Штучка

               
     Раньше я довольно - таки часто заморачивался так и не разрешенными мною вопросами : как у меня получается придумывать сказки, почему тема именно такая и откуда она нарисовалась, тема, ведь, вроде, пять минут назад я не думал ни о чем таком, а вот - херяк ! - и поперло, понеслось, словно гениальность Александра Балуева при виде ништяковых титек Лизы Боярской, зажабленной и косорылой, отчего, выходя на лестницу перекурить, я не помню подробностей только что выбитого по клавиатуре, а уж назавтра после публикации искренне удивляюсь и поражаюсь, сам не веря в свое авторство. Не найдя ничего хотя бы отдаленно похожего на ответ я просто -  напросто забил на непонятку и продолжил радовать любимых, не вникая в тонкости анализа,  вот - вот устаканившего бы литературные потуги поэта и звездочета, поставившего бы все на свои места и давшего бы ( непременно, не ходи к гадалке ) законный повод торжествовать и ликовать от одного только факта фактической гениальности своеобразного и самобытного фактотума и летописца последних времен человечества, вошедшего в конечную фазу исторического империализма, непреклонно увенчивающего еще одну не отрубленную голову Иоанна Крестителя, крестящегося под рубашкой мелкими  движениями длинных аристократических пальцев, независимо от разума ( чуйка, бля ! ) не пожелавших вытянуться трепетными веточками  подхалимского рукопожатия навстречу многочисленным уродам, словно стая падальщиков круживших над и вокруг каких-то три года назад, тут и адепты сучонка Навального, и скачущие хохлы, и пидарасы, и стремные тетки неустановленной ориентации, любезно приоткрывшие азбуку Краевича перед близорукими глазами , цветом схожими с глазами лучшей теннисистки всех времен и народов, когда - либо населявших Землю, толерантно советовавшие прочесть  ту или иную книгу, явно тайную и априори недоступную пониманию ватного умишка, выпрашивающего у друга - Бегемота дар малый : встретить в рунете человеческое лицо, хотя бы в единственном экземпляре, случайно, мимоходом. И - боги и демоны ! - свершилось. Улыбнись зеркалу, любовь моя, и продолжай чтение вновь не истории и не сказочки. Штучки.
     Снося вазочку " Розенберг",  в знак разочарования воткнутую мною Сергею Брину, будто он виноват в переизбытке калоедства, процветающего в русскоязычном сегменте интернета ( экое словечко - сегмент ! Так и всплыла в памяти рожа Пархоменки в ермолке ), почему-то вспомнился Брежнев. Фронтовик, между прочим. Настоящий. Конечно, не соляра с передка. Но хлебнул. И достойно оттрубил лямку. Во времена были. Разрядка. Конвергенция. " Першинги" под стягом красного зверя, лет семьсот вприщур смотрящего в спину.  "Трайденты" под соленой водой. " Стингеры" в волосатых руках, приземливших Руцкого на нары. БАМ. Байконур. Шакуров, гнусящий и Шукшиной подтирающий очко, морщинистое и донельзя кинематографичное. Литературные власовцы и летящая вниз головой душенька - Глазунова. Стакан с Карменом и в сердцах брошенная цитата из Мао Суслову : " Сука, не ссорь меня с фронтовиками". " Зубровка"  с нембуталом. Фидель и юбилей Чикатило. Вуматы, ништяки и Герой Советского Союза Кобзон. Иншаллла, короче. Но самое, самое - это июль семьдесят четвертого, роддом города Горького и первый крик чудесного мальчика, нареченного Андреем, о котором через пятьсот лет волосатые люди у костра, разведенного посреди радиоактивной поляны, раскинувшейся от Лиссабона до Шанхая, будут рассказывать соплеменникам нечто вот такое...
     ... никто. Ибо много было схожего, почти такого же, что не удивляет с августа сорок пятого. И говорили, и снимали, и писали. Но только один знал. Знал точно. Безошибочно. И прозвал он себя Ад Ивлукичем. И навсегда. И знаем мы его как великого пророка. И чтим память его песней. " Горит и кружится планета...."
     Штучка у меня получалась не смешно, не грустно, без ярких эмоций и, уж тем более, без юродства. Получалась штучка " Признание в любви". Странная штука - любовь. Не объяснишь, не охарактеризуешь, лишь рассмешишь Невзорова и Белковского, мудацким голосом повторяющего мантру о шарфе и табакерке, шершавым бросая в дрожь, шок и трепет стремную тетку Ларину и еще более стремную Петровскую, старых, жутких несогласных правдорубов, не позволяющих снизить накал страстей вальяжному Сатановскому, не дающих покойно спать Киселеву, иссушивших обрезанную плоть Малахову в яростной мастурбации голландским штурвалом - тройником с Ургантом и Познером по краям, изничтоживших репутацию Ларри Кинга, гада, вопрошавшего государя о ху, из, когда надо было прямо и резко " Даешь Беломор - канал ".
     Я сходил покурил, а вернувшись, решил снести все на хрен. Какая - то унылая байда получается на радость Живому Журналу, до сих пор вызывающего у меня дрожь омерзения, посещаемого мною по медицинским раскладам, когда жизненно необходимо проблеваться, твоим соратницам, красивее и сексуальнее тебя, возможно, умнее, но вот пролетевших мимо ума и сердца, не цепанувших вообще ничем, шутихам из псевдолибералов, самозванным сучкам, в самодержавной говенной стране тепло устроивших свои  независимые жопы, шлюхам из воровских семеек, повинных в самом натуральном геноциде, особенно парочке, блондинке и брюнетке, это ж нереальный п...дец, какой, на хер, Нюрнберг с дохлыми наци, тут рамсы нееб...кие, инфернальные, когда прадедушка вырезал целые села, вводя твердую разверстку на общих баб, а папа вымел за горизонт не вписавшихся в рынок несколько миллионов, подумаешь, не перестроились, суки, слева направо, в затылок впередистоящего, знающего, как надо.
     Замутил чашку кофе и решил оставить, как есть. Это же не история, не сказочка, это - штучка, вещица честная, называющая своими именами происходящее внутри меня, без прикрас и понтов безыскусно описывающая чувства, необъяснимо и непонятно  выхлестывающие меня при мысли о тебе, да еще глупая нежность и желание защитить, а в случае необходимости - отдать жизнь.
     Помнится, я жаловался Дите на " Фейсбук", где впервые за год сделал нечто схожее, назвал вещи своими именами, но там было за политику закозлиную, а сегодня - намного важнее. Сегодня о любви. Хотя, если немножко задуматься, именно о ней все мои сказки, истории и вот уже вторая штучка. Извини, любимая, что невесело получилось и не про войну.