Техникум 6. 33 ЛХ

Позади остался трудный, полный мелких и крупных неприятностей первый учебный год. Теперь мы сами на третьем курсе и впереди год беззаботной учёбы. Хотя забот конечно хватало, куда же без них!

Наша ангел-хранитель, наша классная Инна Николаевна, все годы учёбы возила нас по экскурсиям. Дважды побывали в Прибалтике, один раз проехали по маршруту Ленинград – Псков, а на четвёртом курсе даже слетали в Армению. Но об этом расскажу в своё время.

Прибалтика тогда была ещё советская, но мы, ребята из России, были явно не ко двору. Это чувствовалось во всех трёх её столицах, это сквозило во всех мелких городах, где останавливались на экскурсии. В магазинах, заслышав русскую речьб продавцы отворачивались и делали вид, что мы для них пустое место. В крайнем случае приходилось прибегать ко второму нашему родному языку, коротко и доходчиво возвращая в реальность чванливых властителей прилавков.

Жизнь в Прибалтике отличалась от жизни в российской глубинке. Уже в эти дни, читая записки наших эмигрантов, описывающих разные музеи и музейчики Западной Европы, я вспоминаю то, чем и как гордо хвалились местные экскурсоводы. Во многом то, что мы тогда видели, совпадает с описаниями эмигрантов.

– Видите ту крышу, наполовину стеклянную? Это наш цветовод живёт! Если на окнах цветов нет, то это староверы живут, – звучало отличие своих от чужих.
– А сейчас мы заедем к нашему народному художнику! – и нас вели в небольшой двор, обставленный фигурами животных. Внутри причудливо украшенного дома были остальные изделия хозяина, много различных изображений, преимущественно чертей. Каждому вошедшему художник предлагал купить за три рубля маленькие брелоки с кольцом для ключей, к которому был прилеплен бесформенный кусок дерева, похожий на свиную голову, раскрашенный в виде чёрта. Убогостью веяло от этих сувениров, убого суетился хозяин, пытавшийся делать свой бизнес.

Музей Чюрлениса, звучавшая музыка его авторства веяли холодом, восторга ни у кого не вызвали. Остальные мелкие достопримечательности не запомнились.

Понравились старинные здания в готическом стиле, были уважительные разговоры об органной музыке. Бросилась в глаза ухоженность улиц и качество дорог. Не знали мы тогда, что живут все эти окраины за счёт наших центральных областей, получая значительно большее финансирование.

В одном хочу добрым словом помянуть те поездки по Прибалтике — кормили хорошо. Потом, голодая в Армении при том же экскурсионном бюджете на одного человека в полтора рубля, будет с чем сравнить.

Ни в какое сравнение не шли прибалтийские музеи с любым музеем Ленинграда! Русский музей, фонтаны Петергофа впечатляли размахом и грели душу.

Псковский монастырь запомнился здоровенным монахом, стоявшим на входе и следившим за тем, чтобы девушки шли в юбках и с покрытыми головами. Некоторым пришлось закатывать кверху брюки. Глаза монаха при этом сладострастно бегали по обнажённым ногам и видеть это было неприятно.

Второй год обучения опять начался с сельхозработ, в том же подмосковном лагере, что и в первый год учёбы. Спустя короткое время появились первогодки, поступившие в техникум на лесной факультет после восьми классов. При этом выяснились любопытные подробности.

Начальство лесхоз-техникума зная о том, что неформальная власть в общежитии принадлежит лесному факультету, решило подмять первый курс лесников, отправив их в лагерь не с нами, как это было обычно, а с механиками, которые с первого по третий курс жили далеко от нас. Но расчёт не оправдался. В этом потоке оказалось много ребят, старшие братья которых уже закончили техникум, знали все традиции и посвятили своих младших братьев в тонкости существующих между факультетами отношений.

– Представляете, – посетовал нам по секрету один из преподавателей, – они в первый же вечер пришли на танцы, каждый вооружившись кусками арматуры и другими железками.

После того, как две группы первого курса ЛХ нагнали страха на все три курса механиков, их срочно перевели к нам на воспитание. Первые дни молодёжь и под нами попыталась взбрыкнуть, но это было уже чревато для них. Нам они подчинились, хотя в течение года не раз возмущались нашим мягким отношением к остальным.

