Райская тварь. глава1. Пробуждение

                Глава 1. Пробуждение.
 Я  - меч, поражающий нечестивых. Я есть возмездие. Я тот, кто создан, дабы карать зло. Я райская тварь…

 Что-то пошло не так. Частью уцелевшего сознания я понимаю это. Я должен быть… не так… не таким… не могу подобрать подходящего… как же это называется… не важно. Я повреждён. Всегда помни кто ты. Не помню, кто мне это сказал. И да, я не помню кто я… что я. Что. Да, точно, я что. Механизм. Вот оно – я механизм. Я не вспомнил, я осознал это. Кажется, я когда-то был менее… механизмом. Нет, не так, точнее не совсем так, я всегда был механизмом, но у меня было сердце. Оно билось. Сейчас сердца у меня нет. Иначе бы оно билось.
Наверное.
 Здесь так тихо… и холодно. Я не потерял слуха, но возможность ощущать температуру я открыл не так давно. Хотя как знать, я не знаю, не могу осознать, не могу ощущать течение времени. Однако, кажется я восстанавливаюсь. Я начинаю более связно соображать. И… это даже забавно, но кажется теперешнее «я» - это вовсе не я… не совсем я… я внутри я. Да, что-то в этом роде. Пояснение. Для меня. Однажды настал момент, когда я получил достаточно энергии, чтобы прочесть его. Оказывается я часть личности, что не выключается в аварийной ситуации, полностью же я очнусь много позже. Сейчас же я… не понимаю, что такое восстановительная эмуляция?
 Холодно. Нет, не мне, холодно вокруг меня, сам я одной температуры с окружающим пространством. Это хорошо, не нужно тратить энергию на обогрев тела. К слову, я стал получать больше энергии, но львиная доля её всё ещё расходуется на восстановление тела, остальное уходит на восстановление мозга и нервной системы… или что там у меня вместо них… И это тоже хорошо, не имею желание вернуться в искалеченную тушку. Я бы мог сказать, что у меня бесконечное терпение, однако это неправда, у меня просто отсутствует… как бы это выразиться… нетерпение. Время река, и я просто плыву по её течению. Меня можно уничтожить, но я не смогу умереть от старости, то, из чего я сделан, не стареет, не изнашивается, не уничтожается. Я узнал это, когда восстановился сегмент памяти с описанием этого вещества. Сегмент за сегментом, фрагмент за фрагментом, память возвращается ко мне. Мой жизненный путь был долог, тернист, но не особо интересен. Родился, подрос, выбрал кем стану, выбрал путь к достижению цели. Как у нас говорят «охимерился» я в возрасте двенадцати лет, затем годы жизни в диком необитаемом мире. Словно губка впитывал я информацию, которая пригодилась бы мне в управлении будущим телом, оттачивал навыки,  набирался нужных рефлексов. Когда я решил, что время пришло, отправился в родной мир, в кузню. Первоматерия, вот из чего я сделан. Единственное, что в равной части и энергия, и вещество, и информация. Я помню, как погрузился в неё, помню, как оно разбирало меня, клеточка за клеточкой, заменяло собой. Не отключить сознание, не заглушить боль. Но это стоило того. Кажется, я с рождения знал, что стану райской тварью. Существом, способным контролировать тело из первоматерии…
 Затем всё перевернулось с ног на голову, началась великая война, Люцифер пошёл против Всеотца, и райских тварей отправили воевать с падшими ангелами. Первый бой  произошёл в казармах ангелов-сатаниилов, после которого я преследовал отступающих мятежников до ока, в которое и упал вместе с одним из падших. Короткая схватка в падении, затем яркая вспышка ангельской смерти и свист ветра в ушах. За секунды до столкновения с поверхностью земли понимаю, что не успею развернуть крылья и тем самым снизить скорость паденья.
 Сворачиваюсь в клубок… и пробуждаюсь в нынешнем состоянии.
 Что это?
