Полстакана водки - из сборника Малые истории

  От солнца, бьющего в окна, блестели чистые крашеные половицы, посуда на полочке, голубая кастрюля, где тушилась картошка с куриными желудками. Выключив газ, Клавдия Петровна вазочкой зачерпнула сахару из объёмного пакета и скорбно вздохнула.

 Прежде из-за сына Артёма запасы сахара и круп прятала у соседей, а брала домой понемногу, по мере надобности. Артём вырос парнем здоровым, но работал от случая к случаю, по настроению. Собственно, сидел на шее матери, тайком тащил из дому продукты и вещи, чтоб обменять на самогонку. На неё, проклятую, обменял и золотые серьги с «рубинами» –единственное украшение Клавдии Петровны. В подпитии сын скандалил, мог и поколотить её.

 Младший сын Анатолий, живший отдельно, своей семьей, как-то увидел мать в синяках и в гневе так чувствительно двинул брата в челюсть, что тот, закатив глаза, расстелился на полу и чистую минутку лежал неподвижно.

 После инцидента Артём присмирел, но ненадолго: правда,  поднимал руку на мать теперь с «умом»: стукнет в рёбра или под дых, чтоб ушибов не заметил сторонний глаз. Клавдия Петровна терпела, не жаловалась: опасалась драки между сыновьями.

На 45-м году жизни, ни на копейку добра не нажив и не обзаведясь семьёй, Артём погиб: подшофе выходил из электрички, оступился и ударился головой о платформу.

  Сегодня исполнилось два года со дня его смерти. Поутру посетив родную могилку, раздав знакомым поминальное угощение, Клавдия Петровна поджидала  Лиду - жену Анатолия (сам сын сегодня работал во вторую смену) и только накрыла стол, как явилась  невестка – высокая синеглазая женщина средних лет.
 
 – Прямо с работы к вам, мама, - сдернув с головы фетровый беретик, она расчесала короткие чёрные волосы; покосилась на бутылку с водкой в центре стола. – Ванька случаем не нагрянул бы. Ему соблазны сейчас ни к чему.
– Не волнуйся. Завтра пятница, стало быть, завтра молодые и придут.
Иван – единственный сын Анатолия и Лиды – с женой и ребёнком занимал комнату в коммунальной квартире на трёх хозяев. По пятницам они приходили к Клавдии Петровне помыться; иногда оставались и ночевать…

 – Туточки сосед прибегал помянуть Артёма, - из неполной бутылки наполняя стопки, пояснила Клавдия Петровна. Её лицо приняло строгое, благочестивое выражение. – Прости, Господи, рабу своему Артёму грехи вольная и невольная и прими его душу в свое царствие небесное.
 
  Обе перекрестились, выпили и закусили салатами. Опять выпив за упокой души Артёма,  принялись за картошку.
– Уф, вкусно. Нахваталась всего, даже жарко стало, - Лида сняла с себя тёплый жакет, повесила на спинку стула, улыбнулась:
– Какие деньки на дворе ясные да тихие. Паутинка по воздуху летает.
– А то: бабье лето, – согласно кивнула Клавдия Петровна, достала из кармана своего опрятного халатика конверт и вручила невестке:
– Тут 10 тыщ, как ты просила.
–  Большое спасибо, мама. Мы с Толиком вернём обязательно.
– И не вздумайте. Иван мне внук. Кровь родная. Пусть кодируется, может, человеком станет.
– Дай-то Бог! – воскликнула Лида, в едином порыве надежды и отчаяния вскидывая руки. –   Совсем молодой парень, а третий год не просыхает от горькой. Как еще сноха решилась ему родить – ума не приложу.
–Успокойся, милая. Съешь еще картошечки. Огурчики вон бери: хрусткие, сладкие. А, может, еще выпьем?
– Мне хватит, - более спокойно отвечала Лида. – От вас Ваньку пойду проверять. Нельзя, чтоб он запах учуял. И так от трезвости ходит чернее тучи. Ему еще денечек надо продержаться, а там уж закодируют.
– У тебя рукавчик подмышкой надорвался. Сними платье, в момент зашью, – озаботилась во всём аккуратная Клавдия Петровна, но невестка равнодушно махнула рукой.
 – Дома зашью. Этому платью сто лет в обед. Износилась вся. Всю зарплату на молодых тратим. Иван пьёт, Вера с малой нянчится,  – её хмурое лицо разгладилось, просветлело.– Но девчушка – прелесть, куколка. И всегда чистенькая, ухоженная. Я за неё снохе не знаю как благодарна. А что моего сынка-алкаша не бросает – вдвойне. Мучается с ним, а не бросает.
 – Любит, наверно. Молодая, нервы крепкие, вот и терпит. – Клавдия Петровна поставила чайник на огонь; убрала грязную посуду в мойку; потеснив блюдца с закусками, выставила блюдо с румяными пирожками.  – Вишь, напекла и с капустой, и с яблоками. Сейчас чайку напьёмся.
 
