил назад и я вошла в их квартиру. Я стала уговаривать его прилечь. За моей спиной вошла в квартиру Зоя Ивановна. Она сразу закричала на него:
- Ах ты, урод! Ты чего закрылся и меня не пускал?
Но я остановила её и просила не взвинчивать ситуацию ещё больше. Я уговорила Анатолия Петровича прилечь, а с соседкой уединилась на их кухне.
- У вас что-то произошло? – спросила я её сочувственно.
- Да ничего особенного. Надоел мне совсем. Вечно лазит по кухне, кастрюлями гремит!
- Так, может быть, он голодный? Накормите его как следует.
- Да пошёл он! Боров. Сколько можно его кормить? Пенсия не резиновая.
- Вы, Зоя Ивановна, не расстраивайте его. Он, может быть, сейчас успокоится и всё пройдёт. А вы на всякий случай носите ключи всегда в кармане, даже если на минуту вышли, мусор вынести. И не кричите на него. Хуже будет, - тихо уговаривала я её, стараясь, чтобы нас не услышал её муж. Она, по-моему, не очень внимательно меня слушала. Во всяком случае, вскоре после того, как я вернулась к себе и прилегла, она снова позвонила ко мне в дверь.
- Тася! Я так больше не могу! Я вызвала скорую, - слишком громко для моей измученной головы втолковывала Зоя Ивановна.
- Что случилось? – свой голос я слышала, как сквозь вату.
- Ты понимаешь, я боюсь. Я не могу находиться с ним в одной квартире. Он опасен для меня.
Я с трудом понимала, чем опасен для соседки её муж. Может, она вообразила, что он убьёт её во сне? Так он же парализованный человек. Что она себе придумывает глупости всякие?
- Зоя Ивановна, перестаньте наэлектризовывать ситуацию. Всё не так плохо.
- Ты не понимаешь. Он совсем не в себе. Пусть увезут его в психиатрическую и там хорошенько обследуют. Его надо лечить.
- Вы знаете, Зоя Ивановна, я с ночной. Я хотела бы немного поспать. А то мои придут в обед… Они все в разное время приходят, и я уже больше точно не лягу. А у меня голова раскалывается.
- Ну как ты не понимаешь, Тася! Я скорую вызвала. Окна моей квартиры выходят на другую сторону. Я не увижу, как подъехала скорая и не смогу открыть дверь подъезда. Боже, как это не удобно, что железная дверь подъезда запирается, а домофона нет! Сэкономили, называется. Представь, скорая подъедет, а дверь подъезда заперта. Она же развернётся и запросто уедет. Я посижу у твоего окна и покараулю.  Ну, не сердись Тасенька, дорогая. Я не долго тебя помучаю. Они должны скоро приехать.
Мне, конечно, хотелось, чтобы она караулила свою скорую на улице, но я точно знала, что она мне ответит. Я все годы, что мы с ней соседствуем, не зависимо от наших отношений, всегда слышу одно и то же:
- Мне это вредно, мне это не приятно, я этого не люблю, мне так не удобно, мне не хочется…
Наплевать ей на мою головную боль и усталость. Да ей и на своего мужа всю жизнь наплевать было. Никогда не слышала из её уст ничего положительного в адрес Анатолия Петровича. Одно сплошное неудовольствие и бесконечные претензии.
Я сама не заметила, как мы оказались на моей кухне. Она сидела за столом таким образом, чтобы удобно пить кофе, который я машинально организовала для неё, и одновременно поглядывать в окно на площадку перед нашим подъездом. 
Я осела на табуретку напротив неё и тупо уставилась на вазочку с печеньем.
- О! Вкусное печенье у тебя! Ты отлично печёшь, Тасенька. Как я была не права! Почему я с вами раньше не дружила? Можно было по-соседски поближе общаться. Это так здорово, когда соседи помогают тебе в трудную минуту! – щебетала Зоя Ивановна.
А я вдруг вспомнила, как такая трудная минута настала для нас. Неожиданно сильно заболел наш маленький сыночек. Тогда наш первенец был ещё единственным ребёнком. Нужно было много денег на лечение. У нас столько не было. Мы попросили у Зои Ивановны в долг. У неё в те времена постоянно деньги водились. Мы её очень просили. Объяснили ей своё затруднительное положение, но… не дала. Почему? Неужели боялась, что не вернём? Это необъяснимо. Мы никогда не имели дурной репутации. Все знают, что мы порядочные люди. Почему же она в критический для нас момент так повела себя?
Хотя… Бог с ней. Мир не без добрых людей. Нам одолжили деньги родственники. Сына вылечили. Долг вернули. А неприятный осадок остался.
Что же скорая так долго не едет? Хочется спать. Я прислушалась к болтовне Зои Ивановны.
- Понимаешь, как ни странно, у меня совсем не осталось друзей. Когда я была директором магазина, столько людей ко мне обращалось за дефицитом! Я буквально всем до зарезу была нужна. Думала, они всегда помогут мне по старой дружбе. Но нет! Теперь я никому не нужна стала. Одна Женя мне помогает. Она и за могилкой сыночка моего постоянно ухаживает.
- Женя? –я помотала головой, разгоняя дрёму, - та, которая с Костиком?
- Да, да! – живо подхватила Зоя Ивановна, - она самая. Помнит моего Костика и меня не забывает.
У меня немного заныло сердце. Я встала, подошла к аптечке за валерьянкой.
- Что, Тасенька, плохо, да? Тебе надо больше отдыхать. Совсем ты себя не жалеешь. Вот я своим не позволяла мне на голову садиться. Если бы я так пахала, что бы от меня сейчас осталось? А я, как видишь, несмотря на то, что старше тебя, и жизнь у меня тяжёлая, всё ещё ничего себе! – Зоя Ивановна горделиво поправила свою причёску. – Женщина никогда не должна позволять мужчинам делать из себя рабочую лошадь!
Я чуть не захохотала. Господи, она, наверное, давно в зеркало на себя не смотрела. Думает, что молода и хороша собой, как свежий персик.
Голову стиснули железные тиски. Я охнула и снова села на табуретку, забрасывая в рот три таблетки валерьянки. Снова прислушалась к болтовне соседки.
- Ты знаешь, Тасенька, я только сейчас поняла, что была неправа в отношении тебя и твоей свекрови. Надо было внимательнее относиться к своим соседям. А теперь, когда я обращаюсь к тебе за помощью, мне как-то даже неудобно.
Она остановилась и посмотрела на меня, как будто ожидая, что я начну уговаривать:
- Ну что вы! Мне очень приятно, что вы со мной общаетесь! Это такая честь для меня. Пожалуйста, не стесняйтесь, в любое время дня и ночи!
Но я не стала ничего такого говорить. Наоборот, подумала: «Честное слово! Лучше бы у вас всё было в порядке и вы по-прежнему не разговаривали со мной, и высокомерно обходили меня десятой дорогой. Тогда я спала бы и набиралась сил. А они мне очень нужны».
- Ты, Тасенька, даже не представляешь, у каких дорогих парикмахеров я раньше обслуживалась! Какие замысловатые причёски они мне делали. А сейчас ты меня и Толика стрижёшь. Конечно, это не модельные стрижки, но ведь бесплатно… Я не в претензии за качество. Ты же не парикмахер. Нам уже и так сойдёт, по-стариковски. Нам уже вообще ничего не надо. Ни дачи не осталось, ни машины. Зачем? Кому? Эх, и за что только жизнь так ко мне несправедлива?
Я не поняла. Это что, камень в мой огород? Сама всё время пристаёт:
- Постриги, пожалуйста. У тебя такие чудесные ножницы и машинка для мужской стрижки. Всё равно ведь всю свою семью стрижёшь. Что тебе, жалко, что ли и нас с Толиком заодно?
А сама уже не довольна? Вот и пойми её. Ладно, в следующий раз откажусь. Скажу, что не умею делать модельных стрижек. Пускай к профессионалу обращается.
Ну, положим, эту вольность я себе только в мыслях и позволяю. Конечно же, постригу без разговоров, как только снова обратится. Вечно мне неудобно сказать вслух что-то бестактное.
Тут Зоя Ивановна увидела в окно въезжающую во двор скорую и вскочила.
Я подумала, что она сейчас выйдет, я закрою за ней и отправлюсь хоть чуть-чуть вздремнуть, но она сказала:
- Тасенька, дружочек, смотайся быстренько, открой им дверь подъезда. Твоё дело молодое. Это я старая развалина. Не дождутся они меня. Уедут.
Я побежала с четвёртого этажа вниз, впустить бригаду скорой помощи. Когда я открыла, врач посмотрел на меня и спросил:
- Это вы больная?
- Нет, я соседка. Больной на четвёртом этаже.
Они поехали на лифте, а я осталась внизу подождать, пока они там сами разберутся. Не хотелось больше вникать ни во что. Хотелось хоть немного полежать до прихода мужа на обед.
Когда я поднялась в свою квартиру, Анатолия Петровича уже на лифте увезли вниз. Я обрадовалась, что сейчас смогу, наконец, отдохнуть, но была очень разочарована. Зоя Ивановна сидела у меня на кухне и уходить не собиралась.
- Ну, слава богу, увезли! – радостно встретила она меня, - сначала упирались, не хотели, а потом я им сказала, мол, не имеете права, я боюсь оставаться с ним одна в квартире! Вы должны его вылечить, а потом уж я его заберу.
Зоя Ивановна посмотрела на меня и осеклась:
- Ты, наверное, осуждаешь меня… но ты должна меня понять, я же не хочу…
Я не стала ничего объяснять своей соседке, просто вздохнула и сказала:
- Я хочу спать. Мне осталось совсем немного. Могу я хоть на пару часов закрыть глаза?
Зоя Ивановна оскорблено вышла и захлопнула за собой дверь.
Укладываясь в постель, я успела подумать: «Такая любого доведёт. Все ей должны. Она никому ничего не должна». Больше ничего не помню. Провалилась в сон. Всего на полтора часа. У меня, в отличие от моей соседки, много обязанностей.

                2002 г.
Пришла я с ночной смены уставшая. Первым делом надо накормить своих завтраком и отправить: мужа и старшего сына на работу, младшего – в школу.
Быстро помыла посуду и вздохнула с облегчением: можно прилечь, соснуть немного, а перед обедом вскочу, быстро приготовлю. В холодильнике должно быть всё необходимое. Я перед ночной делала большую закупку. Мужики мои приходят на обед в разное время. Каждому подай, за каждым убери…
Сама виновата, так уж приучила. За каждого из них сердце болит. Мои ведь, не соседские, мне за них и переживать. А то кому же?
 Только собралась в постель лечь, звонок в дверь. Что такое? Неужели сын вернулся? Забыл что-нибудь? Побежала открывать – соседка на пороге, Зоя Ивановна. Глаза, как блюдца, руками машет, а у меня уже уши заложило и голова гудит. Ничего не пойму.
Зоя Ивановна двадцать лет назад была женщина благополучная, а оттого заносчивая чрезмерно, контактов с нами старательно избегала. Была она директором магазина детского питания в центре города и имела большие доходы. В советское время на дефицитных товарах люди целые состояния делали. Так что у Зои Ивановны, кроме этой вот квартиры, что по соседству со мной, ещё и дача, и машина дорогая была, по тем временам весьма престижная – «Волга». Правда, и муж её, Анатолий Петрович, на шахте работал. Тогда шахтёрам очень прилично платили.
И был у них один-единственный сынок, Костенька любимый. И не хотела Зоя Ивановна второго ребёнка, как ни упрашивал её муж. «Мы своему любимому сыночку всё самое лучшее предоставим, отвечала она всегда на его претензии, - нечего нищету разводить! Не хочу, как другие, горе мыкать. Нарожают, а потом не знают, чем кормить, во что одеть. Я хочу от жизни удовольствие получать».
Удовольствие Зоя Ивановна получала постоянно. Ездили они отдыхать семьёй и на отечественные курорты, и за границу, не то, что некоторые.
Мы скромно, домик дешёвенький снимем на пару недель, где-нибудь в Щурово, или в Славяногорске. Я там весь день с кастрюлями ношусь, и рада, что мои отдыхают: купаются, загорают, рыбачат, футбол там, волейбол… Всё равно, лишь бы оздоровить сыночков. А мне что, много надо? Лишь бы у них всё хорошо было.
Я Зое Ивановне совсем не завидую, так просто, сравниваю. Всегда ведь ставишь себя мысленно на место другого. А соседка моя, что ж… Была у неё в своё время возможность хорошо пожить, ну и прекрасно. Ела, что повкусней, надевала, что помодней. Хоть вспомнить что будет.
Только разом всё у Зои Ивановны пошло наперекосяк. Сначала она после заграничной поездки в больницу угодила. Скорая увезла. Так ей плохо было, что на носилках из квартиры выносили. Она, бедная, так громко стонала и плакала, что, помню, мы с мужем даже проснулись, открыли дверь и видели, как её выносили из квартиры. Она в тот период ещё с нами не разговаривала. Поэтому мы молча проводили её взглядом и закрыли дверь.
Долго соседка в больнице пролежала. Чуть не полгода. Непроходимость кишечника у неё нашли. Может, неудачно операцию ей сделали. Потом ещё несколько операций пришлось делать. А может, наоборот, врачи и не виноваты совсем, спасли её и спасибо им за это. Разве мы в медицине что понимаем?
А только вышла Зоя Ивановна из больницы уже на инвалидность и бешеных денег в семье больше не водилось. Сразу как-то и у мужа на работе всё не ладно вышло. И в стране развал, и шахты стали останавливаться. Да и не молоденькие уж были.
А тут ещё и Костик! Влюбился молодой парень в женщину с ребёнком. Она была старше него на несколько лет. Зоя Ивановна на сына буром попёрла:
- Я тебя не для такой растила-холила! Я планировала, что ты на молодой, перспективной девушке женишься, из прекрасной семьи. Что ты будешь жить ещё благополучнее нас с отцом. У меня для тебя уже и невеста на примете есть. У неё знаешь, кто отец? Как сыр в масле кататься будете. А с этой своей Женей будешь влачить жалкое существование. Если не порвёшь с ней, на нашу с отцом помощь можешь больше не рассчитывать!
Костя не послушался матери. Ушёл жить к своей любимой Жене.
Мать сначала долго кипела в душе, а потом всё-таки примирилась с сыном. Но только с ним. Женю на порог не пускала. Зато когда случилось несчастье, Костя нелепо попал под машину, элементарно торопясь утром на работу, Зоя Ивановна изменила своё отношение. Теперь она горько сожалела, что Женя не родила от него ребёнка.
С Женей она познакомилась только на похоронах сына. Больше они не ссорились. Делить уже было некого.
Соседка, стоя на пороге моей квартиры, смотрела на меня зарёванными глазами и стонала:
- Тася, помоги! Он заперся, меня не пускает. Боже, как он меня достал! Может, он на твой голос откроет!
Я прошла через «тамбур», позвонила и постучала в дверь соседской квартиры. Стала кричать:
- Анатолий Петрович! Это я, ваша соседка Тася. Откройте, пожалуйста!
Послышался звук отпираемого замка, дверь открылась и я увидела Анатолия Петровича. Да, совсем он сдал после двух инсультов. Одна половина тела парализована, взгляд совсем неадекватный. Но на сумасшедшего не похож. Всё, кажется, понимает. Только молчит. Он отступил назад и я вошла в их квартиру. Я стала уговаривать его прилечь. За моей спиной вошла в квартиру Зоя Ивановна. Она сразу закричала на него:
- Ах ты, урод! Ты чего закрылся и меня не пускал?
Но я остановила её и просила не взвинчивать ситуацию ещё больше. Я уговорила Анатолия Петровича прилечь, а с соседкой уединилась на их кухне.
- У вас что-то произошло? – спросила я её сочувственно.
- Да ничего особенного. Надоел мне совсем. Вечно лазит по кухне, кастрюлями гремит!
- Так, может быть, он голодный? Накормите его как следует.
- Да пошёл он! Боров. Сколько можно его кормить? Пенсия не резиновая.
- Вы, Зоя Ивановна, не расстраивайте его. Он, может быть, сейчас успокоится и всё пройдёт. А вы на всякий случай носите ключи всегда в кармане, даже если на минуту вышли, мусор вынести. И не кричите на него. Хуже будет, - тихо уговаривала я её, стараясь, чтобы нас не услышал её муж. Она, по-моему, не очень внимательно меня слушала. Во всяком случае, вскоре после того, как я вернулась к себе и прилегла, она снова позвонила ко мне в дверь.
- Тася! Я так больше не могу! Я вызвала скорую, - слишком громко для моей измученной головы втолковывала Зоя Ивановна.
- Что случилось? – свой голос я слышала, как сквозь вату.
- Ты понимаешь, я боюсь. Я не могу находиться с ним в одной квартире. Он опасен для меня.
Я с трудом понимала, чем опасен для соседки её муж. Может, она вообразила, что он убьёт её во сне? Так он же парализованный человек. Что она себе придумывает глупости всякие?
- Зоя Ивановна, перестаньте наэлектризовывать ситуацию. Всё не так плохо.
- Ты не понимаешь. Он совсем не в себе. Пусть увезут его в психиатрическую и там хорошенько обследуют. Его надо лечить.
- Вы знаете, Зоя Ивановна, я с ночной. Я хотела бы немного поспать. А то мои придут в обед… Они все в разное время приходят, и я уже больше точно не лягу. А у меня голова раскалывается.
- Ну как ты не понимаешь, Тася! Я скорую вызвала. Окна моей квартиры выходят на другую сторону. Я не увижу, как подъехала скорая и не смогу открыть дверь подъезда. Боже, как это не удобно, что железная дверь подъезда запирается, а домофона нет! Сэкономили, называется. Представь, скорая подъедет, а дверь подъезда заперта. Она же развернётся и запросто уедет. Я посижу у твоего окна и покараулю.  Ну, не сердись Тасенька, дорогая. Я не долго тебя помучаю. Они должны скоро приехать.
Мне, конечно, хотелось, чтобы она караулила свою скорую на улице, но я точно знала, что она мне ответит. Я все годы, что мы с ней соседствуем, не зависимо от наших отношений, всегда слышу одно и то же:
- Мне это вредно, мне это не приятно, я этого не люблю, мне так не удобно, мне не хочется…
Наплевать ей на мою головную боль и усталость. Да ей и на своего мужа всю жизнь наплевать было. Никогда не слышала из её уст ничего положительного в адрес Анатолия Петровича. Одно сплошное неудовольствие и бесконечные претензии.