 Начали вдруг мелькать образы…
 Отец и мать…
 Лучи солнца на моём лице…
 Бегущая вода…
 Тиаяра танцует под дождём…
 Пустыня скорби...
 Ветка хрустнула, тем самым спугнув добычу…
 Вязкая масса первоматерии…
 Удар об землю…
 Я дёрнулся и… надо же, я могу двигаться. И я снова я. Полностью я. Анализ состояния показал, что я полностью восстановился, однако энергии крайне мало. Не беда, я найду способ зарядиться.
 Судя по всему, я в своеобразном пузыре, под землёй. Встав в полный рост, ощупываю пузырь изнутри. Когти царапает гладкую с мелкими оспинками поверхность. Порода вокруг меня справилась в стекловидную массу, температура была, судя по всему, просто чудовищная. И я чувствую остаточную полынь. Она ещё была даже в воздухе, коим наполнен пузырь, за тысячи лет частицы полынящего вещества не распались. Несколько сильных ударов и я уже могу просунуть когти в образовавшиеся трещины. На лицо посыпались куски камня. С негромким рычаньем начинаю энергично работать руками. Спустя пару минут я уже уцепился когтями на ногах в потолок, затем уже смог помогать себе рыть ногами, и вот уже весь, до кончика хвоста забираюсь в прорытую дыру. Сперва шёл камень, затем слой глины и потом каменистый грунт. Минут через пять попадаю в подземную пустоту, небольшую, видимо вода вымыла её. Отряхиваюсь. Под ногами плотная глина, над головой менее плотная, с песком. Начинаю рыть дальше, вскоре пошла чистая глина, затем какая-то жижа… и я оказался в воде. Видимо за время моего, так сказать, сна, над местом моего падения образовался водоём. Выскочив из-под земли, я поднял тучу ила, в образовавшуюся дыру хлынула вода, а наверх поднялся огромный пузырь воздуха. И всё стихло. Вода мутная, тёмно-зелёного цвета. Полно мелких организмов вокруг. Издаю негромкие щелчки и вижу в голове картинку неглубокого болота. Форм жизни крупнее лягушки в нём нет. Мирно и спокойно. Раздвинув пластины на хвосте, создаю подобие плавника и не спеша всплываю. Я не знаю, чем закончилась война, не знаю, что за мир теперь меня окружает. Не могу узнать, став райской тварью, я был отсоединён от Великой Книги. Всесторонний анализ ничего подозрительного не показал, самое обычное болото. Похоже, сатаниилы проиграли войну, иначе бы я оказался бы в новом филиале ада. И очнулся бы с большей вероятностью не под водоёмом, а в озере кипящей серы. Неба видно не было, стоял густой туман. Вся поверхность воды была затянута ряской. Я поплыл к ближайшей кочке. Ряска расступалась передо мной, отталкиваемая полем первоматерии, и смыкалась вновь за моей спиной. Доплыв до кочки, забираюсь на неё, цепляясь когтями за корни рогоза и камыша. Почва подо мной противно хлюпает и чавкает.  Встаю во весь рост, раскрываю слушни, но вокруг всё та же тишина, на километры вокруг.
 Война окончена, теперь я убеждён в этом, победили ангелы, земля принадлежит людям.
 Однако что мне теперь делать?  Моё существование отныне лишено смысла. Я сложил слушни, лёг на бок в траву, положив голову на руки. Надо всё обдумать. Кажется, падая тогда вместе с тем сатаниилом, я прокусил его благодать. Меня должно было порвать на мелкие кусочки…
 Я жив.
