Настасья и Ловец душ. Глава 7

Аленка встретила их появление радостными криками:
- Смотрите, что мне папенька принес! – она гордо продемонстрировала большую конфету в ярко-синей обвертке с нарисованной лихой русской тройкой. Выглядела она значительно лучше, чем буквально несколько часов назад. Выкупанная, переодетая во все чистое, она сидела на свежей постели и восхищенно рассматривала диковинное лакомство. Ее шейка была перемотана чистой тряпицей, из-под которой выглядывал краешек капустного листа.
- А сам папенька где? – поинтересовалась Настасья, осторожно разматывая повязку.
- Он в хлопотах, - вздохнула Аленка, искоса поглядывая на стоящего в дверях с огромной стопкой разноцветных свертков в руках Трофима. – Должность у него такая. Но он про меня не забывает, часто забегает справиться о здоровье. И Сенька наведывается. И Матрена заглядывает.
- Это хорошо! – кивнула Настасья, делая шаг в сторону, чтобы Трофиму были хорошо видны ссадины и укусы на шее девочки. – Мы вот тоже, с Трофимом Яковлевичем, проведать тебя захотели, гостинцев принесли.
Повелитель Тьмы подошел к кровати и стал выкладывать подарки, при виде которых у малышки заблестели глазки и даже порозовели щечки. Каждую игрушку, каждое угощение она встречала восторженными воплями и бесконечным потоком благодарности. Выглядела она так трогательно, что Трофим не удержался и пару раз шмыгнул носом (чем вверг Настасью в состояние полнейшего умиления). Девушке и самой от искренней радости этого ребенка стало немного светлее на душе. «Обязательно найду того изверга, который с тобой такое учинил и посмотрю в глаза его бесстыжие, - мысленно поклялась она, смотря, с какой нежностью прижимает к себе Аленка игрушечного пупса. – А потом нашлю на него коросту и свербею, пускай помучается лиходей».
- Нам пора, - Настасья на прощание поцеловала девочку в рыжеволосую макушку. – Слушайся папашу, да не смей боле скрытничать. Что плохое – сразу ему без утайки рассказывай.
- Да я уж поняла, чай не маленькая, - кивнула Аленка. – Теперь всем-всем с папенькой делиться буду. Честно, честно!
- И хорошо кушай, - вставил слово Трофим Яковлевич. – Тебе сил набираться нужно. А самая сила в чем? В хлебе. Ну, еще в молоке, супе, каше…
- Да, поняла я, - отмахнулась девчушка. – Тут голодным не останешься. Каждый так и норовит хоть пару ложек но впихнуть в меня. Я так скоро лопну!
Трофим посмотрел на ее скелетообразное тельце и только головой покачал.
В узком переходе между пристройкой для прислуги и хозяйской половиной им повстречался спешащий домой Петр.
- Ох, и крику же было, как вы уехали, - поделился он последними новостями. – Я сам не слыхал, до церкви ходил, ну, вы знаете зачем…(Настасья кивнула). Да Егор сказывал, что барышни-то наши вначале чуть учителя не забили до смерти, а опосля – слово за слово и между собой разругались вдрызг. Через что повздорили, никто не знает, но на глаза им сегодня лучше не попадаться.
- А где сейчас барышни? – поинтересовался Трофим.
- Сидят по своим комнатам, делают вид, что мигренями маются, - охотно продолжал Петр. – Даже ужинать не захотели.
- Чем дальше – тем веселее! – Настасья выразительно посмотрела на Трофима, мол, понятно тебе, что я имела ввиду. – Завтра же съезжаем. Вот что, дорогой Петр, распорядись завтра на рассвете подать нам коляску.
- Неужто покидаете нас? – искренне расстроился управляющий, проникшийся глубокой симпатией и благодарностью к Настасье. – Хотя оно и понятно – не дом, а этот, как его, шапито. Да и дела у вас, верно, в Первопрестольной.
- В Москву мы с братом не торопимся, но обстановку сменить желаем. В гостиницу переедем, а там, глядишь, еще свидимся.
- Обязательно свидимся, - с жаром воскликнул Петр. – Вы на меня всегда можете положиться. Да я для вас, что хошь сделаю, только прикажите.
Чувствуя, что сейчас должно последовать очередное целование рук, Настасья поспешила ретироваться, бросив на прощание:
- Береги себя и дочку, храни вас Бог!