Я сама не заметила, как мы оказались на моей кухне. Она сидела за столом таким образом, чтобы удобно пить кофе, который я машинально организовала для неё, и одновременно поглядывать в окно на площадку перед нашим подъездом. 
Я осела на табуретку напротив неё и тупо уставилась на вазочку с печеньем.
- О! Вкусное печенье у тебя! Ты отлично печёшь, Тасенька. Как я была не права! Почему я с вами раньше не дружила? Можно было по-соседски поближе общаться. Это так здорово, когда соседи помогают тебе в трудную минуту! – щебетала Зоя Ивановна.
А я вдруг вспомнила, как такая трудная минута настала для нас. Неожиданно сильно заболел наш маленький сыночек. Тогда наш первенец был ещё единственным ребёнком. Нужно было много денег на лечение. У нас столько не было. Мы попросили у Зои Ивановны в долг. У неё в те времена постоянно деньги водились. Мы её очень просили. Объяснили ей своё затруднительное положение, но… не дала. Почему? Неужели боялась, что не вернём? Это необъяснимо. Мы никогда не имели дурной репутации. Все знают, что мы порядочные люди. Почему же она в критический для нас момент так повела себя?
Хотя… Бог с ней. Мир не без добрых людей. Нам одолжили деньги родственники. Сына вылечили. Долг вернули. А неприятный осадок остался.
Что же скорая так долго не едет? Хочется спать. Я прислушалась к болтовне Зои Ивановны.
- Понимаешь, как ни странно, у меня совсем не осталось друзей. Когда я была директором магазина, столько людей ко мне обращалось за дефицитом! Я буквально всем до зарезу была нужна. Думала, они всегда помогут мне по старой дружбе. Но нет! Теперь я никому не нужна стала. Одна Женя мне помогает. Она и за могилкой сыночка моего постоянно ухаживает.
- Женя? –я помотала головой, разгоняя дрёму, - та, которая с Костиком?
- Да, да! – живо подхватила Зоя Ивановна, - она самая. Помнит моего Костика и меня не забывает.
У меня немного заныло сердце. Я встала, подошла к аптечке за валерьянкой.
- Что, Тасенька, плохо, да? Тебе надо больше отдыхать. Совсем ты себя не жалеешь. Вот я своим не позволяла мне на голову садиться. Если бы я так пахала, что бы от меня сейчас осталось? А я, как видишь, несмотря на то, что старше тебя, и жизнь у меня тяжёлая, всё ещё ничего себе! – Зоя Ивановна горделиво поправила свою причёску. – Женщина никогда не должна позволять мужчинам делать из себя рабочую лошадь!
Я чуть не захохотала. Господи, она, наверное, давно в зеркало на себя не смотрела. Думает, что молода и хороша собой, как свежий персик.
Голову стиснули железные тиски. Я охнула и снова села на табуретку, забрасывая в рот три таблетки валерьянки. Снова прислушалась к болтовне соседки.
- Ты знаешь, Тасенька, я только сейчас поняла, что была неправа в отношении тебя и твоей свекрови. Надо было внимательнее относиться к своим соседям. А теперь, когда я обращаюсь к тебе за помощью, мне как-то даже неудобно.
Она остановилась и посмотрела на меня, как будто ожидая, что я начну уговаривать:
- Ну что вы! Мне очень приятно, что вы со мной общаетесь! Это такая честь для меня. Пожалуйста, не стесняйтесь, в любое время дня и ночи!
Но я не стала ничего такого говорить. Наоборот, подумала: «Честное слово! Лучше бы у вас всё было в порядке и вы по-прежнему не разговаривали со мной, и высокомерно обходили меня десятой дорогой. Тогда я спала бы и набиралась сил. А они мне очень нужны».
- Ты, Тасенька, даже не представляешь, у каких дорогих парикмахеров я раньше обслуживалась! Какие замысловатые причёски они мне делали. А сейчас ты меня и Толика стрижёшь. Конечно, это не модельные стрижки, но ведь бесплатно… Я не в претензии за качество. Ты же не парикмахер. Нам уже и так сойдёт, по-стариковски. Нам уже вообще ничего не надо. Ни дачи не осталось, ни машины. Зачем? Кому? Эх, и за что только жизнь так ко мне несправедлива?
Я не поняла. Это что, камень в мой огород? Сама всё время пристаёт:
- Постриги, пожалуйста. У тебя такие чудесные ножницы и машинка для мужской стрижки. Всё равно ведь всю свою семью стрижёшь. Что тебе, жалко, что ли и нас с Толиком заодно?
А сама уже не довольна? Вот и пойми её. Ладно, в следующий раз откажусь. Скажу, что не умею делать модельных стрижек. Пускай к профессионалу обращается.
Ну, положим, эту вольность я себе только в мыслях и позволяю. Конечно же, постригу без разговоров, как только снова обратится. Вечно мне неудобно сказать вслух что-то бестактное.
Тут Зоя Ивановна увидела в окно въезжающую во двор скорую и вскочила.
Я подумала, что она сейчас выйдет, я закрою за ней и отправлюсь хоть чуть-чуть вздремнуть, но она сказала:
- Тасенька, дружочек, смотайся быстренько, открой им дверь подъезда. Твоё дело молодое. Это я старая развалина. Не дождутся они меня. Уедут.
Я побежала с четвёртого этажа вниз, впустить бригаду скорой помощи. Когда я открыла, врач посмотрел на меня и спросил:
- Это вы больная?
- Нет, я соседка. Больной на четвёртом этаже.
Они поехали на лифте, а я осталась внизу подождать, пока они там сами разберутся. Не хотелось больше вникать ни во что. Хотелось хоть немного полежать до прихода мужа на обед.
Когда я поднялась в свою квартиру, Анатолия Петровича уже на лифте увезли вниз. Я обрадовалась, что сейчас смогу, наконец, отдохнуть, но была очень разочарована. Зоя Ивановна сидела у меня на кухне и уходить не собиралась.
- Ну, слава богу, увезли! – радостно встретила она меня, - сначала упирались, не хотели, а потом я им сказала, мол, не имеете права, я боюсь оставаться с ним одна в квартире! Вы должны его вылечить, а потом уж я его заберу.
Зоя Ивановна посмотрела на меня и осеклась:
- Ты, наверное, осуждаешь меня… но ты должна меня понять, я же не хочу…
Я не стала ничего объяснять своей соседке, просто вздохнула и сказала:
- Я хочу спать. Мне осталось совсем немного. Могу я хоть на пару часов закрыть глаза?
Зоя Ивановна оскорблено вышла и захлопнула за собой дверь.
Укладываясь в постель, я успела подумать: «Такая любого доведёт. Все ей должны. Она никому ничего не должна». Больше ничего не помню. Провалилась в сон. Всего на полтора часа. У меня, в отличие от моей соседки, много обязанностей.

                2002 г.
Пришла я с ночной смены уставшая. Первым делом надо накормить своих завтраком и отправить: мужа и старшего сына на работу, младшего – в школу.
Быстро помыла посуду и вздохнула с облегчением: можно прилечь, соснуть немного, а перед обедом вскочу, быстро приготовлю. В холодильнике должно быть всё необходимое. Я перед ночной делала большую закупку. Мужики мои приходят на обед в разное время. Каждому подай, за каждым убери…
Сама виновата, так уж приучила. За каждого из них сердце болит. Мои ведь, не соседские, мне за них и переживать. А то кому же?
 Только собралась в постель лечь, звонок в дверь. Что такое? Неужели сын вернулся? Забыл что-нибудь? Побежала открывать – соседка на пороге, Зоя Ивановна. Глаза, как блюдца, руками машет, а у меня уже уши заложило и голова гудит. Ничего не пойму.
Зоя Ивановна двадцать лет назад была женщина благополучная, а оттого заносчивая чрезмерно, контактов с нами старательно избегала. Была она директором магазина детского питания в центре города и имела большие доходы. В советское время на дефицитных товарах люди целые состояния делали. Так что у Зои Ивановны, кроме этой вот квартиры, что по соседству со мной, ещё и дача, и машина дорогая была, по тем временам весьма престижная – «Волга». Правда, и муж её, Анатолий Петрович, на шахте работал. Тогда шахтёрам очень прилично платили.
И был у них один-единственный сынок, Костенька любимый. И не хотела Зоя Ивановна второго ребёнка, как ни упрашивал её муж. «Мы своему любимому сыночку всё самое лучшее предоставим, отвечала она всегда на его претензии, - нечего нищету разводить! Не хочу, как другие, горе мыкать. Нарожают, а потом не знают, чем кормить, во что одеть. Я хочу от жизни удовольствие получать».
Удовольствие Зоя Ивановна получала постоянно. Ездили они отдыхать семьёй и на отечественные курорты, и за границу, не то, что некоторые.
Мы скромно, домик дешёвенький снимем на пару недель, где-нибудь в Щурово, или в Славяногорске. Я там весь день с кастрюлями ношусь, и рада, что мои отдыхают: купаются, загорают, рыбачат, футбол там, волейбол… Всё равно, лишь бы оздоровить сыночков. А мне что, много надо? Лишь бы у них всё хорошо было.
Я Зое Ивановне совсем не завидую, так просто, сравниваю. Всегда ведь ставишь себя мысленно на место другого. А соседка моя, что ж… Была у неё в своё время возможность хорошо пожить, ну и прекрасно. Ела, что повкусней, надевала, что помодней. Хоть вспомнить что будет.
Только разом всё у Зои Ивановны пошло наперекосяк. Сначала она после заграничной поездки в больницу угодила. Скорая увезла. Так ей плохо было, что на носилках из квартиры выносили. Она, бедная, так громко стонала и плакала, что, помню, мы с мужем даже проснулись, открыли дверь и видели, как её выносили из квартиры. Она в тот период ещё с нами не разговаривала. Поэтому мы молча проводили её взглядом и закрыли дверь.
Долго соседка в больнице пролежала. Чуть не полгода. Непроходимость кишечника у неё нашли. Может, неудачно операцию ей сделали. Потом ещё несколько операций пришлось делать. А может, наоборот, врачи и не виноваты совсем, спасли её и спасибо им за это. Разве мы в медицине что понимаем?
А только вышла Зоя Ивановна из больницы уже на инвалидность и бешеных денег в семье больше не водилось. Сразу как-то и у мужа на работе всё не ладно вышло. И в стране развал, и шахты стали останавливаться. Да и не молоденькие уж были.
А тут ещё и Костик! Влюбился молодой парень в женщину с ребёнком. Она была старше него на несколько лет. Зоя Ивановна на сына буром попёрла:
- Я тебя не для такой растила-холила! Я планировала, что ты на молодой, перспективной девушке женишься, из прекрасной семьи. Что ты будешь жить ещё благополучнее нас с отцом. У меня для тебя уже и невеста на примете есть. У неё знаешь, кто отец? Как сыр в масле кататься будете. А с этой своей Женей будешь влачить жалкое существование. Если не порвёшь с ней, на нашу с отцом помощь можешь больше не рассчитывать!
Костя не послушался матери. Ушёл жить к своей любимой Жене.
Мать сначала долго кипела в душе, а потом всё-таки примирилась с сыном. Но только с ним. Женю на порог не пускала. Зато когда случилось несчастье, Костя нелепо попал под машину, элементарно торопясь утром на работу, Зоя Ивановна изменила своё отношение. Теперь она горько сожалела, что Женя не родила от него ребёнка.
С Женей она познакомилась только на похоронах сына. Больше они не ссорились. Делить уже было некого.
Соседка, стоя на пороге моей квартиры, смотрела на меня зарёванными глазами и стонала:
- Тася, помоги! Он заперся, меня не пускает. Боже, как он меня достал! Может, он на твой голос откроет!
Я прошла через «тамбур», позвонила и постучала в дверь соседской квартиры. Стала кричать:
- Анатолий Петрович! Это я, ваша соседка Тася. Откройте, пожалуйста!
Послышался звук отпираемого замка, дверь открылась и я увидела Анатолия Петровича. Да, совсем он сдал после двух инсультов. Одна половина тела парализована, взгляд совсем неадекватный. Но на сумасшедшего не похож. Всё, кажется, понимает. Только молчит. Он отступил назад и я вошла в их квартиру. Я стала уговаривать его прилечь. За моей спиной вошла в квартиру Зоя Ивановна. Она сразу закричала на него:
- Ах ты, урод! Ты чего закрылся и меня не пускал?
Но я остановила её и просила не взвинчивать ситуацию ещё больше. Я уговорила Анатолия Петровича прилечь, а с соседкой уединилась на их кухне.
- У вас что-то произошло? – спросила я её сочувственно.
- Да ничего особенного. Надоел мне совсем. Вечно лазит по кухне, кастрюлями гремит!
- Так, может быть, он голодный? Накормите его как следует.
- Да пошёл он! Боров. Сколько можно его кормить? Пенсия не резиновая.
- Вы, Зоя Ивановна, не расстраивайте его. Он, может быть, сейчас успокоится и всё пройдёт. А вы на всякий случай носите ключи всегда в кармане, даже если на минуту вышли, мусор вынести. И не кричите на него. Хуже будет, - тихо уговаривала я её, стараясь, чтобы нас не услышал её муж. Она, по-моему, не очень внимательно меня слушала. Во всяком случае, вскоре после того, как я вернулась к себе и прилегла, она снова позвонила ко мне в дверь.
- Тася! Я так больше не могу! Я вызвала скорую, - слишком громко для моей измученной головы втолковывала Зоя Ивановна.
- Что случилось? – свой голос я слышала, как сквозь вату.
- Ты понимаешь, я боюсь. Я не могу находиться с ним в одной квартире. Он опасен для меня.
Я с трудом понимала, чем опасен для соседки её муж. Может, она вообразила, что он убьёт её во сне? Так он же парализованный человек. Что она себе придумывает глупости всякие?
- Зоя Ивановна, перестаньте наэлектризовывать ситуацию. Всё не так плохо.
- Ты не понимаешь. Он совсем не в себе. Пусть увезут его в психиатрическую и там хорошенько обследуют. Его надо лечить.
- Вы знаете, Зоя Ивановна, я с ночной. Я хотела бы немного поспать. А то мои придут в обед… Они все в разное время приходят, и я уже больше точно не лягу. А у меня голова раскалывается.
- Ну как ты не понимаешь, Тася! Я скорую вызвала. Окна моей квартиры выходят на другую сторону. Я не увижу, как подъехала скорая и не смогу открыть дверь подъезда. Боже, как это не удобно, что железная дверь подъезда запирается, а домофона нет! Сэкономили, называется. Представь, скорая подъедет, а дверь подъезда заперта. Она же развернётся и запросто уедет. Я посижу у твоего окна и покараулю.  Ну, не сердись Тасенька, дорогая. Я не долго тебя помучаю. Они должны скоро приехать.
Мне, конечно, хотелось, чтобы она караулила свою скорую на улице, но я точно знала, что она мне ответит. Я все годы, что мы с ней соседствуем, не зависимо от наших отношений, всегда слышу одно и то же:
- Мне это вредно, мне это не приятно, я этого не люблю, мне так не удобно, мне не хочется…
Наплевать ей на мою головную боль и усталость. Да ей и на своего мужа всю жизнь наплевать было. Никогда не слышала из её уст ничего положительного в адрес Анатолия Петровича. Одно сплошное неудовольствие и бесконечные претензии.
Я сама не заметила, как мы оказались на моей кухне. Она сидела за столом таким образом, чтобы удобно пить кофе, который я машинально организовала для неё, и одновременно поглядывать в окно на площадку перед нашим подъездом. 
Я осела на табуретку напротив неё и тупо уставилась на вазочку с печеньем.
- О! Вкусное печенье у тебя! Ты отлично печёшь, Тасенька. Как я была не права! Почему я с вами раньше не дружила? Можно было по-соседски поближе общаться. Это так здорово, когда соседи помогают тебе в трудную минуту! – щебетала Зоя Ивановна.
А я вдруг вспомнила, как такая трудная минута настала для нас. Неожиданно сильно заболел наш маленький сыночек. Тогда наш первенец был ещё единственным ребёнком. Нужно было много денег на лечение. У нас столько не было. Мы попросили у Зои Ивановны в долг. У неё в те времена постоянно деньги водились. Мы её очень просили. Объяснили ей своё затруднительное положение, но… не дала. Почему? Неужели боялась, что не вернём? Это необъяснимо. Мы никогда не имели дурной репутации. Все знают, что мы порядочные люди. Почему же она в критический для нас момент так повела себя?
Хотя… Бог с ней. Мир не без добрых людей. Нам одолжили деньги родственники. Сына вылечили. Долг вернули. А неприятный осадок остался.
Что же скорая так долго не едет? Хочется спать. Я прислушалась к болтовне Зои Ивановны.
- Понимаешь, как ни странно, у меня совсем не осталось друзей. Когда я была директором магазина, столько людей ко мне обращалось за дефицитом! Я буквально всем до зарезу была нужна. Думала, они всегда помогут мне по старой дружбе. Но нет! Теперь я никому не нужна стала. Одна Женя мне помогает. Она и за могилкой сыночка моего постоянно ухаживает.
- Женя? –я помотала головой, разгоняя дрёму, - та, которая с Костиком?
- Да, да! – живо подхватила Зоя Ивановна, - она самая. Помнит моего Костика и меня не забывает.
У меня немного заныло сердце. Я встала, подошла к аптечке за валерьянкой.
- Что, Тасенька, плохо, да? Тебе надо больше отдыхать. Совсем ты себя не жалеешь. Вот я своим не позволяла мне на голову садиться. Если бы я так пахала, что бы от меня сейчас осталось? А я, как видишь, несмотря на то, что старше тебя, и жизнь у меня тяжёлая, всё ещё ничего себе! – Зоя Ивановна горделиво поправила свою причёску. – Женщина никогда не должна позволять мужчинам делать из себя рабочую лошадь!
Я чуть не захохотала. Господи, она, наверное, давно в зеркало на себя не смотрела. Думает, что молода и хороша собой, как свежий персик.
Голову стиснули железные тиски. Я охнула и снова села на табуретку, забрасывая в рот три таблетки валерьянки. Снова прислушалась к болтовне соседки.
- Ты знаешь, Тасенька, я только сейчас поняла, что была неправа в отношении тебя и твоей свекрови. Надо было внимательнее относиться к своим соседям. А теперь, когда я обращаюсь к тебе за помощью, мне как-то даже неудобно.
