Бунинские женщины 5

 


        Вспомним,  сколько  поколений  русских  людей  зачитывались  романом   М.А.  Шолохова  «Тихий  Дон».  И  советская  литературная  критика,  уникальность  его,  в  частности,  видела  в  том,  что  впервые  в  истории  русской  литературы  в  художественном  произведении,  крупным  планом,  показана  трагическая  любовь  простой  русской  женщины.  Оспаривать  уникальность   этого  произведения  в  целом,  и  главным  делом,  образ  Аксиньи  Астаховой,  нет  ни  каких  оснований.  Однако  же,  первенство,  причём,  блестящее,  в  раскрытии  любовной  драмы,  именно  русской  крестьянки,  в  литературе  ХХ  века   принадлежит  именно  Ивану  Алексеевичу  Бунину.  И,  как  мне  чудится,  у   истоков  «Тихого  Дона»  стоит  именно  бунинская   «Деревня».  Ибо  никто,  кроме  Шолохова  не  сумел  с  такой  художественной  мощью  продолжить  бунинскую  традицию  изображения  народной  жизни,  повседневного  быта  крестьян;  рассказать  всей  правды  о  невежестве  и  жестокости  простых  людей  -  будь  то  крестьяне,  или  казаки;  о  бытовых  условиях  жизни,  граничащих   с  первобытными. 
           И,  в  данном   случае,  самое  главное  -  женский  образ.   Образ  безграмотной,  бесправной  крестьянки,  способной  на  глубокую  настоящую  любовь.  Молодая...  пусть  косвенно,  отдалённо,  а,  всё-таки,  именно  она  предвосхищает  образ  шолоховской   Аксиньи.
             Живым  свидетельством  той  славы,  какую,  вопреки  всему,  принесло  Бунину  это  произведение,  может  служить  статья  Зинаиды  Гиппиус  «О  Бунине»,  опубликованная  под  псевдонимом  Антон  Крайний.  Мысли,  высказанные  в  ней,  поражают  своей  злободневностью.  Чудится  это  написано  сегодня.
              «Среди  разнородно-тенденциозных  выкриков  о  «Деревне»,  современных  книг,  одинаково  не художественных   и  «правого»  и  «левого»  направления,  книга   Бунина  -  единственная  настоящая,  ей  просто  веришь,  ибо  она  проста  и  свободна».
(А.Крайний «Литературный  дневник».   Русская  мысль  1911 г.  №6,  стр.  15-20  «О  Бунине»).
            А  Бунин,  почти  следом  за    этой   повестью,  пишет  ещё  одну,  которую  назвал  -  «Суходол».  И  среди  её  героев  -  Наталья,  бывшая  крепостная,  но  весь  её  облик  исполнен   чисто  бунинской  поэзии.  Сюжет  произведения,  необычен,  как  и  его  стиль.  Оно  напоминает  старинное  предание  или  сказочную  сагу,  только  очень  мрачную,  горестную,  исполненную  не  светлых  чудес,  а  зловещих   фантасмагорических   ужасов. Однако,  это  не  уход  от  реальности,  а  скорее,  оригинальный  метод  её  воплощения,  о чём  уже  говорилось  выше.  Именно  в  этих   двух   повестях  формируется   неповторимая  бунинская  поэтика,  оригинальный  стиль  его  прозы,  из-за  которого  так  сложно   выделять,  обособлять,  что  бы  то  ни  было  из  целостного  монолита  произведения.  Изображая  деревню,  как  старую,  так  и  современную,  будто  бы  вне  исторического  процесса;  вроде  бы  и  не  затрагивая  острых  социальных  тем,  Бунин  по – своему,  с  огромной   силой  чисто  художественных  воплощений,  передаёт   неблагополучие  и  ненормальность  сурового  и  дикого  крестьянского  бытия.
           «Как  ребёнка  под  сердцем,  носила  она  смутное  ощущение  каких – то  неминуемых  бед»,  -  это  сказано  о  Наталье.  Такова  одна   из  характерных  бунинских   формул,  определяющих  неблагополучие    бытия  человеческого.
    Бесхитростный  и  своеобразный  рассказ  Натальи  о  своих  родителях  -  это  маленький  шедевр  Бунина,  словно  бы  подслушавшего   реальную,  как  по  лексике,  так  и  по  содержанию,  историю.
