Вечера на хуторе близ Максатихи

(из дневника, найденного в печке избушки на хуторе)

    Всемилостивый Христос, как же чудесны летние вечера на нашем хуторе в Максатихинском районе Тверской области России! Так и гложет нетерпение, когда просыпаешься утром и, всё ещё находясь под впечатлением прошедшей встречи, думаешь: «Скорее бы вечер!» Трудясь под лучами яркого солнца, среди очарования русской природы, вроде бы забываешь ту необъяснимую печаль, которая охватывает после ухода дорогих гостей. Но чем ближе к западу солнце, чем длиннее тени на земле, тем всё сильнее волнение: несколько часов – и ужин в компании, и посиделки на лавочке вкруг костра в огороде!

    Такого нет ни весной, ни осенью, ни зимой. Потому что тогда не приезжают на отдых из Санкт-Петербурга Сергей Львович Дрожжин с женой Ларисой Петровной и сыном Николаем, уже взрослым весельчаком; нет и Виталия Константиновича Воробьёва, эрудированного философа из Москвы;  отсутствует и Руслан Гаврилович Баринов, поэт и балагур. Тогда и не заходит на хутор наш друг дьякон Тихон, длиннобородый добряк с косичкой, служащий при храме в Максатихе. Да всемилостивый Христос, как же трогательны, интересны и великолепны наши вечерние встречи под белёсым ночным небом, под аромат и изысканный вкус крепкого и очень сладкого чая!

    О чём мы только не беседуем в наши вечера на хуторе близ Максатихи, какие только истории не улетают в ночную атмосферу! Эх, жалко, не слышали вы! Но ничего, я записал для вас все наши побасенки, прочтите, прочувствуйте!

    Вы, наверное, подумаете: «И придумал же какой-то фермер сказочек!» Да ничего подобного! Всё, что описано,– чистейшая правда! Уж в этом будьте покойны! Ну, ладно, вступление окончилось, начинаю рассказ. 

                Таинственная незнакомка
                (рассказ Сергея Львовича Дрожжина)

    Недалеко от Максатихи был в стародавние времена хутор Берёзовый, аккурат у берёзовой рощи. Хозяином усадьбы был кряжистый крестьянин Степан Яковлевич Грушин. Как положено, была у него жена, рыжая хохотушка Галина Демьяновна. И было два сына – Евдоким, здоровенный рыжий детина, и Пахом, тщедушный паренёк с льняной шевелюрой.

    Евдоким целыми днями вкалывал в поле и на огороде, пил пиво, курил трубку и вовсе не помышлял о женитьбе, пока ему не стукнет тридцать годочков. А пока же было ему 25. И многие девчата из соседнего села вздыхали об Евдокиме, да только был он неприступен.

    Пахом же, наоборот, в свои двадцать два мечтал о красавице жене, пятерых сыновьях, но никому из девчат он не нравился. Его называли занудой, мечтателем, фантазёром. И шарахались от него, как от чумного. Поэтому он был одинок, как и его брат.

    Но однажды, летним вечером, отдыхающие после дневных трудов на лавочке у ворот Степан Яковлевич и Галина Демьяновна увидели младшего сына в сопровождении прекрасной незнакомки. Она, и вправду, была хороша: тоненькая, с золотистыми волосами, заплетёнными в две косы и зачёсанными надо лбом; большие синие глаза с пушистыми ресницами так поразили Степана Яковлевича, что он сам едва не влюбился в красавицу; в сиреневом сарафане, в белых босоножках она была прелестна, так трогательно мила, что пожилые люди почувствовали прилив радости и гордости за сына, сделавшего такой выбор. Парочка была ещё довольно далеко, шла по направлению к дому. Но, заметив родителей Пахома, девушка развернула парня, и они пошли в другую сторону, к берёзовой роще.
- Ишь, какая стеснительная! – пробормотала Галина Демьяновна.
- А может, шибко пугливая? – возразил Степан Яковлевич; он всегда возражал супруге.

    Галина Демьяновна промолчала, провожая взглядом парочку.

    А наутро в соседнем селе только и разговоров было, что о новой пассии Пахома. И ведь для всех спутница Пахома была незнакомой. Откуда взялась, как познакомилась с парнем, на то селяне ответили, что, видно, приезжая какая-нибудь из Кашинки, что в тридцати километрах от села.

- Что вы, что вы! Какая Кашинка? – замахала руками Елизавета Фёдоровна, пышная агрономша. – Станет она из такой-то дали топать к щуплому Пахому? Не-е-ет, голубочки мои, городская краля она! Из Калинина, не иначе. А то из самого Ленинграда! А живёт у родственников на хуторе Дубовом, у бирюка Геннадия!