Она остановилась и посмотрела на меня, как будто ожидая, что я начну уговаривать:
- Ну что вы! Мне очень приятно, что вы со мной общаетесь! Это такая честь для меня. Пожалуйста, не стесняйтесь, в любое время дня и ночи!
Но я не стала ничего такого говорить. Наоборот, подумала: «Честное слово! Лучше бы у вас всё было в порядке и вы по-прежнему не разговаривали со мной, и высокомерно обходили меня десятой дорогой. Тогда я спала бы и набиралась сил. А они мне очень нужны».
- Ты, Тасенька, даже не представляешь, у каких дорогих парикмахеров я раньше обслуживалась! Какие замысловатые причёски они мне делали. А сейчас ты меня и Толика стрижёшь. Конечно, это не модельные стрижки, но ведь бесплатно… Я не в претензии за качество. Ты же не парикмахер. Нам уже и так сойдёт, по-стариковски. Нам уже вообще ничего не надо. Ни дачи не осталось, ни машины. Зачем? Кому? Эх, и за что только жизнь так ко мне несправедлива?
Я не поняла. Это что, камень в мой огород? Сама всё время пристаёт:
- Постриги, пожалуйста. У тебя такие чудесные ножницы и машинка для мужской стрижки. Всё равно ведь всю свою семью стрижёшь. Что тебе, жалко, что ли и нас с Толиком заодно?
А сама уже не довольна? Вот и пойми её. Ладно, в следующий раз откажусь. Скажу, что не умею делать модельных стрижек. Пускай к профессионалу обращается.
Ну, положим, эту вольность я себе только в мыслях и позволяю. Конечно же, постригу без разговоров, как только снова обратится. Вечно мне неудобно сказать вслух что-то бестактное.
Тут Зоя Ивановна увидела в окно въезжающую во двор скорую и вскочила.
Я подумала, что она сейчас выйдет, я закрою за ней и отправлюсь хоть чуть-чуть вздремнуть, но она сказала:
- Тасенька, дружочек, смотайся быстренько, открой им дверь подъезда. Твоё дело молодое. Это я старая развалина. Не дождутся они меня. Уедут.
Я побежала с четвёртого этажа вниз, впустить бригаду скорой помощи. Когда я открыла, врач посмотрел на меня и спросил:
- Это вы больная?
- Нет, я соседка. Больной на четвёртом этаже.
Они поехали на лифте, а я осталась внизу подождать, пока они там сами разберутся. Не хотелось больше вникать ни во что. Хотелось хоть немного полежать до прихода мужа на обед.
Когда я поднялась в свою квартиру, Анатолия Петровича уже на лифте увезли вниз. Я обрадовалась, что сейчас смогу, наконец, отдохнуть, но была очень разочарована. Зоя Ивановна сидела у меня на кухне и уходить не собиралась.
- Ну, слава богу, увезли! – радостно встретила она меня, - сначала упирались, не хотели, а потом я им сказала, мол, не имеете права, я боюсь оставаться с ним одна в квартире! Вы должны его вылечить, а потом уж я его заберу.
Зоя Ивановна посмотрела на меня и осеклась:
- Ты, наверное, осуждаешь меня… но ты должна меня понять, я же не хочу…
Я не стала ничего объяснять своей соседке, просто вздохнула и сказала:
- Я хочу спать. Мне осталось совсем немного. Могу я хоть на пару часов закрыть глаза?
Зоя Ивановна оскорблено вышла и захлопнула за собой дверь.
Укладываясь в постель, я успела подумать: «Такая любого доведёт. Все ей должны. Она никому ничего не должна». Больше ничего не помню. Провалилась в сон. Всего на полтора часа. У меня, в отличие от моей соседки, много обязанностей.

                2002 г.
Пришла я с ночной смены уставшая. Первым делом надо накормить своих завтраком и отправить: мужа и старшего сына на работу, младшего – в школу.
Быстро помыла посуду и вздохнула с облегчением: можно прилечь, соснуть немного, а перед обедом вскочу, быстро приготовлю. В холодильнике должно быть всё необходимое. Я перед ночной делала большую закупку. Мужики мои приходят на обед в разное время. Каждому подай, за каждым убери…
Сама виновата, так уж приучила. За каждого из них сердце болит. Мои ведь, не соседские, мне за них и переживать. А то кому же?
 Только собралась в постель лечь, звонок в дверь. Что такое? Неужели сын вернулся? Забыл что-нибудь? Побежала открывать – соседка на пороге, Зоя Ивановна. Глаза, как блюдца, руками машет, а у меня уже уши заложило и голова гудит. Ничего не пойму.
Зоя Ивановна двадцать лет назад была женщина благополучная, а оттого заносчивая чрезмерно, контактов с нами старательно избегала. Была она директором магазина детского питания в центре города и имела большие доходы. В советское время на дефицитных товарах люди целые состояния делали. Так что у Зои Ивановны, кроме этой вот квартиры, что по соседству со мной, ещё и дача, и машина дорогая была, по тем временам весьма престижная – «Волга». Правда, и муж её, Анатолий Петрович, на шахте работал. Тогда шахтёрам очень прилично платили.
И был у них один-единственный сынок, Костенька любимый. И не хотела Зоя Ивановна второго ребёнка, как ни упрашивал её муж. «Мы своему любимому сыночку всё самое лучшее предоставим, отвечала она всегда на его претензии, - нечего нищету разводить! Не хочу, как другие, горе мыкать. Нарожают, а потом не знают, чем кормить, во что одеть. Я хочу от жизни удовольствие получать».
Удовольствие Зоя Ивановна получала постоянно. Ездили они отдыхать семьёй и на отечественные курорты, и за границу, не то, что некоторые.
Мы скромно, домик дешёвенький снимем на пару недель, где-нибудь в Щурово, или в Славяногорске. Я там весь день с кастрюлями ношусь, и рада, что мои отдыхают: купаются, загорают, рыбачат, футбол там, волейбол… Всё равно, лишь бы оздоровить сыночков. А мне что, много надо? Лишь бы у них всё хорошо было.
Я Зое Ивановне совсем не завидую, так просто, сравниваю. Всегда ведь ставишь себя мысленно на место другого. А соседка моя, что ж… Была у неё в своё время возможность хорошо пожить, ну и прекрасно. Ела, что повкусней, надевала, что помодней. Хоть вспомнить что будет.
Только разом всё у Зои Ивановны пошло наперекосяк. Сначала она после заграничной поездки в больницу угодила. Скорая увезла. Так ей плохо было, что на носилках из квартиры выносили. Она, бедная, так громко стонала и плакала, что, помню, мы с мужем даже проснулись, открыли дверь и видели, как её выносили из квартиры. Она в тот период ещё с нами не разговаривала. Поэтому мы молча проводили её взглядом и закрыли дверь.
Долго соседка в больнице пролежала. Чуть не полгода. Непроходимость кишечника у неё нашли. Может, неудачно операцию ей сделали. Потом ещё несколько операций пришлось делать. А может, наоборот, врачи и не виноваты совсем, спасли её и спасибо им за это. Разве мы в медицине что понимаем?
А только вышла Зоя Ивановна из больницы уже на инвалидность и бешеных денег в семье больше не водилось. Сразу как-то и у мужа на работе всё не ладно вышло. И в стране развал, и шахты стали останавливаться. Да и не молоденькие уж были.
А тут ещё и Костик! Влюбился молодой парень в женщину с ребёнком. Она была старше него на несколько лет. Зоя Ивановна на сына буром попёрла:
- Я тебя не для такой растила-холила! Я планировала, что ты на молодой, перспективной девушке женишься, из прекрасной семьи. Что ты будешь жить ещё благополучнее нас с отцом. У меня для тебя уже и невеста на примете есть. У неё знаешь, кто отец? Как сыр в масле кататься будете. А с этой своей Женей будешь влачить жалкое существование. Если не порвёшь с ней, на нашу с отцом помощь можешь больше не рассчитывать!
Костя не послушался матери. Ушёл жить к своей любимой Жене.
Мать сначала долго кипела в душе, а потом всё-таки примирилась с сыном. Но только с ним. Женю на порог не пускала. Зато когда случилось несчастье, Костя нелепо попал под машину, элементарно торопясь утром на работу, Зоя Ивановна изменила своё отношение. Теперь она горько сожалела, что Женя не родила от него ребёнка.
С Женей она познакомилась только на похоронах сына. Больше они не ссорились. Делить уже было некого.
Соседка, стоя на пороге моей квартиры, смотрела на меня зарёванными глазами и стонала:
- Тася, помоги! Он заперся, меня не пускает. Боже, как он меня достал! Может, он на твой голос откроет!
Я прошла через «тамбур», позвонила и постучала в дверь соседской квартиры. Стала кричать:
- Анатолий Петрович! Это я, ваша соседка Тася. Откройте, пожалуйста!
Послышался звук отпираемого замка, дверь открылась и я увидела Анатолия Петровича. Да, совсем он сдал после двух инсультов. Одна половина тела парализована, взгляд совсем неадекватный. Но на сумасшедшего не похож. Всё, кажется, понимает. Только молчит. Он отступил назад и я вошла в их квартиру. Я стала уговаривать его прилечь. За моей спиной вошла в квартиру Зоя Ивановна. Она сразу закричала на него:
- Ах ты, урод! Ты чего закрылся и меня не пускал?
Но я остановила её и просила не взвинчивать ситуацию ещё больше. Я уговорила Анатолия Петровича прилечь, а с соседкой уединилась на их кухне.
- У вас что-то произошло? – спросила я её сочувственно.
- Да ничего особенного. Надоел мне совсем. Вечно лазит по кухне, кастрюлями гремит!
- Так, может быть, он голодный? Накормите его как следует.
- Да пошёл он! Боров. Сколько можно его кормить? Пенсия не резиновая.
- Вы, Зоя Ивановна, не расстраивайте его. Он, может быть, сейчас успокоится и всё пройдёт. А вы на всякий случай носите ключи всегда в кармане, даже если на минуту вышли, мусор вынести. И не кричите на него. Хуже будет, - тихо уговаривала я её, стараясь, чтобы нас не услышал её муж. Она, по-моему, не очень внимательно меня слушала. Во всяком случае, вскоре после того, как я вернулась к себе и прилегла, она снова позвонила ко мне в дверь.
- Тася! Я так больше не могу! Я вызвала скорую, - слишком громко для моей измученной головы втолковывала Зоя Ивановна.
- Что случилось? – свой голос я слышала, как сквозь вату.
- Ты понимаешь, я боюсь. Я не могу находиться с ним в одной квартире. Он опасен для меня.
Я с трудом понимала, чем опасен для соседки её муж. Может, она вообразила, что он убьёт её во сне? Так он же парализованный человек. Что она себе придумывает глупости всякие?
- Зоя Ивановна, перестаньте наэлектризовывать ситуацию. Всё не так плохо.
- Ты не понимаешь. Он совсем не в себе. Пусть увезут его в психиатрическую и там хорошенько обследуют. Его надо лечить.
- Вы знаете, Зоя Ивановна, я с ночной. Я хотела бы немного поспать. А то мои придут в обед… Они все в разное время приходят, и я уже больше точно не лягу. А у меня голова раскалывается.
- Ну как ты не понимаешь, Тася! Я скорую вызвала. Окна моей квартиры выходят на другую сторону. Я не увижу, как подъехала скорая и не смогу открыть дверь подъезда. Боже, как это не удобно, что железная дверь подъезда запирается, а домофона нет! Сэкономили, называется. Представь, скорая подъедет, а дверь подъезда заперта. Она же развернётся и запросто уедет. Я посижу у твоего окна и покараулю.  Ну, не сердись Тасенька, дорогая. Я не долго тебя помучаю. Они должны скоро приехать.
Мне, конечно, хотелось, чтобы она караулила свою скорую на улице, но я точно знала, что она мне ответит. Я все годы, что мы с ней соседствуем, не зависимо от наших отношений, всегда слышу одно и то же:
- Мне это вредно, мне это не приятно, я этого не люблю, мне так не удобно, мне не хочется…
Наплевать ей на мою головную боль и усталость. Да ей и на своего мужа всю жизнь наплевать было. Никогда не слышала из её уст ничего положительного в адрес Анатолия Петровича. Одно сплошное неудовольствие и бесконечные претензии.
Я сама не заметила, как мы оказались на моей кухне. Она сидела за столом таким образом, чтобы удобно пить кофе, который я машинально организовала для неё, и одновременно поглядывать в окно на площадку перед нашим подъездом. 
Я осела на табуретку напротив неё и тупо уставилась на вазочку с печеньем.
- О! Вкусное печенье у тебя! Ты отлично печёшь, Тасенька. Как я была не права! Почему я с вами раньше не дружила? Можно было по-соседски поближе общаться. Это так здорово, когда соседи помогают тебе в трудную минуту! – щебетала Зоя Ивановна.
А я вдруг вспомнила, как такая трудная минута настала для нас. Неожиданно сильно заболел наш маленький сыночек. Тогда наш первенец был ещё единственным ребёнком. Нужно было много денег на лечение. У нас столько не было. Мы попросили у Зои Ивановны в долг. У неё в те времена постоянно деньги водились. Мы её очень просили. Объяснили ей своё затруднительное положение, но… не дала. Почему? Неужели боялась, что не вернём? Это необъяснимо. Мы никогда не имели дурной репутации. Все знают, что мы порядочные люди. Почему же она в критический для нас момент так повела себя?
Хотя… Бог с ней. Мир не без добрых людей. Нам одолжили деньги родственники. Сына вылечили. Долг вернули. А неприятный осадок остался.
Что же скорая так долго не едет? Хочется спать. Я прислушалась к болтовне Зои Ивановны.
- Понимаешь, как ни странно, у меня совсем не осталось друзей. Когда я была директором магазина, столько людей ко мне обращалось за дефицитом! Я буквально всем до зарезу была нужна. Думала, они всегда помогут мне по старой дружбе. Но нет! Теперь я никому не нужна стала. Одна Женя мне помогает. Она и за могилкой сыночка моего постоянно ухаживает.
- Женя? –я помотала головой, разгоняя дрёму, - та, которая с Костиком?
- Да, да! – живо подхватила Зоя Ивановна, - она самая. Помнит моего Костика и меня не забывает.
У меня немного заныло сердце. Я встала, подошла к аптечке за валерьянкой.
- Что, Тасенька, плохо, да? Тебе надо больше отдыхать. Совсем ты себя не жалеешь. Вот я своим не позволяла мне на голову садиться. Если бы я так пахала, что бы от меня сейчас осталось? А я, как видишь, несмотря на то, что старше тебя, и жизнь у меня тяжёлая, всё ещё ничего себе! – Зоя Ивановна горделиво поправила свою причёску. – Женщина никогда не должна позволять мужчинам делать из себя рабочую лошадь!
Я чуть не захохотала. Господи, она, наверное, давно в зеркало на себя не смотрела. Думает, что молода и хороша собой, как свежий персик.
Голову стиснули железные тиски. Я охнула и снова села на табуретку, забрасывая в рот три таблетки валерьянки. Снова прислушалась к болтовне соседки.
- Ты знаешь, Тасенька, я только сейчас поняла, что была неправа в отношении тебя и твоей свекрови. Надо было внимательнее относиться к своим соседям. А теперь, когда я обращаюсь к тебе за помощью, мне как-то даже неудобно.
Она остановилась и посмотрела на меня, как будто ожидая, что я начну уговаривать:
- Ну что вы! Мне очень приятно, что вы со мной общаетесь! Это такая честь для меня. Пожалуйста, не стесняйтесь, в любое время дня и ночи!
Но я не стала ничего такого говорить. Наоборот, подумала: «Честное слово! Лучше бы у вас всё было в порядке и вы по-прежнему не разговаривали со мной, и высокомерно обходили меня десятой дорогой. Тогда я спала бы и набиралась сил. А они мне очень нужны».
- Ты, Тасенька, даже не представляешь, у каких дорогих парикмахеров я раньше обслуживалась! Какие замысловатые причёски они мне делали. А сейчас ты меня и Толика стрижёшь. Конечно, это не модельные стрижки, но ведь бесплатно… Я не в претензии за качество. Ты же не парикмахер. Нам уже и так сойдёт, по-стариковски. Нам уже вообще ничего не надо. Ни дачи не осталось, ни машины. Зачем? Кому? Эх, и за что только жизнь так ко мне несправедлива?
Я не поняла. Это что, камень в мой огород? Сама всё время пристаёт:
- Постриги, пожалуйста. У тебя такие чудесные ножницы и машинка для мужской стрижки. Всё равно ведь всю свою семью стрижёшь. Что тебе, жалко, что ли и нас с Толиком заодно?
А сама уже не довольна? Вот и пойми её. Ладно, в следующий раз откажусь. Скажу, что не умею делать модельных стрижек. Пускай к профессионалу обращается.
Ну, положим, эту вольность я себе только в мыслях и позволяю. Конечно же, постригу без разговоров, как только снова обратится. Вечно мне неудобно сказать вслух что-то бестактное.
Тут Зоя Ивановна увидела в окно въезжающую во двор скорую и вскочила.
Я подумала, что она сейчас выйдет, я закрою за ней и отправлюсь хоть чуть-чуть вздремнуть, но она сказала:
- Тасенька, дружочек, смотайся быстренько, открой им дверь подъезда. Твоё дело молодое. Это я старая развалина. Не дождутся они меня. Уедут.
Я побежала с четвёртого этажа вниз, впустить бригаду скорой помощи. Когда я открыла, врач посмотрел на меня и спросил:
- Это вы больная?
- Нет, я соседка. Больной на четвёртом этаже.
Они поехали на лифте, а я осталась внизу подождать, пока они там сами разберутся. Не хотелось больше вникать ни во что. Хотелось хоть немного полежать до прихода мужа на обед.
Когда я поднялась в свою квартиру, Анатолия Петровича уже на лифте увезли вниз. Я обрадовалась, что сейчас смогу, наконец, отдохнуть, но была очень разочарована. Зоя Ивановна сидела у меня на кухне и уходить не собиралась.
- Ну, слава богу, увезли! – радостно встретила она меня, - сначала упирались, не хотели, а потом я им сказала, мол, не имеете права, я боюсь оставаться с ним одна в квартире! Вы должны его вылечить, а потом уж я его заберу.
Зоя Ивановна посмотрела на меня и осеклась:
- Ты, наверное, осуждаешь меня… но ты должна меня понять, я же не хочу…
Я не стала ничего объяснять своей соседке, просто вздохнула и сказала:
- Я хочу спать. Мне осталось совсем немного. Могу я хоть на пару часов закрыть глаза?