Шорх! Шорх! Сон мгновенно испарился, словно рассердившись на это бесцеремонное вторжение постороннего звука в ночное безмолвие спальни. Шорх! Шорх! Сердце заныло от разочарования и безысходности – ничем эта ночь не лучше других. Все повторяется с тем лишь отличием, что убывающая луна за окном светит не так ярко, да и от бесполезного присутствия Демьяна пришлось отказаться – старик свом храпом лишал его тех редких минут сна, которые удавалось выкроить у жуткой ночи. Шорх! Шорх! Он не видел, но ясно представлял себе, как восставший из пепла «дьявольский» пергамент пробирается на свое место в верхнем ящике бюро из красного дерева. Уж что он только с этой бумажкой не делал: жег ее, рвал на мелкие кусочки и пускал по течению реки, соляной кислотой травил ее, но она, подлая, всегда возвращалась. Также, как неизменно возвращались и Они… Перемазанные могильной землей, источающие тошнотворный приторный запах гниющей плоти, кишащие червями фигуры. Он почти привык к Ним и к Их, кажется навсегда въевшемуся в стены его дома, запаху. Единственное к чему он никак не мог привыкнуть, так это к Их появлению. Ведь знал же, что они придут, и все равно, пуще смерти, боялся этого момента. Шорох прекратился. Теперь осталось ждать тихого стука в окно и призывного шепота мертвых. Он с силой вжался в подушку и натянул на голову одеяло, хотя прекрасно понимал, что все эти ухищрения бесполезны. Они все равно его отыщут. Хоть на край света беги, а от грехов своих не убежишь. Время шло, а привычного стука в окно все не было. Неизвестность страшила еще больше. Подождав еще немного, он решился подняться с постели. Прижав к груди ледяные, вспотевшие от волнения руки, он медленно приближался к окну. Шаг за шагом, прислушиваясь к тишине, но слыша лишь удары собственного сердца. Он ожидал в любое мгновение увидеть в оконном проеме бледную, покрытую трупными пятнами руку или зловещий оскал обглоданного опарышами черепа, но ничего не портило вида бархатного, усыпанного тысячами звезд, неба. Он подошел вплотную к окну и с опаской выглянул во двор. Никого! Чисто! Он облегченно вздохнул, не веря своему счастью. Неужели прощен? В радостной эйфории он даже не обратил внимания на скрип открывающейся двери за его спиной. И только знакомый, сладковатый запах, ударивший ему в нос, заставил его оглянуться. Улыбка медленно сползла с его лица, когда его взгляд уперся в безмолвную стену «живых» мертвецов.

- Убегайте! Все разбегайтесь! Иуды! Предатели! – бесновалась Мария, заметив крадущихся по коридору с грудой багажа Настасью и Трофима. – Какое вам дело, что я остаюсь совсем одна в этом огромном холодном доме круглой сиротой?! Вы даже не захотели попрощаться.
Она сердито топнула ножкой и обиженно надула губы – ребенок ребенком.
- Мы хотели оставить записку на столе, - попытался оправдаться за них обоих Трофим. – Вот, все утро сочинял.
Он протянул девушке мелко исписанный листок, на который она даже не взглянула.
- Оставляете меня один на один с Алексашкой. А я его на дух не переношу, даром, что родственники.
Трофим с Настасьей растерянно переглянулись, никто из них не мог взять, о чем Мария говорит.
- Вы разве еще не знаете, что моя разлюбезная сестрица с полюбовником своим сбежала?
- Как? Когда? – изумлению мнимых брата и сестры не было предела. Подобной развязки вчерашнего конфликта не в силах был представить даже такой маститый сочинитель, как Повелитель Тьмы.
- Ночью. Почистили маменькин сейф и были таковы, - было непонятно чем Мария расстроена больше: предательством сестры или исчезновением фамильных ценностей. – Я-то рассчитывала, что у Валентины хватит ума выгнать в шею убийцу, а она оказалась еще глупее, чем можно себе это представить.
Девушка потерла пальцами виски:
- Голова ужасно болит, мочи нет терпеть, - простонала она.
Настасья обреченно вздохнула и сунула в руки Трофиму клетку с Пургой. Он не преминул воспользоваться случаем и сразу же отодвинул край шелковой шали, в которую была укутана клетка. Ворона такой бесцеремонности терпеть не стала и, больно клюнув незваного посетителя за палец, приказала:
- Сгинь!
- Сама сгинь! – обиделся Повелитель Тьмы и вернул шаль на место.
