Мишка

      Дед  Степан  проснулся  на заре от лая собак. Это деревенские мужики спозаранку отправлялись на охоту. Степан, даже в молодые годы не был охотником, он любил свой лес, знал там каждую тропинку, каждый кустик, любил все живое:  муравьишек всяких,  зайчишек трусливых, да мало ли еще кого? Не обидел и не убил ни одного комара, не тронул ни одной мухи, не раздавил ни одной лягушки. Бывало, возьмет ружье, и пойдет по знакомым тропам за зверьем диким, а обратно идет с полной корзиной грибов, а ружье за собой тащит. «Не охотник я!»  - говорил Степан своей Иринье - «Я природу люблю, защитник я зверья всякого!  Люблю, когда звери своей жизнью живут, птицы свободно летают и гнезда вьют, а рыба в реке плещется. Убивать не могу, я жизнь им не давал, не мне ее и отбирать!»
      Но в душе Степан всегда переживал, ведь вроде как,  каждый мужик должен быть добытчиком, уметь обеспечить свою жену, детей, а потом и внуков всем необходимым, чтобы всегда было  что поесть, да чем закусить за  столом. Дерево Степан посадил, сына вырастил, внучка Валечка подрастает, а вот дичь в дом так и не научился приносить. Балует своих домочадцев то ягодами, то грибами.
     Смеются над ним люди: «Ну что, дед,  может тебе фоторужье подарить? Будешь гулять по лесу, фотографировать?»
    Потупит Степан взгляд, а сам думает: « Правы они!»
     За окном закричали петухи, Степан перевернулся на правый бок, потом опять на левый.
«Ну, что опять тебе лай собак покоя не дает?»  недовольно забормотала Иринья.
«Не охотник я, Иринья, не охотник!»
      «Не охотник, значит - спи, и забудь ты про зверье это. Дед уже, а все сердце свое терзаешь и меня мучаешь».
        Встал Степан тихонечко с кровати, взял лукошко и в лес побежал, благо лес то сразу за деревней начинается.
        Идет Степан вдоль поля, и так залюбовался им, что остановился и замер. Среди овса, как в косы девичьи, вдеты ромашки да васильки.  Птицы тишину нарушая, песни поют, щебечут ему под  самое ухо. Окинул  дед Степан  полюшко своим взглядом и обрадовался, сколько  васильков и ромашек  нынче выросло. «Полюшко,  поле, ты меня не бойся! Я тебя не трону, ты не беспокойся!» - запел Степан. Красота необыкновенная! И на каждом цветочке пчелка сидит, нектар собирает. Носят пчелы мед в дупло дуба, который вырос рядом с лесом. Дубок этот еще его дед Иван сажал, когда  молодым был. С тех пор много лет прошло, и дубок за  это время в роскошный дуб превратился. Поставил Степан рядом с дубом корзину, и захотелось ему обнять своего «старшего брата». Раскинул он руки и попытался обхватить его, да не тут - то было, стан у  «братца» мощный, руки не соединяются между  собой.  Прижался  Степан к дубу и почувствовал, как к нему, будто по жилам, переходит сила, энергия этого великана. А сила ему еще ох как нужна! Закрыл  Степан глаза, а перед ним она – Иринья его, стоит в полной красе.
       «Сорок лет уже вместе живем…» - подумал Степан. «А я даже букетик цветов ни разу ей  так и не подарил. Вот ношу грибы, ягоды, сам красотой любуюсь, а Иришка дома еду готовит, да за скотиной следит». Побежал Степан в поле, словно помолодел, и  стал собирать   ромашки да васильки. Стоит посреди поля с огромным букетом, словно сине-белое облако  в руках держит. Вытащил из букета самую огромную ромашку. Любит- не любит, идет так, да лепестки срывает. Ну, конечно же – ЛЮБИТ! И так на душе у него хорошо стало, что не выдержал Степан и закричал во всю мощь: « Э - ге-гей! Любит меня баба Иринья, любит!»
А в ответ услышал отголоски эха: «…Любит! Любит!» Вернулся Степан к дубу, и  услышал какой то шорох, фырканье и все эти звуки доносились до него сверху. Он поднял голову и понял, что на дереве, а может быть в дупле  кто - то сидит. Белка, что ли? Но разве белки   фыркают?