Зоя Ивановна оскорблено вышла и захлопнула за собой дверь.
Укладываясь в постель, я успела подумать: «Такая любого доведёт. Все ей должны. Она никому ничего не должна». Больше ничего не помню. Провалилась в сон. Всего на полтора часа. У меня, в отличие от моей соседки, много обязанностей.

                2002 г.
Пришла я с ночной смены уставшая. Первым делом надо накормить своих завтраком и отправить: мужа и старшего сына на работу, младшего – в школу.
Быстро помыла посуду и вздохнула с облегчением: можно прилечь, соснуть немного, а перед обедом вскочу, быстро приготовлю. В холодильнике должно быть всё необходимое. Я перед ночной делала большую закупку. Мужики мои приходят на обед в разное время. Каждому подай, за каждым убери…
Сама виновата, так уж приучила. За каждого из них сердце болит. Мои ведь, не соседские, мне за них и переживать. А то кому же?
 Только собралась в постель лечь, звонок в дверь. Что такое? Неужели сын вернулся? Забыл что-нибудь? Побежала открывать – соседка на пороге, Зоя Ивановна. Глаза, как блюдца, руками машет, а у меня уже уши заложило и голова гудит. Ничего не пойму.
Зоя Ивановна двадцать лет назад была женщина благополучная, а оттого заносчивая чрезмерно, контактов с нами старательно избегала. Была она директором магазина детского питания в центре города и имела большие доходы. В советское время на дефицитных товарах люди целые состояния делали. Так что у Зои Ивановны, кроме этой вот квартиры, что по соседству со мной, ещё и дача, и машина дорогая была, по тем временам весьма престижная – «Волга». Правда, и муж её, Анатолий Петрович, на шахте работал. Тогда шахтёрам очень прилично платили.
И был у них один-единственный сынок, Костенька любимый. И не хотела Зоя Ивановна второго ребёнка, как ни упрашивал её муж. «Мы своему любимому сыночку всё самое лучшее предоставим, отвечала она всегда на его претензии, - нечего нищету разводить! Не хочу, как другие, горе мыкать. Нарожают, а потом не знают, чем кормить, во что одеть. Я хочу от жизни удовольствие получать».
Удовольствие Зоя Ивановна получала постоянно. Ездили они отдыхать семьёй и на отечественные курорты, и за границу, не то, что некоторые.
Мы скромно, домик дешёвенький снимем на пару недель, где-нибудь в Щурово, или в Славяногорске. Я там весь день с кастрюлями ношусь, и рада, что мои отдыхают: купаются, загорают, рыбачат, футбол там, волейбол… Всё равно, лишь бы оздоровить сыночков. А мне что, много надо? Лишь бы у них всё хорошо было.
Я Зое Ивановне совсем не завидую, так просто, сравниваю. Всегда ведь ставишь себя мысленно на место другого. А соседка моя, что ж… Была у неё в своё время возможность хорошо пожить, ну и прекрасно. Ела, что повкусней, надевала, что помодней. Хоть вспомнить что будет.
Только разом всё у Зои Ивановны пошло наперекосяк. Сначала она после заграничной поездки в больницу угодила. Скорая увезла. Так ей плохо было, что на носилках из квартиры выносили. Она, бедная, так громко стонала и плакала, что, помню, мы с мужем даже проснулись, открыли дверь и видели, как её выносили из квартиры. Она в тот период ещё с нами не разговаривала. Поэтому мы молча проводили её взглядом и закрыли дверь.
Долго соседка в больнице пролежала. Чуть не полгода. Непроходимость кишечника у неё нашли. Может, неудачно операцию ей сделали. Потом ещё несколько операций пришлось делать. А может, наоборот, врачи и не виноваты совсем, спасли её и спасибо им за это. Разве мы в медицине что понимаем?
А только вышла Зоя Ивановна из больницы уже на инвалидность и бешеных денег в семье больше не водилось. Сразу как-то и у мужа на работе всё не ладно вышло. И в стране развал, и шахты стали останавливаться. Да и не молоденькие уж были.
А тут ещё и Костик! Влюбился молодой парень в женщину с ребёнком. Она была старше него на несколько лет. Зоя Ивановна на сына буром попёрла:
- Я тебя не для такой растила-холила! Я планировала, что ты на молодой, перспективной девушке женишься, из прекрасной семьи. Что ты будешь жить ещё благополучнее нас с отцом. У меня для тебя уже и невеста на примете есть. У неё знаешь, кто отец? Как сыр в масле кататься будете. А с этой своей Женей будешь влачить жалкое существование. Если не порвёшь с ней, на нашу с отцом помощь можешь больше не рассчитывать!
Костя не послушался матери. Ушёл жить к своей любимой Жене.
Мать сначала долго кипела в душе, а потом всё-таки примирилась с сыном. Но только с ним. Женю на порог не пускала. Зато когда случилось несчастье, Костя нелепо попал под машину, элементарно торопясь утром на работу, Зоя Ивановна изменила своё отношение. Теперь она горько сожалела, что Женя не родила от него ребёнка.
С Женей она познакомилась только на похоронах сына. Больше они не ссорились. Делить уже было некого.
Соседка, стоя на пороге моей квартиры, смотрела на меня зарёванными глазами и стонала:
- Тася, помоги! Он заперся, меня не пускает. Боже, как он меня достал! Может, он на твой голос откроет!
Я прошла через «тамбур», позвонила и постучала в дверь соседской квартиры. Стала кричать:
- Анатолий Петрович! Это я, ваша соседка Тася. Откройте, пожалуйста!
Послышался звук отпираемого замка, дверь открылась и я увидела Анатолия Петровича. Да, совсем он сдал после двух инсультов. Одна половина тела парализована, взгляд совсем неадекватный. Но на сумасшедшего не похож. Всё, кажется, понимает. Только молчит. Он отступил назад и я вошла в их квартиру. Я стала уговаривать его прилечь. За моей спиной вошла в квартиру Зоя Ивановна. Она сразу закричала на него:
- Ах ты, урод! Ты чего закрылся и меня не пускал?
Но я остановила её и просила не взвинчивать ситуацию ещё больше. Я уговорила Анатолия Петровича прилечь, а с соседкой уединилась на их кухне.
- У вас что-то произошло? – спросила я её сочувственно.
- Да ничего особенного. Надоел мне совсем. Вечно лазит по кухне, кастрюлями гремит!
- Так, может быть, он голодный? Накормите его как следует.
- Да пошёл он! Боров. Сколько можно его кормить? Пенсия не резиновая.
- Вы, Зоя Ивановна, не расстраивайте его. Он, может быть, сейчас успокоится и всё пройдёт. А вы на всякий случай носите ключи всегда в кармане, даже если на минуту вышли, мусор вынести. И не кричите на него. Хуже будет, - тихо уговаривала я её, стараясь, чтобы нас не услышал её муж. Она, по-моему, не очень внимательно меня слушала. Во всяком случае, вскоре после того, как я вернулась к себе и прилегла, она снова позвонила ко мне в дверь.
- Тася! Я так больше не могу! Я вызвала скорую, - слишком громко для моей измученной головы втолковывала Зоя Ивановна.
- Что случилось? – свой голос я слышала, как сквозь вату.
- Ты понимаешь, я боюсь. Я не могу находиться с ним в одной квартире. Он опасен для меня.
Я с трудом понимала, чем опасен для соседки её муж. Может, она вообразила, что он убьёт её во сне? Так он же парализованный человек. Что она себе придумывает глупости всякие?
- Зоя Ивановна, перестаньте наэлектризовывать ситуацию. Всё не так плохо.
- Ты не понимаешь. Он совсем не в себе. Пусть увезут его в психиатрическую и там хорошенько обследуют. Его надо лечить.
- Вы знаете, Зоя Ивановна, я с ночной. Я хотела бы немного поспать. А то мои придут в обед… Они все в разное время приходят, и я уже больше точно не лягу. А у меня голова раскалывается.
- Ну как ты не понимаешь, Тася! Я скорую вызвала. Окна моей квартиры выходят на другую сторону. Я не увижу, как подъехала скорая и не смогу открыть дверь подъезда. Боже, как это не удобно, что железная дверь подъезда запирается, а домофона нет! Сэкономили, называется. Представь, скорая подъедет, а дверь подъезда заперта. Она же развернётся и запросто уедет. Я посижу у твоего окна и покараулю.  Ну, не сердись Тасенька, дорогая. Я не долго тебя помучаю. Они должны скоро приехать.
Мне, конечно, хотелось, чтобы она караулила свою скорую на улице, но я точно знала, что она мне ответит. Я все годы, что мы с ней соседствуем, не зависимо от наших отношений, всегда слышу одно и то же:
- Мне это вредно, мне это не приятно, я этого не люблю, мне так не удобно, мне не хочется…
Наплевать ей на мою головную боль и усталость. Да ей и на своего мужа всю жизнь наплевать было. Никогда не слышала из её уст ничего положительного в адрес Анатолия Петровича. Одно сплошное неудовольствие и бесконечные претензии.
Я сама не заметила, как мы оказались на моей кухне. Она сидела за столом таким образом, чтобы удобно пить кофе, который я машинально организовала для неё, и одновременно поглядывать в окно на площадку перед нашим подъездом. 
Я осела на табуретку напротив неё и тупо уставилась на вазочку с печеньем.
- О! Вкусное печенье у тебя! Ты отлично печёшь, Тасенька. Как я была не права! Почему я с вами раньше не дружила? Можно было по-соседски поближе общаться. Это так здорово, когда соседи помогают тебе в трудную минуту! – щебетала Зоя Ивановна.
А я вдруг вспомнила, как такая трудная минута настала для нас. Неожиданно сильно заболел наш маленький сыночек. Тогда наш первенец был ещё единственным ребёнком. Нужно было много денег на лечение. У нас столько не было. Мы попросили у Зои Ивановны в долг. У неё в те времена постоянно деньги водились. Мы её очень просили. Объяснили ей своё затруднительное положение, но… не дала. Почему? Неужели боялась, что не вернём? Это необъяснимо. Мы никогда не имели дурной репутации. Все знают, что мы порядочные люди. Почему же она в критический для нас момент так повела себя?
Хотя… Бог с ней. Мир не без добрых людей. Нам одолжили деньги родственники. Сына вылечили. Долг вернули. А неприятный осадок остался.
Что же скорая так долго не едет? Хочется спать. Я прислушалась к болтовне Зои Ивановны.
- Понимаешь, как ни странно, у меня совсем не осталось друзей. Когда я была директором магазина, столько людей ко мне обращалось за дефицитом! Я буквально всем до зарезу была нужна. Думала, они всегда помогут мне по старой дружбе. Но нет! Теперь я никому не нужна стала. Одна Женя мне помогает. Она и за могилкой сыночка моего постоянно ухаживает.
- Женя? –я помотала головой, разгоняя дрёму, - та, которая с Костиком?
- Да, да! – живо подхватила Зоя Ивановна, - она самая. Помнит моего Костика и меня не забывает.
У меня немного заныло сердце. Я встала, подошла к аптечке за валерьянкой.
- Что, Тасенька, плохо, да? Тебе надо больше отдыхать. Совсем ты себя не жалеешь. Вот я своим не позволяла мне на голову садиться. Если бы я так пахала, что бы от меня сейчас осталось? А я, как видишь, несмотря на то, что старше тебя, и жизнь у меня тяжёлая, всё ещё ничего себе! – Зоя Ивановна горделиво поправила свою причёску. – Женщина никогда не должна позволять мужчинам делать из себя рабочую лошадь!
Я чуть не захохотала. Господи, она, наверное, давно в зеркало на себя не смотрела. Думает, что молода и хороша собой, как свежий персик.
Голову стиснули железные тиски. Я охнула и снова села на табуретку, забрасывая в рот три таблетки валерьянки. Снова прислушалась к болтовне соседки.
- Ты знаешь, Тасенька, я только сейчас поняла, что была неправа в отношении тебя и твоей свекрови. Надо было внимательнее относиться к своим соседям. А теперь, когда я обращаюсь к тебе за помощью, мне как-то даже неудобно.
Она остановилась и посмотрела на меня, как будто ожидая, что я начну уговаривать:
- Ну что вы! Мне очень приятно, что вы со мной общаетесь! Это такая честь для меня. Пожалуйста, не стесняйтесь, в любое время дня и ночи!
Но я не стала ничего такого говорить. Наоборот, подумала: «Честное слово! Лучше бы у вас всё было в порядке и вы по-прежнему не разговаривали со мной, и высокомерно обходили меня десятой дорогой. Тогда я спала бы и набиралась сил. А они мне очень нужны».
- Ты, Тасенька, даже не представляешь, у каких дорогих парикмахеров я раньше обслуживалась! Какие замысловатые причёски они мне делали. А сейчас ты меня и Толика стрижёшь. Конечно, это не модельные стрижки, но ведь бесплатно… Я не в претензии за качество. Ты же не парикмахер. Нам уже и так сойдёт, по-стариковски. Нам уже вообще ничего не надо. Ни дачи не осталось, ни машины. Зачем? Кому? Эх, и за что только жизнь так ко мне несправедлива?
Я не поняла. Это что, камень в мой огород? Сама всё время пристаёт:
- Постриги, пожалуйста. У тебя такие чудесные ножницы и машинка для мужской стрижки. Всё равно ведь всю свою семью стрижёшь. Что тебе, жалко, что ли и нас с Толиком заодно?
А сама уже не довольна? Вот и пойми её. Ладно, в следующий раз откажусь. Скажу, что не умею делать модельных стрижек. Пускай к профессионалу обращается.
Ну, положим, эту вольность я себе только в мыслях и позволяю. Конечно же, постригу без разговоров, как только снова обратится. Вечно мне неудобно сказать вслух что-то бестактное.
Тут Зоя Ивановна увидела в окно въезжающую во двор скорую и вскочила.
Я подумала, что она сейчас выйдет, я закрою за ней и отправлюсь хоть чуть-чуть вздремнуть, но она сказала:
- Тасенька, дружочек, смотайся быстренько, открой им дверь подъезда. Твоё дело молодое. Это я старая развалина. Не дождутся они меня. Уедут.
Я побежала с четвёртого этажа вниз, впустить бригаду скорой помощи. Когда я открыла, врач посмотрел на меня и спросил:
- Это вы больная?
- Нет, я соседка. Больной на четвёртом этаже.
Они поехали на лифте, а я осталась внизу подождать, пока они там сами разберутся. Не хотелось больше вникать ни во что. Хотелось хоть немного полежать до прихода мужа на обед.
Когда я поднялась в свою квартиру, Анатолия Петровича уже на лифте увезли вниз. Я обрадовалась, что сейчас смогу, наконец, отдохнуть, но была очень разочарована. Зоя Ивановна сидела у меня на кухне и уходить не собиралась.
- Ну, слава богу, увезли! – радостно встретила она меня, - сначала упирались, не хотели, а потом я им сказала, мол, не имеете права, я боюсь оставаться с ним одна в квартире! Вы должны его вылечить, а потом уж я его заберу.
Зоя Ивановна посмотрела на меня и осеклась:
- Ты, наверное, осуждаешь меня… но ты должна меня понять, я же не хочу…
Я не стала ничего объяснять своей соседке, просто вздохнула и сказала:
- Я хочу спать. Мне осталось совсем немного. Могу я хоть на пару часов закрыть глаза?
Зоя Ивановна оскорблено вышла и захлопнула за собой дверь.
Укладываясь в постель, я успела подумать: «Такая любого доведёт. Все ей должны. Она никому ничего не должна». Больше ничего не помню. Провалилась в сон. Всего на полтора часа. У меня, в отличие от моей соседки, много обязанностей.

                2002 г.
Пришла я с ночной смены уставшая. Первым делом надо накормить своих завтраком и отправить: мужа и старшего сына на работу, младшего – в школу.
Быстро помыла посуду и вздохнула с облегчением: можно прилечь, соснуть немного, а перед обедом вскочу, быстро приготовлю. В холодильнике должно быть всё необходимое. Я перед ночной делала большую закупку. Мужики мои приходят на обед в разное время. Каждому подай, за каждым убери…
Сама виновата, так уж приучила. За каждого из них сердце болит. Мои ведь, не соседские, мне за них и переживать. А то кому же?
 Только собралась в постель лечь, звонок в дверь. Что такое? Неужели сын вернулся? Забыл что-нибудь? Побежала открывать – соседка на пороге, Зоя Ивановна. Глаза, как блюдца, руками машет, а у меня уже уши заложило и голова гудит. Ничего не пойму.
Зоя Ивановна двадцать лет назад была женщина благополучная, а оттого заносчивая чрезмерно, контактов с нами старательно избегала. Была она директором магазина детского питания в центре города и имела большие доходы. В советское время на дефицитных товарах люди целые состояния делали. Так что у Зои Ивановны, кроме этой вот квартиры, что по соседству со мной, ещё и дача, и машина дорогая была, по тем временам весьма престижная – «Волга». Правда, и муж её, Анатолий Петрович, на шахте работал. Тогда шахтёрам очень прилично платили.
И был у них один-единственный сынок, Костенька любимый. И не хотела Зоя Ивановна второго ребёнка, как ни упрашивал её муж. «Мы своему любимому сыночку всё самое лучшее предоставим, отвечала она всегда на его претензии, - нечего нищету разводить! Не хочу, как другие, горе мыкать. Нарожают, а потом не знают, чем кормить, во что одеть. Я хочу от жизни удовольствие получать».
Удовольствие Зоя Ивановна получала постоянно. Ездили они отдыхать семьёй и на отечественные курорты, и за границу, не то, что некоторые.
Мы скромно, домик дешёвенький снимем на пару недель, где-нибудь в Щурово, или в Славяногорске. Я там весь день с кастрюлями ношусь, и рада, что мои отдыхают: купаются, загорают, рыбачат, футбол там, волейбол… Всё равно, лишь бы оздоровить сыночков. А мне что, много надо? Лишь бы у них всё хорошо было.
Я Зое Ивановне совсем не завидую, так просто, сравниваю. Всегда ведь ставишь себя мысленно на место другого. А соседка моя, что ж… Была у неё в своё время возможность хорошо пожить, ну и прекрасно. Ела, что повкусней, надевала, что помодней. Хоть вспомнить что будет.
