Божий одуванчик. Глава 3

Прим.автора: название деревни выдумано автором, так же, как и персонажи. Все сходства с реальными людьми - совпадение.


«Полчасика» растянулись на неприличные полтора часа. Бар то и дело наполнялся новыми посетителями, официантов не хватало для того, чтобы обслуживать людей. На мой умоляющий взгляд с просьбой передать неугомонного четырёхлетнего Егора кому-нибудь другому начальница лишь грозно сдвигала густые брови на переносице, изображая своё недовольство моим непослушанием. Я, повинуясь, прекратил тщетные попытки быть услышанным и обратился к мальчику, который обладал приятным молочно-шоколадным оттенком карих глаз.

— Давай поговорим. Чем ты увлекаешься?

Ребёнок задумчиво хмыкнул, затем ухмыльнулся и детским писклявым голосом сказал:

— Ти похож на моего папу! Плавда я видел его на фотоглафиях.

Изречение этого мальчика заставило меня озабоченно задуматься о своих похождениях пять лет назад. Я ненароком задумался, не являюсь ли в действительности отцом Егора, ведь бурная молодость, неземная активность в мои двадцать лет останется большой постыдной печатью моей жизненной истории. Удивляясь собственным безрассудным мыслям, я коротко засмеялся, всматриваясь куда-то в потолок. Нет-нет, глупости-то какие.

Мои размышления перебила Наталья Кулагина, мама Егора. Когда я её увидел, опасения вмиг рассеялись. Передо мной стояла худенькая женщина лет сорока, брючный костюм лилового оттенка свободно сидел на её костлявом теле. Каштановые волосы, собранные в небрежный пучок, прядями выбивались и падали на сморщенный, несколько тронутый возрастными морщинами, лоб. Она была обаятельна для своего возраста, но я бы точно не обратил внимание будучи молодым студентом на даму того поколения.

— Виктор, я не ошибаюсь? — она присела на коленки перед сыном, при этом обратилась ко мне, украдкой бросив на меня одобряющий взгляд.

— Да, — кивнул я. — Виктор Нестеров, очень приятно.

— Спасибо, что присмотрели за моим ребёнком, — поблагодарила она, и я не успел ничего прибавить, как женщина заговорила дальше: — Я знакома с вашими работами. Честно, я поражаюсь вашему начальству. Как можно уволить такого талантливого человека?

Я скромно пожал плечами, не зная ответа на её вопрос. Конечно, я не считал себя богом статей, или, скажем там, я далеко не Владимир Познер, но не останавливался на достигнутых успехах и верно шагал ввысь по карьерной лестнице, которую невидимым топором разрубил мой отец.

— Мне известно, что вы занимались благотворительностью, — когда Кулагина сказала это, её глаза блеснули неестественным блеском, словно кристаллы. — Наверное, со сменой работы вам вряд ли удаётся тратить время на помощь малоимущим семьям?

— Верно, — огорчённо ответил я. — Ни денег, ни времени у меня нет.

Наталья смотрела на меня мрачным, немного озадаченным взглядом. Словно думая, думая, думая, складывая, складывая, складывая мысли по полочкам, она пыталась принять решение верное, потому что пути назад не проглядывалось. Чуть озабоченным голосом она спросила:

— Хотите составить мне компанию в поездке в одну неизвестную нашим «городским» деревушку? Жизнь там кипит посильнее, чем в Москве, но у людей недостаточно элементарных продуктов, чтобы выживать. Что уж говорить об одежде… — с придыханием подметила она.

Я загорелся этой идеей.

— Что от меня потребуется?

Наталья Кулагина, ни на секунду не задумавшись, ответила:

— Доброе сердце.

***


Поезд завораживающе гудел. Картина за окном менялась каждую секунду. Вот дерево, на нём птичье гнездо, а листочки неживые, высохшие на жаре, похожие на помятую бумагу. А вот следующее дерево переполнено жизнью: то ли это яблоня, то ли абрикос. Листья блестели не только под солнечным огненным светом, но и в тени.

Меня трясло, я незаметно подпрыгивал на мягком, слегка ободранном красном сидении. Машинист, видимо, увлекся и прибавил скорости. Наверное, с непривычки таких поездок я укачался, закружилась голова и подташнивало. Я повернулся и взглянул на Наталью Кулагину, уснувшую на моём плече. Неловко, однако будить и требовать не нарушать моё личное пространство я не стал. Её четырехлетний сын сидел у женщины на коленях и в полудрёме смотрел в окно.

Я встретился взглядом с мальчиком и неосознанно для себя… испугался. Я панически боюсь детей. Не подумайте, что я чайлдфри (отказ от детей во имя собственной свободы). У меня с детьми связаны плохие воспоминания. После одной жизненной ситуации, историю которой я пока оставлю в тайне, я поставил крест на серьёзных отношениях, и, соответственно, мыслях о детях и становлении отцом.