               Потрясающе  живая   речь,  потрясающе   живая   история,  таящая   в  себе  неисчерпаемый   источник  знания   глубинного  русского  языка,  и  самой   жизни  народа.  За  лаконизмом  изложения  и  наглядностью  примера  таится  целая  эпопея  из  жизни   крепостных   крестьян,  а  так  же  семейная  сага  их  хозяев  -  помещиков.  Вряд  ли  какие  комментарии  нужны,  для  того,  чтобы  более  верно  и  убедительно  передать  суть   этого  фрагмента  -  настолько  впечатляющ  сам  оригинал,  т.е.  рассказ   Натальи.  В  нём  не  только  знание  быта,  но  главное  -  тонкое  отображение  психологии  забитого  бесправного  человека,  точнее,  женщины.  Однако,  столь  характерные    эпизоды,  из  которых,  можно  было  бы  развить  острую  социальную  драму,  автор  бросает,  как  бы  мимоходом,  к  слову,  устремляясь  к  ситуациям  и  конфликтам   иного  плана.
       При  этом,  повесть  статична,  и,  в  сюжетном  плане,  мало  подвижна.  Начнём  с  того,  что  в  «Суходоле»,   о  семейно – любовных  драмах,  усугубленных   умопомешательствами  героев,  колдовством,  наваждениями  -  рассказчик   повествует,  как  о  чём – то,  давно  канувшем  в  небытие,  известном  ему  самому,  лишь  со  слов  той  же  Натальи.
              И  всё  же,  мало – помалу,  без  видимой  последовательности,  автор  создаёт  необычную  сагу  о  роде  столбовых  дворян  Хрущёвых.  Впервые,  Бунин  основательно  приступает  к  своей  заветной  теме,  изображая   «страсти  роковые»  -  несчастную   гибельную  любовь...  Чудится  нечто  фантасмагорическое,  налёт  какого  -  то  мрачного  романтизма  в  том,  сколько  представителей  из  рода  Хрущёвых,  будто  эпидемией,  поражены,  любовным  безумием...  Причём,  едва  ли  не  все  эти,  запутанные  события,  характеризуются  как  версия,  предположение,  догадка.  От  этого,  они  выглядят  ещё   более  загадочными  и  зловещими. Например,  то  же  убийство  Петра  Кириллыча,  совершённое   его  же,  незаконнорожденным  сыном  Гарваскькой...
            А  одной  из  жертв  любовной  драмы    становится  тётя  Тоня  -  сестра  отца   героя -  рассказчика...  Когда  её  брат  Пётр  Петрович,  неожиданно  выйдя  в  отставку,  возвращается   в  Суходол  вместе  со  своим  другом  -  в  этого-то  человека  и  влюбляется,  без  памяти,  Тоня.  Их  быстротечный  горячечный  роман,  кончается   внезапным,  и  непонятным,   даже  для  читателя,  отъездом  возлюбленного.  Тоня  же,  от  горя  и  страданий  сходит  с  ума... 
             Как  пишет  автор,  в  Суходоле   была  необычна  не  только  любовь,  но  и  ненависть  тоже,  пример  тому  -  убийство  дедушки  (Петра  Кириллыча).  Тут  уж  Бунин  особенно  подчёркивает,  что  и  гибель  его  убийцы,  оказалась  не  менее  загадочной,  потому  что  Гарваська  исчез,  будто  в  воду  канул.  О  Петре  же  Петровиче   написано,  что:  «Рано  утром  второго  октября  его  нашли  на  полу  в  гостиной  мёртвым».
          И  вот,  на  фоне  этих  кошмаров  любви  и  ненависти,  разыгрывается  любовная  драма    крепостной  девки  Натальи.  Чудится,  тлетворный  дух  Суходола  не  пощадил  и  её...   Герой -  рассказчик  говорит,  что:  «В  Наталье  всегда   поражала  нас  её  привязанность  к  Суходолу».
          Но,  как,  же  иначе!  Ведь  это  память  о  единственной,  неразделённой,  но  оттого,  ещё  более  сильной,  любви.  Именно  этим,  так  дорог  остался  ей  Суходол. 
Автор    лишь  повторяет  известную  истину  о  том,  что  даже  самая  несчастная 
        любовь, оставляет  в  женском  сердце  самый  неизгладимый  след.  А  тем  более,  любовь,  никоим  образом,  не  разделённая...   Бывает  так,  что  она  превращается  в  своего,  рода,  манию,  обрекая  того,  кто  любит,  на  пожизненную  душевную   каторгу,  на  медленно  исполняемый  смертный  приговор.  Нечто  подобное,  Бунин  описывает  в  своём  зрелом  произведении  -  повести  «Митина  любовь».  У  Натальи  же,  чувство  переродилось  в  сокровенные  воспоминания,  напоминающие  старое  вино,  которое  с  годами  приобретает  новый  привкус.  И  воспоминания  эти,  не  становясь  слаще,  не  причиняют  уже,  по  крайней  мере,  той  давней,  нестерпимой  боли.  Особенности  такой  любви   определяются  свойствами  женского  сердца,  были,  наиболее  полно  раскрыты  Буниным   в  цикле  «Тёмные  аллеи»,  много  лет  спустя.  А  в  образе  Натальи,  любовь  трактуется  своеобразно,  ведь  речь  идёт  о  крепостной  крестьянке... 
