Колька и другие часть 5

«Предки», как называл Дэн своих родителей, явились неожиданно, на месяц раньше срока. Сезон завершался в конце октября, тогда и отпуска начинались, а тут – разболелась Василиса Петровна, мать Дениса. Полевые условия – это всегда проверка на выносливость. Десять лет родители оттрубили на Курской магнитной аномалии, потом серные месторождения открывали на Камчатке,  в Якутии успели поработать – тоже не сахар. Палатки, бараки, сырость, резиновые да кирзовые сапоги, ранние заморозки – всё это уже давно не пугало, перешло в привычку. Пока было в порядке здоровье. А раз уж оно пошло на убыль - надо было принимать решение. Сейчас - временное, а потом, как Бог даст. Отец, привыкший всегда быть рядом с женой, тоже написал заявление. И супруги, оставив дела, прикатили домой. А тут новость: великовозрастный сынок в постели с подружкой. Ни штампа в паспорте, ни родительского благословения. Мать присела в кухне на стул и ждала, пока оденется и выйдет для знакомства «беззаконница» сына. «А как ещё этот срам назвать?»
- Кармен, - девушка протянула руку.
- Как-как? Кармен? Это как цыганку из оперы Бизе, что ли? – Василиса приподняла брови в удивлении.
- По паспорту – Катя.

 Катерина в прошедший вечер объявила Дэну о беременности. Но в отличие от Маруси, та не была слишком гордой: и в больницу не пошла, и жилплощадь не покинула. Дэн проявил мягкость – не выпроводил. Тут и родители нарисовались, и сразу отец засуетился: "Девочку совратил, пакостник!"  Знали бы они, что это за девочка, может, и суетиться бы не стоило.  Но «предки» были старого, советского уклада  жизни, крепкой морали и непоколебимого нрава. Для них мужчина – главный, ведущий, ему за всё и ответ нести. Вот только некогда было об этом сыну сказать, рос с бабкой – ухоженный, накормленный, и слава Богу. А когда Кармен призналась Василисе Петровне, что ждёт от Дениса ребёночка «ко дню защитника Отечества, к самому празднику…», то все сомнения были отброшены разом. «Предков» захлестнула радость предвкушения появления в доме малыша, родного внучонка.
Всё шло итак к тому, что здоровье уже не позволит находиться в геологической партии Василисе Петровне. Стала она часто простужаться, дважды за последние полгода перенесла бронхит. Сама - врач, а причину быстротечного ухудшения здоровья понять не могла. Знала, что необходимо серьёзное обследование, а значит – понадобится длительное время, а не несколько недель отпуска. А тут ещё и внук появится – такое стечение обстоятельств «предки» приняли, как знак, что надо возвращаться домой насовсем.

- Нам ведь ещё учиться три года! Какие могут быть разговоры о детях? - пытался надавить на родителей Денис.
- Ты о чем говоришь, сын? Спать вместе можно, а родить невозможно? Даже слушать эти речи  противно! Завтра же – заявление в ЗАГС! – негодовал отец.

Дэн спокойно почесал трёхдневную щетину на подбородке.
- Ладно, батя! Чуточку  пожиже патетики, да погуще логики! Если вы с матерью берёте на себя ответственность за потомка, то я, возможно, женюсь.
Дэн развёл разочарованно руками – он не нагулялся. Вчера только познакомился в клубе с  девахой: ноги от ушей,  раскованная, без всякой там придури и претензий. Хотелось бы ещё потусить…

Можно сказать, что Денис рос в интеллигентной семье. Во всяком случае, так всегда думали  учителя в школе, заглядывая в конец журнала, где были прописаны данные о родителях. Не все знали, что родителей, как таковых, Денис  не видел круглый год. Но данные – вполне даже приличные. Мать, Василиса Петровна - врач. Причем, потомственный. Отец, Иван Никитич, закончил геологический факультет политехнического института. По профессии – геофизик. Тоже мужчина очень порядочный, без вредных привычек, интеллигентный такой человек. А то, что на вызовы классного руководителя, в школу приходила бабушка, так это привычное событие. И то, что парень давно предоставлен сам себе, в школе никто и не догадывался.