- Был я  вчера у Геннадия, поросёнка у него покупал, так он как был один, так и живёт один, – вставил словечко Тимофей Георгиевич, водитель грузовика и оглядел собравшихся в продовольственном магазине людей. – А он ведь известный хвастун! Уж похвастал бы, что сродница к нему приехала!

- Что верно, то верно, – загудел народ. – Но откуда же такая фея у Пахома? А, вот и Пахом! Здоровеньки, Пахом! Слышно, невеста у тебя появилась?
- А то! – распрямил грудь парень. – Марфой зовут! Согласна мне пятерых сыновей родить! Заживём с ней душа в душу!
- А откуда ж она?
- Дочь лесника. В лесной избушке живёт, – Пахом, без очереди, взял хлеба, яиц и сливочного масла, важно посмотрел на очередь и молча вышел.
- Ишь ты, не знала, что у Кирилла Палыча такая дочь! – удивилась Елизавета Фёдоровна.
- У Кирилла Палыча только сын Антошка, – сказала Надежда Алексеевна, бухгалтер такой древности, что никто уж и не помнил, сколько ей лет.
- Так может, какого другого лесника? – заволновались люди. – Ишь, тайна какая!   

    А вечером чуть ли не всё село притопало на хутор Берёзовый и любовалось гуляющими у речки Пахомом и Марфой. Некоторые нетерпеливцы ринулись было к незнакомке, чтобы выпытать у неё всё, что их интересовало, да заметила их Марфа и стремительно убежала в рощу, оставив обескураженного Пахома на берегу. Горько укорял нетерпеливцев Пахом за испорченное свидание! И отправился в одиночку в рощу на поиски возлюбленной.      

    Ещё пару раз приходили селяне вечерами на хутор, да только всё бесполезно. После этого парочку вообще перестали замечать у хутора. А мужики, те отправились лес прочёсывать, чтобы найти таинственного лесника с таинственной дочкой. Три дня обследовали каждый уголочек, каждую норку, но, кроме сторожки лесника Кирилла Палыча, ничего не нашли. А Кирилл Палыч тем временем вернулся из города Калинина (так Тверь называлась при коммунистах), где в больнице лежал, и, узнав, почему селяне шатаются по дебрям, покачал головой:
- А отправляйтесь-ка вы на озерцо Клюквенное, что в пяти верстах отсюда! Там сто лет тому назад утопили золотоволосую девушку по имени Марфа, как раз в сиреневом сарафане и белых босоножках. Мне бабка сказывала. Утопили, значит, а на озеро заклятье наложили, чтобы не вышла Марфа оттуда. Видно, Пахом снял заклятье, вот Марфа и выбралась на свет божий.

- А за что её утопили, Кирилл Палыч? – испуганно спросил Тимофей Георгиевич.
- Да вампиром была, кровь у людей пила. Вот её в полночь загнали в воду, она и утопла, а священник заговор наложил.
- Да что вы его слушаете? – вскричал побледневший Игнат Васильевич, тракторист и забулдыга. – Сказками нас кормит, а вы и рады!
- Постой, Игнат! – осадили его. – А ведь три человека в селе померли. И у всех горло прокусано. Мы на крыс свалили всё, а тут, видать, вампир забавляется! И если его не остановить, всё село на погосте окажется.
- А Пахом-то невредим! – не сдавался Игнат.
- А кто его знает, может, тоже уже вампир! – сказал Кирилл Палыч и погладил большой живот. – На пару и орудуют. Они ещё летать умеют. И по лунному лучу спускаться к жертве. И во всяких тварей превращаться. То в чёрную кошку, то в летучую мышь. Ты думаешь – кошка это на печке, хочешь её погладить, а она тебе – прыг на грудь да клыками в горло, и кровь сосёт.

    Пришли мужики на озерцо Клюквенное, стоят на берегу, а в воду зайти страшно. Комары их покусывают, оводы, слепни. Водица в озере чистая-чистая, но дна не видать, ибо озерцо глубокое, как Байкал.
- Да как с такой-то глубины подняться, тем более, утопленнику? – пробормотал Игнат.
- Да тут и живому человеку обратно не выйти, нырни он на такую глубину! – пробасил Тимофей Георгиевич. – Нет, ребята, слова лесника – сказка, и ничего более!

    Ухнула сова. Мужики отыскали её взглядом на ветке сосны. Сова вспорхнула, покружила над ними, да камнем в воду кинулась, только круги на воде от неё и остались.
- Птица-самоубийца! – тихо сказал Игнат. – Они, вообще-то, днём спать должны, совы-то. А этой не спалось, вот с ума и сошла.
- А может, она за какой-нибудь водяной крысой нырнула? – возразил Тимофей Георгиевич. – Пойди их разбери, птиц этих.

    Сова вынырнула из озера, села на ветку ближайшей сосны, отряхнулась и вдруг закричала по-человечески:
- Ну, чего вы тут ходите, обормоты и бездельники? Марш по домам!