            Наивная,  невежественная,  она  влюбляется   в  молодого  барина  Петра   Петровича.  Влюбляется,  так  же  трепетно  и  возвышенно,  как  мечтательная  барышня,  которой  чуждо  всё  обыденное,  прозаическое...   Представим  только,  что  «буржуазный»  писатель  Бунин   смог  открыть  в  тёмной  крепостной  «девке»  некое  подобие  пушкинской  Татьяны  Лариной!  Ведь  её  немыслимо  представить  даже  пишущей  письмо  барину,  по  той  простой  причине,  что  писать  она  не  умеет.  К  тому  же  писать  своему  хозяину,  для  которого,  она  -  вещь!  Он  вправе   наказать  её,  продать,  обменять  на  пару  борзых...
Однако,  любовь,  безотчётная,  затаённая   и  лишённая   всякой  надежды  на   взаимность,  ослепила  девушку,  будто  яркий  волшебный  свет.  И  её  проявление,  а  точнее,  разоблачение  было  неизбежным.  А  потому...  «Счастье  её   было  необыкновенно  кратко»,  -  пишет  автор.
             Счастье...  значит,  даже  такая,  не  имеющая  права  на  существование,  любовь,  может  называться  счастьем.  Более  того,  счастьем,  за  которое  дорого  платят...
         Движимая   своим  слепым  чувством,  Наталья   украла   складное,  оправленное  в  серебро  зеркальце  Петра  Петровича.  Украла,  изумившись  его  красотою,  а  красотою,  её  поражало  все  то,  что  принадлежало  тому,  кого  она  так  любила.  И  обладание  этой  вещицей  стало  для  неё  настоящим  любовным  потрясением...  Ведь  о  большем,  она  и  мечтать  бы  не  посмела.  И  в  этом  похищении  зеркальца,  проявляется   даже  не  столько  невежество  бедной   девушки,  столько  чуткость  её  природных  душевных  качеств,  чудесных  природных  задатков,  которым  не  суждено  было  развиться.  Вся  её   любовь,  словно   отборное  зёрнышко,  упавшее  в  окаменелую   неплодородную  почву...
       Сознавая   всю  преступность  своего  поступка,  обезумевшая,  и  от  страха  и  от  радости,  наслаждалась  Наталья  своим   безумным   счастьем,  до  тех   пор,  пока  её  не  уличили  в  воровстве.  А  потом  её  очень  жестоко  наказал,  тот  самый  барин,  которого,  она  так  страстно  любила...   
Опозоренную,  остриженную  Наталью,  с  опухшим  от  слёз  лицом,  на  глазах  у  всей   дворни   посадили   в  навозную  телегу, и,  отрывая  от  всего  родного,  повезли  в  неведомый  страшный  хутор,  в  степные  дали.   Это  и  было  строгое  наказание  за  глупую  проделку...  А  в  стриженой  голове  Натальи  загоралась  неистовая  задумка: «Удавлюсь»!  И  о  побеге  тоже  думалось...
               Казалось  бы,  налицо,  острый  социальный  конфликт.  Однако,  у  Бунина,  как  мы  замечаем,  на  первом  плане  повествования  фигурируют  извечные        
человеческие  страсти -  любовь,  ненависть,  полная  драматизма  борьба  за  своё  человеческое   счастье.  Именно   в  этом,  Бунин   проявляет  себя,  как  великий   гуманист,  непревзойдённый  знаток  психологии  -  в  частности,  женской.  Более  того  -  души  простонародной,  угадывая  в  ней  глубинные,  сокровенные  свойства.
           «Аленьким  цветочком,  расцветшим  в  сказочных  садах  была  её  любовь,  -  так  пишет  Бунин  о  Наталье. -  Но  в  степь,  в  глушь  ещё  более  заповедную,  чем  глушь  Суходола  увезла  она  любовь  свою,  чтобы  там,  в  тишине,  в  одиночестве  побороть  первые  сладкие  и  жгучие  муки  её,  а  потом,  надолго,  навеки,  до  самой  гробовой  доски  схоронить  её  в  глубине  своей  суходольской  души»... 