- Тише вы! – шикнула на них Настасья и подошла вплотную к Марии. – Не бойся, я попробую тебе помочь.
Она положила руку на затылок девушки и закрыла глаза. Перед ее внутренним взором завертелась карусель мыслей Марии. Это были вспышки разноцветных картинок, не связанных друг с другом, и хаотично сменяющихся. Настасья прониклась чувствами девушки: здесь была и злость, и растерянность, и страх переел будущим, но доминирующей, конечно же, была боль. Пульсирующая, вязкая, словно деготь, она, как живая, толкалась в ладошку ведьмы, словно возмущаясь тому, что ей приходиться покидать «насиженное место». Настасью бросило в жар, и она почувствовала подкашивающую слабость в ногах – вполне привычное чувство, когда берешь на себя чужую болезнь.
- Не знаю, как вы это делаете, но мне значительно легче, - голос Марии стал повеселее.
- Рада была помочь, - слабо улыбнулась Настасья. – А ты не расстраивайся и не слишком переживай. Все у тебя будет хорошо. В ближайшие месяцы все твои проблемы разрешаться. Появится опекун, которому ты можешь полностью доверять. А вот от Александра держись подальше – он плохо кончит. А теперь, давай прощаться…Нет уговаривать нас не нужно – это дело решенное.
Настасья обняла девушку.
- Еще увидимся. Мы перебираемся в гостиницу неподалеку, и я всегда буду рада видеть тебя у себя в гостях.
- Мое почтение, сударыня, - Трофим приложился к ручке Марии и смешно расшаркался. – Должен признаться, что во всем вашем странном семействе вы единственная, кто производит впечатление интеллигентного и здравомыслящего человека.
Мария от такого «комплимента» растерялась, чем мнимые родственники и не преминули воспользоваться. Подхватив вещи, они поспешили к выходу, у которого их уже ожидала коляска с управляющим в качестве кучера.
- Хоть что-то для вас сделаю, - пояснил он свое присутствие, помогая Настасье подняться в экипаж.

Гостиница оказалась совсем не так далеко от жилища Василевских, как этого хотелось бы Настасье. Всего два квартала разделяло юную ведьму и потешный дом с греческими богами. Поселились они очень быстро, сказывалась нехватка постояльцев. Пользуясь тем, что много номеров пустовало, Трофим договорился с управляющим, и они заняли два прекрасных пятирублевых номера по цене три рублика за каждый.
- Это в неделю? – поинтересовалась Настасья, прикидывая, сколько всякой всячины можно накупить на шесть рублей, и услышав ответ, что за сутки, подумалось – а не погорячилась ли она в своем решении переселиться. Заметив ее колебания, Повелитель Тьмы утешил свою спутницу:
- Ничего страшного. Пишем все в командировочные расходы, небось не обеднеют. А если еще учесть, какую бомбу мы им подготовили…
От этих слов гостиничный служащий, записывающий их в огромную канцелярскую книгу, вздрогнул и внимательно посмотрел на Трофима. Его физиономия в темных очках доверия не внушала.
- Нечего на меня так смотреть, - проворчал репортер. – Будь я экстремистом, так спокойно о бомбе при свидетелях не разглагольствовал. Это просто метафора.
Оставив служащего размышлять, что за штуковина такая «метафора» и не будет ли она пострашнее бомбы, они отправились осматривать свое новое жилище. Настасья осталась вполне довольной двухкомнатным номером, обставленным скромно, но со вкусом. В нем она чувствовала себя гораздо уютнее, чем в сыром и мрачном жилище Василевских. Особенно ей по душе пришлись премилые пейзажи на стенах номера – написаны не слишком профессионально, зато отлично поднимающие настроение яркими весенними красками. Настасья с содроганием вспомнила картинную галерею покойной Степаниды Игнатьевны и пришла к выводу, что три рубля вполне приемлемая цена за душевный покой и относительный комфорт. Не успела она обжиться, как в дверь постучали. На пороге стоял улыбающийся Трофим. Он посторонился, давая проход двум официантам с самоваром и подносом всевозможной снеди в руках.
- Я тут прикинул, что совсем неплохо было бы позавтракать. А то скоро уж полдень, а во рту ни маковой росинки.
