Прыжок над Рекой Времени 2

 ...

…Перед началом военных действий монголы провели глубокую широкомасштабную разведку сил противника. Когда в ставке монгольского хана свели воедино все донесения информаторов, было решено сделать ставку на внезапность и мобильность монгольских войск». – Википедия.
  «Разведывательные действия применялись монголами повсеместно. Задолго до начала походов разведчики до мельчайших подробностей изучали местность, вооружение, организацию, тактику и настроение армии неприятеля. Все эти разведданные давали монголам неоспоримое преимущество перед противником, который порой знал о себе гораздо меньше, чем следовало бы. Разведывательная сеть монголов раскинулась буквально по всему миру. Шпионы обычно действовали под личиной купцов и торговцев». – историк Дмитрий Чулов. «Вокруг света». 2006 г.

  «Следует обратить внимание на то широкое применение, которое получала у монголов в области военного дела тайная разведка, посредством которой задолго до открытия враждебных действий изучаются до мельчайших подробностей местность и средства будущего театра войны, вооружение, тактика, настроение неприятельской армии и так далее. Эта предварительная разведка вероятных противников, которая в Европе стала систематически применяться лишь в новейшие исторические времена в связи с учреждением в армиях специального корпуса генерального штаба, Чингисханом была поставлена на небывалую высоту… . В результате такой постановки разведывательной службы, например, в войну против государства Цзинь монгольские вожди нередко проявляли лучшие знания местных географических условий, чем их противники, действовавшие в своей стране. Такая осведомлённость являлась для монголов крупным шансом на успех. Точно так же во время среднеевропейского похода Батыя монголы изумляли поляков, немцев и венгров своим знакомством с европейскими условиями, в то время как в европейских войсках о монголах не имели почти никакого представления». – Эренжен Хара-Даван. «Чингисхан. Как полководец и его наследие». Белград.1929 г.

    С каждым днём великий хан узнавал и узнавал подробности о той империи, укрытой горами дальними и ближними, за которыми и закатывалось солнце. В этот раз после курултая, осмотрев подробно, вдумчиво обрисованную карту на травах степи дальних земель закатной стороны, решил идти, навестить мать преклонных лет. 

    Давно ль он был у матери? По возвращении из государства династии Цзинь по обе стороны Великой стены вместе с сыновьями, её внуками, с обилием подарков, шествовал тогда торжественно к юрте матери Оэлун. И братья рядом были, её сыновья от их отца Есуге. Но что подарки, что сокровища, когда привёл живыми всех сыновей своих, внуков её, и братьев тоже, сыновей её. И войско позади, что в раз, единым ветром соскочив с коней монгольских, да склонило голову множественности в порыве едином перед ней, перед матерью великого хана, их хана, их главнокомандующего, выказав тем самым истинно искреннее уважение перед истинно матерью монгольского народа. Вот радость была!

    Кешиктены немного поотстали, когда один рысью приближался на этот раз к юрте матери, оставив всякие признаки на торжественность. Ибо знал – для прощания ни к чему это. Не так слышен заливисто смех детворы, тогда малых ещё детей его, детей его братьев, внуков, внучек её. Да разве иногда послышится крик да смех детей внуков, её правнуков, правнучек. Навстречу, как раз от матери, попался навстречу приёмный брат его Шиги-Хутугу, которого она усыновила, когда он привёз его с собой совсем тогда сиротой. То было после той междоусобной войны говорящих на одном языке, когда он в союзе Ван-ханом кэрэитов победил сильное племя татар. В сильном порыве отмщения за смерть отца, которого отравили люди из этого племени, хотел было привести самые жестокие меры, вплоть до казней множественных, но остановился тогда. И подумал тогда, что отец его когда-то и одержавший победу над этим племенем татар, дал имя Темучин ему, первенцу своему в честь отважного воина-багатура из этого племени. Да, рассудком всегда умел сдерживать ярость.
  «Когда Чингис-хан, разбив татар, возвращался домой, то на дороге он подобрал мальчика-татарина, имевшего золотое кольцо и набрюшник с золотыми кистями, подбитый соболем. Его отдали на воспитание матери хана, и она называла его шестым сыном» - «Сокровенное сказание монголов» 1240 г.