Родители и действительно были очень благопристойными людьми. Познакомились друг с другом совсем молодыми, и с тех пор никогда не разлучались. Как говорится, «и в горести, и в радости» были рядом.  Иван, заканчивая второй курс института, однажды увидел на медкомиссии, перед полевыми работами,  молодую красавицу-практикантку и влюбился без памяти с первого взгляда. Пару вечеров  погуляли, а потом Иван, улетев в далёкий якутский Ыпсар на алмазные копи, писал письма с поля – каждый день. Рассказывая обо всём на свете, что творилось в геологической партии, не скрывая трудности и тяжелые условия,  готовил девушку к особой судьбе жены геолога. А о другом он уже и не думал. Постоянен был до одури! И однолюб - тоже до одури. Вернувшись с практики, завалил Василису цветами, и через месяц пришёл к родителям просить руку и сердце девчонки. Родители оторопели: совсем не той участи они желали молодой и подающей надежды студентке медицинского института. Но девушка оказалась тоже не лыком шита – горда и амбициозна. Сказала, что любит Ивана и согласна ехать с ним хоть на край света. А ведь так и случилось. Увёз молодого терапевта инженер-геофизик с собой в первую экспедицию, а потом - во вторую и десятую.

Денис в семье появился не сразу, а через пяток лет – то Василиса тяжелое подняла да надорвалась, то простыла, добираясь на холодном автобусе до соседней геологической партии, где тяжело болел рабочий. Всё никак не получалось. А как только наступила третья беременность, отправил Иван жену на всё время до родов домой, к родителям. Родился сын – крепкий и здоровый малыш, любимое и долгожданное чадо.
Но долго задерживаться дома Василиса не могла – в поле ждали своего врача с нетерпением и об ином - даже слышать не хотели. Поговорили молодые родители с бабушкой Маргаритой – матерью Василисы, отец в то время уже ушёл в мир иной – и  в пятимесячном возрасте остался Денис   на полное воспитание и попечение пожилой женщины, которая сама полагалась всю свою сознательную жизнь на мужа, да на домработницу. Была она душой добрая, но совершенно беспомощная в быту.
Пока парнишка оставался  дошколёнком, за ним смотрела нянюшка – «Какилия Каколовна». Была Кикилия Киркоровна и домработницей в доме, и давно уже  членом семьи. Прибилась когда-то, ещё в  молодости, к родителям Маргариты и осталась у них навсегда. А когда Денис пошёл  в школу, нянюшка заболела и умерла. Через несколько лет ушла и бабушка Маргарита.

Денис остался один в большой квартире, уставленной дорогой старинной мебелью, с хорошими деньгами, которые ему высылали родители каждый месяц на житьё-бытьё, и при полной свободе действий. Решили, что в пятнадцать лет сын уже достаточно взрослый и справится со всем сам. Он и справлялся, как мог. Во время отпусков мать  старалась, воспитывала, проверяла уроки, делая особый акцент на химии и биологии, желая всем сердцем, чтобы сын продолжил дело деда и прадеда и стал кардиологом. Но учебой он не блистал и в первый год  не поступил. Отслужив в Армии, Денис безропотно подал документы опять в медицинский. Тут уже пошли в ход знакомства, связи. И к великой радости Василисы Петровны парень был зачислен на лечебный факультет. Успокоившись, мать перестала докучать, вмешиваться в личную жизнь Дэна. Тем более, она заметила, что для сына общение с родителями, живущими много лет своей походно-полевой жизнью – тоска зелёная. Вроде бы соскучатся за несколько месяцев разлуки, час-другой поговорят, и всё – каждый занимается своим делом. Иван Никитич всегда чувствовал вину, что не дал жене поступить в аспирантуру и защититься, потому молчал, полагаясь на благоразумие Василисы в воспитании сына. В доме было всё: умные книги, вкусная еда и добротная одежда - полный достаток по тем временам. Но душевного контакта между поколениями в семье не получилось. Родители прекрасно понимали, что их сын уже давно в самостоятельном плавании: быстрые знакомства, перетекающие в близкие отношения в первый же вечер. Тем более квартирные условия позволяли водить девчонок хоть каждый день, воспитывать и докучать - некому. Внешность позволяла, стеснительностью не страдал, отзывчивый приятель, весёлый, готовый поделиться рублём – такой свободный типаж, рубаха-парень. Счет подружек быстро перевалил за десяток. Но гордой среди них оказалась одна Маруся. Дэн интуитивно чувствовал, а вернее даже был совершенно уверен, что она не избавилась от ребёнка – не тот у неё характер – но искать девчонку не стал. Ну, не нагулялся он ещё! А тут появилась Кармен – сама не промах. И закончилась у Дэна холостяцкая жизнь.