Раздавшийся со стороны клетки шум был подтверждением того, что в этом вопросе Пурга целиком и полностью была согласна с Повелителем Тьмы. Дождавшись ухода прислуги, Настасья с Трофимом проворно уселись за стол, предварительно выпустив ворону из ее заточения. В течение десяти минут никто из них не обронил ни слова. Настасья, деликатно посапывая, в два счета расправилась с паштетом и принялась за копченую стерлядь, причмокивая от удовольствия, Трофим методично уничтожал телятину в клюквенном соусе, а Пурга, к большому неудовольствию Повелителя Тьмы, перебегала по столу от одного к другому и безо всякого стеснения выхватывала из их тарелок самые лакомые кусочки. Сперва репортер еще пытался отмахнуться от наглой птицы, но, заметив укоризненный взгляд девушки, смирился с тем, что ему приходится фактически есть из одной тарелки с вороной.
- И зачем вам эта «прелесть»? – поинтересовался он уже за чаем, наблюдая, как Настасья старательно крошит баранки для Пурги. – Вам больше подошла бы какая-нибудь птичка-синичка, или кенар, ну на крайний случай, попугайчик. Или собачка: пуделек там, либо болонка. А это…примитивизм какой-то.
- Этот, как вы выразились, «примитивизм» - мой друг, - холодно заметила ведьма, погладив ворону по блестящим черным перьям. – Она – единственное родное существо, оставшееся у меня. В ней я абсолютно уверена. Пурга не предаст. И я не позволю ее обижать, никому.
- Я тебе покажу пуделька! – налетела на репортера ворона, прицеливаясь в прикрытые стеклами глаза.
- ЭТО еще и говорит?! – Трофим прикрылся от разъяренной птицы медным подносом.
- И не только! – Пурга одним ударом мощного клюва проделала дыру в подносе и заглянула в нее круглым желтым глазом.
- Так ведь это же – феномен!!! – Трофим коснулся пробоины кончиками пальцев. – По правде говоря, я и сам бы от такой птички не оказался бы.
- То-то же! – гордо бросила Пурга и спикировала на абажур увесистой голландской люстры, которая угрожающе зашаталась под упитанной тушкой птицы.
- Поосторожнее там, - прикрикнула на нее Настасья, в душе радуясь тому изумлению, в какое повергла ее подружка Повелителя Тьмы. – Нам нужно спланировать наши дальнейшие действия.
- Да, пора приступать к решительным действиям, - посерьезнел Трофим и достал из внутреннего кармана своего твидового пиджака блокнот и карандаш. – Время идет, деньги таят, а кто именно заговаривает портреты и людей тем самым на грех толкает, нам так и неведомо. А хотелось бы.
- Узнаем, братец, обязательно узнаем, - задумчиво произнесла Настасья, силою мысли заставляя серебряную ложечку аккуратно размешивать в фарфоровой чашке чай. – У меня с этим извергом свои счеты.
Повелитель Тьмы смолчал. Перед глазами всплыло бледное личико Аленки и чувства Настасьи ему были очень понятны.
- У нас, пока что, две ниточки, - продолжала ведьма, меняя направление движения ложки в обратную сторону. – Одна ведет к Мадам…
- Мелюсине, - подсказал Трофим, делая пометки в своем блокноте.
- Да, к Мадам Мелюсине, а вторая – к художнику, господину Соболеву.
- Есть еще цыганка, - осторожно заметил Трофим.
 - Это мелкая сошка, - пожала плечами девушка, посылая под потолок печенье для Пурги, которая весьма ловко одним движением отправила в клюв. – Хотя через нее можно выйти и на более крупного зверя. Пожалуй, ты прав, и ее не стоит сбрасывать со счетов.
- Так с кого же начнем? – Трофим в нетерпении заерзал на стуле, всем своим видом показывая, что он готов в сию же секунду броситься на поиски врага.
Настасья не спешила с ответом: внутренний голос подсказывал ей, что внимание следует обратить на создателя «проклятых» картин, разум же изо всех сил противился этому – слишком велико было почтение девушки к таланту неизвестного художника. Эти колебания не нравились ей. Вот Аглая никогда не сомневалась в собственных решениях. Как бы ей хотелось походить на бабушку.
- С Мелюсины, - Настасья взглянула на позолоченные часы на малахитовой каминной полке. – Я думаю, что часам к трем мы можем нанести визит прославленной гадалке. А пока что у меня наметилось небольшое дельце.
- Я с тобой, - Трофим проворно запрятал блокнот и карандаш. – Поймать извозчика?
Девочка отрицательно покачала головой.
