Вехи и вёрсты. Главы из романа. Гл. 76, 78-79, 81,

Шиманский В.И.

         Главы из автобиографического романа "Вехи и вёрсты" (Скопировано с сайта "Свободная газета +": http://www.svob-gazeta.ru/)


Глава 76. Новогодний утренник

 На новогодний утренник нас повели в школу номер пятьдесят два, где в спортивном зале, на втором этаже стояла большая ёлка, украшенная игрушками и освещенная огнями.

Ребятишек было много, но в хоровод пускали только тех детей, у кого был костюм, остальные, в том числе и я, стояли у стен зала и были простыми наблюдателями. Мне очень хотелось повеселиться под ёлкой, но у меня не было костюма. Мои грустные мысли прервал голос Татьяны Марковной: «Василёк, Миша Шарпаев задерживается, а его костюм «зайца» лежит у нас в классе, если хочешь, надень его и до Мишиного прихода попрыгай немного под ёлкой.

Моей радости не было предела. Через считанные минуты, радостный и счастливый я уже прыгал под ёлкой. Когда пришёл Миша, мне жалко было расставаться с костюмом, но уговор дороже денег, поэтому я безропотно снял и передал его Мише.
Хорошее настроение, как ветер, пролетит, но его не увидишь.

Мне было обидно, что из-за нашей бедности, мама не могла сшить мне костюм. Хотелось плакать, но я сдержал слёзы и никому не показал своей обиды. В моей жизни новогодний костюм Шарпаева Миши, был единственным, который я надевал в детстве на ёлку. Когда о костюме заикнулся маме, она задумчиво сказала: «Вася, нам сейчас не до костюмов. Самим бы не умереть с голода». Новогодние подарки нам вручили в бумажных мешочках, сшитых на швейной машинке из старых газет.
Первое полугодие я закончил отлично.


Глава 78. Голодная весна сорок третьего

Ближе к весне сорок третьего года мы начали испытывать чувство голода больше, чем зимой.  Картошка, которая была основным источником питания, заметно убывала, её экономили на лето и берегли на посадку. Пайки хлеба, которые нам давали по карточкам, делили всем одинаково, но папе немного больше потому, что он работал, был нашим единственным кормильцем и хозяином.

Мне пайки хватало на два глотка, но я отщипывал от неё по крошке, долго эту крошку разминал во рту, чтобы этим продлить удовольствие и много раз заглядывал на полку, где мама иногда клала хлеб, выискивал там случайные крошки и отправлял их в рот. Лёжа в постели, вспоминал довоенное время и никак не мог вспомнить вкус шоколада, который мне когда-то покупали в парке.

Мы с нетерпением ждали лето. Мама часами простаивала в очередях за той несчастной пайкой хлеба, а мы с Наташей управлялись по дому одни. Первый класс я закончил с хорошими оценками. Наступили летние каникулы.

Когда на огороде появилась лебеда и крапива, мама из них варила «борщ». Как-то раз она налила нам в чашки варево и говорит: «Знаю, мои дорогие, что не вкусно, но у меня больше ничего нет». Слёзы текли у неё по щекам, мне было жалко маму и, чтобы её успокоить, я ел и нарочно нахваливал лебеду, хотя она горчила и не лезла мне в горло.

Мы спали на сеновале, ночью меня стошнило. Мама гладила меня по голове, целовала в макушку, плакала, приговаривая: «Милый ты мой, сыночек! Как мне вас всех жалко! Скоро появится картошка и огурцы, тогда будете наедаться досыта, а пока надо немного потерпеть».
Дурак думкам рад, а умные куску хлеба, или варёной траве.

К середине лета мы оживали. Мама из капустного листа, лука, и огуречного пустоцвета готовила окрошку, добавляя в неё варенное, растолчённое куриное яйцо. Это было, по тем меркам, объедением.


Глава 79. Корова Прилипка

 Была у нас корова, которую звали Прилипкой, она хорошо доилась и была нашей кормилицей. Улица Чапаевская после дождей представляла собой непроходимое месиво, в это время пройти по ней в обуви было невозможно.

Мне приходилось утрами босиком по холодной, обжигающей ноги росе и «чапаевской» грязи, провожать её в стадо, которое пастухи гоняли на луга за речку Желун. Эти луга простилались до реки Пёра.