    И такое любопытство им овладело, что стал дед Степан подпрыгивать и тянуться к нижней ветке дуба. Да, где там, годы то уже ни те, берет все таки, возраст свое. Обошел Степан еще раз вокруг дуба и собрался уже уходить, как вдруг, зашумело что то сверху, ударило по веткам, посыпались листья и прямо  к   его ногам упал мохнатый комок. Да это же – медвежонок!
 Комочек  ревел каким– то осипшим голосом,  видно давно он здесь уже сидит, казалось, что просит о помощи деда Степана. От неожиданности Степан  даже присел, глаза руками закрыл, открывать боится, подглядывает в щелочку. А медвежонок  подполз к нему еще ближе и  тычет носом в штанину его брюк.   Откуда взялся он здесь? А самое главное, если есть медвежонок, то где-то совсем рядом должна быть его мать-медведица. Вот и пришел ему конец.  Разговоров в деревне будет много…. Он еще раз посмотрел по сторонам, закинул голову на верхушку дуба, вокруг было очень тихо, только совсем рядом,  чмокал маленький лохматый комочек. Степан, зачем то, еще раз оглянулся, помедлил пару секунд, будто ждал приближение чего - то страшного, но это страшное, почему то, медлило, а может быть спряталось, желая  внезапно напасть на него. «Да разве бывает в мире животных такое?» - размышлял Степан – «Бывает ли, чтобы мать-медведица выжидала и не защищала своего дитя? Это только горе-матери в мире людей могут оставить забыть своего ребенка и после этого жить дальше. Медведица перевернет весь лес, дойдет до человеческого жилья, но найдет своего медвежонка, от нее не убежишь, не спрячешься. Но зачем он об этом думает, разве ему нужен этот комочек шерсти? Надо немедленно бежать, пока, она не почувствовала человека, запах опасности». Степан бросил в сторону корзину, за ней кинул букет полевых цветов. Ох, как жалко, Иришка красоты такой не увидит! А, что делать, быть может, не приведется им больше встретиться, останется он навсегда возле этого дуба. Не спроста видно дед Степана этот дуб посадил! «Эх, была, не была!» - подумал Степан, и стал медленно отступать назад, но медвежонок сначала пополз, а потом побежал за ним.  Степан  грозно топнул ногой, но мишутка не отходил. Степан отвернулся, но тут же вспомнил, что зверю нужно смотреть прямо в глаза,  стоять к нему спиной это подвергать себя смерти. Но, где же тот настоящий зверь? Степан засуетился, волнение стало овладевать им. Медвежонок застонал. «А может быть, он зовет на помощь медведицу?» - подумал Степан. Неожиданно для самого себя он схватил медвежонка, засунул его в за пазуху  и побежал что есть духу. 
       Ветки хлестали деда Степана по лицу, но он бежал, постоянно оглядываясь, в каждую минуту, ожидая удара в спину. Он готов был бросить медвежонка. Но не мог остановиться, ноги сами несли его домой. В те секунды Степан не понимал себя, да и позже не мог объяснить, какая  такая сила заставила его схватить медвежонка. А может быть это и есть предчувствие, то, что движет нами и распоряжается каждой судьбой. Может быть,  именно этот порыв деда Степана и спас жизнь беспомощному зверенышу, а без этого вмешательства  «шерстяной комочек»  просто умер бы. Кто знает, жива ли его мать-медведица и смогла бы она его выкормить? А если - жива, и сейчас преследует его - Степана? В голове у него все перемешалось, он вспомнил, как  в прошлое лето  Ксюшка, которая жила по соседству, со своим семилетним сыном, пошла в лес по ягоды и,  почти также, как и он, наткнулась на медведицу с медвежатами.  Схватила тогда Ксюшка своего сыночка, накрыла собой, так как бежать было слишком поздно, медведица  очень близко подошла к ним. Ну и натерпелась Ксюшка тогда страха!... А медведица подошла к ним, понюхала Ксюшку и назад отступила, своих малышей за собой повела. Тогда все в деревне говорили, что медведица дитя человеческое почувствовала, жалость в ней проснулась, только благодаря этому в живых их оставила, ведь сама она тоже матерью была.
  «Не хотелось бы ему оказаться на том месте, ох не хотелось» - отгонял от себя Степан страшные  воспоминания. А мысли не уходили: «Что же получается, медведица ребенка тронуть не посмела, а он медвежонка украл и медведицу – мать не пожалел? Где же его жалость?»
