Давным-давно на думанской земле, глава 10

Ярмарка
               
  В эту ночь, впервые за бесконечную вереницу дней, Лиль ночевала в доме. Её отвели в ту же комнату, где она когда-то приходила в себя. После стольких ночей на жёсткой, холодной земле лечь на мягкий матрас и укрыться лёгким одеялом было неописуемым наслаждением. Не успела луна порадоваться за несчастную таяну, как та уже провалилась в сонный колодец, оставив за его пределами все невзгоды последних недель. Ей снился чудный сон: она была с родителями и братьями. Они порхали с цветка на цветок наперегонки с бабочками, пили сладкие нектары, наслаждаясь их разновкусьем, и весело болтали обо всём на свете.
  Здесь, на земле кадасов, Лиль ещё ни разу ничего не снилось. Когда следующим утром её разбудила Дасадар, и она открыла глаза, сон вдребезги разбился о действительность, и чтобы не расплакаться от попавших в глаза осколков, Лиль пришлось сделать невероятное усилие над собой.
  В это утро и без того резкая Дасадар была отчего-то сильно раздражена. Лиль буквально вырвали из постели, выволокли на двор, дали выпить какой-то густой, сладкой жижи, надели сбрую и, привязав к ноге всё ту же верёвку, повели со двора. Вместе с ней за околицу вышло и всё семейство. То, что накануне она видела с высоты птичьего полёта, теперь расстилалось вокруг до самого горизонта. Это было красиво, но не свободно, потому что для ощущения свободы обязательно нужно оторваться от земли.
  Сидар, не простившая Лиль обмана, за всю долгую дорогу ни разу к ней не подошла. И безмятежная на вид таяна в душе недоумевала: неужели её вчерашняя неосторожность с малышкой усилила опасения хозяев настолько, что они теперь будут всюду брать её с собой, боясь, что ей всё-таки хватит ума развязать верёвку и улететь?
  Ответ на свой вопрос Лиль получила уже в полдень, когда солнце, наполнявшее всё весёлым светом, оказалось у процессии почти над головой. Теперь к ним присоединились другие группы кадасов, стекавшиеся со всех сторон, словно бабочки на медоносные цветки. В основном это были большие семьи с пёстро разодетыми женщинами и многочисленными, не менее ярко одетыми детьми. Были и молодые пары, шедшие держась за руки, и пожилые кадасы, видимо, так и не прижившие детей.
  Казалось, холмы кончились, и дорога наконец выровнялась. А вскоре пейзаж полностью изменился – впереди по направлению движения показались яркие шатры и расставленные между ними столы, что тянулись словно гигантские гусеницы без конца и без края. Из котлов, висящих над кострами тут и там, клубился пар. В воздухе, сгущая его, струились самые разнообразные запахи, щекоча ноздри, маня пришедших сюда найти их источники и попробовать чудо-стряпню.
  Когда Лиль и её хозяева поравнялись с первыми шатрами, глазам изумлённой таяны открылась ещё более удивительная картина: в глубине между шатрами возвышалось гигантское сооружение, представлявшее собой круглую вращающуюся площадку, вдоль края которой располагались деревянные фигуры различных животных. На их спинах сидели маленькие кадасы и визжали то ли от восторга, то ли от страха. Завидев их, Сидар и её братья и сёстры захлопали в ладоши и, как по команде, обернулись к родителям с выражением, в котором трогательным образом смешались предвкушение счастья и мольба о том, чтобы их его не лишили. Бодор протянул всем какие-то блестящие камешки, и дети, вопя и перегоняя друг друга, бросились к карусели.
  Только сейчас, оставшись в сопровождении одних взрослых, Лиль отвлеклась от невиданного ею доселе вращающегося сооружения. Вокруг было множество кадасов, и она стала с интересом озираться, чтобы их получше рассмотреть, но тут же обмерла. Вместо того, чтобы умильно глядеть на своих счастливых чад, они разглядывали её. Десятки глаз были устремлены на Лиль со всех сторон. Спектр чувств, отражавшийся в них, простирался от искреннего изумления и любопытства до подозрения, насмешки и даже откровенной враждебности. Растерзанная, растоптанная этими взглядами таяна упёрлась глазами в землю, пытаясь как-то совладать с собой.
  Когда дети вернулись, всё семейство вместе с Лиль двинулось дальше на другую сторону реки по сколоченному через неё мосту. Теперь за ними увязалась толпа зевак. Перейдя через мост, Бодор остановился в центре обширной площадки между шатрами, вытащил из вещевого мешка колышек и стал вбивать его в землю. По всей окружности чуть выше основания колышек имел глубокую и широкую канавку. Не мешкая, Дасадар пропустила по канавке ту самую верёвку, другой конец которой был туго затянут вокруг щиколотки таяны. Затем она обмотала ею колышек несколько раз и крепко-накрепко завязала.