    Когда приёмный брат Шиги-Хутугу подрос до первых усов, то и назначил его верховным судьёй нового государства нового народа, когда ставил братьев на разные должности. Не ошибся, однако, нисколько.
    Помимо детей своих мать Оэлун, уже будучи матерью великого хана ханов, воспитала четверых приёмных детей сирот. О, сердце, не согнувшееся под гнётом жестокой судьбы, взлетевшее крылом благородства расправленным до выси Вечного Синего Неба через реки-времени. Как сокровенность в памяти потомков… 
  - Сайн-байна, ахэ. Здравствуйте, старший брат, – приветствовал его в данный миг Шиги Хутугу как старшего брата, тогда как на курултае или же в другом месте обращался как к хану ханов, но ведь и миг такой.
  - Сайн-байна, – так же последовало в ответ. – Как мать? – спросил сразу же после обмена приветствиями.
  - Спрашивала про Вас. Я полагаю, ждёт она Вас, – отвечал приёмный брат по обычаю степи, как и положено отвечать старшему брату, именно старшему брату.    
    Кивнул он молча приёмному брату, не стал расспрашивать про дела его, да и не к чему, не тот случай. Затем соскочил с коня, не так резко, как бывало раньше, в пору молодости, но проворно для его таки солидного возраста. Что ж, ведь и вырос в седле.

  «Одним из наиболее восприимчивых к усвоению уйгурской письменности и образованности монголов оказался приёмный брат Чингис-хана Шиги-Кутуку, почему и был поставлен им главным судьёй с получением от своего державного брата такого рода характерной инструкции:
  «Теперь, когда я только что утвердил за собою все народы, будь ты моими ушами и очами. Никто да не противится тому, что ты скажешь. Тебе поручено судить и карать по делам воровства и обманов: кто заслужит смерть, того казни смертью; кто заслужит взыскание, с того взыскивай; дела по разделу имения у народа ты решай; решённые дела записывай на чёрные дщицы, дабы после другие не изменяли». – «Сокровенное сказание монголов» – 1240 г.

    Выбор Чингис-хана был чрезвычайно удачен. Шиги-Кутуку образцово исполнял свои судейские обязанности и в некоторых отношениях оказался даже выше своего века: например, он не придавал никакого значения показаниям, вынужденным страхом». – Эренжен Хара-Даван «Чингис-хан. Как полководец и его наследие». Белград. 1929 г.
    Презумпцией невиновности и близко не пахло от гари пылающих костров инквизиции в Европе в самый расцвет эпохи Возрождения, когда создавались непревзойдённые шедевры для услады взоров королей, герцогов, баронов и иже с ними, ставшие ныне достоянием наций, всего человечества. Но, ведь, и новейшая история предъявит множество случаев подобного рода.

    Чингисхан, привязав уздой коня под узорчато орнаментированной верхушкой коновязи, пристегнув нож к луку седла, стоял в раздумье перед входом в юрту с южной стороны. Как и тогда два раза, перед тем как войти молиться духу Вечного Синего Неба, стоял трепетно, перед тем, как предстать перед живым богом, каковым и была для него мать Оэлун.
    Постоял и вошёл в тихом раздумье…

              11 

  «Чингисхан родился в год Свиньи, 15 февраля 1155 г., на берегу реки Онон, в урочище Делюн-Болдох. В феврале 1227 г. (тоже год Свиньи) он умер. Всю свою жизнь, с 3 до 72 лет, Чингисхан провёл на коне и умер в походе». – Иллюстрация «National Geographic»
«…величайший военный гений и вождь в истории, в сравнении с которым Александр Македонский и Цезарь кажутся незначительными». – Джавахарлал Неру «Взгляд на всемирную историю».