        Тут и деревня показалась, сквозь сумерки деревьев стали проглядываться дома, послышался лай собак.
        «Ну, наконец - то!» - стучало в голове у деда Степана. Он остановился у самого крайнего дома, где жила семья Ваньки сапожника, отдышался. Оглянулся по сторонам – ни души, и только после этого стал прислушиваться к  медвежонку. Он сидел тихо, только слегка посапывал. «Уснул бедняга» - подумал Степан.
         Только после этого Степан выпрямил спину и  с  чувством гордости своею шаткой походкой пошагал через всю деревню. Дом его стоял  на другом конце села.
            «Да, что ты, долго - то так?!» - закричала  баба Ириша -  «Я уж, подумала, случилось чего. А, где корзина то твоя?»
             Степан вышел  на середину горницы  и  вытащил из – за пазухи маленький, мохнатый комочек. Медвежонок сразу заворчал. Баба Ириша заохала, потом побежала к окнам и стала смотреть на улицу, причитывая: «Да как же ты из леса ушел? Да кто же тебя выпустил такого «умного? И зачем он тебе? Что с ним делать то будем?»
              «А что делать? Это добыча моя. Разве не могу я раз в жизни охотником себя почувствовать, тебя, баба моя, порадовать?». «Да как ты не понимаешь? – удивлялась Иринья -  Это же зверь лесной, от него и сейчас вереском пахнет. Его ж кормить надо!
Или мы его съедим, или он нас! А медведица по следу пойдет и  тебя, «дурака проклятого найдет!»
             Весть о том, что дед Степан принес в дом медвежонка, разнеслась мгновенно. То и дело к ним приходили соседи посмотреть на диковинку. Внучка  Степана маленькая Валечка не отходила от медвежонка. Назвала она его Мишей.
            Выкармливали Мишу как  могли. Поначалу поили его молоком с соски, жидкие кашки варили ему. Возьмет он в лапы бутылку и сосет  как младенец, чмокает, ворчит. Потом стали готовить ему разные похлебки, да и просто мякину замачивали.  Мишка кушал ох, как хорошо! Жил  он  у Степана  на веранде.
            Первое время Степан с осторожностью на улицу выходил, постоянно озирался по сторонам, грешок за собой чувствовал, как будто дете с матерью разлучил, поэтому и мести ждал. Но мстить ему никто не собирался. Видно охотники медведицу убили, да, кто же в этом признается?!  Степан несколько раз порывался к  дубу медвежонка отнести, да жалел его «сиротинушку».
            К Мишке все так привыкли, что ребятишки по деревне с ним гуляли, в футбол играли, на речку он со всеми бегал, на своей спине внучку Валюшку катал, а сам постоянно в сторону  леса свой взгляд направлял, как будто, что - то запретное там было и это невиданное, еще неизведанное  им  со страшной силой, манило его.
            Рос Мишка быстро, когти у него стали большие, мячи ребятишки только успевали менять, а на полу веранды начал  Мишка полосы  от когтей оставлять.
             Наступила зима, запретили детям с Мишкой играть, да и за Валюху деду Степану стало страшно. Зверь ведь, что там у него в голове?! Бывало, загрустит Мишка, ляжет на полу веранды, возле двери, и  ревет плохим голосом. А рев у него такой силы, что  на душе тяжело становится, чувствуется что-то нечеловеческое. «Замучил ты, Степан, всех. Время для Мишки пришло, бери ружье и ….. Думаешь, хорошо зверю то среди нас, людей, жизнь коротать?» - говорила баба Ириша. «Нет» - отвечал ей Степан – «Маленький он еще. Вот дождемся  весны и … там видно будет». «Маленький? Да я ведь каждый день по два  ведра кормов ему готовлю? Считай поросенка ростим! Только поросенок ест, да спит, а Мишка зверем на меня смотрит, страшно мне становится.» - отвечала  Иринья.