 Судя по тому, что восстановился, я впитал в себя всю энергию благодати. Сколько оборотов совершило колесо Кузни с тех пор, мне не известно. Может быть я нужен на войне в других мирах? Кто-то же послал сигнал на пробуждение…
Ангельский эфир молчит. Они сдвигают частоту раз в четыре оборота, следовательно я был неактивен тысячи земных лет, много тысяч лет. Надо с чего-то начать. Поживу здесь, восстановлюсь полностью, а там видно будет. Приподнимаюсь, собираясь оттолкнуться ногами и нырнуть в воду, но замираю, заметив на поверхности воды своё отражение. Холодные огоньки глаз, серебристого цвета, мерцая, смотрят на меня. Я изменился. Что-то внутри меня переломилось и изменило саму мою суть. Я кто-то новый, новая тварь, без прошлого, без настоящего, и пока без будущего. Так много вопросов,  и так мало ответов…
 С тихим всплеском погружаюсь в воду.
 Шли дни. Я начал обживаться на новом месте. На болоте был островок твёрдой земли, весь обросший кустарником. Так же на нём росли три небольшие осины, да старая большая ель росла в середине островка. Вершина ели была надломана, и казалось, ель стоит, почтительно склонив голову навстречу восходящему солнцу. У корней этой самой ели я и соорудил себе лежбище. Нет, необходимость спать у меня отсутствует, в лежбище я просто лежал часто, думая о чём-нибудь, либо просто убивая время. А оно шло. Вот пожелтели листья, пожухла трава. По ночам лужица недалеко от лежбища начала покрываться корочкой льда. Затем замёрзла совсем. Через три дня начали падать первые снежинки…
Всю зиму я пролежал без движения,  так как не любил это время года, и пребывал в полудрёме, тем самым коротая зиму. Первую, вторую, третью… время шло, я понемногу обследовал местность вокруг болота. С трёх сторон его окружал лес, с одной стороны был луг, за лугом была деревня. Живущих там людей я избегал, и не попадался им на глаза. Должен сказать, это было не сложно, люди редко приближались к моему болоту. Как бы то ни было, пути наши не должны пересекаться. Пруд, из-под дна которого я выбрался, находился в середине болота, там, между лугом и прудом, посередине трясины был мой островок. К югу от островка в болото впадал ручей, тёк он по дну оврага, через лес. Берега ручья были сильно заболочены, а сам овраг порос деревьями и кустарником так, что мало где можно было разглядеть за ними сам ручей. Я несколько раз пробирался вверх по течению, вплоть до того места, где над оврагом был построен мост. Дальше я не заходил. По этому мосту изредка проезжали человеческие механизмы, грохоча своими колёсами на стыках элементов дороги, по которой они передвигались. Механизмы фыркали и пускали дым. Столько тысячелетий прошло, а люди до сих пор не научились делать достаточно сложные устройства и механизмы. Скудость их познаний и примитивность технологий были просто ужасны. Иногда я слышал наверху голоса людей, видимо присматривающих за дорогой, слышал металлический звон, они иногда стучали по железу дороги молотками. Когда голоса приближались, я поспешно удалялся обратно к болоту. Пару раз, лёжа в лежбище, я слышал голоса детей, игравших в овраге, но чаще всего ветер доносил их голоса с луга. На этом лугу люди пасли своих домашних животных, я запомнил время выпаса, и всегда загодя уходил в лежбище, до тех пор, пока солнце не садилось за горизонт. Тогда я выбирался к берегу смотреть издалека на  костёр пастухов. Иногда один, реже двое или трое, людей приходили к болоту стрелять птиц. От них я умело прятался, но когда люди брали с собой собаку, приходилось отлёживаться на дне пруда. Собака чуяла меня, и из-за неё в меня дважды стреляли, вреда никакого жалкий заряд свинцовых шариков мне естественно не причинил, но повторюсь, наши пути не должны пересекаться. Иногда меня посещало желание убить зловредную псину. Но я не стану, слишком многое у нас с ней общего. Когда-то очень давно, когда Всеотец только создал первых людей, мы принесли им великие дары. Среди них были собаки. По образу волков, мы создали для людей почти идеальные живые механизмы. Собаки получились животные сильные, живучие, выносливые, верные. Мы сделали их легко обучаемыми. Сделали их неспособными предать. Наделили возможностью чувствовать хозяина. Создание – суть отражение своего создателя, мы были во многом похожи. И они, и мы – механизмы. Как мы преданы Всеотцу, так и собаки защищают хозяев своих, людей, до последнего вдоха. Собаки, так же как и мы видят людей насквозь, со всеми их мыслями, со всеми намерениями. И хоть не настоль они получились идеальными, не столь близки к своему эталону – волку, но всё же они послужили людям на славу…
 Сегодня я снова слышал голоса детей. Троих. Их было слышно на лугу, затем двое удалилось в сторону деревни, а один на время стих, а потом третий ребёнок издавал звуки со стороны оврага. Я осторожно подплыл туда, любопытство не было мне чуждо. Девочка сидела на поваленной берёзе, подобрав ноги и положив голову подбородком себе на колени. Издалека был виден её белое платьице. Девочка обиженно всхлипывала. В её груди что-то ярко сияло, ослепительно ярко. Подобравшись ближе, я присмотрелся к этому сиянию повнимательней, силясь понять что это. Тут до меня, так сказать, дошло… я вижу её душу. Как?!! Это же не возможно!