Василиса Петровна  прихварывала, никакая терапия и санатории не меняли положения. Пришлось уйти с работы совсем и помогать семье растить быстро появившуюся Натку, а потом - Павлика.
Иван Никитич ещё несколько лет мотался по экспедициям, и  тоже осел окончательно в семье. Чем заняться? В воспитательную стезю его уже не допустили – там за несколько лет его отсутствия сложились свои отношения – всё было налажено, росло, воспитывалось, формировалось и отслеживалось под управлением Василисы Петровны. Она нагоняла упущенное – не сына, так внуков-то она точно доведёт до ума.  Как говорится в старом анекдоте: «А у нас бабушка – самец». Так уж повелось в этой семье.

 Кармен закончила институт, а потом - аспирантуру, защитила кандидатскую диссертацию и спокойно делала карьеру, с радостью принимая помощь свекрови. Денис Иванович вначале лечил людей, а потом руководил, получив должность главного врача первой городской больницы. Дети росли умными, весёлыми лентяями. Частенько родители не были  в курсе учебы и секций-кружков своих чад – бабушка могла разрулить все «неуды» по предметам, споры и драки с одноклассниками, недоразумения в отношениях с учителями. Только случилось непоправимое: Василиса Петровна, совсем позабыв про себя, пропустила точку невозврата своей болезни, стала медленно и неуклонно слабеть. Но жаловаться она не привыкла, потому никто из семейных этого не замечал. Даже любящий муж.

 Иван Никитич ни с чем не спорил, никуда не вмешивался. С некоторых пор он стал чувствовать себя лишним в этом доме. Чтобы чем-то заняться и реже толочься у всех под ногами, купил, наконец-то, хорошую машину, построил для неё гараж – сам делал чертёж, закупал материал, сам возводил стены. И был необычайно горд своим детищем.
Только однажды Василиса Петровна не поднялась с постели. А через пару месяцев оставила сей мир.

 И что тут началось!
 Дед спозаранку уходил в свой гараж и стучал там до позднего вечера. Всё чаще - не возвращался даже на ночлег. Однажды к нему наведался Павлик. Посидел немного на топчане, который Иван Никитич притащил сразу после смерти супруги, предчувствуя, что послеобеденный сон теперь вряд ли дома возможен, как и сам, в принципе, обед.
- Дед, как ты тут?
- Да, ничего. Скреплю понемногу. А вы-то как?
- Живём под душераздирающие вариации мамаши. Ну, прямо, Жорж Бизе! Просперу Мериме и не снились речи нашей матушки Кармен! «Хамы! Бессердечные эгоисты! Кровати не заправили! В магазин не сходили! Свиньи – опять посуды гора на кухне! Я вам всю себя отдаю, жертвую личной жизнью! А вы?!»
- А что, Павлик, её личная жизнь не связана с семьёй и вами, детьми?
- Ну, дед, даёшь! Ты всё здесь в своём гараже пропустил! Наша матушка-Кармен всегда жила своей личной жизнью. Она у бабули спрашивала  перед родительским собранием, в каком классе мы учимся, в «А» или «Б»? А отец и на собрания никогда не ходил.
- Погоди-ка, внучок,  быть родителями сейчас считается жертвой? Я вот тут недавно прочитал в газете, как крыса отобрала у змеи своего крысёнка – вот это материнский рефлекс! Не побоялась! А представь, что  она предъявила бы претензии крысёнку за свою жертву!
- А это, дед, ты точный пример привёл! Матушка, как будто деньги в банк положила, родив нас, и ждёт проценты за свою материнскую жертву. Я ей так и сказал.
- А она … что?
- Понятия не имею. Я смылся сразу, предвидя обстоятельства. Наверное, выводила рулады ещё часа два. Говорю тебе, опера Жоржа Бизе. Проспер копыта бы откинул, описывая такую Кармен. В жутком сне не приснится.
- Ну, ты полегче. Это ведь твоя мать. А что отец?
- Да отец – просто, циник. Может и матом обложить, и заехать по шее – вот его воспитание. Раньше всё разруливала бабуля. И родители не ссорились.
- Да-а! – дед протянул неопределённо. Классно мы с тобой поговорили, внучок.
- Ты, дед, сам только не заболей. Кто ухаживать-то будет? В доме  - одни врачи с кандидатской диссертацией, сиделок – нет.
- Ну, не надо  меня раньше времени списывать. Я тут, в своём гараже, в идеальных условиях проживаю день. Никто не тревожит, рулады над ухом не выводит. Магазин рядом – хлеб и сыр с крепким чаем всегда есть. Давай попьём чайку, внучок. Дело к ужину клонится, не зря про чай вспомнил.
Дед даже удивлён был приходу Павлика. Раньше неделями никто не заглядывал к нему в личное хозяйство. Только Василиса, бывало, принесёт кусок пирога к чаю, да посидит с ним, поговорит о политических событиях – Иван всегда слушал радио и был в курсе, что творилось в мире и стране. А вот о событиях в семье она никогда не высказывалась. Никого из близких не ругала. Во время дефицита на прилавках, как могла, экономила, но не срывалась на детях и внуках по причине, от них независящей. Только пожурит немного деда  за пыль в гараже и грязные руки. И отдохнёт от домашних дел.

