Фортель. Глава 5

     Бабушке Марине нужно было срочно сходить в магазин. И новости послушать, и хлебушка прикупить. Старого-то осталось всего ничего. Конечно, важнее второе, ведь она могла остаться без хлеба уже к двенадцати – его мигом разбирают. А всё потому, что, несмотря на осень, дачников ещё полным-полно в их селе. Да и не только в их. А как же: надо убрать урожай, насушить, насолить, намариновать огородной снеди, участок привести в порядок и дом заколотить так, чтобы ни один вор не залез...
     И недалеко, вроде, до магазина-то, всего шесть усадеб миновать, но вот беда, внучку не с кем оставить – мужа, инвалида второй группы, положили в больницу. Уже два дня прошло, а выпишут только на десятые сутки… Хоть и спит малышка, а страшно – вдруг проснётся. С вечера долго не могла угомониться. Принялась было бабушка читать ей сказку на ночь, а она возьми да и вздумай играть в куклы. Спрячет игрушку, сама водит, а потом делает вид, что ищет. А радости-то, радости-то, если «найдёт». Хорошо, что не живут они теперь в шестнадцатиквартирной двухэтажке, где ей, Вишняковой Марине Ивановне, сельской медсестре, когда-то предоставили трёхкомнатную хоромину. Слышимость в ней ого-го. Забыли, явно, строители положить звукоизоляционный материал. Всех бы перебудила егоза этакая. А люди там (как сказала ей подруга Лидия) в последнее время  рано ложатся спать. В десять вечера почти ни у кого нет света. Экономят электроэнергию. Тарифы-то нешуточные. Да ещё по общедомовому счётчику, который словно с воздуха накручивает какие-то нереальные киловатты за места общего пользования, приходится платить. Порою плата за освещение мест общего пользования превышает внутриквартирную. Вот и ссорятся жильцы, обвиняя друг друга в мошенничестве с личными приборами учёта, подключёнными к этому монстру, установленному в подъезде. Слава богу, что она, Марина, будто зная наперёд об этих несуразностях, расторгла договор найма квартиры и переехала с мужем и сыном в Светозарное, находящееся в тридцати километрах от Монастырского. Там они купили этот уютный домик. И за вполне приемлемую цену. Просто хозяевам нужно было как можно скорее продать недвижимость.
      Мысли бабушки Марины прервало стенанье Мурзика. Котяра только что приземлился на все четыре лапы с приватизированной им печной лежанки и теперь надсадно орал, требуя, чтобы его покормили.
     – Ах ты, обжорка. До капельки вылакал. А у нас и молоко закончилось. Ладно, прихвачу банку да зайду к Мартыновне. А ты поешь пока творожку.
     Она открыла холодильник, достала миску с вожделенным лакомством и, положив несколько ложек в плошку, погладила мурлыку. Тот, подняв хвост трубой и выгнув спину, стал тереться о хозяйскую ладонь. Затем с неизъяснимым удовольствием приступил к трапезе.
     Убрав творог в холодильник, Марина Ивановна открыла дверь в детскую и умильно глянула на кроватку, где почивала её крохотулька. Непоседа, выпростав из-под одеяльца пухленькие ножки и положив под голову ручонки, чему-то улыбалась во сне.
      Бабушка, несмотря на то, что Юлечке недавно исполнилось шесть лет, всё-таки, как уже было сказано, опасалась оставлять ребёнка без присмотра. Жизнерадостная, вездесущая, Юлечка уже вовсю чувствовала себя взрослой. Она лихо мыла посуду, да так, что ни одна тарелка, ни одна чашка не выскальзывали из её маленьких ладошек. Приведённая в божеский вид, посуда блестела так, что этому блеску могла бы позавидовать сама луна, отражённая на ничем невозмутимой поверхности пруда. Страсть к мытью посудной утвари у маленькой хозяйки была прямо-таки патологическая. Однажды Марина Ивановна налила пришедшей поболтать подруге щей и поставила тарелку на стол. Не успела Надежда отхлебнуть и ложку, как на лугу заголосил телёнок. «Оводы одолели, – выглянув в окно, сказала Марина Ивановна, – пойду-ка отведу его во двор, а ты ешь, ешь. Мало будет, ещё добавлю». Когда обе бросили взгляды на стол, изумлению их не было предела – тарелка со щами исчезла. Зато в противоположном конце кухни из крана обильно лилась вода, а Юлечка, как примерная хозяйка, не терпящая беспорядка в доме, уже вовсю орудовала полотенцем.