* * *

  - Амар мэндэ, эжи. Здравствуйте. Доброго здоровья мать, – приветствовал он тихо, и редким гостем выразился тон ласкательного свойства в мягком голосе его, что также был редок, при этом поклонился, прижав ладони рук к сердцу.
  - Мэндэ, – отвечала мать на приветствие, указывая присесть на алтарь-шэрээ, что возвышался не так высоко на почётной северной стороне, не так далеко от очага в центре. – Ты пришёл, я ждала тебя, я всегда жду тебя, мой первенец, – тон голоса всё тот же ласковый, разве что добавилось от старческого, каким и знал с той поры, когда макушкой едва доставал тележную ось, когда, казалось, счастье безмерно с широкую степь, ибо и жив был тогда отец Есугэ – глава рода борджигин, вождь племени тайчиут.    

    Слева от двери хранились узда, седло, сбруя отца Есуге, которые старалась не терять никогда, даже тогда, когда спасались бегством от врагов во враждебной степи. Хранились ныне в добротной юрте.
    Невестки, жёны сыновей помогали ей, но на этот раз старались не побеспокоить их, дабы и знали, что собрался в дальний поход в неведомые земли, за горы, куда заходит солнце.
    Над столом невысоким над широкой чашкой клубился пар от груды свежего мяса. Полная пиала кумыса. Да, что может быть вкуснее еды, приготовленной матерью? И тогда казалось вкусным, когда в едва обветшалой юрте готовила для всей ребятни варево из кореньев, которые собирали в низинах, озираясь всё время по сторонам, дабы не заметили враги, которых хватало, от которых и прятались будто загнанные звери. Никто так не бедствовал, не влачил нищету, не сравнимую в степи, как семья его отца Есугэ, отправившегося уж слишком рано в неведомую высь Вечного Синего Неба. Ох, сия чаша, испитая сполна. Чаша густо смешанных предательства и коварства…

    Вассалы, подвластные люди и даже родственники отложились, перекочевали от вдовы вождя. Вместе с ним, со старшим сыном Темучином поскакала она за всеми теми, что недавно проживали в полной безопасностит под сильной рукой тогда ещё живого отца Есугэ – предводителя племени тайчиут, главы рода борджигин.
  - Как можете бросить вы семью своего вождя после всего того, что сделал он для вас? – справедливый укор её не смог остановить тех, кто по сути, и предавал своего вождя, пусть даже и отбывшего в просторы вечных небес, обрекая тем самым семью его на лихолетье посреди враждебных степей. А затем и гонения со стороны дальнего родственника Таргутай-Кирилтуха.
  - Даже самые глубокие колодцы высыхают, самые твёрдые камни рассыпаются. Почему мы должны оставаться верными тебе? Не дело нам идти под знаменем женщины, пусть и вдовы вождя племени, а что до сыновей, и этого старшего, то не доросли они указывать нам, – вот таковым и был ответ вождей родов на её укор.
    Оседала пыль от копыт ускакавших коней, когда он и заметил в первый раз слёзы матери.

    Не обошлось лишь одной бедой морального характера. Почти весь скот был угнан вот этими, вставшими на позорный путь. И началась тогда охота на сурков, барсуков и прочих живностей степи. В ход пошли коренья трав, что считалось в степи самым краем пропасти, признаком бедности безысходной. То была жизнь самой беззащитной семьи во всех просторах дикой степи. Но ладно бы так, но были и вероломства, от которых памятью не уйти.
    Убожество и пропитание про запас не подорвало душевных сил матери.
  - Вы пока маленькие щенята. Но знайте, вы не отпрыски воронья, питающегося падалью, вы орлята, вы дети своего отца Есуге – вождя племени с берегов Онона. И помните всегда – вы потомки славного Кабул-хана, его сына всем известного Котул-хана, которому ваш отец Есуге-багатур, вождь племени тайчиут, доводился племянником, – не раз обращалась она к его младшим братьям.
  - Все эти бедствия – временное наше положение. Ты поднимешь знамя отца и поведёшь за собой многих багатуров степей. Я верю. Да воздаст Вечное Синее Небо за всё по справедливости, – обращалась она уже к нему, подрастающему первенцу.    