Только разом всё у Зои Ивановны пошло наперекосяк. Сначала она после заграничной поездки в больницу угодила. Скорая увезла. Так ей плохо было, что на носилках из квартиры выносили. Она, бедная, так громко стонала и плакала, что, помню, мы с мужем даже проснулись, открыли дверь и видели, как её выносили из квартиры. Она в тот период ещё с нами не разговаривала. Поэтому мы молча проводили её взглядом и закрыли дверь.
Долго соседка в больнице пролежала. Чуть не полгода. Непроходимость кишечника у неё нашли. Может, неудачно операцию ей сделали. Потом ещё несколько операций пришлось делать. А может, наоборот, врачи и не виноваты совсем, спасли её и спасибо им за это. Разве мы в медицине что понимаем?
А только вышла Зоя Ивановна из больницы уже на инвалидность и бешеных денег в семье больше не водилось. Сразу как-то и у мужа на работе всё не ладно вышло. И в стране развал, и шахты стали останавливаться. Да и не молоденькие уж были.
А тут ещё и Костик! Влюбился молодой парень в женщину с ребёнком. Она была старше него на несколько лет. Зоя Ивановна на сына буром попёрла:
- Я тебя не для такой растила-холила! Я планировала, что ты на молодой, перспективной девушке женишься, из прекрасной семьи. Что ты будешь жить ещё благополучнее нас с отцом. У меня для тебя уже и невеста на примете есть. У неё знаешь, кто отец? Как сыр в масле кататься будете. А с этой своей Женей будешь влачить жалкое существование. Если не порвёшь с ней, на нашу с отцом помощь можешь больше не рассчитывать!
Костя не послушался матери. Ушёл жить к своей любимой Жене.
Мать сначала долго кипела в душе, а потом всё-таки примирилась с сыном. Но только с ним. Женю на порог не пускала. Зато когда случилось несчастье, Костя нелепо попал под машину, элементарно торопясь утром на работу, Зоя Ивановна изменила своё отношение. Теперь она горько сожалела, что Женя не родила от него ребёнка.
С Женей она познакомилась только на похоронах сына. Больше они не ссорились. Делить уже было некого.
Соседка, стоя на пороге моей квартиры, смотрела на меня зарёванными глазами и стонала:
- Тася, помоги! Он заперся, меня не пускает. Боже, как он меня достал! Может, он на твой голос откроет!
Я прошла через «тамбур», позвонила и постучала в дверь соседской квартиры. Стала кричать:
- Анатолий Петрович! Это я, ваша соседка Тася. Откройте, пожалуйста!
Послышался звук отпираемого замка, дверь открылась и я увидела Анатолия Петровича. Да, совсем он сдал после двух инсультов. Одна половина тела парализована, взгляд совсем неадекватный. Но на сумасшедшего не похож. Всё, кажется, понимает. Только молчит. Он отступил назад и я вошла в их квартиру. Я стала уговаривать его прилечь. За моей спиной вошла в квартиру Зоя Ивановна. Она сразу закричала на него:
- Ах ты, урод! Ты чего закрылся и меня не пускал?
Но я остановила её и просила не взвинчивать ситуацию ещё больше. Я уговорила Анатолия Петровича прилечь, а с соседкой уединилась на их кухне.
- У вас что-то произошло? – спросила я её сочувственно.
- Да ничего особенного. Надоел мне совсем. Вечно лазит по кухне, кастрюлями гремит!
- Так, может быть, он голодный? Накормите его как следует.
- Да пошёл он! Боров. Сколько можно его кормить? Пенсия не резиновая.
- Вы, Зоя Ивановна, не расстраивайте его. Он, может быть, сейчас успокоится и всё пройдёт. А вы на всякий случай носите ключи всегда в кармане, даже если на минуту вышли, мусор вынести. И не кричите на него. Хуже будет, - тихо уговаривала я её, стараясь, чтобы нас не услышал её муж. Она, по-моему, не очень внимательно меня слушала. Во всяком случае, вскоре после того, как я вернулась к себе и прилегла, она снова позвонила ко мне в дверь.
- Тася! Я так больше не могу! Я вызвала скорую, - слишком громко для моей измученной головы втолковывала Зоя Ивановна.
- Что случилось? – свой голос я слышала, как сквозь вату.
- Ты понимаешь, я боюсь. Я не могу находиться с ним в одной квартире. Он опасен для меня.
Я с трудом понимала, чем опасен для соседки её муж. Может, она вообразила, что он убьёт её во сне? Так он же парализованный человек. Что она себе придумывает глупости всякие?
- Зоя Ивановна, перестаньте наэлектризовывать ситуацию. Всё не так плохо.
- Ты не понимаешь. Он совсем не в себе. Пусть увезут его в психиатрическую и там хорошенько обследуют. Его надо лечить.
- Вы знаете, Зоя Ивановна, я с ночной. Я хотела бы немного поспать. А то мои придут в обед… Они все в разное время приходят, и я уже больше точно не лягу. А у меня голова раскалывается.
- Ну как ты не понимаешь, Тася! Я скорую вызвала. Окна моей квартиры выходят на другую сторону. Я не увижу, как подъехала скорая и не смогу открыть дверь подъезда. Боже, как это не удобно, что железная дверь подъезда запирается, а домофона нет! Сэкономили, называется. Представь, скорая подъедет, а дверь подъезда заперта. Она же развернётся и запросто уедет. Я посижу у твоего окна и покараулю.  Ну, не сердись Тасенька, дорогая. Я не долго тебя помучаю. Они должны скоро приехать.
Мне, конечно, хотелось, чтобы она караулила свою скорую на улице, но я точно знала, что она мне ответит. Я все годы, что мы с ней соседствуем, не зависимо от наших отношений, всегда слышу одно и то же:
- Мне это вредно, мне это не приятно, я этого не люблю, мне так не удобно, мне не хочется…
Наплевать ей на мою головную боль и усталость. Да ей и на своего мужа всю жизнь наплевать было. Никогда не слышала из её уст ничего положительного в адрес Анатолия Петровича. Одно сплошное неудовольствие и бесконечные претензии.
Я сама не заметила, как мы оказались на моей кухне. Она сидела за столом таким образом, чтобы удобно пить кофе, который я машинально организовала для неё, и одновременно поглядывать в окно на площадку перед нашим подъездом. 
Я осела на табуретку напротив неё и тупо уставилась на вазочку с печеньем.
- О! Вкусное печенье у тебя! Ты отлично печёшь, Тасенька. Как я была не права! Почему я с вами раньше не дружила? Можно было по-соседски поближе общаться. Это так здорово, когда соседи помогают тебе в трудную минуту! – щебетала Зоя Ивановна.
А я вдруг вспомнила, как такая трудная минута настала для нас. Неожиданно сильно заболел наш маленький сыночек. Тогда наш первенец был ещё единственным ребёнком. Нужно было много денег на лечение. У нас столько не было. Мы попросили у Зои Ивановны в долг. У неё в те времена постоянно деньги водились. Мы её очень просили. Объяснили ей своё затруднительное положение, но… не дала. Почему? Неужели боялась, что не вернём? Это необъяснимо. Мы никогда не имели дурной репутации. Все знают, что мы порядочные люди. Почему же она в критический для нас момент так повела себя?
Хотя… Бог с ней. Мир не без добрых людей. Нам одолжили деньги родственники. Сына вылечили. Долг вернули. А неприятный осадок остался.
Что же скорая так долго не едет? Хочется спать. Я прислушалась к болтовне Зои Ивановны.
- Понимаешь, как ни странно, у меня совсем не осталось друзей. Когда я была директором магазина, столько людей ко мне обращалось за дефицитом! Я буквально всем до зарезу была нужна. Думала, они всегда помогут мне по старой дружбе. Но нет! Теперь я никому не нужна стала. Одна Женя мне помогает. Она и за могилкой сыночка моего постоянно ухаживает.
- Женя? –я помотала головой, разгоняя дрёму, - та, которая с Костиком?
- Да, да! – живо подхватила Зоя Ивановна, - она самая. Помнит моего Костика и меня не забывает.
У меня немного заныло сердце. Я встала, подошла к аптечке за валерьянкой.
- Что, Тасенька, плохо, да? Тебе надо больше отдыхать. Совсем ты себя не жалеешь. Вот я своим не позволяла мне на голову садиться. Если бы я так пахала, что бы от меня сейчас осталось? А я, как видишь, несмотря на то, что старше тебя, и жизнь у меня тяжёлая, всё ещё ничего себе! – Зоя Ивановна горделиво поправила свою причёску. – Женщина никогда не должна позволять мужчинам делать из себя рабочую лошадь!
Я чуть не захохотала. Господи, она, наверное, давно в зеркало на себя не смотрела. Думает, что молода и хороша собой, как свежий персик.
Голову стиснули железные тиски. Я охнула и снова села на табуретку, забрасывая в рот три таблетки валерьянки. Снова прислушалась к болтовне соседки.
- Ты знаешь, Тасенька, я только сейчас поняла, что была неправа в отношении тебя и твоей свекрови. Надо было внимательнее относиться к своим соседям. А теперь, когда я обращаюсь к тебе за помощью, мне как-то даже неудобно.
Она остановилась и посмотрела на меня, как будто ожидая, что я начну уговаривать:
- Ну что вы! Мне очень приятно, что вы со мной общаетесь! Это такая честь для меня. Пожалуйста, не стесняйтесь, в любое время дня и ночи!
Но я не стала ничего такого говорить. Наоборот, подумала: «Честное слово! Лучше бы у вас всё было в порядке и вы по-прежнему не разговаривали со мной, и высокомерно обходили меня десятой дорогой. Тогда я спала бы и набиралась сил. А они мне очень нужны».
- Ты, Тасенька, даже не представляешь, у каких дорогих парикмахеров я раньше обслуживалась! Какие замысловатые причёски они мне делали. А сейчас ты меня и Толика стрижёшь. Конечно, это не модельные стрижки, но ведь бесплатно… Я не в претензии за качество. Ты же не парикмахер. Нам уже и так сойдёт, по-стариковски. Нам уже вообще ничего не надо. Ни дачи не осталось, ни машины. Зачем? Кому? Эх, и за что только жизнь так ко мне несправедлива?
Я не поняла. Это что, камень в мой огород? Сама всё время пристаёт:
- Постриги, пожалуйста. У тебя такие чудесные ножницы и машинка для мужской стрижки. Всё равно ведь всю свою семью стрижёшь. Что тебе, жалко, что ли и нас с Толиком заодно?
А сама уже не довольна? Вот и пойми её. Ладно, в следующий раз откажусь. Скажу, что не умею делать модельных стрижек. Пускай к профессионалу обращается.
Ну, положим, эту вольность я себе только в мыслях и позволяю. Конечно же, постригу без разговоров, как только снова обратится. Вечно мне неудобно сказать вслух что-то бестактное.
Тут Зоя Ивановна увидела в окно въезжающую во двор скорую и вскочила.
Я подумала, что она сейчас выйдет, я закрою за ней и отправлюсь хоть чуть-чуть вздремнуть, но она сказала:
- Тасенька, дружочек, смотайся быстренько, открой им дверь подъезда. Твоё дело молодое. Это я старая развалина. Не дождутся они меня. Уедут.
Я побежала с четвёртого этажа вниз, впустить бригаду скорой помощи. Когда я открыла, врач посмотрел на меня и спросил:
- Это вы больная?
- Нет, я соседка. Больной на четвёртом этаже.
Они поехали на лифте, а я осталась внизу подождать, пока они там сами разберутся. Не хотелось больше вникать ни во что. Хотелось хоть немного полежать до прихода мужа на обед.
Когда я поднялась в свою квартиру, Анатолия Петровича уже на лифте увезли вниз. Я обрадовалась, что сейчас смогу, наконец, отдохнуть, но была очень разочарована. Зоя Ивановна сидела у меня на кухне и уходить не собиралась.
- Ну, слава богу, увезли! – радостно встретила она меня, - сначала упирались, не хотели, а потом я им сказала, мол, не имеете права, я боюсь оставаться с ним одна в квартире! Вы должны его вылечить, а потом уж я его заберу.
Зоя Ивановна посмотрела на меня и осеклась:
- Ты, наверное, осуждаешь меня… но ты должна меня понять, я же не хочу…
Я не стала ничего объяснять своей соседке, просто вздохнула и сказала:
- Я хочу спать. Мне осталось совсем немного. Могу я хоть на пару часов закрыть глаза?
Зоя Ивановна оскорблено вышла и захлопнула за собой дверь.
Укладываясь в постель, я успела подумать: «Такая любого доведёт. Все ей должны. Она никому ничего не должна». Больше ничего не помню. Провалилась в сон. Всего на полтора часа. У меня, в отличие от моей соседки, много обязанностей.

                2002 г.
Пришла я с ночной смены уставшая. Первым делом надо накормить своих завтраком и отправить: мужа и старшего сына на работу, младшего – в школу.
Быстро помыла посуду и вздохнула с облегчением: можно прилечь, соснуть немного, а перед обедом вскочу, быстро приготовлю. В холодильнике должно быть всё необходимое. Я перед ночной делала большую закупку. Мужики мои приходят на обед в разное время. Каждому подай, за каждым убери…
Сама виновата, так уж приучила. За каждого из них сердце болит. Мои ведь, не соседские, мне за них и переживать. А то кому же?
 Только собралась в постель лечь, звонок в дверь. Что такое? Неужели сын вернулся? Забыл что-нибудь? Побежала открывать – соседка на пороге, Зоя Ивановна. Глаза, как блюдца, руками машет, а у меня уже уши заложило и голова гудит. Ничего не пойму.
Зоя Ивановна двадцать лет назад была женщина благополучная, а оттого заносчивая чрезмерно, контактов с нами старательно избегала. Была она директором магазина детского питания в центре города и имела большие доходы. В советское время на дефицитных товарах люди целые состояния делали. Так что у Зои Ивановны, кроме этой вот квартиры, что по соседству со мной, ещё и дача, и машина дорогая была, по тем временам весьма престижная – «Волга». Правда, и муж её, Анатолий Петрович, на шахте работал. Тогда шахтёрам очень прилично платили.
И был у них один-единственный сынок, Костенька любимый. И не хотела Зоя Ивановна второго ребёнка, как ни упрашивал её муж. «Мы своему любимому сыночку всё самое лучшее предоставим, отвечала она всегда на его претензии, - нечего нищету разводить! Не хочу, как другие, горе мыкать. Нарожают, а потом не знают, чем кормить, во что одеть. Я хочу от жизни удовольствие получать».
Удовольствие Зоя Ивановна получала постоянно. Ездили они отдыхать семьёй и на отечественные курорты, и за границу, не то, что некоторые.
Мы скромно, домик дешёвенький снимем на пару недель, где-нибудь в Щурово, или в Славяногорске. Я там весь день с кастрюлями ношусь, и рада, что мои отдыхают: купаются, загорают, рыбачат, футбол там, волейбол… Всё равно, лишь бы оздоровить сыночков. А мне что, много надо? Лишь бы у них всё хорошо было.
Я Зое Ивановне совсем не завидую, так просто, сравниваю. Всегда ведь ставишь себя мысленно на место другого. А соседка моя, что ж… Была у неё в своё время возможность хорошо пожить, ну и прекрасно. Ела, что повкусней, надевала, что помодней. Хоть вспомнить что будет.
Только разом всё у Зои Ивановны пошло наперекосяк. Сначала она после заграничной поездки в больницу угодила. Скорая увезла. Так ей плохо было, что на носилках из квартиры выносили. Она, бедная, так громко стонала и плакала, что, помню, мы с мужем даже проснулись, открыли дверь и видели, как её выносили из квартиры. Она в тот период ещё с нами не разговаривала. Поэтому мы молча проводили её взглядом и закрыли дверь.
Долго соседка в больнице пролежала. Чуть не полгода. Непроходимость кишечника у неё нашли. Может, неудачно операцию ей сделали. Потом ещё несколько операций пришлось делать. А может, наоборот, врачи и не виноваты совсем, спасли её и спасибо им за это. Разве мы в медицине что понимаем?
А только вышла Зоя Ивановна из больницы уже на инвалидность и бешеных денег в семье больше не водилось. Сразу как-то и у мужа на работе всё не ладно вышло. И в стране развал, и шахты стали останавливаться. Да и не молоденькие уж были.
А тут ещё и Костик! Влюбился молодой парень в женщину с ребёнком. Она была старше него на несколько лет. Зоя Ивановна на сына буром попёрла:
- Я тебя не для такой растила-холила! Я планировала, что ты на молодой, перспективной девушке женишься, из прекрасной семьи. Что ты будешь жить ещё благополучнее нас с отцом. У меня для тебя уже и невеста на примете есть. У неё знаешь, кто отец? Как сыр в масле кататься будете. А с этой своей Женей будешь влачить жалкое существование. Если не порвёшь с ней, на нашу с отцом помощь можешь больше не рассчитывать!
Костя не послушался матери. Ушёл жить к своей любимой Жене.
Мать сначала долго кипела в душе, а потом всё-таки примирилась с сыном. Но только с ним. Женю на порог не пускала. Зато когда случилось несчастье, Костя нелепо попал под машину, элементарно торопясь утром на работу, Зоя Ивановна изменила своё отношение. Теперь она горько сожалела, что Женя не родила от него ребёнка.
С Женей она познакомилась только на похоронах сына. Больше они не ссорились. Делить уже было некого.
Соседка, стоя на пороге моей квартиры, смотрела на меня зарёванными глазами и стонала:
- Тася, помоги! Он заперся, меня не пускает. Боже, как он меня достал! Может, он на твой голос откроет!
Я прошла через «тамбур», позвонила и постучала в дверь соседской квартиры. Стала кричать:
- Анатолий Петрович! Это я, ваша соседка Тася. Откройте, пожалуйста!
Послышался звук отпираемого замка, дверь открылась и я увидела Анатолия Петровича. Да, совсем он сдал после двух инсультов. Одна половина тела парализована, взгляд совсем неадекватный. Но на сумасшедшего не похож. Всё, кажется, понимает. Только молчит. Он отступил назад и я вошла в их квартиру. Я стала уговаривать его прилечь. За моей спиной вошла в квартиру Зоя Ивановна. Она сразу закричала на него:
- Ах ты, урод! Ты чего закрылся и меня не пускал?
Но я остановила её и просила не взвинчивать ситуацию ещё больше. Я уговорила Анатолия Петровича прилечь, а с соседкой уединилась на их кухне.
- У вас что-то произошло? – спросила я её сочувственно.