            А  то,  что  Наталья  не  помешалась   от  горя  умом,  подобно  барышне  Тоне,  доказывает,  что  симпатии  к  создаваемым  им  женским  образам  вовсе  не  зависят  от  их  социального  статуса.  Ведь  именно  Наталья  -  невежественная  крепостная,  с  её  жалкой  участью,  с  её  добрым  и  чистым  сердцем,  с  её  роковой  любовью,  смотрится  на  фоне  мрачного   суходольского  «болота»,  словно  одинокая  белая  лилия.  Её  личные  страдания,  пройдя  сквозь  тело  и  душу,  никак  не  омрачили  ясный  простонародный  рассудок,  не  ожесточили  кроткое  любящее  сердце... 
            Всё,  написанное   Буниным  о  русской  деревне,  о  её  быте  и  нравах,  заведомо  определяет  судьбу  русской  женщины -  крестьянки;  судьбу,  зачастую,  тягостную,  драматичную,  предельно  подчиняющую  той  социальной    среде,  которая  угнетает  и  подавляет  в  ней  все  здоровые  и  естественные  начала.  Подробный  анализ  именно  этих  женских  образов  раскрывает  перед  читателем   бездну  человеческих  страданий,   а  так  же,  эгоизма,  ожесточённости,  холодного  расчёта.  При  этом  трудно    умолчать  о  необычайно  яркой,  образной  стилистике  Бунина. Изумительно  то,  что   даже   природа,  среди  которой  живут  его  персонажи,  является  так  же,  своего  рода,  персонажем,  или  служебным  фактором,   работающим   на  полнейшее  раскрытие  той   или   иной  ситуации.  Не  говоря  уже  о  той  эстетической  прелести   бесконечных  описаний   природы,  когда  предельная  сила  художественной  образности,  создаёт  полнейшую  иллюзию  красок,  форм,  звуков,  запахов...
          О  «Расточительной  роскоши  этих    образов,  об  их  дурманящей,  чарующей  власти»,  писал  Бунину,   посылая    ему   статью   о  «Суходоле»,  театральный  критик-Д. Л.Тальников.  (Псевдоним  Шпитальников  1886-1961  гг.  18  января,  1913  г.  Публикация   А.К.Бобореко.  Журнал  Русская  литература.  1974  г.  №1.  -  с.  171.  Примечание  о  книге  Бунина  «Суходол»;  Повести  и  рассказы  1911  -  1912  гг.  -  М.,  1912  г.).
           И  вот  вся   эта  «расточительная   роскошь  красок,  звуков,  запахов,  образов»,  предельно  заполняет  собою  повествование  в  рассказе  -  «Весёлый  двор».  Как  пишет  автор,  изнурённая  нищетой  и  голодом,  когда,  что  называется,  маковой  росинки  во  рту  много  дней  не  было,  неприкаянная  и  горемычная  старуха  Анисья,  вопреки  своей  обречённости  на  дикую  и  жуткую  смерть  от  голода,  так  сладко  грезит  воображаемой  и  близкой   встречей  со  своим    беспутным,  но  горячо  любимым  сыном.  И  грёзы  этой  встречи  навевает  ей   именно   пьянящее  буйство  весенней   природы.  Цветущие  и  благоухающие,  залитые  солнечным  светом,  и  оживлённые  птичьим  щебетом,    луга  и  поля,  в  которых  затерялась  она,  обессиленная  усталостью  и  мучительным   голодом.
         «Хорошо!»  -  думала  она.  -  И  с задумчиво – грустной  улыбкой  стала  рвать  цветы;  нарвала,  набрала   в  свою   тёмную  грубую  руку  большой  пёстрый  пук,  нежный   прекрасный,  пахучий,  ласково  и  жалостно  глядя  то  на  него,  то  на   эту
плодородную  землю,  на  сочный   и  густой   зелёно – оловянный  горох,  перепутанный  с   алым  мышиным  горохом.  Бабы  молчали,  мельницы  исчезли.  Теперь  она  плыла,  плыла,  как  тот  стеклянный   червячок  по  воздуху»...  (И.А.Бунин  «Весёлый  двор».).
       Зримо   передавая  это  посмертное  слияние   Анисьи   с  окружающим  её  миром,  Бунин,  вместе  с  тем,  зримо  изображает  каждую  чёрточку  её  лица,  телосложения,  одежду  и  обувь,  словом,  весь  индивидуальный  человеческий  облик.  Анисья,  по  словам  автора:  «так  была  суха  от  голода,  что   соседи  звали  её  не  Анисьей,  а  Ухватом».  И  далее:  «...она  суха,  узка,  тёмная,  как  мумия:  ветхая  понёва  болталась   на  тонких   и  длинных   ногах».