  Лиль настолько смешалась от такого неприятного внимания к себе, что не придала всей этой суете с верёвкой никакого значения – она уже давно привыкла сидеть на привязи. Впрочем, сейчас, когда вокруг было столько свободно разгуливающих, где им вздумается, думанов, её положение выглядело унизительным как никогда.
   Из замешательства её вывела Сидар – жестом она приказала Лиль опуститься на четвереньки. Оседлав таяну и, по обыкновению, легонько ткнув её пяткой в бок, она направила свою каталу к облакам, а затем, сколько хватало верёвки, пустила её по большому кругу.
  Теперь уже не только те, что стояли рядом, но, казалось, вся ярмарка, задрав головы, как зачарованная следила за необыкновенным действом.
  Проделав несколько кругов, Сидар посадила Лиль на землю. И тут толпа словно взорвалась: это завизжали дети, которые, выворачиваясь из рук родителей, бросились к таяне и начали карабкаться ей на спину. Это тут же пресекли Бодор и Дасадар, и вскоре здесь выстроилась самая большая на ярмарке очередь – все хотели прокатиться на катале.
  Надо отдать должное хозяевам Лиль – они ходили вдоль вереницы детей и удаляли из неё переростков, которых хрупкая таяна никогда бы не смогла поднять ввысь.
 А дальше началась каторжная работа. В мешок Дасадар сыпались и сыпались разноцветные камешки, а спина Лиль прогибалась под очередной ношей. Таяна уже не помнила, сколько кругов сделала над ярмаркой. Пот лил с неё ручьём, одежда прилипла к телу, а мышцы спины сводила судорога.
  Поначалу её примиряла с действительностью радость маленьких кадасов, впервые в жизни вкусивших восторг полёта. Но очень скоро она поняла, что даже для этих малышей мало чем отличается от деревянных фигур на каруселях.
   Солнце уже сильно клонилось к закату, когда совсем крошечный мальчик, родители которого заплатили за один круг, приземлившись, ни в какую не пожелал слезать. Когда рассерженный Бодор схватил его за плечи и с силой дёрнул вверх, тот успел со всего размаху ударить Лиль пятками по бокам и так вцепился ручонками ей в волосы, что оторвать его удалось только вместе с белыми прядками.
  От боли и унижения вконец измотанная таяна расплакалась. Крупные слезинки покатились по её щекам, прокладывая тоненькие едва заметные тропинки в дорожной пыли, что тонким слоем покрывала её щёки. Но этого не заметил ни один ребёнок, не говоря уже о родителях – все, нетерпеливые и раздражённые, ждали своей очереди.
  И всё же к ней метнулось одно маленькое существо. Это, конечно же, была Сидар. Её доброе сердце не могло долго сердиться. Маленькая хозяйка заслонила Лиль своим худеньким тельцем и начала отчаянно плакать, умоляя своих родителей остановить аттракцион. Она гладила таяну, обнимала её своими нежными ручонками, а потом, увидев под ремешками стёртые в кровь плечи и грудь, с остервенением, какого от неё не ожидали даже родители, начала расстёгивать и снимать с таяны упряжь.
  По толпе побежал недовольный ропот, и раздались гневные голоса, требовавшие в таком случае вернуть им камни в двойном размере – за несостоявшееся катание и потерянное время.
  Бодор решительно направился к неиствующей Сидар, и вряд ли бы это закончилось хорошо для неё и её каталы, если бы не вмешательство Дасадар. Та бросилась за мужем и, когда они поравнялись с Лиль, стала увещевать его, указывая на кровоподтёки, потёртости и царапины на теле таяны. Из всего потока слов, произнесённых ею, с трудом соображавшая Лиль смогла уловить лишь четыре: «помрё, не вытолкать, сдыхае, до сленедь». В переводе на таянский это означало примерно: «Она умрёт, толку не будет. Лучше дай ей отдохнуть до следующего раза». Это возымело действие – Бодор зло сплюнул и пошёл разбираться с толпой. Судя по продолжавшимся ещё долгое время возмущённым крикам и спорам, он очень неохотно расставался с камнями, которые рассчитывал заработать потом Лиль, но так и не успел.
  Уже смеркалось, когда семейство Бодора отправилось в обратный путь. Всю дорогу они шли молча, и Лиль всерьёз опасалась за свою маленькую заступницу – не грозит ли ей суровое наказание за такое вызывающее поведение на ярмарке?