Глава 81. Второй класс. Новая учительница

 Первого сентября я пришел во второй класс, но каким было моё удивление, когда к нам в класс вошла не моя любимая учительница Татьяна Марковна Камышина, а молодая женщина, которая сказала: «Дети, во втором классе вас грамоте  учить  буду я. Меня зовут Нина Васильевна Кочубей. Татьяна Марковна ушла на фронт защищать от фашистов нашу любимую Родину.»

При одной мысли о том, что моя любимая учительница может погибнуть на войне, какой-то ком перехватил моё горло и непрошеные слёзы навернулись на мои глаза. Ночью, тайком от всех, я рыдал в подушку.

Утром, когда готовил уроки, написал первый в своей жизни стишок, посвящённый любимой учительнице. Получился он не такой, какие я читал в книжках, но это было моё творение, и я этим гордился, но ни никому его не показывал.

Нина Васильевна мне не понравилась из-за того, что сразу разделила класс на любимчиков — детей крупного начальства и детей простых рабочих. Придирчивая, строгая, не в меру грубая, не смотря на свою красоту, она сразу отбила у меня желание к учёбе.


Глава 83 Новости сорок третьего года

В школу я почти всегда приходил раньше многих ребят, сразу бежал к железной, круглой печке, что стояла в коридоре. Утром она всегда была горячей.

Учёба в школе начиналась с линейки и зарядки. На общешкольном построении ученикам зачитывали последние новости с фронтов, сводки «Сов-информбюро» и «Сообщение ТАСС». Красная Армия освобождала один за другим, захваченные немцами наши города. Многим семьям приходили похоронные листы, или сообщение, что такой-то человек пропал без вести. Красноармеец, пропавший без вести, считался перебежчиком, и пенсии его детям не выплачивали.

Как-то папа пришел домой и сказал маме: «Приходила в контору Ариша Говорова и сказала, что Гриша погиб на фронте». Отец с мамой вспоминали прошлую жизнь, новый сорок первый год, который отмечали вместе с дядей Гришей у соседей Бунько. Мама плакала. Тётя Ариша после смерти мужа часто бывала у нас, они с мамой долго разговаривали о своих житейских делах.

В детстве я был вежливым и воспитанным мальчиком, знал всех жителей посёлка Партизанский и всегда со старшими людьми здоровался первым.


Глава 84 Наши школьные тетради

 Школьных тетрадей у нас с Наташей не было, мы писали поверх текстов на старых брошюрах, но при всех стараниях наше письмо резко отличалось от работ детей высокого начальства потому, что они писали на настоящих тетрадях.

Иногда папа приносил домой многослойные коричневые мешки, в которых к ним на работу приходил цемент. Грязные слои отделял и выбрасывал, чистые сшивал в блокноты. Эти «тетради» мы с Наташей использовали только для контрольных работ.
Из химических карандашей мы сами готовили чернила и носили их в школу в обычных бутылочках, или в чернильницах-«непроливашках».

Нина Васильевна требовала ручку с пером номер восемьдесят шесть. Перьями «Рондо», «Жабами» и «Щучками», писать запрещалось. Нас убеждали: «Если будете писать, чем попало, испортите свой подчерк». В пример ведения тетрадей, нам всегда ставили отличника нашего класса Николая Кустова.

Тетради Николая были без единой помарки, очень аккуратный, ровный подчерк. Глядя на неё, я думал – будь у меня такая тетрадь, написал бы, и я не хуже Кустова, но у меня такой тетради не было. Я всегда следил за своим подчерком, поэтому он у меня стал лучше, чем был у Николая Кустова.


Глава 86 Пересыльная тюрьма

 В городе Свободном в то время было много зон и лагерей. Пересыльная тюрьма из нескольких бараков, обнесённая высоким забором и колючей проволокой, располагалась между улицей «Чапаевская» и улицей «Больничная». Вход в неё был со стороны речки Джелун.

Мимо ворот этой тюрьмы, которую все в посёлке звали лагерем, пастухи гнали на пастбище скот, а мы - мальчишки, бегали на Джелун, или на Зею, купаться.

Я часто видел, как у ворот этого лагеря весной на дожде, летом в зной, зимой на ветру и морозе, в ожидании досмотров, стояли сотни измождённых, голодных, оборванных людей. К заключённым никого не подпускали и не разрешали ничего им передавать. Нам внушали: «Это звери и бандиты, бывшие кулаки и помещики, поэтому их не следует жалеть.  Люди верили пропаганде, жили в страхе и недоверии друг к другу.

(Продолжение следует)