У костра жизни

Мы собрались у костра на берегу озера.  Три женщины и четверо мужчин на одну палатку, хотя Славик имел свой спальный мешок и так во всём проявлял самостоятельность.
Остатки солидного костра съёжились до нескольких догорающих поленьев, комары кружились поодаль, хотя особо голодные набрасывали почему-то именно на Алю и Кирилла, но те не обращали на это внимание и были поглощены чувством близости друг с другом.
- Так вот, - продолжал Костя, - в жизни всё предрасположено до мельчайших подробностей, потому что…
- В них, в мелочах, и кроется дьявол, - вдруг добавил Славик. Ему было за сорок, он рано поседел и замкнулся. Это Аля, одноклассница, вытянула его в эту поездку, и он  согласился следовать за нами на стареньком москвиче, завещанным ещё его дедом.
- Вот и нет, - торжествующе парировал Костя, - женщина. Все беды на нашу голову только от них.
- Женщины и дьявол – одно и то же, - не сдавался Славик. – Я и расскажу историю о том, как это бывает. Это было на заре моей молодости…
Все хмыкнули.
- Мы с Лидкой жили в Першотравневом, что в Донецком районе. Мне повезло, что я приглянулся  третьему секретарю райкома партии, - Славик самоиронично осклабился, - она была женщиной с формами и достаточно симпатичной, чтобы напридумывать в голове всяческие фантазии, нам дали однокомнатную квартиру в двухэтажном доме на два соседа по лестничной площадке.  Соседом оказался редактор отдела писем районной газеты, в которой я и стал работать. Прессу тогда ценили.  У жильца напротив, Примчука,  жена была красивая гречанка и ещё подросла до выпускного класса дочка. Накануне она попала с аппендицитом в районную больницу, хирурги оказались неопытными, одним словом, воспалённый отросток прорвался, и девочку не удалось спасти. И уже вечером на площадке стояла крышка от гроба.
Так вот, моей Лидке было не до соседей с их горем, она прицепилась ко мне из-за какой-то сплетни, а ведь и полгода не прошло в этом городке, и разразился скандал. Мои ребятишки, двое пацанов, играли на кухне, хотя жадно впитывали все пакостные слова, вылетающие изо рта их мамы. Кстати, который, впоследствии, соседка назовёт «чёрным».
Мало того, жена набросилась на меня и, прежде чем я увернулся от неё, получил две ссадины из-за ногтей. Пошла кровь и я, взглянув в зеркало, понял, что две недели буду посмешищем в лице сотрудников редакции.
- Ну что же ты натворила? – спросил я жену.
- Заслужил.
- Я же работаю в отделе партийной жизни!
-  А что у партийных нет хренов? – поинтересовалась Лидка.
- Нет таких дур-жён, - получила она в ответ.
Я собрался, то есть взял паспорт, кое-какие деньги и вышел, хлопнув дверью. В подъезде стояла крышка от гроба и я, молодой коммунист,  перекрестился, выскальзывая из подъезда.
На улице была ночь. Мой путь лежал в соседний районный центр в семи километрах от нашего. Я знал, что иду к другу Станиславу,  который работал в райкоме партии аж заворгом. Надеялся перекантоваться неделю, а там, как зарастут ссадины на лице. Дело уже апробированное, правда в далёком туркменском городе на Аму-Дарье, где мы и завели с Лидкой такую вот дружную семью.
Небольшой посёлок я прошёл быстро, вышел на трассу, соединяющую два райцентра, и оптимистично направился по ней.  Только одно я забыл, что дорога была проложена через лес и чем дальше, тем теснее он подступал к трассе. Ночь, луна, уханье филина, какие-то крики животных и постоянное шуршание за спиной. Жуть, одним словом, которая становилась именно ею в моём воображении, испорченным ещё в детстве чтением «Вия», «Страшной местью» и другими сказками Николая Васильевича Гоголя. И ни одной машины. И ни одного человека. А в глазах стояла крышка от гроба, чёрная с белым крестом. Умершую девушку я не боялся, а вот сопровождение покойников из Того Мира предполагал.
Вдруг в глухой чаще послышался дикий хохот неизвестного существа. Он переходил в тоскливое завывание и почмокивание. Чур-чур меня!
Понятное дело, рациональный человек, который был во мне, воспитанный советской властью, атеист, что предполагало членство в КПССС, сдерживал меня от паники, но ребёнок, боящийся темноты в спальне, заставлял оглядываться и ускорять шаг почти до бега.
«Да чёрт с ней, с Лидкой, - думал на ходу, - в первый раз что-ли от ревности царапала? Значит, любит? А как бы сейчас спали в обнимку после двух или трёх раз? Чего это я психанул?»
Но мгновенно боль от ссадины заставила одёрнуть себя:
«Я, что, не мужик? Пусть знает, что могу и уйти… навсегда…»
Так я и шёл эти километры в полночь, раздумывая над делами в семье своей, о смысле жизни и любви к детям. Какой она должна быть, эта любовь, чтобы терпеть такие сумасбродства? Почему партия не терпит разводов и наказывает своих верных членов за дур, за их издевательства, когда разбирает на собрании дела о разводах? А ты сам, тоже ведь не ангел. Даже на третьего секретаря райкома положил глаз и размечтался трахнуть при случае? Да и от других членов партии и комсомола женского рода не отказывался. На прошедшем партийном собрании загляделся на полные ноги выступившей Криворотько, аж брюки стали тесными в районе гульфика? Мало того, верстальщица Верка, сидевшая рядом на собрании, шепнула, что у неё ноги красивее. Конечно, ты же потом попёрся с этой Веркой в тёмный сквер. А теперь надо сочинять какую-нибудь небылицу, чтобы взять отпуск…
Так я и дошёл до дома друга, меня накормили, напоили и уложили спать. Жена у Станислав классная! Нет-нет, не в том смысле.
Через дней десять я вернулся рейсовым автобусом, отдохнувший и почти с чистым лицом. У соседей прошли девять дней, но мы всё равно с Примчуком напились. С нами сидела и его гречанка с заплаканным лицом и грустью в душе.
Но она неожиданно оторвалась от своих раздумий и спросила меня:
- Дима, зачем ты живёшь с этой тварью?
Так по жизни с Лидкой меня спрашивали многие мои друзья. И многих из-за неё я потерял как друзей. Но я ждал, когда мои пацаны подрастут, и не будут задавать мне этого вопроса. Но выяснилось, что они бы задали мне его намного раньше.  Но я всех жалел, потому что жалел и свою душу, которая не боится дьявола, если есть любовь к другим. 
Ну, вот и всё, пойду-ка я спать».
А утром он уехал рано на своем Москвиче.