    Он воевал, всю жизнь воевал, там и там по степи вёл за собой орды конниц за собой громогласным кличем «урагшаа!» за то, чтобы переменить, изменить многое, но, понимал, сейчас как никогда понимал, что воевал вот за это, которое и видит сейчас. Достойная старость матери! И память подобно молнии высветил тот день.

    Второй раз он увидел слёзы матери, когда неизвестные конокрады угнали восемь лошадей-аргамаков, что взрастили бережно, что составляли в ту пору настоящее богатство.
  - Я верну их, – сказал он, тогда будучи отроком, твёрдо и вскочил решительно на единственного коня.
  - Ты один в опасной степи, – только и вымолвила мать.
    Поскакал он быстро за округлую сопку и скрылся из виду. Но что-то заставило остановиться его. То был горький комок, застрявший в горле, и впервые слёзы, что явились самой большой неожиданностью. И повернул коня обратно. Мать всё продолжала стоять на том же месте, провожая тем же взглядом сквозь слёзы. Он остановил коня в нескольких шагах от неё.
  - Эжи, мать, будет время, будет время, и я подарю Вам десять тысяч юрт, – почти крик вырвался из раненой юной души, над которой в миг тот всколыхнулось всё же не отчаяние, а огонь надежды неугасимой.
    Мать Оэлун лишь кивнула сквозь слёзы. Она увидела в подрастающем сыне мужчину – опору семьи.
    Развернул резко коня и скрылся за сопкой. Не знал он тогда, что не только вернёт лошадей, но найдёт бесценное сокровище – друга на всю жизнь. То был Богурчи (Боорчу).   

    Была ли вера во исполнение того обещания, той клятвы израненной души? Но свершилось это на том Курултае, про который остальной мир не знал, не подозревал, что тогда у истока Онона и зародился коренной поворот его судьбы, судьбы всего мира. То был свидетель – Вечное Синее Небо. И покровитель. И встанут наизготовку кентавры больших просторов. И напишется одна из самых интригующих страниц мировой истории.

    И так же подобием молнии память матери Оэлун возвратила тот день, когда старший сын, совсем ещё подросток, развернув коня, скроется за округлой сопкой, дабы вернуть тех лошадей-аргамаков, что он и сделал, по пути обрел сокровище ценное – друга. Потом будет друзей во множестве, потому как помимо жёсткого нрава, что было обычной нормой жестоких степей той эпохи, в нём было вот это удивительное качество, ввергающее в веру и преданность, что и пошли за ним под его знаменем люди разных сословий и характеров, но, прежде всего, вот эти удалые парни «длинной воли», что и отказались впоследствии, опять же в силу непреклонной веры в него и преданности от привычной вольной стези, войдя на территорию самой твёрдой дисциплины, неповторимой во все времена.
    Были подарки, были награды на первом Курултае новоявленного народа, и он, ввысь поднятый кешиктенами на белой кошме, провозгласил в первую очередь о юртах числом в десять тысяч в дар матери, ибо стало это наградой и для души его. И это превознёс сокровенностью в самую суть помыслов своих все эти годы, когда и собирал всю степь от чистых вод Хубсугула с подножия Алтая на западе до берегов Онона, Керулена на востоке, от пустынных долин Гоби на юге до дремучих лесов Баргуджин-Тукум на севере.   
  - Я рада, что дожила до этих дней, – слова матери, растянутый тон, такая плавность, указывающая на преклонные года, возымела действо на память о том дне, когда и наступило восхождение. – Слова мальчонки, сына моего, первенца моего могла ли я забыть? Не это, не это, другое, другое. Я рада, что дожила до этих дней, когда рядом с тобой, рядом с нами столько людей, как звёзд в небе. И вижу я, не из-за страха они рядом с тобой. Другое, другое. Редко кто так сближает людей, как ты. И в этом твой дар. Но почему Есугэ не смог так…?