            «На веранде холодно Мишке  жить» - переживал Степан, взял веревку и привязал Мишку к столбу во хлеву. Еду сам стал Мишке носить. Придет, поставит возле него целое ведро кормов. Мишка ест, а сам  и из под лобья на него смотрит. А Степан ему про жизнь рассказывает, как встретились с ним, как принес его маленького к людям, как выкормили его с бабой Иришкой и, что скоро придется им расстаться…            
          С приближением весны, стал Степан плохо спать,  переживал очень, что избавляться скоро он Мишке придется. «А вдруг  мать-медведица ждет своего Мишутку, может быть и в спячку не легла, приходит каждый день к дубу, на то место, где потеряла его. Ждет нашего Мишку в морозы, в холода, в дожди, ждет и есть ничего не может. А я его вот так …. ружьем?»  И решил Степан  выпустить Мишутку в лес. Зимой  не смог этого сделать, боялся, что станет Мишка шатуном и много бед натворит, или с голода умрет. Степан учил его  чему только мог, только добывать пропитание и заботится о себе не научил. «А теперь весна пришла, тепло в лесу стало, пусть идет на свободу. Встретит своих сородичей и заживет наш Мишка своей звериной жизнью» – думал так каждый раз Степан, но рука не поднималась отвязать веревку.
           «Хочешь, чтобы твой Мишка, нашу Буренку заломал?» -  каждый день начинала с этого  свой  разговор баба Иришка. «Не охотник ты! Ох, не охотник!» «Попроси хоть мужиков наших, пусть избавят нас от этого чудовища! Не смей в лес его просто так выпустить, а то будет он к нам в гости заведываться, зверь ведь! К жизни самостоятельной он не приспособлен, все равно погибнет!» - говорила  Иринья..
            Не выдержал Степан, закричал: «Охотник я, охотник!», схватил ружье и во двор побежал.
            Раскрыл дверь, вскинул  ружье, а в голове стучало: « Предал я тебя, Мишка, предал!
            Но в ответ, не услышал ни фырканья, ни рева, во дворе стояла тишина, а возле столба валялась перегрызанная веревка. Мишки нигде не было.
             Сел дед Степан на корточки и заплакал. Ревел громко, во все горло, как когда то это делал Мишка. Было ли  жалко его или себя, кто знает, но слезы лились сами собой, может быть от того, что   Мишка, его - деда Степана, от греха спас, а может быть от того, что Мишка обманул его, ссамовольничал, не дождался разрешения Степана, взял и сбежал. «Так кто кого предал?»  -  размышлял  Степан. Но как бы там не было, стало легче ему на душе.
              Он вышел на улицу, пошел по дороге, таща за собой ружье. Так Степан дошел до самого леса. Никого… Степан развернулся и быстро побежал домой. В этот день он долго не ложился спать, даже дверь хлева раскрыл настежь, ему казалось, что Мишка вернется назад, посмотрит лес и поймет, что та жизнь не для него, его место среди людей, там, где  его накормят и всегда ждут. В этот день Мишка не вернулся, не пришел он и на следующий день. Баба Иришка смеялась: «Корми, не корми, а лес дороже!»  «Вот как!» - переживал Степан – «Не простился даже!»
             «А если бы простился, то кто знает, может быть и пулю в лоб получил» - размышлял Степан - «Ведь с ружьем он к нему в то утро пришел!»   
             
               Много желудей насыпалось в ту осень возле мощного  дуба, который уже ни один год   красуется  недалеко от поля, возле самой деревни, где живет дед Степан. Мишка вот уже как полгода, каждый день,  в одно и то же время приходит сюда, ест похлебку, которую готовит для него Степан, и смотрит на деревню, где, когда то  жил и он среди этих непонятных для него людей. Но среди них есть один, которого не может Мишка забыть, и с   которым должен,  наконец - то,  проститься раз и навсегда.
               Они знали, что  сегодня увидят друг друга в последний раз. Мишка издалека узнал Степана по его шаткой походке, а Степан приметил  обрывок, развивающейся веревки, которая так и висела  на Мишкиной мохнатой шее. Степан поставил возле дуба ведро с похлебкой, но отходить, как он это уже делал в течение полугода,  не стал. Мишка немного замедлил шаг, но потом все же подошел к еде и,  не глядя по сторонам, стал быстро уплетать похлебку.  Степан быстро достал свой нож, и одним движением срезал, давящую веревку, с Мишкиной шеи.  Мишка заревел, стал на задние лапы  и медленно стал отходить назад.  Степан попятился к дубу, оперся об него, взял ведро с недоеденной похлебкой и тихонечко пошагал в сторону  родной деревни. Впервые он  шел к зверю спиной, как будто бы хотел испытать судьбу, а может быть проверить на прочность своего «друга». Они уходили друг от друга в две разные жизни, так не похожие одна на другую, и только дуб отделял их от этих двух миров.