- Я не собираюсь никуда ехать или идти. Будь добр, распорядись, чтобы здесь прибрали и прислали мне твердого белого картону, листов двадцать.
- Зачем? – не мог сдержать любопытства репортер.
- Сделаю себе гадальные карты, - поделилась ведьма. – Лучшие карты, те, что сделаны собственными руками.
- Разве ты гадаешь на картах? – удивился Трофим. – Не многие рискуют доверить свою судьбу кусочкам бумаги.
- Думаю, пришло время рискнуть, - улыбнулась девушка, но улыбка получилась какой-то грустной. Не стоит репортеру знать, что она не доверяет самому себе, и готова скорее поверить красочной картинке, чем своему внутреннему голосу.
Разочарованный Трофим вежливо раскланялся и покинул номер. Уже через десять минут у Настасьи было все необходимое для рисования. Кроме того, официант, пришедший убрать остатки завтрака, принес большую миску ядер грецких орехов.
- Господин Сахарный велел передать…Пургену? – он был явно смущен, что толком не разобрал имени, названном состоятельным постояльцем, таким важным, что парнишка попросту постеснялся переспросить его.
Настасья не смогла сдержать улыбки, заметив, с каким вожделением Пурга смотрит на присланное лакомство, а ведь она далеко не голодна. Трофим выбрал верный путь к сердцу своенравной птицы.
- Это тебе на вечер, - предупредила девушка Пургу. – А сейчас полетай немного, растряси жирок – мне тишина нужна. На этот раз ворона спорить не стала и покорно вылетела в распахнутую балконную дверь. Настасья не торопясь, разложила на столе кисти и краски, разрезала белоснежный картон на небольшие прямоугольные кусочки и задумалась: с чего же начать? Робота по созданию личных карт требовала основательности и особого вдохновения. Аглая когда-то рассказывала им с сестрой, что свою колоду она рисовала восемь лет. Что правда, пользовалась она ею очень редко, но коли брала карты в руки, они ее никогда не обманывали. Конечно, можно было бы купить в любой галантерейной лавке прекрасную колоду фабричного производства, но не будет тогда у гадающего той особой, мистической связи, которой обладают карты, созданные собственными руками. Анн, та и шагу боялась ступить, не «посоветовавшись» со своей колодой. Карты у нее были особые, вычеканенные на тончайших пластинах золота. И хотя рисунки на них были примитивны (какой с тетки художник?), она все же ужасно ими гордилась и безоговорочно доверяла. Иногда это приводило к комическим ситуациям. Да взять хотя бы случай, имевший место на прошлое Рождество. Как обычно, с утра, еще не встав с постели, она наугад потянула из колоды карту, чтобы узнать, что день грядущий ей готовит. И что же? Выпадает карта «Повелитель» в прямой позиции. Стало быть, имеет к ней большой интерес лицо очень значительное, готовое стать ей покровителем. А так как на этот день Анн была приглашена на закрытый раут, на которой, из самых достоверных источников было известно, должен был присутствовать некто царских кровей, то тетушка и решила вцепиться в удачу обеими руками. Уже к обеду Анн окончательно и бесповоротно порвала с ее тогдашним обожателем и покровителем, человеком достаточно богатым, чтобы содержать Анн, с ее непомерными аппетитами, и достаточно занятым, чтобы не докучать им своими частыми визитами. Оставшуюся половину дня тетушка приводила себя в надлежащий вид. На бал она отправилась настоящей королевой, а вернулась разъяренной фурией. Только на следующий день от сестры Настасья узнала причину недовольства Анн. Как оказалось, приглашена она была на «дурацкую вечеринку» - новомодное явление, пришедшее из Европы и ставшее невероятно популярным среди высшей аристократии Петербурга. Смысл заключался в том, что на вечеринку приводился самый уродливый, самый жалкий нищий, которого только можно было на тот момент найти в ближайших трущобах. Этого человека провозглашали Королем шутов, водружали ему на голову жестяную корону и весь вечер выполняли его приказы. Одним из моментов подобного времяпровождения был выбор Королевы, шутливое венчание и самое настоящее исполнение супружеского долга. Дамы к этому относились двояко. Не то чтобы они боялись огласки – в закрытых обществах это не принято, а сам Король шутов никогда не доживал до утра, но перспектива отдаться грязному нищему отпугивала. Хотя с другой стороны, было бы обидно не быть признанной первой красавицей. Выбора Короля все ожидали с замиранием и некоторой долей возбуждения, такое состояние охватывает игрока в рулетку, когда шарик замедляясь приближается к загаданному числу. В тот вечер ослепительная Анн была вне конкуренции. Вот какую злую шутку сыграли над ней ее любимые карты Таро. А ведь не соврали. Хотели короля? Получите! Этот курьез лишний раз доказывал, что обращаться с подобными мистическими вещами нужно крайне осторожно, прибегая к их помощи лишь в самых крайних случаях.