По окончанию сельхозработ, длившихся для третьего курса на десять дней дольше, когда уже и первые заморозки ударили, и первые белые «мухи» полетели, мы вернулись в ставшую родной общагу. Теперь уже наши ребята ходили по центру коридоров, а остальные студенты щемились по стенам.

Учебные дисциплины стали интереснее, общегражданские предметы ни о чём остались в прошлом, пошли специальные, лесные предметы.

Среди преподавательского состава было много тех, кто до этого имел опыт практической работы, на который они иногда ссылались во время преподавания. А ещё чаще делились своим богатым жизненным опытом.

– У вас в технаре Златоустов преподавал, автор учебника по механизации! – с оттенком зависти сказал однажды на курсах мне один из слушателей, закончивший Крапивенский лесхоз-техникум, который в Тульской области окончили многие из местных работников. Из Правдинского лесхоз-техникума в этом регионе я был один.

Слегка удивившись его восторженному возгласу, извлёк из памяти образ немолодого к тому времени, немного грузного человека, действительно одного из авторов учебника, по которому мы учились. Он у нас должен был преподавать только с третьего курса, на первом месяце сельхозработ был нам ещё незнаком, но когда я вслух задумался, кому подарить сплетённую между делом корзинку, наши девчонки во главе со старостой Наташей в один голос заявили:

– Подари Леониду Сергеевичу!

Так что в тот раз Златоустов уехал с корзинкой, наполненной тут же собранным шиповником. Позже, он невозмутимо проходил к своему столу между мельтешащими студентами, крутящимися вокруг полуразобранных лесохозяйственных машин и механизмов, неторопливо диктовал свои лекции, не повышая голоса проверял усвоен ли материал.

В отличие от Златоустова, преподаватель лесоэксплуатации Лев Александрович, любил поговорить во время занятий на отвлечённые темы, дать практические советы, активно интересовался нашими интересами помимо учёбы. В памяти остались его фанерки, покрытые чёрной тушью, с рисунками, образованные светлыми линиями, вырезанные простейшими резцами.

– Смотрите! Всё просто, а продавать можно рублей за десять! – наставлял нас Лев Александрович и частенько завершал свою речь, нагнувшись вперёд и взметнув вверх чёрные густые брови, всегда неожиданным, знаменитым, - БУ-га-га-га!

Очень повезло нашей группе с преподавателем таксации. Этот предмет, полный математических расчётов и специальных таблиц навевает скуку и ужасает студентов своей громоздкостью. Но тут всё зависит от личности преподавателя, а учил таксации нас Прохоров Виктор Андреевич.

На первом занятии этот полноватый, немного жеманный мужчина, всегда в благодушном настроении, потиравший руки на уровне груди, встретил нас высокой стопкой учебников по таксации, возвышавшейся на краю стола. Другие преподаватели тоже на первом занятии знакомили с учебной литературой по своей дисциплине, но эта слишком высокая стопа учебников сразу навеяла уныние!

– Давайте познакомимся с литературой, которую вы можете взять в нашей учебной библиотеке, – приступил к этой стопке Виктор Андреевич после первого знакомства с нами.

Взяв в руки толстый учебник, не открывая его, он рассказал биографию автора, какие ещё труды издал этот автор, какая у него была семья, как звали его охотничью собаку и другие занимательные подробности. Потом переложил учебник на другой край стола со словами:

– Вы этот учебник не берите, мы вполне обойдёмся без него!

Сразу стало интересно. Через полчаса почти все учебники переместились на другой край стола с той же рекомендацией. Все как один не отрывали глаз от Прохорова. Наконец, он взял в руки последний толстенный талмуд.

– А вот с этим вы будете общаться всю свою жизнь в лесном хозяйстве! Это «Сортиментно-товарные таблицы»!

И началось преподавание. Прохоров на примере нас самих, толстых и тонких, высоких и коротких легко объяснил суть основных таксационных показателей: разряд высот, полнота, бонитет и так далее.

Он великолепно рисовал, часто иллюстрируя свои объяснения рисунками на доске. Однажды, когда аудитория стала шуметь и отвлекаться, Виктор Андреевич, объяснявший в этот момент суть коэффициента перевода складочных кубометров в плотные, успевший нарисовать штабель брёвен, находящихся в ванной, быстро набросал рядом мужика, пьющего из льющейся ему в рот бутылки.