- Да ничего особенного. Надоел мне совсем. Вечно лазит по кухне, кастрюлями гремит!
- Так, может быть, он голодный? Накормите его как следует.
- Да пошёл он! Боров. Сколько можно его кормить? Пенсия не резиновая.
- Вы, Зоя Ивановна, не расстраивайте его. Он, может быть, сейчас успокоится и всё пройдёт. А вы на всякий случай носите ключи всегда в кармане, даже если на минуту вышли, мусор вынести. И не кричите на него. Хуже будет, - тихо уговаривала я её, стараясь, чтобы нас не услышал её муж. Она, по-моему, не очень внимательно меня слушала. Во всяком случае, вскоре после того, как я вернулась к себе и прилегла, она снова позвонила ко мне в дверь.
- Тася! Я так больше не могу! Я вызвала скорую, - слишком громко для моей измученной головы втолковывала Зоя Ивановна.
- Что случилось? – свой голос я слышала, как сквозь вату.
- Ты понимаешь, я боюсь. Я не могу находиться с ним в одной квартире. Он опасен для меня.
Я с трудом понимала, чем опасен для соседки её муж. Может, она вообразила, что он убьёт её во сне? Так он же парализованный человек. Что она себе придумывает глупости всякие?
- Зоя Ивановна, перестаньте наэлектризовывать ситуацию. Всё не так плохо.
- Ты не понимаешь. Он совсем не в себе. Пусть увезут его в психиатрическую и там хорошенько обследуют. Его надо лечить.
- Вы знаете, Зоя Ивановна, я с ночной. Я хотела бы немного поспать. А то мои придут в обед… Они все в разное время приходят, и я уже больше точно не лягу. А у меня голова раскалывается.
- Ну как ты не понимаешь, Тася! Я скорую вызвала. Окна моей квартиры выходят на другую сторону. Я не увижу, как подъехала скорая и не смогу открыть дверь подъезда. Боже, как это не удобно, что железная дверь подъезда запирается, а домофона нет! Сэкономили, называется. Представь, скорая подъедет, а дверь подъезда заперта. Она же развернётся и запросто уедет. Я посижу у твоего окна и покараулю.  Ну, не сердись Тасенька, дорогая. Я не долго тебя помучаю. Они должны скоро приехать.
Мне, конечно, хотелось, чтобы она караулила свою скорую на улице, но я точно знала, что она мне ответит. Я все годы, что мы с ней соседствуем, не зависимо от наших отношений, всегда слышу одно и то же:
- Мне это вредно, мне это не приятно, я этого не люблю, мне так не удобно, мне не хочется…
Наплевать ей на мою головную боль и усталость. Да ей и на своего мужа всю жизнь наплевать было. Никогда не слышала из её уст ничего положительного в адрес Анатолия Петровича. Одно сплошное неудовольствие и бесконечные претензии.
Я сама не заметила, как мы оказались на моей кухне. Она сидела за столом таким образом, чтобы удобно пить кофе, который я машинально организовала для неё, и одновременно поглядывать в окно на площадку перед нашим подъездом. 
Я осела на табуретку напротив неё и тупо уставилась на вазочку с печеньем.
- О! Вкусное печенье у тебя! Ты отлично печёшь, Тасенька. Как я была не права! Почему я с вами раньше не дружила? Можно было по-соседски поближе общаться. Это так здорово, когда соседи помогают тебе в трудную минуту! – щебетала Зоя Ивановна.
А я вдруг вспомнила, как такая трудная минута настала для нас. Неожиданно сильно заболел наш маленький сыночек. Тогда наш первенец был ещё единственным ребёнком. Нужно было много денег на лечение. У нас столько не было. Мы попросили у Зои Ивановны в долг. У неё в те времена постоянно деньги водились. Мы её очень просили. Объяснили ей своё затруднительное положение, но… не дала. Почему? Неужели боялась, что не вернём? Это необъяснимо. Мы никогда не имели дурной репутации. Все знают, что мы порядочные люди. Почему же она в критический для нас момент так повела себя?
Хотя… Бог с ней. Мир не без добрых людей. Нам одолжили деньги родственники. Сына вылечили. Долг вернули. А неприятный осадок остался.
Что же скорая так долго не едет? Хочется спать. Я прислушалась к болтовне Зои Ивановны.
- Понимаешь, как ни странно, у меня совсем не осталось друзей. Когда я была директором магазина, столько людей ко мне обращалось за дефицитом! Я буквально всем до зарезу была нужна. Думала, они всегда помогут мне по старой дружбе. Но нет! Теперь я никому не нужна стала. Одна Женя мне помогает. Она и за могилкой сыночка моего постоянно ухаживает.
- Женя? –я помотала головой, разгоняя дрёму, - та, которая с Костиком?
- Да, да! – живо подхватила Зоя Ивановна, - она самая. Помнит моего Костика и меня не забывает.
У меня немного заныло сердце. Я встала, подошла к аптечке за валерьянкой.
- Что, Тасенька, плохо, да? Тебе надо больше отдыхать. Совсем ты себя не жалеешь. Вот я своим не позволяла мне на голову садиться. Если бы я так пахала, что бы от меня сейчас осталось? А я, как видишь, несмотря на то, что старше тебя, и жизнь у меня тяжёлая, всё ещё ничего себе! – Зоя Ивановна горделиво поправила свою причёску. – Женщина никогда не должна позволять мужчинам делать из себя рабочую лошадь!
Я чуть не захохотала. Господи, она, наверное, давно в зеркало на себя не смотрела. Думает, что молода и хороша собой, как свежий персик.
Голову стиснули железные тиски. Я охнула и снова села на табуретку, забрасывая в рот три таблетки валерьянки. Снова прислушалась к болтовне соседки.
- Ты знаешь, Тасенька, я только сейчас поняла, что была неправа в отношении тебя и твоей свекрови. Надо было внимательнее относиться к своим соседям. А теперь, когда я обращаюсь к тебе за помощью, мне как-то даже неудобно.
Она остановилась и посмотрела на меня, как будто ожидая, что я начну уговаривать:
- Ну что вы! Мне очень приятно, что вы со мной общаетесь! Это такая честь для меня. Пожалуйста, не стесняйтесь, в любое время дня и ночи!
Но я не стала ничего такого говорить. Наоборот, подумала: «Честное слово! Лучше бы у вас всё было в порядке и вы по-прежнему не разговаривали со мной, и высокомерно обходили меня десятой дорогой. Тогда я спала бы и набиралась сил. А они мне очень нужны».
- Ты, Тасенька, даже не представляешь, у каких дорогих парикмахеров я раньше обслуживалась! Какие замысловатые причёски они мне делали. А сейчас ты меня и Толика стрижёшь. Конечно, это не модельные стрижки, но ведь бесплатно… Я не в претензии за качество. Ты же не парикмахер. Нам уже и так сойдёт, по-стариковски. Нам уже вообще ничего не надо. Ни дачи не осталось, ни машины. Зачем? Кому? Эх, и за что только жизнь так ко мне несправедлива?
Я не поняла. Это что, камень в мой огород? Сама всё время пристаёт:
- Постриги, пожалуйста. У тебя такие чудесные ножницы и машинка для мужской стрижки. Всё равно ведь всю свою семью стрижёшь. Что тебе, жалко, что ли и нас с Толиком заодно?
А сама уже не довольна? Вот и пойми её. Ладно, в следующий раз откажусь. Скажу, что не умею делать модельных стрижек. Пускай к профессионалу обращается.
Ну, положим, эту вольность я себе только в мыслях и позволяю. Конечно же, постригу без разговоров, как только снова обратится. Вечно мне неудобно сказать вслух что-то бестактное.
Тут Зоя Ивановна увидела в окно въезжающую во двор скорую и вскочила.
Я подумала, что она сейчас выйдет, я закрою за ней и отправлюсь хоть чуть-чуть вздремнуть, но она сказала:
- Тасенька, дружочек, смотайся быстренько, открой им дверь подъезда. Твоё дело молодое. Это я старая развалина. Не дождутся они меня. Уедут.
Я побежала с четвёртого этажа вниз, впустить бригаду скорой помощи. Когда я открыла, врач посмотрел на меня и спросил:
- Это вы больная?
- Нет, я соседка. Больной на четвёртом этаже.
Они поехали на лифте, а я осталась внизу подождать, пока они там сами разберутся. Не хотелось больше вникать ни во что. Хотелось хоть немного полежать до прихода мужа на обед.
Когда я поднялась в свою квартиру, Анатолия Петровича уже на лифте увезли вниз. Я обрадовалась, что сейчас смогу, наконец, отдохнуть, но была очень разочарована. Зоя Ивановна сидела у меня на кухне и уходить не собиралась.
- Ну, слава богу, увезли! – радостно встретила она меня, - сначала упирались, не хотели, а потом я им сказала, мол, не имеете права, я боюсь оставаться с ним одна в квартире! Вы должны его вылечить, а потом уж я его заберу.
Зоя Ивановна посмотрела на меня и осеклась:
- Ты, наверное, осуждаешь меня… но ты должна меня понять, я же не хочу…
Я не стала ничего объяснять своей соседке, просто вздохнула и сказала:
- Я хочу спать. Мне осталось совсем немного. Могу я хоть на пару часов закрыть глаза?
Зоя Ивановна оскорблено вышла и захлопнула за собой дверь.
Укладываясь в постель, я успела подумать: «Такая любого доведёт. Все ей должны. Она никому ничего не должна». Больше ничего не помню. Провалилась в сон. Всего на полтора часа. У меня, в отличие от моей соседки, много обязанностей.

                2002 г.
Пришла я с ночной смены уставшая. Первым делом надо накормить своих завтраком и отправить: мужа и старшего сына на работу, младшего – в школу.
Быстро помыла посуду и вздохнула с облегчением: можно прилечь, соснуть немного, а перед обедом вскочу, быстро приготовлю. В холодильнике должно быть всё необходимое. Я перед ночной делала большую закупку. Мужики мои приходят на обед в разное время. Каждому подай, за каждым убери…
Сама виновата, так уж приучила. За каждого из них сердце болит. Мои ведь, не соседские, мне за них и переживать. А то кому же?
 Только собралась в постель лечь, звонок в дверь. Что такое? Неужели сын вернулся? Забыл что-нибудь? Побежала открывать – соседка на пороге, Зоя Ивановна. Глаза, как блюдца, руками машет, а у меня уже уши заложило и голова гудит. Ничего не пойму.
Зоя Ивановна двадцать лет назад была женщина благополучная, а оттого заносчивая чрезмерно, контактов с нами старательно избегала. Была она директором магазина детского питания в центре города и имела большие доходы. В советское время на дефицитных товарах люди целые состояния делали. Так что у Зои Ивановны, кроме этой вот квартиры, что по соседству со мной, ещё и дача, и машина дорогая была, по тем временам весьма престижная – «Волга». Правда, и муж её, Анатолий Петрович, на шахте работал. Тогда шахтёрам очень прилично платили.
И был у них один-единственный сынок, Костенька любимый. И не хотела Зоя Ивановна второго ребёнка, как ни упрашивал её муж. «Мы своему любимому сыночку всё самое лучшее предоставим, отвечала она всегда на его претензии, - нечего нищету разводить! Не хочу, как другие, горе мыкать. Нарожают, а потом не знают, чем кормить, во что одеть. Я хочу от жизни удовольствие получать».
Удовольствие Зоя Ивановна получала постоянно. Ездили они отдыхать семьёй и на отечественные курорты, и за границу, не то, что некоторые.
Мы скромно, домик дешёвенький снимем на пару недель, где-нибудь в Щурово, или в Славяногорске. Я там весь день с кастрюлями ношусь, и рада, что мои отдыхают: купаются, загорают, рыбачат, футбол там, волейбол… Всё равно, лишь бы оздоровить сыночков. А мне что, много надо? Лишь бы у них всё хорошо было.
Я Зое Ивановне совсем не завидую, так просто, сравниваю. Всегда ведь ставишь себя мысленно на место другого. А соседка моя, что ж… Была у неё в своё время возможность хорошо пожить, ну и прекрасно. Ела, что повкусней, надевала, что помодней. Хоть вспомнить что будет.
Только разом всё у Зои Ивановны пошло наперекосяк. Сначала она после заграничной поездки в больницу угодила. Скорая увезла. Так ей плохо было, что на носилках из квартиры выносили. Она, бедная, так громко стонала и плакала, что, помню, мы с мужем даже проснулись, открыли дверь и видели, как её выносили из квартиры. Она в тот период ещё с нами не разговаривала. Поэтому мы молча проводили её взглядом и закрыли дверь.
Долго соседка в больнице пролежала. Чуть не полгода. Непроходимость кишечника у неё нашли. Может, неудачно операцию ей сделали. Потом ещё несколько операций пришлось делать. А может, наоборот, врачи и не виноваты совсем, спасли её и спасибо им за это. Разве мы в медицине что понимаем?
А только вышла Зоя Ивановна из больницы уже на инвалидность и бешеных денег в семье больше не водилось. Сразу как-то и у мужа на работе всё не ладно вышло. И в стране развал, и шахты стали останавливаться. Да и не молоденькие уж были.
А тут ещё и Костик! Влюбился молодой парень в женщину с ребёнком. Она была старше него на несколько лет. Зоя Ивановна на сына буром попёрла:
- Я тебя не для такой растила-холила! Я планировала, что ты на молодой, перспективной девушке женишься, из прекрасной семьи. Что ты будешь жить ещё благополучнее нас с отцом. У меня для тебя уже и невеста на примете есть. У неё знаешь, кто отец? Как сыр в масле кататься будете. А с этой своей Женей будешь влачить жалкое существование. Если не порвёшь с ней, на нашу с отцом помощь можешь больше не рассчитывать!
Костя не послушался матери. Ушёл жить к своей любимой Жене.
Мать сначала долго кипела в душе, а потом всё-таки примирилась с сыном. Но только с ним. Женю на порог не пускала. Зато когда случилось несчастье, Костя нелепо попал под машину, элементарно торопясь утром на работу, Зоя Ивановна изменила своё отношение. Теперь она горько сожалела, что Женя не родила от него ребёнка.
С Женей она познакомилась только на похоронах сына. Больше они не ссорились. Делить уже было некого.
Соседка, стоя на пороге моей квартиры, смотрела на меня зарёванными глазами и стонала:
- Тася, помоги! Он заперся, меня не пускает. Боже, как он меня достал! Может, он на твой голос откроет!
Я прошла через «тамбур», позвонила и постучала в дверь соседской квартиры. Стала кричать:
- Анатолий Петрович! Это я, ваша соседка Тася. Откройте, пожалуйста!
Послышался звук отпираемого замка, дверь открылась и я увидела Анатолия Петровича. Да, совсем он сдал после двух инсультов. Одна половина тела парализована, взгляд совсем неадекватный. Но на сумасшедшего не похож. Всё, кажется, понимает. Только молчит. Он отступил назад и я вошла в их квартиру. Я стала уговаривать его прилечь. За моей спиной вошла в квартиру Зоя Ивановна. Она сразу закричала на него:
- Ах ты, урод! Ты чего закрылся и меня не пускал?
Но я остановила её и просила не взвинчивать ситуацию ещё больше. Я уговорила Анатолия Петровича прилечь, а с соседкой уединилась на их кухне.
- У вас что-то произошло? – спросила я её сочувственно.
- Да ничего особенного. Надоел мне совсем. Вечно лазит по кухне, кастрюлями гремит!
- Так, может быть, он голодный? Накормите его как следует.
- Да пошёл он! Боров. Сколько можно его кормить? Пенсия не резиновая.
- Вы, Зоя Ивановна, не расстраивайте его. Он, может быть, сейчас успокоится и всё пройдёт. А вы на всякий случай носите ключи всегда в кармане, даже если на минуту вышли, мусор вынести. И не кричите на него. Хуже будет, - тихо уговаривала я её, стараясь, чтобы нас не услышал её муж. Она, по-моему, не очень внимательно меня слушала. Во всяком случае, вскоре после того, как я вернулась к себе и прилегла, она снова позвонила ко мне в дверь.
- Тася! Я так больше не могу! Я вызвала скорую, - слишком громко для моей измученной головы втолковывала Зоя Ивановна.
- Что случилось? – свой голос я слышала, как сквозь вату.
- Ты понимаешь, я боюсь. Я не могу находиться с ним в одной квартире. Он опасен для меня.
Я с трудом понимала, чем опасен для соседки её муж. Может, она вообразила, что он убьёт её во сне? Так он же парализованный человек. Что она себе придумывает глупости всякие?
- Зоя Ивановна, перестаньте наэлектризовывать ситуацию. Всё не так плохо.
- Ты не понимаешь. Он совсем не в себе. Пусть увезут его в психиатрическую и там хорошенько обследуют. Его надо лечить.
- Вы знаете, Зоя Ивановна, я с ночной. Я хотела бы немного поспать. А то мои придут в обед… Они все в разное время приходят, и я уже больше точно не лягу. А у меня голова раскалывается.
- Ну как ты не понимаешь, Тася! Я скорую вызвала. Окна моей квартиры выходят на другую сторону. Я не увижу, как подъехала скорая и не смогу открыть дверь подъезда. Боже, как это не удобно, что железная дверь подъезда запирается, а домофона нет! Сэкономили, называется. Представь, скорая подъедет, а дверь подъезда заперта. Она же развернётся и запросто уедет. Я посижу у твоего окна и покараулю.  Ну, не сердись Тасенька, дорогая. Я не долго тебя помучаю. Они должны скоро приехать.
Мне, конечно, хотелось, чтобы она караулила свою скорую на улице, но я точно знала, что она мне ответит. Я все годы, что мы с ней соседствуем, не зависимо от наших отношений, всегда слышу одно и то же:
- Мне это вредно, мне это не приятно, я этого не люблю, мне так не удобно, мне не хочется…
Наплевать ей на мою головную боль и усталость. Да ей и на своего мужа всю жизнь наплевать было. Никогда не слышала из её уст ничего положительного в адрес Анатолия Петровича. Одно сплошное неудовольствие и бесконечные претензии.
Я сама не заметила, как мы оказались на моей кухне. Она сидела за столом таким образом, чтобы удобно пить кофе, который я машинально организовала для неё, и одновременно поглядывать в окно на площадку перед нашим подъездом. 
Я осела на табуретку напротив неё и тупо уставилась на вазочку с печеньем.