  Лида взяла пирожок, откусила, вяло прожевала.
– Ах, мама, что за напасть такая на нашу семью! То Артём, царство ему небесное, пил, теперь его племянник – туда же.
 
  – Это не напасть, а проклятие, – поставив на стол две большие цветастые чашки,  сказала Клавдия Петровна. –  И дядька и брат Васи, моего благоверного,  тоже хлестали по-чёрному и погибли по пьяному делу: один в драке, другой с крыши на штакетник свалился. А  началось всё с их деда. В молодости жил он в деревне. Как-то, изрядно выпивши,  он изнасиловал молодую девку. Она понесла. Родня дозналась у неё, кто да что, и потребовала у насильника: обрюхатил девку, так женись.  А то каждая собака на неё пальцем показывает. А он только посмеялся:  во хмелю был, ничего не помню. Может, она сама дала, что ж теперь, сразу и жениться? Отказал, короче. Девка после такого позора да оговора взяла и утопилась. Хоронили её, как самоубийцу, за кладбищенской оградой, на пустыре.  Её бабка  сразу там и объявила: кто довёл мою кровинку до страшного греха, тот сам примет смерть от утопления. А в каждом поколении насильника будет страшный пропойца и помирать он будет прежде времени…

 Прервав рассказ, Клавдия Петровна поднялась и глянула в окошко:
– И правда, какой погожий денёк выдался!.. Ну,  вскоре после того Васин дед оженился. У него один за другим родились два парнишки… Однажды отправился он в лес, сушняк на зиму заготавливать. И не вернулся. Стали искать, да нашли только его одежонку возле речки.  Видать, он искупаться решил да и утонул, зацепившись за корягу. Или в водоворот угодил. Так начало сбываться проклятие. И пошло-поехало…
– Теперь что ж, так и будет до скончания века? – поёжившись, спросила Лидия.
– Нет, бабка утопленницы сказала, что избавление от проклятия придёт через нечаянно пролитую кровь...
– Это как понять? – поинтересовалась Лида и вздрогнула от звонка.
– Наверно, кто ещё на поминки пришёл,  – предположила Клавдия Петровна, вышла в  маленькую прихожую, открыла дверь и ахнула:
– Ваня?! А я вас назавтра ждала.
– А мы соскучились и сёдня припёрлись, – развязно произнёс мужской голос.               

  Лида быстро сунула стопки в ящик стола, а бутылку с водкой – в узкий промежуток между холодильником и стеной; поправила для виду пестротканую дорожку и распрямилась.
– Ма, привет! – появляясь на кухне, поздоровался Иван, ощупывая подозрительным взглядом потное, красное лицо матери .
– Сыночек?! – Лида заулыбалась, захлопала глазами, изображая радостное удивление. –  А я к вам собралась.  А где Анюточка?  – в смятении она схватила чашку и отвернулась к плите.  Клавдия Петровна, не понимая, куда делась бутылка, стала рядом, чуть толкнула невестку в бок.
– За холодильник сунула, – шепнула та.

  Вслед за мужем на кухню ступила Вера. Её круглое, бледное лицо в очках не выражало никаких чувств. Опустившись на табурет, она сказала:
 – Анюту мама моя взяла с ночёвкой. Вот Ваня и предложил пойти помыться.               
 – Я бы сначала перекусил, – уточнил Иван. Пока мать и бабка возились у плиты, он заглянул в холодильник, потом за него и увидел бутылку. Опустив лихорадочно заблестевшие глаза, плюхнулся на стул.

 Хлебнув  чаю, Лида ушла в комнату, не беспокоясь о сыне:  он был под  сторожким  оком бабушки и не знал о пресловутой бутылке.  Потом, конечно, её нужно перепрятать. Лида включила телевизор, прилегла на диван и задремала.