Эти  ёмкие  детали,  не  только  воссоздают  живое  представление  об  измождённой   голодной  старухе,  читатель  не   только  осязаемо  чувствует  страшные  муки  её  голода,  но  остро  чувствует,  как  она  умирает;  умирает  именно  голодной   смертью.
         «Она  спала,  умирая   во  сне»,  -  пишет  Бунин...
         Примечательно  то,  что  Анисью,  наверняка,  не  такую  уж  старую,  сломило,  загубило  -  но  никак  не  ожесточило!  -  беспросветное  прозябание  с  мужем,  который  только  пил  и  был  её,  от  которого  она  больше  ничего  и  не  видела.  Не  изменила  её  чистую  душу   ни  бытовое  убожество,  ни  крайняя  нищета.  А  смертный  голод,  его  нестерпимые  муки,  лишь  придавили  и  оглушили  её.
           Сердечная  доброта  Анисьи,  неё  бессознательная  потребность  любить;  любить  и  жалеть  кого – либо,  и  прежде  всего,  своё  дитя,  пускай  даже  такое  никчёмное  и  неблагодарное,  как  её  сын  -  потребность  эта  остаётся  в  ней  до  конца  духовным  стержнем    её  натуры. Природная  доброта,  неиссякаемый  источник  любви,  а  ещё  -  удивительная  способность  видеть  и  чувствовать  прекрасное:  ту  же  природу,  те  же  цветы...  Всеми  этими  качествами,  Анисья    очень  близка  Наталье  из  повести  -  «Суходол».  И  все  эти  свойства  настолько  возвышают   её,  простую  тёмную  крестьянку  над  бренностью  земных  невзгод.  И  даже  физическая  смерть,  смерть  измученной  плоти,  будто  и  не  властна  над  её  невинной  чистой  душой...
Бунинские  образы  русских  крестьянок,  характерны  своим  корневым  различием,  чётко  делением  на  «положительных»  и  «отрицательных».  Хотя,    это  разделение,  в  отдельных   случаях,  может  быть,  несколько  условным,  если  учитывать  определённую  сложность  и  противоречивость   этих  образов.  Так,  например,  Молодая,  являет  собою  характер,  наиболее  сложный  и  неповторимый.  Можно  сказать,  единственный   в  своём  роде.  И,  всё  же,  к  нему,  словно  особи  одной  породы,  сходятся   другие  характеры,  о  которых  будет   говориться   дальше.  И  только  о  Наталье  из  повести  «Суходол»,  можно  сказать,   что  она  совершенно  другая   в  сравнении  с  Молодою....
           А  вот  что  писала  о  самом  И.А.Бунине  Е. Колотовская,  утверждая,  что  его  взрастила  провинция,  что  это  писатель  характерно  русский.  «По  характерно    русскому  колориту  и  содержанию,  Бунина  можно  сравнить  с  Гончаровым  да  пожалуй,  из  новейших  писателей,  с  Ремизовым».   (Колотовская  Е.  «Бунин,  как  художник – повествователь».  журнал  «Вестник  Европы».  Стр. -  328-329,  340.  – 1914  год,  май).
       Упоминание  И.А.Гочарова,  по  ассоциации,
вызывает  в  памяти  его  известный  роман  -  «Обрыв»,
со  столь   близким  Бунину  поэтическим  описанием
старых,  притихших  в  забвении  помещичьих  усадеб,
но  прежде  всего,  его  главной  героиней  Верой,
которая   тоже,  подобно  Наталье,  «отравлена  ядом».
Но  более  тонким  менее  осязаемым,  нежели  суходольский,
ибо,  вопреки  своей  внутренней  свободе,
и  сильному  интеллекту,  она  остаётся  пленницей
бытовой,  помещичьей  рутины.  И  лишь  однажды
уступает  соблазну  вкусить  запретного  счастья.
Будучи  умной  и  проницательной,  Вера,  всё-таки
отступает  от  гибельного  обрыва.  Однако,
читателю  трудно  представить,  что  утратив  свою  наивность,
пережив  мучительную  борьбу  со  своим  возлюбленным,
она  будет  счастлива,  как  счастлива,  например,
её  наивная,  как  ребёнок  сестра...
      А  о  бунинской  Наталье,  точнее  и  не  скажешь.
В  этом  отравлении  ядом...  скорее,  любовным,
нежели  каким  другим,  вырисовывается  вся  цельность
её  натуры.
      И  не  этим  ли  ядом  любви,  на  этот  раз,  любви,  материнской,
«отравлена»  многострадальная  Анисья,  о  которой
говорилось  выше?