- О! Вкусное печенье у тебя! Ты отлично печёшь, Тасенька. Как я была не права! Почему я с вами раньше не дружила? Можно было по-соседски поближе общаться. Это так здорово, когда соседи помогают тебе в трудную минуту! – щебетала Зоя Ивановна.
А я вдруг вспомнила, как такая трудная минута настала для нас. Неожиданно сильно заболел наш маленький сыночек. Тогда наш первенец был ещё единственным ребёнком. Нужно было много денег на лечение. У нас столько не было. Мы попросили у Зои Ивановны в долг. У неё в те времена постоянно деньги водились. Мы её очень просили. Объяснили ей своё затруднительное положение, но… не дала. Почему? Неужели боялась, что не вернём? Это необъяснимо. Мы никогда не имели дурной репутации. Все знают, что мы порядочные люди. Почему же она в критический для нас момент так повела себя?
Хотя… Бог с ней. Мир не без добрых людей. Нам одолжили деньги родственники. Сына вылечили. Долг вернули. А неприятный осадок остался.
Что же скорая так долго не едет? Хочется спать. Я прислушалась к болтовне Зои Ивановны.
- Понимаешь, как ни странно, у меня совсем не осталось друзей. Когда я была директором магазина, столько людей ко мне обращалось за дефицитом! Я буквально всем до зарезу была нужна. Думала, они всегда помогут мне по старой дружбе. Но нет! Теперь я никому не нужна стала. Одна Женя мне помогает. Она и за могилкой сыночка моего постоянно ухаживает.
- Женя? –я помотала головой, разгоняя дрёму, - та, которая с Костиком?
- Да, да! – живо подхватила Зоя Ивановна, - она самая. Помнит моего Костика и меня не забывает.
У меня немного заныло сердце. Я встала, подошла к аптечке за валерьянкой.
- Что, Тасенька, плохо, да? Тебе надо больше отдыхать. Совсем ты себя не жалеешь. Вот я своим не позволяла мне на голову садиться. Если бы я так пахала, что бы от меня сейчас осталось? А я, как видишь, несмотря на то, что старше тебя, и жизнь у меня тяжёлая, всё ещё ничего себе! – Зоя Ивановна горделиво поправила свою причёску. – Женщина никогда не должна позволять мужчинам делать из себя рабочую лошадь!
Я чуть не захохотала. Господи, она, наверное, давно в зеркало на себя не смотрела. Думает, что молода и хороша собой, как свежий персик.
Голову стиснули железные тиски. Я охнула и снова села на табуретку, забрасывая в рот три таблетки валерьянки. Снова прислушалась к болтовне соседки.
- Ты знаешь, Тасенька, я только сейчас поняла, что была неправа в отношении тебя и твоей свекрови. Надо было внимательнее относиться к своим соседям. А теперь, когда я обращаюсь к тебе за помощью, мне как-то даже неудобно.
Она остановилась и посмотрела на меня, как будто ожидая, что я начну уговаривать:
- Ну что вы! Мне очень приятно, что вы со мной общаетесь! Это такая честь для меня. Пожалуйста, не стесняйтесь, в любое время дня и ночи!
Но я не стала ничего такого говорить. Наоборот, подумала: «Честное слово! Лучше бы у вас всё было в порядке и вы по-прежнему не разговаривали со мной, и высокомерно обходили меня десятой дорогой. Тогда я спала бы и набиралась сил. А они мне очень нужны».
- Ты, Тасенька, даже не представляешь, у каких дорогих парикмахеров я раньше обслуживалась! Какие замысловатые причёски они мне делали. А сейчас ты меня и Толика стрижёшь. Конечно, это не модельные стрижки, но ведь бесплатно… Я не в претензии за качество. Ты же не парикмахер. Нам уже и так сойдёт, по-стариковски. Нам уже вообще ничего не надо. Ни дачи не осталось, ни машины. Зачем? Кому? Эх, и за что только жизнь так ко мне несправедлива?
Я не поняла. Это что, камень в мой огород? Сама всё время пристаёт:
- Постриги, пожалуйста. У тебя такие чудесные ножницы и машинка для мужской стрижки. Всё равно ведь всю свою семью стрижёшь. Что тебе, жалко, что ли и нас с Толиком заодно?
А сама уже не довольна? Вот и пойми её. Ладно, в следующий раз откажусь. Скажу, что не умею делать модельных стрижек. Пускай к профессионалу обращается.
Ну, положим, эту вольность я себе только в мыслях и позволяю. Конечно же, постригу без разговоров, как только снова обратится. Вечно мне неудобно сказать вслух что-то бестактное.
Тут Зоя Ивановна увидела в окно въезжающую во двор скорую и вскочила.
Я подумала, что она сейчас выйдет, я закрою за ней и отправлюсь хоть чуть-чуть вздремнуть, но она сказала:
- Тасенька, дружочек, смотайся быстренько, открой им дверь подъезда. Твоё дело молодое. Это я старая развалина. Не дождутся они меня. Уедут.
Я побежала с четвёртого этажа вниз, впустить бригаду скорой помощи. Когда я открыла, врач посмотрел на меня и спросил:
- Это вы больная?
- Нет, я соседка. Больной на четвёртом этаже.
Они поехали на лифте, а я осталась внизу подождать, пока они там сами разберутся. Не хотелось больше вникать ни во что. Хотелось хоть немного полежать до прихода мужа на обед.
Когда я поднялась в свою квартиру, Анатолия Петровича уже на лифте увезли вниз. Я обрадовалась, что сейчас смогу, наконец, отдохнуть, но была очень разочарована. Зоя Ивановна сидела у меня на кухне и уходить не собиралась.
- Ну, слава богу, увезли! – радостно встретила она меня, - сначала упирались, не хотели, а потом я им сказала, мол, не имеете права, я боюсь оставаться с ним одна в квартире! Вы должны его вылечить, а потом уж я его заберу.
Зоя Ивановна посмотрела на меня и осеклась:
- Ты, наверное, осуждаешь меня… но ты должна меня понять, я же не хочу…
Я не стала ничего объяснять своей соседке, просто вздохнула и сказала:
- Я хочу спать. Мне осталось совсем немного. Могу я хоть на пару часов закрыть глаза?
Зоя Ивановна оскорблено вышла и захлопнула за собой дверь.
Укладываясь в постель, я успела подумать: «Такая любого доведёт. Все ей должны. Она никому ничего не должна». Больше ничего не помню. Провалилась в сон. Всего на полтора часа. У меня, в отличие от моей соседки, много обязанностей.

                2002 г.
Пришла я с ночной смены уставшая. Первым делом надо накормить своих завтраком и отправить: мужа и старшего сына на работу, младшего – в школу.
Быстро помыла посуду и вздохнула с облегчением: можно прилечь, соснуть немного, а перед обедом вскочу, быстро приготовлю. В холодильнике должно быть всё необходимое. Я перед ночной делала большую закупку. Мужики мои приходят на обед в разное время. Каждому подай, за каждым убери…
Сама виновата, так уж приучила. За каждого из них сердце болит. Мои ведь, не соседские, мне за них и переживать. А то кому же?
 Только собралась в постель лечь, звонок в дверь. Что такое? Неужели сын вернулся? Забыл что-нибудь? Побежала открывать – соседка на пороге, Зоя Ивановна. Глаза, как блюдца, руками машет, а у меня уже уши заложило и голова гудит. Ничего не пойму.
Зоя Ивановна двадцать лет назад была женщина благополучная, а оттого заносчивая чрезмерно, контактов с нами старательно избегала. Была она директором магазина детского питания в центре города и имела большие доходы. В советское время на дефицитных товарах люди целые состояния делали. Так что у Зои Ивановны, кроме этой вот квартиры, что по соседству со мной, ещё и дача, и машина дорогая была, по тем временам весьма престижная – «Волга». Правда, и муж её, Анатолий Петрович, на шахте работал. Тогда шахтёрам очень прилично платили.
И был у них один-единственный сынок, Костенька любимый. И не хотела Зоя Ивановна второго ребёнка, как ни упрашивал её муж. «Мы своему любимому сыночку всё самое лучшее предоставим, отвечала она всегда на его претензии, - нечего нищету разводить! Не хочу, как другие, горе мыкать. Нарожают, а потом не знают, чем кормить, во что одеть. Я хочу от жизни удовольствие получать».
Удовольствие Зоя Ивановна получала постоянно. Ездили они отдыхать семьёй и на отечественные курорты, и за границу, не то, что некоторые.
Мы скромно, домик дешёвенький снимем на пару недель, где-нибудь в Щурово, или в Славяногорске. Я там весь день с кастрюлями ношусь, и рада, что мои отдыхают: купаются, загорают, рыбачат, футбол там, волейбол… Всё равно, лишь бы оздоровить сыночков. А мне что, много надо? Лишь бы у них всё хорошо было.
Я Зое Ивановне совсем не завидую, так просто, сравниваю. Всегда ведь ставишь себя мысленно на место другого. А соседка моя, что ж… Была у неё в своё время возможность хорошо пожить, ну и прекрасно. Ела, что повкусней, надевала, что помодней. Хоть вспомнить что будет.
Только разом всё у Зои Ивановны пошло наперекосяк. Сначала она после заграничной поездки в больницу угодила. Скорая увезла. Так ей плохо было, что на носилках из квартиры выносили. Она, бедная, так громко стонала и плакала, что, помню, мы с мужем даже проснулись, открыли дверь и видели, как её выносили из квартиры. Она в тот период ещё с нами не разговаривала. Поэтому мы молча проводили её взглядом и закрыли дверь.
Долго соседка в больнице пролежала. Чуть не полгода. Непроходимость кишечника у неё нашли. Может, неудачно операцию ей сделали. Потом ещё несколько операций пришлось делать. А может, наоборот, врачи и не виноваты совсем, спасли её и спасибо им за это. Разве мы в медицине что понимаем?
А только вышла Зоя Ивановна из больницы уже на инвалидность и бешеных денег в семье больше не водилось. Сразу как-то и у мужа на работе всё не ладно вышло. И в стране развал, и шахты стали останавливаться. Да и не молоденькие уж были.
А тут ещё и Костик! Влюбился молодой парень в женщину с ребёнком. Она была старше него на несколько лет. Зоя Ивановна на сына буром попёрла:
- Я тебя не для такой растила-холила! Я планировала, что ты на молодой, перспективной девушке женишься, из прекрасной семьи. Что ты будешь жить ещё благополучнее нас с отцом. У меня для тебя уже и невеста на примете есть. У неё знаешь, кто отец? Как сыр в масле кататься будете. А с этой своей Женей будешь влачить жалкое существование. Если не порвёшь с ней, на нашу с отцом помощь можешь больше не рассчитывать!
Костя не послушался матери. Ушёл жить к своей любимой Жене.
Мать сначала долго кипела в душе, а потом всё-таки примирилась с сыном. Но только с ним. Женю на порог не пускала. Зато когда случилось несчастье, Костя нелепо попал под машину, элементарно торопясь утром на работу, Зоя Ивановна изменила своё отношение. Теперь она горько сожалела, что Женя не родила от него ребёнка.
С Женей она познакомилась только на похоронах сына. Больше они не ссорились. Делить уже было некого.
Соседка, стоя на пороге моей квартиры, смотрела на меня зарёванными глазами и стонала:
- Тася, помоги! Он заперся, меня не пускает. Боже, как он меня достал! Может, он на твой голос откроет!
Я прошла через «тамбур», позвонила и постучала в дверь соседской квартиры. Стала кричать:
- Анатолий Петрович! Это я, ваша соседка Тася. Откройте, пожалуйста!
Послышался звук отпираемого замка, дверь открылась и я увидела Анатолия Петровича. Да, совсем он сдал после двух инсультов. Одна половина тела парализована, взгляд совсем неадекватный. Но на сумасшедшего не похож. Всё, кажется, понимает. Только молчит. Он отступил назад и я вошла в их квартиру. Я стала уговаривать его прилечь. За моей спиной вошла в квартиру Зоя Ивановна. Она сразу закричала на него:
- Ах ты, урод! Ты чего закрылся и меня не пускал?
Но я остановила её и просила не взвинчивать ситуацию ещё больше. Я уговорила Анатолия Петровича прилечь, а с соседкой уединилась на их кухне.
- У вас что-то произошло? – спросила я её сочувственно.
- Да ничего особенного. Надоел мне совсем. Вечно лазит по кухне, кастрюлями гремит!
- Так, может быть, он голодный? Накормите его как следует.
- Да пошёл он! Боров. Сколько можно его кормить? Пенсия не резиновая.
- Вы, Зоя Ивановна, не расстраивайте его. Он, может быть, сейчас успокоится и всё пройдёт. А вы на всякий случай носите ключи всегда в кармане, даже если на минуту вышли, мусор вынести. И не кричите на него. Хуже будет, - тихо уговаривала я её, стараясь, чтобы нас не услышал её муж. Она, по-моему, не очень внимательно меня слушала. Во всяком случае, вскоре после того, как я вернулась к себе и прилегла, она снова позвонила ко мне в дверь.
- Тася! Я так больше не могу! Я вызвала скорую, - слишком громко для моей измученной головы втолковывала Зоя Ивановна.
- Что случилось? – свой голос я слышала, как сквозь вату.
- Ты понимаешь, я боюсь. Я не могу находиться с ним в одной квартире. Он опасен для меня.
Я с трудом понимала, чем опасен для соседки её муж. Может, она вообразила, что он убьёт её во сне? Так он же парализованный человек. Что она себе придумывает глупости всякие?
- Зоя Ивановна, перестаньте наэлектризовывать ситуацию. Всё не так плохо.
- Ты не понимаешь. Он совсем не в себе. Пусть увезут его в психиатрическую и там хорошенько обследуют. Его надо лечить.
- Вы знаете, Зоя Ивановна, я с ночной. Я хотела бы немного поспать. А то мои придут в обед… Они все в разное время приходят, и я уже больше точно не лягу. А у меня голова раскалывается.
- Ну как ты не понимаешь, Тася! Я скорую вызвала. Окна моей квартиры выходят на другую сторону. Я не увижу, как подъехала скорая и не смогу открыть дверь подъезда. Боже, как это не удобно, что железная дверь подъезда запирается, а домофона нет! Сэкономили, называется. Представь, скорая подъедет, а дверь подъезда заперта. Она же развернётся и запросто уедет. Я посижу у твоего окна и покараулю.  Ну, не сердись Тасенька, дорогая. Я не долго тебя помучаю. Они должны скоро приехать.
Мне, конечно, хотелось, чтобы она караулила свою скорую на улице, но я точно знала, что она мне ответит. Я все годы, что мы с ней соседствуем, не зависимо от наших отношений, всегда слышу одно и то же:
- Мне это вредно, мне это не приятно, я этого не люблю, мне так не удобно, мне не хочется…
Наплевать ей на мою головную боль и усталость. Да ей и на своего мужа всю жизнь наплевать было. Никогда не слышала из её уст ничего положительного в адрес Анатолия Петровича. Одно сплошное неудовольствие и бесконечные претензии.
Я сама не заметила, как мы оказались на моей кухне. Она сидела за столом таким образом, чтобы удобно пить кофе, который я машинально организовала для неё, и одновременно поглядывать в окно на площадку перед нашим подъездом. 
Я осела на табуретку напротив неё и тупо уставилась на вазочку с печеньем.
- О! Вкусное печенье у тебя! Ты отлично печёшь, Тасенька. Как я была не права! Почему я с вами раньше не дружила? Можно было по-соседски поближе общаться. Это так здорово, когда соседи помогают тебе в трудную минуту! – щебетала Зоя Ивановна.
А я вдруг вспомнила, как такая трудная минута настала для нас. Неожиданно сильно заболел наш маленький сыночек. Тогда наш первенец был ещё единственным ребёнком. Нужно было много денег на лечение. У нас столько не было. Мы попросили у Зои Ивановны в долг. У неё в те времена постоянно деньги водились. Мы её очень просили. Объяснили ей своё затруднительное положение, но… не дала. Почему? Неужели боялась, что не вернём? Это необъяснимо. Мы никогда не имели дурной репутации. Все знают, что мы порядочные люди. Почему же она в критический для нас момент так повела себя?
Хотя… Бог с ней. Мир не без добрых людей. Нам одолжили деньги родственники. Сына вылечили. Долг вернули. А неприятный осадок остался.
Что же скорая так долго не едет? Хочется спать. Я прислушалась к болтовне Зои Ивановны.
- Понимаешь, как ни странно, у меня совсем не осталось друзей. Когда я была директором магазина, столько людей ко мне обращалось за дефицитом! Я буквально всем до зарезу была нужна. Думала, они всегда помогут мне по старой дружбе. Но нет! Теперь я никому не нужна стала. Одна Женя мне помогает. Она и за могилкой сыночка моего постоянно ухаживает.
- Женя? –я помотала головой, разгоняя дрёму, - та, которая с Костиком?
- Да, да! – живо подхватила Зоя Ивановна, - она самая. Помнит моего Костика и меня не забывает.
У меня немного заныло сердце. Я встала, подошла к аптечке за валерьянкой.
- Что, Тасенька, плохо, да? Тебе надо больше отдыхать. Совсем ты себя не жалеешь. Вот я своим не позволяла мне на голову садиться. Если бы я так пахала, что бы от меня сейчас осталось? А я, как видишь, несмотря на то, что старше тебя, и жизнь у меня тяжёлая, всё ещё ничего себе! – Зоя Ивановна горделиво поправила свою причёску. – Женщина никогда не должна позволять мужчинам делать из себя рабочую лошадь!
Я чуть не захохотала. Господи, она, наверное, давно в зеркало на себя не смотрела. Думает, что молода и хороша собой, как свежий персик.
Голову стиснули железные тиски. Я охнула и снова села на табуретку, забрасывая в рот три таблетки валерьянки. Снова прислушалась к болтовне соседки.
- Ты знаешь, Тасенька, я только сейчас поняла, что была неправа в отношении тебя и твоей свекрови. Надо было внимательнее относиться к своим соседям. А теперь, когда я обращаюсь к тебе за помощью, мне как-то даже неудобно.
Она остановилась и посмотрела на меня, как будто ожидая, что я начну уговаривать:
- Ну что вы! Мне очень приятно, что вы со мной общаетесь! Это такая честь для меня. Пожалуйста, не стесняйтесь, в любое время дня и ночи!
Но я не стала ничего такого говорить. Наоборот, подумала: «Честное слово! Лучше бы у вас всё было в порядке и вы по-прежнему не разговаривали со мной, и высокомерно обходили меня десятой дорогой. Тогда я спала бы и набиралась сил. А они мне очень нужны».