    То было после того Курултая. Оставив одну юрту себе, да раздала остальные людям, приговаривая при этом:
  - Но вот зачем мне десять тысяч юрт, зачем? Мне хватит и одной юрты…
    И понимал её, не отговаривая её от такого шага, понимал, что мать Оэлун, уж много лет проведшая семью без мужа, без отца сквозь тяготы лишений, коварств да предательств человеческих, и старалась быть для всех детей своих чисто кристальным образом облака, как олицетворение имени её Оэлун. И для людей, сплотившихся вокруг него тоже, ибо и понимала, что наступили совсем другие времена, ибо она и есть мать хана ханов. И понимал, вникал вот в эту сердцевину сути всего того, что так сложилось в жизни, и были её усилия, неимоверные усилия, благодаря которым и стал таковым, как и есть, тем самым ниспровергателем могущественной империи Алтан-хана по обе стороны Великой стены. Да, империя Цзинь высокомерным видом по велению своему могла раз в три года нанести военные походы в степи, дабы и прорежить число жителей степи, да угнать в рабство детей малых.   

    Мать Оэлун присела рядом с квадратной земляной площадкой для очага, подула на угольки, добавив немного аргала сверху. И он, спустившись с алтаря-шэрээ, присев рядом, подул на угольки. Взвился дымок, затем и потянулось пламя. Так было много раз уж во времена лихолетий, когда так и дули на угольки, когда она тянула семью изо всех сил, когда он, совсем мальчонкой, и был помощником незаменимым.
  - Жив был бы отец Есуге, то стал бы ты впоследствии вождём племени тайчиут, главой рода борджигин. И не познали бы горя, много горя. Но почему так сложилось, почему выпало так много горести на нашем пути, на твоём пути. Почему всегда преследовали тебя коварства, они и ныне не отстают от тебя, – слова матери, как растянутый тон, такая плавность, указывающая на преклонные года.
  - Не отстают коварства, не отстают. Видать, так уж обустроено под Вечным Синим Небом. Я многих знал из тех купцов, которых перебили в Отраре, в неведомом городе неведомой земли. Я знал, ценил Махмуда-Ялавача, который был рядом со мной в трудные годы, которого я поставил во главе огромного каравана. Я многих знал. И как узнал об их гибели, как будто, стеснило деревянную колодку на шее, что стало трудно дышать. И тогда отправил послов в те земли. Но убили посла, да понасмехались над остальными. И как узнал, как будто, опять стеснило деревянную колодку на шее… – говорил тихо Темучин, первенец её, но в тоне слов его выразилась, высветилась неотвратимая горечь, за которой последует что-то такое, что невозможно вообразить.
  - Что за деревянная колодка? – спросила мать Оэлун, в душе которой шевельнулась неведомая догадка.
  - То было давно, когда все вы потеряли меня. Я говорил тогда, что побывал в плену у Таргутай-Кирилтуха. То был я тогда в рабстве, когда на меня надели деревянную колодку. Тогда я не говорил Вам про это, дабы не опечалить Вас. Но говорю ныне, когда я и стал Чингисханом, – говорил всё также тихо Темучин, первенец её, стараясь проявить и на этот раз заботу, как было всегда и в годы лихолетий, и в годы восхождений.

    Медленно прокатилась слеза по старческой щеке матери, ибо помнил счастливой молодой тогда, когда и не достиг макушкой тележной оси.
    Утерла слезу, последовала ещё. То ворвалась память ветром. Ох, как била их жизнь! Убогих, жестоко придавленных судьбой, и не было в степи кроме неё и детей её малых. То был ли дар предвидения, и сны ночей беспокойных, и видения в миге дня не светло печального, когда и видела старшего сына, первенца своего на белой кошме поднятым высоко, высоко над головами? Не раз. Потому и старалась изо всех сил не согнуться под бременем страданий от тяжёлых лихолетий. О, сколько ж сил!?! И увидела это, за что старалась подняться, но и настроить старшего сына, именно его, первенца по велению предсказания, идущего от сердца, увидела наяву, не сном, не видением на том Великом Курултае…