Ребёнок протянул вспотевшую ладошку в мою сторону. Я с каким-то неведанным для себя презрением осмотрел её, и, не выдержав нагнетающей атмосферы, нетерпеливо поднялся с места и направился в столовую.

Мы ехали на скоростном поезде в деревню по названию «Чреббы». По предупреждению Натальи, место, заброшенное правительством. Никакой материальной, а уж тем более моральной помощи людям не доставлялось. Лишь волонтёры, люди, которые занимаются благотворительностью, просто любители и не бессердечные жители большой столицы спасали народ. Я ехал туда в качестве помощника Кулагиной, она каждые три месяца доставляет туда одежду, собранную от тех, кому не жалко чем-то пожертвовать во благо другим людям, нуждающимся в этой самой помощи. Помимо одежды в помощь входит доставка сладостей, шоколадных батончиков, зефира, печенья, вещей, которые есть недостижимая цель для жителей «Чреббы». Меня, как ни странно, не поражало (я же журналист), что остались ещё в нашем современном мире места, не тронутые цивилизацией. Места, не подвластные прогрессу. Места, не узнавшие временных изменений.

Через четыре часа пути я почувствовал усталость. Красота за окном потихоньку стала надоедать, деревья, они и в Африке деревья – одинаковые. Пережёвывая бутерброд с ветчиной, твёрдым сыром и листьями салата, я чуть не подавился, когда поезд резко затормозил. Люди неторопливо собирали вещи, убирали мусор из-под еды. Дети, спавшие на плечах у мам, лениво потягивались и открывали глаза. Оставив деньги, я направился к Наталье. Женщина уже была в полной готовности выйти из поезда, навстречу к новым местам и людям.

— Виктор, вы хорошо себя чувствуете? — обеспокоенно прошептала она, заботливо взяв мою ладонь и сцепив её своими ухоженными, мягкими пальцами. Я, смущённо улыбнувшись, одернул руку и согласно кивнул головой, убеждая, что я в полном порядке и боевой готовности встречать «Чреббы» с распростёртыми объятиями. Признаться честно и безо лжи, меня раздражали попытки Натальи завоевать моё внимание не дружеское, а скорее мужское. К сожалению, невзирая на её возрастную привлекательность, я переступать эту грань прав не имел.

Я по-джентельменски взял чемодан своей спутницы, пока она удерживала не маленького по весу Егора на руках. Мы сошли с поезда. Вокзал, мягко говоря, выглядел так, словно здесь ежедневно происходят террористические акты. Полуразрушенное здание с облупленными стенами, запах, точнее и грамотнее сказать, канализационное зловонье тянулось за нами в воздухе до самого выхода. Позже, по приезду такси, подкатывающий рвотный рефлекс меня не покинул. На этот раз «приятный» аромат завядших полевых цветов (может, это новомодный одеколон?) шёл от водителя такси, немолодого мужчины, одетого в тельняшку и рваные брюки. Думаю, дыры в этих штанах были выполнены не по модным тенденциями, а из-за ужасного качества ткани. Мне было искренне жаль водителя, особенно услышать его приглушённый кашель. Но даже так, давясь и хриплым голосом извиняясь, он закуривал одну сигарету за другой.

— Газель с гуманитарной помощью уже на месте, она прибыла ещё с утра. Все ждут нашего приезда, — нарушила тишину женщина, обращаясь ко мне. — Ну, как вам? — она кивнула в сторону окна. — Завораживающе?

Предполагаю, что даже четырёхлетний Егорка, увидев разрушенные деревянные дома и грязь на каждом углу, понял саркастический тон своей матери.

— Не то слово, — пробурчал я с недовольством.

Перспектива провести здесь даже пару дней не нравилась мне. Я не хочу притворяться идеальным человеком, которому не страшны перемены. Я, привыкший к хорошей жизни, хоть и участвовал в подобных мероприятиях, но до потери работы для меня создавались всегда комфортабельные условия для проживания. Представить боюсь, где нас поселят с Натальей и её ребёнком, отелей и гостиниц в этом захолустье и быть не может. Зря она взяла сына с собой.

— «Чреббы», — подал голос водитель, притормаживая на остановке с подобающей надписью. Поблагодарив его и оплатив проезд, мы забрали вещи и выбрались на волю. Я осматривал свои испачканные в песке ботинки, как Наталья одернула меня за руку. Подняв глаза я увидел большой посёлок, маленькие деревянные дома, и море женщин, одетых в небрежные платья, океан мужчин, разгуливающих без рубашек. Бутылки из-под алкоголя хрустели под нажимом моих ботинок. Жутко. По-настоящему страшно за тех, кто жил в таких условиях.

Но не успел я вслух возмутиться, как к нам подбежала девчушка лет восьми, и, сияя как солнышко, жестом пригласила нас следовать за ней.