    А ещё малышка обожала подметать полы. По нескольку раз в день шествовала по комнатам с веником и совком. И хотя мусорить в доме было некому, девочка настойчиво шуршала метлой по линолеуму, паласам и половикам.
     И всё бы ничего, даже прекрасно, что в крохотульке рано проснулась отменная хозяйка, но девчушка помимо прочего была страстной любительницей включать газ. А газовая плита совсем неподходящая игрушка для малышей. Однажды, повернув рычажок, младшая Вишнякова забыла поднести спичку. Хорошо, форточка была открыта да пришедшая с огорода бабуля унюхала запах. А то (не дай бог, конечно!) случилось бы непоправимое.
     Словом, оставлять внучку одну дома было нельзя. Марина Ивановна сбегала к соседу Николаю, живущему от них неподалёку. Тому самому Николаю, которого семь лет назад морозной ноябрьской ночью спасла от гибели Настя. Этот случай, несомненно, наполнил до краёв чашу Коляниного терпения. Да так наполнил, что горький пьяница навсегда зарёкся знаться с Зелёным Змием. «Третьего шанса на спасение уже не будет», – логично рассудил он однажды, переобуваясь из сапог в домашние тапки и ощупывая через носки то место, где должен находиться большой палец. Отморозил, когда его, пьяного в стельку, Люська выкинула из магазина на адов холод. Ладно, хоть милиция подобрала, а то ещё одним покойником на их кладбище точно стало бы больше. А потом вот Настенька пожалела. Уберегла чёрта этакого… Женился. Ничего, что супруга на десять лет младше. Зато с высшим образованием. Живут душа в душу. Он работает электриком. Зарплаты, хоть и с трудом, но хватает. Есть огород, поросёнок, курицы. Со всем этим добром управляется сам, жену и близко не подпускает. Для полного счастья скоро должен появиться их с Наденькой первенец…   
    Не успел Николай войти в дом, как егоза спрыгнула с постели и подбежала к компьютеру. Включила его и наугад кликнула на одну из многочисленных закладок. Там где была Настина почта. Открыла, также наугад, какое-то письмо. Нашла «ответить» и тут же  напечатала: «приветик». Через несколько минут пришёл ответ. Самой Юлечке не хотелось напрягаться, чтобы перевести пока ещё малопослушные буковки в слова, и скороспелый вундеркинд обернулся к стоявшему рядом «няню»:
     – Дядя Коля, прочитай, пожалуйста.
     Николай добродушно проворчал:
     – Научил, балбес, на свою голову.
     – Это кто балбес? – заулыбалась Юлечка.
     – Да не ты, не ты…
     – Ну то-то же, дяденька Коленька.
     – Милая Настенька, – начал мужчина и осёкся.
     – Ты почему замолчал? – нетерпеливо спросила девочка. – Что дальше-то?
     – Ничего…
     – Ого, ничего! А там вон сколько буков…  –  Но взглянув в изменившееся лицо Николая, она тихонько слезла со стула и побежала в детскую. Притащила оттуда картонную коробку с игрушками и, усевшись на пол, достала куклу.
     Николай судорожно набросал текст: «Георг, Настя умерла…» 
   
     Переночевав в областной гостинице, Георг около семи утра сдал номер и отправился в Светозарное. Однако на выезде из города, когда нужно было замедлить ход перед «зеброй», случилось непредвиденное: тормозная педаль неожиданно провалилась почти до пола. Хорошо, что на переходе не было ни души. Незадачливый водитель тут же лихорадочно ухватился за ручник. Машину дёрнуло, но тяжёлая, словно допотопный утюг, и низкопосадочная «Сеат-Толедо» выдержала это испытание и не полетела юзом в кювет, так как юза-то почти и не было. Сообразив, что давить на рычаг надо плавно, Георг наконец-таки снизил скорость до того момента, пока не появилась возможность вывернуть руль и остановить автомобиль на обочине. Включив аварийку, набрал номер эвакуатора. Особых трудностей последнее обстоятельство не вызвало: метрах в пяти, на старой ольхе, заманчиво красовалась табличка с вожделенными цифрами.