    Как тернист путь был на вершину? Потому и понимала, воспринимала его свод законов Яса, в котором и обращается сын её к людям, живущим ныне в степи, к потомкам, которые будут жить в степи: «Монгол не должен иметь раба монгола. Монгол не должен иметь слугой монгола». 
    Кровавое побоище каравана, что не выжил никто кроме одного, да казнь посла – ох коварство, да коварство. Вот и собрался в неведомые земли покарать вот это самое коварство. Дождётся ли возвращения сына, первенца своего, первенца отца Есугэ. Как знать, не в последний раз видятся ли. Года уже преклонные. Мать Оэлун присмотрелась к язычкам пламени, хотя и не холодно было, хотя и лето, но нужен был костёр, как память, и как бы погрела ладони, как было много раз в те годы, когда вместе терпели, стараясь не согнуться под ударами той поры жестокости судьбы. И сын Темучин также повернул ладони к ровному пламени огня очага.
  - Утром отправляюсь на берега Орхона. Оттуда поведу войско, – говорил тихо сын Темучин, ныне Чингисхан.
  - Иди по воле Вечного Синего Неба, – говорила тихо мать Оэлун.

* * *

    Всколыхнётся, обволакивая, окружит ореолом своим, завладеет разумом моим, унесёт. События, мгновения и мать. Всё так же, и голос, и взгляд, и воздух, и, то пространство. Слёзы застилают внешний мир, стекаясь медленно по щеке. Не предотвратить, не остановить. Оглянусь назад из лодки, несущейся в одну сторону, в будущность. Много чего там позади. Но падает светлый свет, и вижу мать, и взгляд её напутственный. О, сердце! Я там…
    Ваш кумир – мать Оэлун! И это в памяти, ибо память – это жизнь.

                12

  «Это была самая крупная империя во всей мировой истории. Таким образом, она простиралась от современных Польши на западе до Кореи на востоке, и от Сибири на севере до Оманского залива и Вьетнама на юге, охватывающих около 33 млн. квадратных километров, (22% от общей площади Земли) и с населением свыше 100 миллионов человек, при том, что всего в мире на тот момент жило около 300 миллионов человек». – интернет-портал «Монголия сейчас».

* * *

    Ранним восходом солнца продолжили путь два крытых небольших экипажа, в которых спросонья восседали в одном Елюй-Чуцай, в другом Сюэ-Талахай, инженер из чжурчженей, народа, до недавних пор управлявшего всем в империи Поднебесной, что уж чуть не канул подброшенным камнем в пучине времени. Эх, кровожадность политики недальновидной…
    Степь просыпалась. Небо, избавляясь от темени, принимало синеющий покров, высоко далёкий. В степи оживали звуки. То был слышен треск кузнечиков, стрекозы шумный стрёкот, а кое-где и вскрики то ли ночных, то ли утренних птиц. Подул освежающий ветерок. Пока ещё красное солнце источало внезапно яркие краски, бодро будоражащие взор. О, что представало перед ними! Вдали образуя горизонт, полого синие горы смыкались с лазурным небосводом. А ближе, ближе принимали зеленеющий цвет кругло покатые сопки, окружая, образуя эту самую степь, исполненную пестротой невысоких цветов, словно гирляндами обронёно рассыпанных, источающих чисто дурманящий запах от свежести первозданной. Степь пробудилась, выказав тихо одухотворённую прелесть…
 
    Продолжение следует...

    В каждой семье монгольского народа, в каждой семье бурятского народа, в каждой семье калмыцкого народа всегда трепетно уважительное, почтительное отношение к Чингисхану - великому предку монгольских народов.

    Книга "Прыжок над Рекой Времени" в продаже в онлайн-мегамаркете Ozon.ru, в интернет-магазинах Amazon (США), ЛитРес (Россия).

    Получил письмо от Киноконцерна "Мосфильм" о том, что произведение "Прыжок над Рекой Времени" принято на рассмотрение. Не знаю, будет ли фильм или нет, не знаю, но письмо это бережно храню в электронном почтовом ящике.