    Мужики не поверили своим ушам и по очереди спросили друг друга, не почудилось ли это им. А сова сорвалась с места, направилась к мужикам, на лету превратилась в огромную летучую мышь и села на плечо Игната. Истошно завопил Игнат от ужаса, стряхнул зверька с плеча и ринулся наутёк. Мужики – за ним. А вслед им нёсся злорадный женский хохот.

    Вечером всё село окружило хутор Берёзовый и потребовало, чтобы Пахом вышел и сказал людям правду. Но Степан Яковлевич ответил, что сына нет, дома не ночевал, а где он – бог его ведает. Тогда толпа, вооруженная палками, косами и топорами, направилась к озерцу Клюквенное. И увидела на берегу Марфу и Пахома.
- Пахом! – вскричал Степан Яковлевич. – Иди домой!

    Марфа, обнимая парня, хищно улыбнулась, и все увидели клыки вампира. Тимофей Георгиевич замахнулся топором, но Марфа обернулась серой вороной и клюнула в темечко Пахома. Тот взмахнул руками и превратился в галку. Птицы воспарили над лесом и скрылись из виду.
- Дьявольщина какая-то! – выругались селяне.

    Священник отец Иоанн прочёл над озерцом молитву и утопил в нём большой серебряный крест. Теперь вампиры не могли вернуться в озерцо, а значит, пережидать дни им было негде. Поэтому они покинут эти края.
- Хоть так, да избавились от нечисти! – вздохнула толпа и разошлась по домам.

                ***
    Сергей Львович закурил и посмотрел на небо. Его сын Николай последовал примеру отца и, затянувшись, улыбнулся моей супруге Акулине:
- Не испугалась? Наверное, миллион таких историй слышала, живя в этих местах? Суровые, дремучие края! Впрочем, в Питере пострашнее бывает. Хоть и цивилизация. Да только кто-то от цивилизации становится человечнее, а кто-то звереет и, ради денег, убивает других. Палка о двух концах, как сказал философ Народ.

    Некоторое время все молчали, наслаждаясь тёплой ночью, и прихлёбывали чай из пиал, расписанных узорами. Тишина! О, Христос, какое же это богатство – тишина! Свобода от гула, грохота, лязга, звона, гудков, урчания, скрежета, наполняющих города и автотрассы! Тишина – это бесценно! Организм успокаивается, выравнивает все вмятины, нанесённые звуком. Тишина! Не уходи, не исчезай, целебная тишина!   
          

                Побочный эффект йоги
                (рассказ Николая Дрожжина)

    Лично я, друзья мои, к жизни отношусь просто: от неё надо брать как можно больше удовольствий! И поэтому мною прилагаются усилия к воплощению этого лозунга в жизнь. Множество друзей, ежедневные встречи, переходящие в еженощные посиделки с красавицами и вином, гнев, когда меня кто-то упрекает, что мой образ бытия неправилен – таков я, Николай Дрожжин, в действительности! Ещё читать люблю, обогащать свою эрудицию, чтобы всегда поддерживать беседы.

    Ну, ладно, это я отвлёкся. Мой рассказ будет не о моей благополучной персоне, а о происшествии с моим другом Евгением Поролоновым, высоком блондине в модной одежде и с нигилистическим отношением к религии и всяким чудесам. Практиком Евгений был потрясающим! Ни малейшего намёка на романтизм. Всё сводил к рационализму и целесообразности, без жалости срывал розовые очки с глаз собеседников. 

    Ко всему этому Евгений, молодой повеса и бабник, обожал отдых в каком-нибудь тихом, глухом уголке. Ради этого он, по моему совету, приобрёл заброшенный домик недалеко от места, где мы с вами сидим у костра и пьём крепкий и сладкий-сладкий чай. Казахи – они молодцы, что такой чай придумали! Впрочем, без китайцев, впервые употребивших чай в качестве напитка, не было бы этого казахского изобретения.

    Итак, Евгений, уйдя в отпуск, купил одну из пятнадцати избушек в деревушке, где жили три бабки и один старик. Привёл её в порядок, ремонт сделал, колодец выкопал во дворе, чтобы не ходить за водой за полкилометра, баньку сложил. И решил провести там без дела оставшиеся две недели отпуска. 

    Места и впрямь были восхитительны! Река, где водилось много рыбы, леса, полные грибов и ягод, никакой суеты и спешки. И погода радовала: солнечно, сухо, но не жарко.

    Ночами Поролонов спал крепко, без задних ног. Вставал спозаранку – и на рыбалку. Часика два удил, наполнял короб окунями да лещами, на берегу варил уху, завтракал и шёл в лес – прогуляться, хвойным ароматом зарядиться. 