 Постойте-ка…
 Благодать…
 Да, благодать. Вот что изменилось во мне. Прокусив сосуд с ангельской благодатью, я впитал большую её часть. Теперь я частично ангел.
Поглощённый своими мыслями, я забыл об осторожности, и внезапно осознал, что приподнялся на кочке, а девочка вот уже больше полуминуты смотрит на меня. С громким всплеском я ныряю в пруд и плыву к лежбищу.
Целый месяц я не вылезал с островка, но всё было тихо и спокойно, как и прежде. Никто не лез в болото в поисках меня, возможно ребёнок никому обо мне не рассказал. Тем лучше. Поди и сама не пойдет больше к болоту…
Нет. Я стал замечать, что она начала приходить каждый день. Я слышал, как она ходит в траве на краю луга, где берег не такой топкий. Стал замечать её на той самой берёзе, девочка забиралась на неё, сидела по полдня, затем уходила обратно в деревню. Вот назойливая…
 Однажды, когда она сидела на своём обычном месте, выронила что-то. Долго пыталась подцепить этот предмет кривой веткой, но тщетно, вещица утонула. Девочка заплакала и убежала. Я подплыл к стволу, и нырнул. Нащупав звуком утонувший предмет, я подобрал его и всплыл на поверхность. Это была кукла. Тряпичная игрушка, из куска серой грубой ткани, рот и нос были вышиты нитками. Круглые медные кругляшки, с четырьмя отверстиями, были пришиты к голове чёрной ниткой, имитировали глаза. Голова куклы была повязана маленьким платочком, а на тело одето красивое цветастое платьице. Ребёнок явно любил свою игрушку. Глядя на столь дорогой сердцу ребёнка предмет в своих металлического цвета когтях, я вдруг испытал непонятную грусть. Забравшись на берёзу, я аккуратно ложу куклу меж двух обломленных веток, так, чтобы ветер не сдул игрушку обратно в воду…
 На следующий день девочка нашла куклу. Прижав её к груди, долго всматривалась в болото. Затем убежала. С этого дня она стала бродить вокруг места моего обитания намного чаще, и сидеть на стволе дерева много дольше. Похоже, теперь она не отстанет…

 Вероника Павловна очень устала. С  самого раннего утра вся в делах и заботах. После утренней дойки полола грядки, затем накосила травы, теперь вот стирка. Тут ещё дочурка топчется рядом, досаждает глупыми вопросами. Вбила себе в голову, дурёха, что живёт кто-то в болоте.
 - Иди, поиграй с мальчишками, - устало попросила мать, - Бога ради, ну не лезь под руку…
 - Маааам!!! Они дразнятся! Не буду я с ними играть!