Однажды Иван Никитич зашёл домой за тёплой одеждой и нарвался на Кармен, пребывающую, как всегда, в плохом настроении.  Невестка, не задумываясь, отыгралась на старике по полной программе.
- Вот Вам, Иван Никитич, совсем всё равно, как  внуки и дети живут?
- Нет, не всё равно. Но для меня давно уже выбрано всеми вами место – в гараже.
- Нами? Это Вашей ненаглядной женой оно было выбрано! – завизжала Кармен. – Она убралась, видите ли, а мы тут расхлёбывать должны всю эту кашу, что она варила каждый день. А нам некогда! Мы работаем, между прочим! Деньги заколачиваем! Чтобы этим расп…ям было на что учиться  в будущем! Вы думаете, что они бесплатно поступят в институт? Вряд ли! Распустила их Василиса Петровна: учатся – так себе, талантами Бог не наградил, чего хотят в жизни – не знают! Отец спрашивает у Павла, куда планирует поступать, а он отвечает: хоть куда, лишь бы не в Армию идти. Представляете? Может, Вы соизволите бывать дома и следить за внуками? Между прочим, за Вашими внуками!

Иван Никитич и не против был бы почаще общаться с внуками, но уже слишком давно его отодвинули в сторонку. На обочину.  И он  суетится на этой своей обочине, оборудует её, делает, как может,  уютней и удобней. Но прекрасно понимает, что ничего у него не получится. С уходом Василисы  образовался в душе старика совершенный вакуум – нет в нём ни воздуха, ни цвета, ни звука. Закричи! И нет эха! Нет даже собственного голоса – откуда эху-то быть? Происходящее  Иван Никитич давно уже принимает спокойно, без ожесточения, с какого-то момента – даже без горечи. Только вот этого - «убралась» и «соизволите» - Иван Никитич уже не смог выдержать. Он с достоинством раскланялся и вышел из квартиры, спокойно прикрыв за собой двери.

Но спокойствие было только для внешнего вида – внутри старика всё клокотало и волновалось, как будто в его грудную клетку посадили вольную птицу, рвущуюся наружу, которая никак  не может смириться с пленом. Что бы Кармен ни говорила, как бы ни упрекала старика - не тянуло его домой, опостылело всё: будто только что Василису его из дома вынесли ногами вперёд.

А к вечеру совсем дед занемог, лёг на топчан, глаза закрыл и умер бы, если  не заглянул к нему в гости сосед из дома, что располагался рядом с гаражом. Редко заглядывал, а тут, как будто Бог его послал. Вызвал скорую. Приехала бригада и забрала старика с инфарктом в стационар.
 
Но в семье даже не хватились Ивана Никитича: «Не пришёл, и Бог с ним, ночевать ему есть где, не пропадёт». Только на следующий вечер сосед поинтересовался у Дениса Ивановича о здоровье отца. А тот и не в курсе, что увезли его во вторую городскую с инфарктом.
 
Приехал, конечно, нашёл хорошую сиделку, поговорил с врачами, заплатил за особый уход и больше не появлялся, выполнив, как ему показалось, свой сыновий долг. А старик, как и все пожилые люди, очень нуждался в теплоте и заботе.



В качестве иллюстрации - картина Геннадия Старовойтова "Полярные маки".