Настасью посетило вдохновение. Она в нетерпении схватилась за кисти, готовая к созданию своей первой карты. Для себя девушка уже решила, что это будет Жрица – символ науки, которая должна руководить волей, подлинной мудростью, глубоко скрытыми от других знаниями. И только Аглаю видела она в этой роли. Ничего, что бабуля была страшна, как «смертный грех», ее мудрость и доброта с лихвой компенсировали недостатки внешности. Работа доставляла Настасье большое удовольствие. Она тщательно вырисовывала мельчайшие детали карты: в руках жрица держала Черную Книгу, на ее плече восседала Пурга, а у ног свернулся клубком Пушок, тучный котяра, в тело которого время от времени вселялся их учитель. В целом, картинка получилась очень теплая и домашняя. От нее веяло ностальгией по беззаботным дням ушедшего детства. Еще раз полюбовавшись творением своих рук, Настасья осторожно положила карту на каминную полку высыхать. На первый раз достаточно. Жаль, что ей в голову не пришло сделать этого раньше. Была бы сейчас у нее на руках полная колода, которая подсказала бы, как ей следует поступить: послушаться голоса разума и бежать отсюда без оглядки либо довериться Трофиму, и попытаться избавить этот город от захватившего его зла. Как тяжело остаться в семнадцать лет одной на белом свете. Сестра в расчет не бралась – вряд ли их дорожки когда-нибудь еще пересекутся.
Настасья взглянула на часы, золоченые стрелки которых показывали четверть второго. Как незаметно пролетело время, а ведь нужно было еще немного отдохнуть и привести себя в порядок перед посещением Мелюсины. Интересно, чем сейчас занимается Повелитель Тьмы? Наверняка защищает свое новое жилище от бесов с помощью примитивных пиктограмм, или же направился на телеграф, отправить очередной отчет в редакцию, что он делает почти каждый день. Думается, что вчерашняя история с одержимой игрушкой им понравится. Девушка решила, пока есть еще немного времени, разобрать свой гардероб. Для встречи с Мадам Мелюсиной ей хотелось выглядеть поприличнее, все-таки, они какие-никакие а соплеменницы. Можно сказать, соратницы в колдовском деле. Хотя, если окажется, что заговор картин – дело рук гадалки, то Настасья вынуждена будет признать ее превосходство. У самой девушки на подомное злодеяние духу не хватило бы. Результаты ревизии оказались малоутешительны – все ее платья оказались подросткового покроя и Настасье явно тесноваты. Она, конечно, могла бы их переделать на свою расцветшую фигуру, но надо признать, что портниха из Настасьи была никудышная. В конце-концов девушка остановила свой выбор на строгом оливковом костюме и шляпке ему в тон, украшенной фазаньим пером. Выглядела она в этом наряде довольно представительно.
- Ты восхитительна! – не сдержался Трофим, пришедший за девушкой без четверти три. На самом Повелителе был английский клетчатый пиджак, белые гамаши и громоздкие кожаные башмаки. На носу Трофима «красовались» закрытые шоферские очки с абсолютно черными стеклами, но не они вовсе удивили Настасью: на лацкане пиджака она заметила топазовую брошь с выгравированным соколом. Перехватив ее взгляд, Трофим счел нужным пояснить:
- Это знак дружбы. Любой колдун, любая ведьма, увидев ее, будет знать, что мне можно доверять. Только не спрашивай, откуда она у меня. Разглашение этой тайны будет дорого мне стоить.
- Не буду, - с сожалением пообещала, Настасья, хотя ее от любопытства просто распирало. – А очки? Зачем ты сменил очки?
- Слишком яркое солнце сегодня, - спокойно ответил репортер. – Даже голова немного кружится. Обычно в такие дни я стараюсь из дому не выходить, но это в Москве, а здесь привередничать не пристало – работа, прежде всего.
И на этой оптимистической ноте они отправились навстречу с загадочной мадам Мелюсиной.