 Женщина с досадой махнула рукой. Что да, то да, её сверстники, братья Пашка и Борька, соседские ребятишки, были хулиганами и задирами. Лазили в сады, воровали яблоки, дразнили собак, гоняли палками гусей по деревне. На днях разбили деду Михею стекло с рогатки. Старый пасечник догнал только Борьку и высек его крапивой. Долго ругался Пашкин и Борькин отец, пастух Геннадий Вениаминович с дедом Михеем. Олю, дочку Вероники Павловны, мальчишки дразнили за то, что отец девочки её и мать бросил, когда Ольге было два годика, ушёл жить в соседнее село к другой женщине. Будто ребёнок виноват в этом…
Сполоснув, наконец, наволочку, Вероника встряхнула её и повесила сушиться на верёвку. Всё, со стиркой покончено. Дочка подёргала её за подол.
 - Мама, а он мне Машку из воды достал…
 Женщина посмотрела на дочку, та стояла рядом, прижимая к груди свою куклу, которую называла Машей.
 - Может он добрый? А, мам?
 - Доча… - Вероника ласково погладила Олю по голове, - глупенькая ты, ну нету никого в болоте этом…
 В этот момент мимо плетня проходил местный тракторист, Санька Коновалов. Услышав разговор матери с дочерью, мужчина остановился и подошёл ближе. Махнув рукой, с чёрной от машинного масла ладошкой, поприветствовал хозяйку.
 - Утро доброе, Вероника Павловна! – громко крикнул он, и широко улыбнулся своими крепкими зубами, - о чём речь ведёте?
 Женщина устало вздохнула.
 - И тебе не хворать, Сашка. С поля?
 Тракторист закивал.
 - С него.  Заглох проклятущий, чтоб его…
 Оглянувшись назад, Коновалов посмотрел на чернеющий вдалеке силуэт трактора.
 - Так про что вы там дочке своей-то сказывали? Про болото?
 - Замаяла уже, Сашка, и в кого у неё такое воображение, ума не приложу…
 - Слыхал я, ага, что доча твоя говорит, слыхал…
 Вероника махнула рукой.
 - Ой, будет тебе, Сань, выдумывает она всё.
  Мужчина прищурился, затем хмыкнул.
 - Оля! Иди, поиграй деточка!
 Девочка спряталась за мать. Женщина обернулась к ней.
 - Ступай!
 Оля с досадой топнула ножкой, но пошла в дом. Тракторист проследил за ней взглядом, и едва девочка зашла внутрь дома, заговорил приглушённым голосом.
 - Тут такое дело, Вероника Павловна, есть там что-то… по осени стреляли мы уток с Михалычем, так его лайка чует кого-то в болоте. С надрывом брешет, как на волка, иль на медведя… Михалыч палил даже по камышам, ей Богу, слышал я, шуршал сперва, а затем нырнул. Ты это, не давай дочке туда ходить. Я же с Михалычем и Серёгой схожу туда, кажись, знаю я, где он засел.
 - Кто?
 - Ну, этот… - Саша замолк на мгновение, - в болоте который…

 Этим же вечером трое мужчин пытались пробраться к островку, но не рискнули лезть в трясину. Обошли болото кругом, и когда уже стало смеркаться, пришли к тому самому поваленному стволу берёзы. Антон Михайлович, он же Михалыч, слыл опытным охотником, но то, с чем он столкнулся, сильно его удивило. Таких следов от когтей, что они заметили на коре дерева, никто из них троих никогда ранее не видел. Не знали они зверя, оставляющего такие следы, какие они увидели на берегу. Словно человек прошёлся на цыпочках, вот только пальцы оканчивались длинными прямыми когтями, с загнутыми вниз концами. Охотники переглянулись между собой, все трое вспомнили вдруг, что ружья их заряжены обычной мелкой дробью, ей только уток, да мелкую дичь бить. Михалыч приложил палец к губам и махнул рукой в сторону деревни. Сергей и Александр согласно закивали. Уходили они, обходя болото на приличном расстоянии.
 С этого дня Вероника Павловна больше не разрешала своей дочери подходить к болоту.