    Так минула неделя. И вот как-то ночью Евгений проснулся словно от толчка. Лежал несколько минут и глядел в темноту, постепенно различив белый потолок, проём окна, чёрные силуэты мебели. И на фоне окна – фосфоресцирующую полупрозрачную фигуру.
- О-о-о, галлюцинации начались! Водки перепил! – пробормотал молодой человек. Надо сказать, что водку он обожал и выпивал не меньше полулитра в сутки.
- Кто ты? – прозвучал приглушённый шелестящий голос.
- Точно: галлюцинации! Сгинь, призрак! – Евгений встал и направился к выключателю, чтобы зажечь свет.

    Но какая-то сила пригвоздила его к постели. Привидение было перед самым носом парня.
- Это моя избушка, – сказал шелестящий голос.
- Я купил её, теперь она – моя! – ответил Поролонов.
- Нет, это – мой дом! Я его сам построил, привёл сюда жену, вырастил трёх сыновей. И заснул крепким сном на этой кровати, где ты сейчас валяешься! – фосфоресцирующая рука наотмашь ударила молодого человека по левой щеке.
- Больно! – воскликнул Евгений. – Что ты делаешь? Дом был заброшен, и местная администрация ничего не сказала о тебе!
- Вот оно что, – протянул призрак.
- Это сумасбродство какое-то! Я сплю! – прошептал парень.
- Не спишь, милок, не спишь! Эх, как давно я ни с кем не говорил! Выслушай хоть ты меня, пришелец! – взмолился фантом и присел рядом с Евгением. – Меня зовут Анатолий Семёнович Синьков.

    И полтергейст поведал грустную историю. Дети выросли и разъехались по стране. Десять лет назад его душа отделилась от тела и три дня путешествовала по высшим мирам – старик боялся смерти и изучал практику йогов, чтобы отсрочить приход костлявой волшебницы с косой. Анатолий Семёнович увидел красоты загробного мира: высокие горы с ослепительно-белыми вершинами, а у их подножия – сады с беседками, где блаженствовали праведники. Душа странника встретила там своих родителей, пообщалась с ними и, успокоенная и умиротворённая, вознамерилась вернуться в тело. Но уважаемого Анатолия Семёновича уже увезли на кладбище. Душа бросилась на погост, но увидела только что насыпанный холм на могиле и расходившихся людей. Она опоздала на пару часов, всего лишь на пару часов!

- И с тех пор я живу в этом доме, чувствуя боль воспоминаний. Хочу к родителям, к жене, умершей три года назад, но небеса не берут меня к себе. Помоги! – простонал призрак.
- Увы, старик! Я глубоко неверующий человек. Чем я тебе помогу?
- Мне нужны молитвы! Заупокойная служба спасёт меня! Сходи в храм, закажи службу, хотя бы сорокадневную! Заклинаю тебя: сходи в храм! А не выполнишь мою просьбу – буду мучить тебя! – привидение сильно толкнуло Евгения в плечо и исчезло.

    Молодой человек вскочил, включил свет, обшарил все углы комнаты, пребывая в уверенности, что происшедшее – чей-то розыгрыш. Но никого не нашёл.

    Солнечным утром Евгений спросил у старушек-аборигенок про Анатолия Семёновича Синькова. Те подтвердили, что, да, жил такой человек, похоронен на местном погосте в трёх километрах отсюда. Воспоминание о словах, что призрак будет мучить его, заставили парня сесть в автомобиль, помчаться в соседнее село, где была церковь, и заказать поминание усопшего в течение сорока дней.

    Призрак являлся каждую ночь. Услышав, что служба заказана, он не трогал Евгения. И с каждой ночью говорил, что ему становится легче и радостнее. А в последнюю ночь, перед отъездом отпускника, он поблагодарил и попрощался. И растаял.

    Приехав в Петербург, Поролонов поведал об этой истории всем своим друзьям. С тех пор он – ревностный христианин, молится и постится. И больше не пьёт водку. Только по праздникам пару рюмочек – и всё.

                ***
    Николай Дрожжин умолк, прихлёбывая чай. Акулина предложила нам сахарное печенье. И оно тут же исчезло с большого блюда.

    Полночь. Восхитительное время! Конец старых суток и зарождение новых. Спать совсем не хочется. И не верится, что когда-то, в свой срок, для каждого из нас этот прекрасный мир погаснет. Хотя откроются другие миры, каждому по вере его, но этот мир такой привычный, такой уютный – как можно его потерять?

    Привычки. Да, у нас много привычек. Именно они порою мешают человеку измениться или принять что-то новое. Особенно упорны привычки тела, влияющие и на мировоззрение личности. Эгоизм чаще всего базируется на пристрастиях организма. Отними тело – и от привычек мало что останется. Поэтому смерть – это освобождение от обузы – привычек.

    Но хорошие привычки – это здорово! Вот наши ночные посиделки у костра – это хорошая привычка. Жаль будет от неё освободиться…