     В мастерской пришлось менять вакуумный насос. А это заняло достаточно времени. Раздосадованный, он по возвращении домой хотел поначалу серьёзно поговорить с главным механиком, но вспомнил: отец самолично распорядился не тревожить машину, считая, что она вполне исправна, а ему завтра предстояла важная поездка в район. Нужно было что-то там привезти. Настолько его папа привык к этому удобному в управлении и достаточно комфортному средству передвижения, да ещё с таким объёмным, не портящим внешний вид багажником, что считал его поистине золотым подарком фермерам, особенно российским, со стороны испанцев и немцев. Георг ещё вспомнил, как отец, закупив на сельскохозяйственной ярмарке элитный картофель (чтобы сначала испытать его качества в питомнике, а потом, в случае хорошего урожая, засадить большие площади) грузил в багажник сразу четыре мешка. Помимо прочего, заднее сиденье набивал чем-нибудь аж под самую крышу. И ничего, просевшая почти до земли, машинюшка бежала резво, словно хорошая лошадка, проворно обгоняя вальяжно шедшие чуть ли не по сплошной куда более престижные по внешнему виду и к тому же распиаренные автомобили.
     «Распиаренные автомобили…» – сердце Георга неожиданно опалило такой сильной болью, что он покачнулся. Нет, это была не физическая боль. Эта была боль иного свойства. И намного страшнее. «Настенька, ты ждёшь меня… Ждёшь, милая, я знаю… Ну почему я не сел за руль своего новенького авто? Прости меня за ожидание, прости, если сможешь… Не помню, как выбежал из дома, как рванул дверцу первой попавшейся машины…»   
     – Ну вот и всё… – Сквозь клокотавший водоворот страданий он едва уловил слова подошедшего мастера.
     В Светозарное наш путешественник прибыл лишь к двенадцати часам дня.
      
     Поначалу он не предполагал, куда идти и что делать. Притормозив у третьего от околицы дома, со всех сторон заросшего крапивой и репейником, стал терпеливо ждать. То, что дом жилой, он понял сразу, ибо к нему вела неплохо намятая тропинка.
     Очевидно, смекнув, что пыльная иномарина остановилась здесь неспроста, из веранды, изрядно просевшей и покосившейся, вышел мужик. Его Георг не помнил. «Наверное, приезжий,– подумал он, – а может, и местный, ведь жил-то я в Светозарном всего ничего и не со всеми ещё познакомился».
     Немного помедлив, хозяин дома нетвёрдой походкой заковылял к обочине. Поравнявшись с машиной, он моргнул опухшими веками и вопросительно уставился на незнакомца. Георг подал ему руку. Перед младшим Тельманом стоял неопределённого возраста тип, заросший клокастой бородой и в донельзя засаленном камуфляже. Куртку мужик надел прямо на голое тело, и в распахнутый ворот можно было лицезреть реденькие кустики шерсти на впалой груди, обильно тронутые сединой. Грязные ступни аборигена украшали расхлябанные шлёпанцы из серии ни шагу назад, на которые мелкими струйками ниспадала бахрома тёмно-синих спортивок.
    – Тебе чего, паря? – прищурил глаза мужичонка. – Да ты не смущайся, выкладывай всё как есть. Мы люди простые. А коли нас немного подмаслить, то…
    – Что значит «подмаслить», – не сразу сообразил Георг.
    – Эх ты, немец неотёсанный, – не предполагая, что перед ним действительно немец, буркнул мужичок: – Деньгу вали, раз дело у тебя к нам…
    – Доллары, евро, рубли?
    – На что нам твои доллары и евры. Рубли давай.
    – Столько хватит? – вынул купюры из бумажника Георг.
    – С этого и начинал бы. По разговору чую, что не русский. Ну а теперь екзаменуй пропащую мою душу.
    – Проводите меня на могилу Насти Вишняковой. Пожалуйста. Я вас очень прошу.
    – Вот оно что… – присвистнул попрошайка, нашпигованный под самую завязку подробностями этой щекотливой истории. – Только тебе, милок, надо сначала не на кладбище.
     – А куда?
     – В один дом.
     – Не надо мне ни в один дом, ни тем более в два, – попробовал отшутиться расстроенный молодой человек.
     – Надо, сердешный, надо. И не спорь со мной. – Схватив изумлённого Георга за рукав, мужик поволок его по направлению к зелёному домику, стоящему напротив и с трёх сторон окружённому садом: – Дочку тебе надобно посмотреть.
    – Дочку?! – обмяк и поддался силе цепких пальцев свежеиспечённый страдалец.
    – Да, дочку. Настя-то, за месяц до того, как отдать боженьке душу, созналась тётке Марине,  что… – тут истязатель глянул в лицо своей жертвы, потом загадочно помолчал и продолжил: – … дитё-то, мол, от тебя. Ведь её второй муженёк, Лёха-инженер, был болезный на это самое дело. Ну и, сам понимаешь, ни при каких обстоятельствах не мог зачать ребятёнка-то… Вот… А деньги ты возьми назад. Актёр я… Понимаешь, несостоявшийся актёр…