Аудитория затихла, с интересом разглядывая занимательный рисунок. В этот момент к нам заглянула завуч Волкова Прасковья Ивановна. Мгновенно Прохоров смахнул с доски мокрой тряпкой рисунок мужика и осталась бутылка, из которой вода льётся в ванную с брёвнами. Наглядное пояснение складочных и плотных кубометров!

Под его руководством мы быстро освоили материально-денежную оценку, научились отмывать акварельными красками цветные лесохозяйственные планы и только вошли во вкус, как Прохоров где-то перед Новым годом объявил:

– На следующее занятие приносите шашки, шахматы, домино, девочкам можно взять вязание. Только карты не приносите. Я вам рассказал всё, что требовалось по программе. Но так, как осталось много учебных часов, которые мы с вами должны отсидеть, то давайте договоримся: вы будете тихо сидеть здесь, а я там, — он указал на соседний кабинет, в котором рисовал картины по фотографиям наших маститых лесоводов. Это был его маленький бизнес.

Другие группы продолжали мучатся с таксацией, которую им их преподаватели давали официальным сухим языком, заставляя зазубривать нудные понятия и определения. А потом самые шустрые студенты бегали к нам за помощью выполнении заданного на дом. Для наших ребят рассчитать материально-денежную оценку или отмыть план лесонасаждений было не сложно, но только за магарыч, который поглощался всеми участниками в процессе выполнения работ.

– Без литра тут не разберёшься! – звучало в начале процесса и всегда потребление упомянутого литра в ходе работ приводило на удивление к быстрому и, главное, качественному результату.

В моей памяти Прохоров остался как автор подтвердившейся течением жизни фразы: «Среднее специальное заведение знаний не даёт, равно как и высшее. Оно даёт путь к нужным знаниям». Хотя запомнилось и то, что грешок за ним водился, который из этой песни не выкинешь — любил преподаватель постоять около наших девочек, что-нибудь объясняя, а потом грудь той, около которой прохоров стоял, оказывалась вся в мелу. Такая вот была у него слабинка. Запомнил это потому, что наши ребята одно время обсуждали, как его от этого отучить.

Одним из труднейших предметов предсказуемо оказалась лесозащита. Её преподавала Додонова Галина Серафимовна, доброжелательная женщина, подруга нашей Инны Николаевны, но предмет требовалось знать независимо ни от чего.

Изучались в этой дисциплине всяческие, часто мало отличимые на вид вредители. Когда у них лёт, чем питаются, куда и как откладывают яйца, как развиваются гусеницы, когда окукливаются, и так далее и тому подобное. На зачёте требовалось назвать в одной из коробок каждое насекомое, а их там было по 20 штук в каждой коробке, потом описать все циклы развития одной из этих тварей. Главная проблема была даже не в этом. Таких коробок было несколько десятков, в каждой двадцать насекомых и каждую особь нужно было назвать не только по-русски, но и по латыни.

Если в других дисциплинах — ботанике, дендрологии, древесиноведнии, латыни было относительно мало, запоминалась она, хотя и с потугой, но всё же запоминалась, то эти одинаковые на вид жуки и бабочки не запоминались совсем. Ни в какую.

Раза с третьего заработав трояк, я от настойчивого пожелания нашей классной исправить эту единственную тройку в моей зачётке путём дополнительной пересдачи отказался наотрез. Это было выше моих сил. Недели две Инна Николаевна потратила на то, чтобы попытаться заставить меня исправить оценку на балл выше, потом однажды взяла мою зачётку и через полчаса молча вернула с проставленной четвёркой.

Латынью мы доставали даже случайных попутчиков в электричках. Одно время я сдружился с Александром из Крыма по прозвищу Дед. По пути в Москву могли обмениваться примерно такими репликами:

– Ну, кверкус робур!

– Сам ты пиция обовата!*

Не знаю, что при этом думали окружающие, но опасливые взгляды и увеличивающееся вокруг нас пустое пространство всегда были реакцией на подобные диалоги.

___
*На латыни:
Qверкус robur - Дуб черешчатый;
Picea obovata - Ель сибирская.


Продолжение:
http://www.proza.ru/2017/02/13/2225
 
Начало:
http://www.proza.ru/2016/04/20/1622