- Ты, Тасенька, даже не представляешь, у каких дорогих парикмахеров я раньше обслуживалась! Какие замысловатые причёски они мне делали. А сейчас ты меня и Толика стрижёшь. Конечно, это не модельные стрижки, но ведь бесплатно… Я не в претензии за качество. Ты же не парикмахер. Нам уже и так сойдёт, по-стариковски. Нам уже вообще ничего не надо. Ни дачи не осталось, ни машины. Зачем? Кому? Эх, и за что только жизнь так ко мне несправедлива?
Я не поняла. Это что, камень в мой огород? Сама всё время пристаёт:
- Постриги, пожалуйста. У тебя такие чудесные ножницы и машинка для мужской стрижки. Всё равно ведь всю свою семью стрижёшь. Что тебе, жалко, что ли и нас с Толиком заодно?
А сама уже не довольна? Вот и пойми её. Ладно, в следующий раз откажусь. Скажу, что не умею делать модельных стрижек. Пускай к профессионалу обращается.
Ну, положим, эту вольность я себе только в мыслях и позволяю. Конечно же, постригу без разговоров, как только снова обратится. Вечно мне неудобно сказать вслух что-то бестактное.
Тут Зоя Ивановна увидела в окно въезжающую во двор скорую и вскочила.
Я подумала, что она сейчас выйдет, я закрою за ней и отправлюсь хоть чуть-чуть вздремнуть, но она сказала:
- Тасенька, дружочек, смотайся быстренько, открой им дверь подъезда. Твоё дело молодое. Это я старая развалина. Не дождутся они меня. Уедут.
Я побежала с четвёртого этажа вниз, впустить бригаду скорой помощи. Когда я открыла, врач посмотрел на меня и спросил:
- Это вы больная?
- Нет, я соседка. Больной на четвёртом этаже.
Они поехали на лифте, а я осталась внизу подождать, пока они там сами разберутся. Не хотелось больше вникать ни во что. Хотелось хоть немного полежать до прихода мужа на обед.
Когда я поднялась в свою квартиру, Анатолия Петровича уже на лифте увезли вниз. Я обрадовалась, что сейчас смогу, наконец, отдохнуть, но была очень разочарована. Зоя Ивановна сидела у меня на кухне и уходить не собиралась.
- Ну, слава богу, увезли! – радостно встретила она меня, - сначала упирались, не хотели, а потом я им сказала, мол, не имеете права, я боюсь оставаться с ним одна в квартире! Вы должны его вылечить, а потом уж я его заберу.
Зоя Ивановна посмотрела на меня и осеклась:
- Ты, наверное, осуждаешь меня… но ты должна меня понять, я же не хочу…
Я не стала ничего объяснять своей соседке, просто вздохнула и сказала:
- Я хочу спать. Мне осталось совсем немного. Могу я хоть на пару часов закрыть глаза?
Зоя Ивановна оскорблено вышла и захлопнула за собой дверь.
Укладываясь в постель, я успела подумать: «Такая любого доведёт. Все ей должны. Она никому ничего не должна». Больше ничего не помню. Провалилась в сон. Всего на полтора часа. У меня, в отличие от моей соседки, много обязанностей.

                2002 г.
Пришла я с ночной смены уставшая. Первым делом надо накормить своих завтраком и отправить: мужа и старшего сына на работу, младшего – в школу.
Быстро помыла посуду и вздохнула с облегчением: можно прилечь, соснуть немного, а перед обедом вскочу, быстро приготовлю. В холодильнике должно быть всё необходимое. Я перед ночной делала большую закупку. Мужики мои приходят на обед в разное время. Каждому подай, за каждым убери…
Сама виновата, так уж приучила. За каждого из них сердце болит. Мои ведь, не соседские, мне за них и переживать. А то кому же?
 Только собралась в постель лечь, звонок в дверь. Что такое? Неужели сын вернулся? Забыл что-нибудь? Побежала открывать – соседка на пороге, Зоя Ивановна. Глаза, как блюдца, руками машет, а у меня уже уши заложило и голова гудит. Ничего не пойму.
Зоя Ивановна двадцать лет назад была женщина благополучная, а оттого заносчивая чрезмерно, контактов с нами старательно избегала. Была она директором магазина детского питания в центре города и имела большие доходы. В советское время на дефицитных товарах люди целые состояния делали. Так что у Зои Ивановны, кроме этой вот квартиры, что по соседству со мной, ещё и дача, и машина дорогая была, по тем временам весьма престижная – «Волга». Правда, и муж её, Анатолий Петрович, на шахте работал. Тогда шахтёрам очень прилично платили.
И был у них один-единственный сынок, Костенька любимый. И не хотела Зоя Ивановна второго ребёнка, как ни упрашивал её муж. «Мы своему любимому сыночку всё самое лучшее предоставим, отвечала она всегда на его претензии, - нечего нищету разводить! Не хочу, как другие, горе мыкать. Нарожают, а потом не знают, чем кормить, во что одеть. Я хочу от жизни удовольствие получать».
Удовольствие Зоя Ивановна получала постоянно. Ездили они отдыхать семьёй и на отечественные курорты, и за границу, не то, что некоторые.
Мы скромно, домик дешёвенький снимем на пару недель, где-нибудь в Щурово, или в Славяногорске. Я там весь день с кастрюлями ношусь, и рада, что мои отдыхают: купаются, загорают, рыбачат, футбол там, волейбол… Всё равно, лишь бы оздоровить сыночков. А мне что, много надо? Лишь бы у них всё хорошо было.
Я Зое Ивановне совсем не завидую, так просто, сравниваю. Всегда ведь ставишь себя мысленно на место другого. А соседка моя, что ж… Была у неё в своё время возможность хорошо пожить, ну и прекрасно. Ела, что повкусней, надевала, что помодней. Хоть вспомнить что будет.
Только разом всё у Зои Ивановны пошло наперекосяк. Сначала она после заграничной поездки в больницу угодила. Скорая увезла. Так ей плохо было, что на носилках из квартиры выносили. Она, бедная, так громко стонала и плакала, что, помню, мы с мужем даже проснулись, открыли дверь и видели, как её выносили из квартиры. Она в тот период ещё с нами не разговаривала. Поэтому мы молча проводили её взглядом и закрыли дверь.
Долго соседка в больнице пролежала. Чуть не полгода. Непроходимость кишечника у неё нашли. Может, неудачно операцию ей сделали. Потом ещё несколько операций пришлось делать. А может, наоборот, врачи и не виноваты совсем, спасли её и спасибо им за это. Разве мы в медицине что понимаем?
А только вышла Зоя Ивановна из больницы уже на инвалидность и бешеных денег в семье больше не водилось. Сразу как-то и у мужа на работе всё не ладно вышло. И в стране развал, и шахты стали останавливаться. Да и не молоденькие уж были.
А тут ещё и Костик! Влюбился молодой парень в женщину с ребёнком. Она была старше него на несколько лет. Зоя Ивановна на сына буром попёрла:
- Я тебя не для такой растила-холила! Я планировала, что ты на молодой, перспективной девушке женишься, из прекрасной семьи. Что ты будешь жить ещё благополучнее нас с отцом. У меня для тебя уже и невеста на примете есть. У неё знаешь, кто отец? Как сыр в масле кататься будете. А с этой своей Женей будешь влачить жалкое существование. Если не порвёшь с ней, на нашу с отцом помощь можешь больше не рассчитывать!
Костя не послушался матери. Ушёл жить к своей любимой Жене.
Мать сначала долго кипела в душе, а потом всё-таки примирилась с сыном. Но только с ним. Женю на порог не пускала. Зато когда случилось несчастье, Костя нелепо попал под машину, элементарно торопясь утром на работу, Зоя Ивановна изменила своё отношение. Теперь она горько сожалела, что Женя не родила от него ребёнка.
С Женей она познакомилась только на похоронах сына. Больше они не ссорились. Делить уже было некого.
Соседка, стоя на пороге моей квартиры, смотрела на меня зарёванными глазами и стонала:
- Тася, помоги! Он заперся, меня не пускает. Боже, как он меня достал! Может, он на твой голос откроет!
Я прошла через «тамбур», позвонила и постучала в дверь соседской квартиры. Стала кричать:
- Анатолий Петрович! Это я, ваша соседка Тася. Откройте, пожалуйста!
Послышался звук отпираемого замка, дверь открылась и я увидела Анатолия Петровича. Да, совсем он сдал после двух инсультов. Одна половина тела парализована, взгляд совсем неадекватный. Но на сумасшедшего не похож. Всё, кажется, понимает. Только молчит. Он отступил назад и я вошла в их квартиру. Я стала уговаривать его прилечь. За моей спиной вошла в квартиру Зоя Ивановна. Она сразу закричала на него:
- Ах ты, урод! Ты чего закрылся и меня не пускал?
Но я остановила её и просила не взвинчивать ситуацию ещё больше. Я уговорила Анатолия Петровича прилечь, а с соседкой уединилась на их кухне.
- У вас что-то произошло? – спросила я её сочувственно.
- Да ничего особенного. Надоел мне совсем. Вечно лазит по кухне, кастрюлями гремит!
- Так, может быть, он голодный? Накормите его как следует.
- Да пошёл он! Боров. Сколько можно его кормить? Пенсия не резиновая.
- Вы, Зоя Ивановна, не расстраивайте его. Он, может быть, сейчас успокоится и всё пройдёт. А вы на всякий случай носите ключи всегда в кармане, даже если на минуту вышли, мусор вынести. И не кричите на него. Хуже будет, - тихо уговаривала я её, стараясь, чтобы нас не услышал её муж. Она, по-моему, не очень внимательно меня слушала. Во всяком случае, вскоре после того, как я вернулась к себе и прилегла, она снова позвонила ко мне в дверь.
- Тася! Я так больше не могу! Я вызвала скорую, - слишком громко для моей измученной головы втолковывала Зоя Ивановна.
- Что случилось? – свой голос я слышала, как сквозь вату.
- Ты понимаешь, я боюсь. Я не могу находиться с ним в одной квартире. Он опасен для меня.
Я с трудом понимала, чем опасен для соседки её муж. Может, она вообразила, что он убьёт её во сне? Так он же парализованный человек. Что она себе придумывает глупости всякие?
- Зоя Ивановна, перестаньте наэлектризовывать ситуацию. Всё не так плохо.
- Ты не понимаешь. Он совсем не в себе. Пусть увезут его в психиатрическую и там хорошенько обследуют. Его надо лечить.
- Вы знаете, Зоя Ивановна, я с ночной. Я хотела бы немного поспать. А то мои придут в обед… Они все в разное время приходят, и я уже больше точно не лягу. А у меня голова раскалывается.
- Ну как ты не понимаешь, Тася! Я скорую вызвала. Окна моей квартиры выходят на другую сторону. Я не увижу, как подъехала скорая и не смогу открыть дверь подъезда. Боже, как это не удобно, что железная дверь подъезда запирается, а домофона нет! Сэкономили, называется. Представь, скорая подъедет, а дверь подъезда заперта. Она же развернётся и запросто уедет. Я посижу у твоего окна и покараулю.  Ну, не сердись Тасенька, дорогая. Я не долго тебя помучаю. Они должны скоро приехать.
Мне, конечно, хотелось, чтобы она караулила свою скорую на улице, но я точно знала, что она мне ответит. Я все годы, что мы с ней соседствуем, не зависимо от наших отношений, всегда слышу одно и то же:
- Мне это вредно, мне это не приятно, я этого не люблю, мне так не удобно, мне не хочется…
Наплевать ей на мою головную боль и усталость. Да ей и на своего мужа всю жизнь наплевать было. Никогда не слышала из её уст ничего положительного в адрес Анатолия Петровича. Одно сплошное неудовольствие и бесконечные претензии.
Я сама не заметила, как мы оказались на моей кухне. Она сидела за столом таким образом, чтобы удобно пить кофе, который я машинально организовала для неё, и одновременно поглядывать в окно на площадку перед нашим подъездом. 
Я осела на табуретку напротив неё и тупо уставилась на вазочку с печеньем.
- О! Вкусное печенье у тебя! Ты отлично печёшь, Тасенька. Как я была не права! Почему я с вами раньше не дружила? Можно было по-соседски поближе общаться. Это так здорово, когда соседи помогают тебе в трудную минуту! – щебетала Зоя Ивановна.
А я вдруг вспомнила, как такая трудная минута настала для нас. Неожиданно сильно заболел наш маленький сыночек. Тогда наш первенец был ещё единственным ребёнком. Нужно было много денег на лечение. У нас столько не было. Мы попросили у Зои Ивановны в долг. У неё в те времена постоянно деньги водились. Мы её очень просили. Объяснили ей своё затруднительное положение, но… не дала. Почему? Неужели боялась, что не вернём? Это необъяснимо. Мы никогда не имели дурной репутации. Все знают, что мы порядочные люди. Почему же она в критический для нас момент так повела себя?
Хотя… Бог с ней. Мир не без добрых людей. Нам одолжили деньги родственники. Сына вылечили. Долг вернули. А неприятный осадок остался.
Что же скорая так долго не едет? Хочется спать. Я прислушалась к болтовне Зои Ивановны.
- Понимаешь, как ни странно, у меня совсем не осталось друзей. Когда я была директором магазина, столько людей ко мне обращалось за дефицитом! Я буквально всем до зарезу была нужна. Думала, они всегда помогут мне по старой дружбе. Но нет! Теперь я никому не нужна стала. Одна Женя мне помогает. Она и за могилкой сыночка моего постоянно ухаживает.
- Женя? –я помотала головой, разгоняя дрёму, - та, которая с Костиком?
- Да, да! – живо подхватила Зоя Ивановна, - она самая. Помнит моего Костика и меня не забывает.
У меня немного заныло сердце. Я встала, подошла к аптечке за валерьянкой.
- Что, Тасенька, плохо, да? Тебе надо больше отдыхать. Совсем ты себя не жалеешь. Вот я своим не позволяла мне на голову садиться. Если бы я так пахала, что бы от меня сейчас осталось? А я, как видишь, несмотря на то, что старше тебя, и жизнь у меня тяжёлая, всё ещё ничего себе! – Зоя Ивановна горделиво поправила свою причёску. – Женщина никогда не должна позволять мужчинам делать из себя рабочую лошадь!
Я чуть не захохотала. Господи, она, наверное, давно в зеркало на себя не смотрела. Думает, что молода и хороша собой, как свежий персик.
Голову стиснули железные тиски. Я охнула и снова села на табуретку, забрасывая в рот три таблетки валерьянки. Снова прислушалась к болтовне соседки.
- Ты знаешь, Тасенька, я только сейчас поняла, что была неправа в отношении тебя и твоей свекрови. Надо было внимательнее относиться к своим соседям. А теперь, когда я обращаюсь к тебе за помощью, мне как-то даже неудобно.
Она остановилась и посмотрела на меня, как будто ожидая, что я начну уговаривать:
- Ну что вы! Мне очень приятно, что вы со мной общаетесь! Это такая честь для меня. Пожалуйста, не стесняйтесь, в любое время дня и ночи!
Но я не стала ничего такого говорить. Наоборот, подумала: «Честное слово! Лучше бы у вас всё было в порядке и вы по-прежнему не разговаривали со мной, и высокомерно обходили меня десятой дорогой. Тогда я спала бы и набиралась сил. А они мне очень нужны».
- Ты, Тасенька, даже не представляешь, у каких дорогих парикмахеров я раньше обслуживалась! Какие замысловатые причёски они мне делали. А сейчас ты меня и Толика стрижёшь. Конечно, это не модельные стрижки, но ведь бесплатно… Я не в претензии за качество. Ты же не парикмахер. Нам уже и так сойдёт, по-стариковски. Нам уже вообще ничего не надо. Ни дачи не осталось, ни машины. Зачем? Кому? Эх, и за что только жизнь так ко мне несправедлива?
Я не поняла. Это что, камень в мой огород? Сама всё время пристаёт:
- Постриги, пожалуйста. У тебя такие чудесные ножницы и машинка для мужской стрижки. Всё равно ведь всю свою семью стрижёшь. Что тебе, жалко, что ли и нас с Толиком заодно?
А сама уже не довольна? Вот и пойми её. Ладно, в следующий раз откажусь. Скажу, что не умею делать модельных стрижек. Пускай к профессионалу обращается.
Ну, положим, эту вольность я себе только в мыслях и позволяю. Конечно же, постригу без разговоров, как только снова обратится. Вечно мне неудобно сказать вслух что-то бестактное.
Тут Зоя Ивановна увидела в окно въезжающую во двор скорую и вскочила.
Я подумала, что она сейчас выйдет, я закрою за ней и отправлюсь хоть чуть-чуть вздремнуть, но она сказала:
- Тасенька, дружочек, смотайся быстренько, открой им дверь подъезда. Твоё дело молодое. Это я старая развалина. Не дождутся они меня. Уедут.
Я побежала с четвёртого этажа вниз, впустить бригаду скорой помощи. Когда я открыла, врач посмотрел на меня и спросил:
- Это вы больная?
- Нет, я соседка. Больной на четвёртом этаже.
Они поехали на лифте, а я осталась внизу подождать, пока они там сами разберутся. Не хотелось больше вникать ни во что. Хотелось хоть немного полежать до прихода мужа на обед.
Когда я поднялась в свою квартиру, Анатолия Петровича уже на лифте увезли вниз. Я обрадовалась, что сейчас смогу, наконец, отдохнуть, но была очень разочарована. Зоя Ивановна сидела у меня на кухне и уходить не собиралась.
- Ну, слава богу, увезли! – радостно встретила она меня, - сначала упирались, не хотели, а потом я им сказала, мол, не имеете права, я боюсь оставаться с ним одна в квартире! Вы должны его вылечить, а потом уж я его заберу.
Зоя Ивановна посмотрела на меня и осеклась:
- Ты, наверное, осуждаешь меня… но ты должна меня понять, я же не хочу…
Я не стала ничего объяснять своей соседке, просто вздохнула и сказала:
- Я хочу спать. Мне осталось совсем немного. Могу я хоть на пару часов закрыть глаза?
Зоя Ивановна оскорблено вышла и захлопнула за собой дверь.
Укладываясь в постель, я успела подумать: «Такая любого доведёт. Все ей должны. Она никому ничего не должна». Больше ничего не помню. Провалилась в сон. Всего на полтора часа. У меня, в отличие от моей соседки, много обязанностей.

                2002 г.