 Пока молодые супруги ели, Клавдия Петровна жевала пирожок, пристроившись возле мойки, дабы не травмировать внука спиртным запашком. Её замешательство, вызванное нежданными  визитёрами, прошло.  Вера ела с аппетитом. Иван ковырялся вилкой в тарелке, словно выискивая и не находя ничего, достойного его внимания.
– Бабусь, а чё ты скрываешь, что у дяди Артёма сегодня година смерти? – вдруг спросил он.
–Да не скрываю я.  На могилке у него побыла, панихиду заказала. Что кричать об этом. Дело это печальное, тихое…
– То вы с матерью и пьёте втихую, - усмехнулся Иван.

  Вздрогнув, Клавдия Петровна чуть не подавилась пирожком.
– С чего ты взял, что мы пьем?
– А то по  вам не видно!

  Вскинув голову, Вера досадливо поморщилась:
– Ваня, не доставай бабушку. Ешь вон лучше. 
– А, может, я тоже выпить хочу.
– Что за дурацкие шутки!
– Я на полном серьёзе.

  Бесстрастное лицо Веры дрогнуло: она с тревогой воззрилась на мужа,  карауля каждое его движение. И не уследила. Вскочив с места, Иван  выхватил спрятанную за холодильником бутылку…
– Нет, Ваня! Пожалуйста, не надо!  – вскочив, Вера с мольбой тянула к нему руки.               
Но, выдернув зубами пробку, он приложился к горлышку.               

  Молодая женщина метнулась к нему, выхватила бутылку и отскочила к окну, через голову пытаясь кинуть её в открытую форточку, но стоявший табурет мешал ей.
– Всё равно я уже попробовал, – подступая, ухмыльнулся Иван. - Дай допью, там и полстакана нет.
– Какая же ты сволочь! – уголок рта Веры нервно задергался. –  Ты ведь срываешь лечение!               
–  И хрен с ним. В другой раз полечусь. Бутылку дай сюда, – пытаясь дотянуться до вожделенного зелья, Иван грубо схватив  жену за грудки, тянул к себе. Она отпихивала его свободной рукой, пинала ногами.

 Клавдия Петровна, растерянно наблюдавшая за этой сценой, наконец, вышла из ступора, истошно закричала:
– Лида, сюда! Ли-и-да…

  С трудом дотянувшись до форточки, Вера швырнула бутылку: звякнув снаружи по оконному стеклу, она полетела вниз. Схватив жену за горло, разъяренный Иван кинул её на столик – прямо  головой в селёдочницу. Бабка и прибежавшая  из комнаты мать пытались оттащить его. Задыхаясь, Вера раскинутыми руками беспомощно елозила по закускам, сшибая на пол тарелки,  хлеб, пироги, нож. Глаза её уже выкатились, стали туманиться, когда она нащупала вилку, прижала к груди …  Иван вдруг медленно распрямился: ниже его кадыка  выплеснулись три струйки алой крови .
– Что такое? – удивлённо прошептал он, качнулся и осел на пол.               

  Клавдия Петровна с невесткой с криком бросились к нему. Потирая горло, склонилась над ним и Вера: Иван лежал на боку, и в его неподвижный удивлённый глаз с  её растрепанных волос  падали жирные, пахнущие маринадом капли.
 
  – Я не хотела.  Нет, нет!   – просипела Вера, с ужасом наблюдая, как под его щекой растекается пятно крови.— Я нечаянно, нечаянно! – хрипло выкрикнула она, и женщины разом заголосили…

 Врач «Скорой» констатировал смерть.  Следствию Вера  трагедию описала так: она, мол, сидела и ела. Муж заспорил – он-де из-за частых запоев был неуравновешенным – бросился на неё и нечаянно напоролся на вилку.  Лида бесцветным голосом подтвердила версию невестки. Клавдия Петровна твердила что-то о проклятии, «нечаянной крови»  и путалась в показаниях.  Казалось, что она заговаривается. В итоге, смерть Ивана квалифицировали как несчастный случай…

 Выносили его от матери. Гроб с телом, как принято, на несколько минут поставили на табуретки перед подъездом. Не считая родственников, вокруг толпились соседи-пенсионеры да любопытные прохожие.
 
  День был тихий и ясный. В воздухе летала паутинка.  Опустившись на колени перед                скорбным ложем, Вера твердила со слезами:
– Прости меня, Ваня! Я виновата перед тобой, но я тебя любила, очень любила…