                ***
 

  Прошло несколько дней с тех пор, как, миновав удушающие сады, Ленвел и Кастид оказались на земле кадасов. Пейзаж, открывшийся им, едва они вынырнули из цветочных кущ, очень сильно отличался от привычного для глаза киянца: кругом расстилались поля такого яркого оттенка зелёного, что резало глаза. Волнистым покрывалом они кутали низенькие бессчётные холмы. Именно последние, разбросанные по поверхности, словно наросты на ветвях в киянском лесу, не позволяли оглядеть окрестности как следует, потому что стоило взобраться на самый высокий из них, как взгляд упирался в точно такие же, вздымавшиеся из земли то тут, то там, будто намеренно заслоняя горизонт.
  Ленвел помнил предостережение Ластана о том, что кадасы не любят чужаков. Поэтому приятное обстоятельство, что за все эти дни они не встретили ни одного местного жителя, не только не удручало, а несказанно радовало братьев.
  Однако Кастид был всё ещё слишком слаб, и теперь, когда торопиться было некуда, они продвигались вперёд очень медленно. Да и был ли смысл углубляться в чужие земли? Надо было лишь найти подходящее место для жилья и материалы для его строительства. Последняя задача на окраине кадасской земли вряд ли была выполнима – здесь ничего не росло кроме густой, налитой соком травы. Правда в ней в изобилии водились кузнечики, что было некоторым утешением – оба брата являлись отменными ловцами этих насекомых, а значит голод, по крайней мере, им не грозил.
  В пути братья спали лишь тогда, когда сон валил с ног. Они укрывались где-нибудь в низине от гулявших по верхушкам холмов ветров, а то и от дождя, если везло найти крупнолистные растения вроде лопуха. И всё же надо было идти дальше, чтобы добраться хотя бы до какого-нибудь кустарника, пригодного для строительства дома.
  Уже начинало смеркаться, когда на очередном холме, вынырнувшем из-под линии горизонта, братья разглядели домишко, прилепленный к пологому склону, словно улей к дереву. Он был белый и оттого хорошо заметный даже издали. Этот и соседние с ним холмы были значительно ниже предыдущих, и если первые походили на огромные зелёные волны, то последние скорее напоминали рябь на воде. Кроме того, они были покрыты редким низкорослым кустарником. Вглядевшись вдаль ещё пристальнее, киянцы различили похожие дома и на других далёких склонах.
- А вот и кадасы, - безрадостно глядя на чужеземные постройки, произнёс Ленвел.
- Зато появились кусты – будет из чего сложить хоть какое-нибудь жилище, - ответил Кастид.
- Это будет непросто, - помрачнел Ленвел. – Срезать ветки под самым носом у недружелюбного народца. Я уже не говорю о том, что нам придётся перетаскивать весь этот строительный материал на большое расстояние – селиться возле них опасно.
- А мне кажется, это наоборот безопаснее. Взгляни, как далеко друг от друга они живут – не очень-то они общительны. Если они и знают своих соседей, то разве что ближайших – не будешь же ты каждый день покрывать такие расстояния, - и он развёл руки в стороны, - если мы поселимся на отшибе, а раньше или позже нас всё равно кто-нибудь обнаружит, это вызовет подозрения. Если же мы отстроимся там же, на одном из холмов неподалёку от остальных, никто и внимания не обратит. Во всяком случае не те, кто будут невзначай проходить мимо, идя откуда-нибудь издалека. А уж своим малочисленным соседям мы найдём что сказать, если они вообще надумают нас когда-нибудь навестить.
- И что же мы им скажем? – Ленвел с сомнением посмотрел на брата, поскольку сам не был силён в небылицах.
- Например, что нашу землю затопило и мы одни спаслись, или что весь урожай пожрала саранча и все разбрелись кто куда в поисках еды и мест, не столь излюбленных этими прожорливыми тварями.
 Ленвел криво усмехнулся:
- Остаётся надеяться на их необщительность, иначе мы увязнем с тобой во вранье по самые уши, - он вновь посмотрел на далёкие дома. - Что ж, пошли. Похоже, у нас нет выбора. Не можем же мы, в самом деле, поселиться в кротовой норе.
И братья улыбнулись, вспомнив о проделке Ластана.
- Жаль, что мы никогда больше его не увидим, - задумчиво промолвил Ленвел, - среди воинов у меня не было друзей, и, честно сказать, я не верил, что дружба не пустое слово. Почему судьба не свела нас с ним раньше, ведь мы два года сражались почти бок о бок?
- Но всё-таки свела, и в самый важный для нас с тобой момент.
- Момент… - повторил Ленвел и вдруг вскинулся, взглянув на брата горящими глазами. – Почему всё светлое – всегда лишь момент, молния во мраке муки и скуки повседневности? Почему всегда так, а не наоборот?
  Кастиду нечего было ответить, и он только молча обнял брата.


Рецензии
благодарю,
есть литературный изыск

Дарроддин   12.08.2016 17:26     Заявить о нарушении