Солнце над фьордами. Часть третья. Гл. 20, 21

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ХЕЛЬ

Здесь сталь гнёт сталь.
И сталь крушит породы кости.
Стальною кровью полон цвергов рот.
Но трубный Синдри глас опять зовёт вперёд.
В огонь и грохот адской кузни.
Где слёзы  камня - сталь.
А слёзы  этой Стали  - Хеля муки
Стальной души в стальной разлуке.

Глава 20
Осень 855 г. Северное море. Побережье Юго-Западного Вестфольда. Уле Халльбьёрнссон и братья  рыбаки. Пробуждение от смертельного сна.

Осеннее Северное море у побережья Вестфольда, там  где  властно распростёрся в ширь, непосильную для обзора людского глаза,  залив Бохус, своими невидимыми, но мускулистыми водяными руками крепко вцепившись в линию скалистого берега, грозной, но дремлющей стихией нежилось под последними тёплыми солнечными лучами уходящей осени. И эту стихию нужно просто принять сердцем, нужно просто почувствовать. Этот изумительный малахитовый цвет волн, каменистый, но пустынный и чистый берег, наслаждающийся прибоем и ветром, который так любовно гладит увядшие прибрежные травы и перемещает пучки сухих водорослей. Вся прелесть Бохуса этой поры в воздухе. В осеннем морском воздухе не присутствуют никакие другие запахи, кроме запаха самого моря. Холодно, но не морозно. И можно часами наблюдать за бесконечным процессом накатывания волн на песок, умиротворяющим и изгоняющим дурные мысли. И главное - в полнейшей тишине, которую ничто не способно нарушить. Кроме, конечно, голоса самого моря и чаек. Этого самого прекрасного и таинственного моря Севера... Оно уже не такое ярко-синее, зато в его тона вплетаются загадочные нотки бирюзовой палитры. От темного малахита у берега оно светлеет до аквамарина к горизонту.  Заходящее, осеннее солнце плавно погружается в море, образуя ступенчатую, лиловую дорожку до самого берега. Белые «барашки» волн, принесенные на берег морским бризом, покрывают легкой пеной гальку и мелкие ракушки... 
      Утлая, но достаточно широкая и устойчивая, лодчонка неспешно двигалась к берегу от дальнего края залива, пересекая лиловый след заходящего солнца. Рыбаки возвращались после удачного лова с полными сетями рыбы. Два молодых человека, промёрзшие и уставшие за день рыболовства, устало налегали на вёсла. Старшему минуло четырнадцать зим и в нём без труда можно было угадать бесспорного лидера пары. Лицо его было правильным и слегка смуглым, глаза серыми и живыми, старающимися приметить  всё, что происходит вокруг. Угловатость его фигуры компенсировалась сильными и ловкими руками. Одет он был в поношенную накидку из овечих шкур и такую же шапку. Его напарник был на четыре зимы младше, худее и грязнее, вдобавок ешё и трясся мелкой дрожью от холода и усталости, а старый и вытертый плащ из козлинных шкур составлял весь его наряд. Тонкие уставшие руки младшего судорожно сжимали весло, ставшее неподъёмно тяжелым.
   - Сигфрёд, брат, я очень устал, замёрз и вдобавок нестерпимо хочу есть, а сил грести нет совсем. Вся надежда на тебя. Выручай, брат! - упрашивал старшего замарашка.
  - Хомрад, я тоже замёрз и устал, но не могу грести за двоих. Смотри сколько крупной и жирной рыбы мы наловили сегодня. Много. Лодка стала тяжёлой, поэтому и грести нелегко. Думай о том, как мы будет греться у очага и есть её, есть до отвала. И тогда тебе будет легче грести и мы быстрее достигнем берега, - ответил его брат, которого звали Сигфрёдом. Вдруг он повёл носом по ветру и насторожился, а затем резко обернулся назад. То, что он увидел, заставило его замереть от ужаса и лишиться речи. В пятидесяти шагах за его спиной по воде двигался гигантский костёр и это от него несло гарью и дымом, запах которого уловил чувствительный нос Сигфрёда. Ветер сейчас дул в сторону берега и, поэтому гнал огонь прямо на судно рыболовов. Расстояние между ними быстро сокращалось. И это вывело Сигфрёда из оцепенения. Чтобы избежать столкновения, нужно было уйти назад в залив или обойти плывущий факел слева, но в любом случае, что-то нужно было делать, и как можно быстрее.  - Хомрад, братец, уходим влево. Греби изо всех сил, если не хочешь сгореть! Напрягись, брат! Давай, греби быстрее! - крикнул Сигфрёд сорвавшимся от волнения голосом и ударил своим веслом по воде. Лодка стала стремительно смещаться влево и в глубь залива, обходя огонь по широкой дуге. А плавучий костёр дошёл уже до мелководной прибрежной полосы и  ударился о коменистое дно. Удар был такой силы, что осыпал и сбил огонь в воду. Головешки плавали на поверхности недолго  -  они  шипели и быстро тонули, черня белые «барашки» прибоя. Только небольшой островок оставался торчать из воды. Лодка завершила круг и приблизилась к месту затопления плавучего костра, к тому самому островку, где одиноко выступал из воду холмик тёмно-серого цвета со следами копоти. Она не села на камни, хотя и была полна рыбы. Подростки, мучимые интересом к происшедшему, приблизились, аккуратно работая вёслами.
    - О, светлые боги, Сигфрёд!  Смотри, это же мертвец! Я боюсь мертвецов. Видеть их значит украсть свою удачу. Давай скорее добираться до берега. Давай быстрее уберёмся отсюда. Мне страшно... Помоги, брат...- испуганно забормотал  Хомрад, отворачиваясь и силясь не видеть, того, что стремилось попасть и остаться в его глазах.
   - Не трусь, братишка! Не уподобляйся зайцу, ведь наш родовой знак - ворон, а он трусливым быть не может. Хомрад, смотри внимательнее! Это  - человек и он лежит на остатках носовой части судна. Судя по её размерам, судно было немаленьким. Возможно, это была большая лодка, во много раз больше нашей. Но эта лодка была не простой, а  погребальной. Поэтому и плыл по воде огромный костёр, а потом судно попало на мель и развалилось, огонь же погас от соприкосновения с мокрой водой. Помнишь, братец, дед Ормульф сказывал, что у викингов есть такой обычай - хоронить своих павших в пылающих кораблях, чтобы с огнём и дымом они попадали в Вальхаллу на пир богов. Этот же человек не похож на викинга, скорее -  на земледельца. Хотя одежда его грязна от копоти, как и лицо, видно, что он не морской разбойник и не из господ. Мне даже кажется, что он дышит. Во имя Тора, не трусь и подгребай вплотную к нему, - успокоил и приободрил брата  Сигфрёд. Через несколько мгновений они подобрались к телу человека, ноги которого находились в воде, а голова подбородком упиралась в грудь, поднимаясь и опускаясь в такт редкому дыханию. Глаза его были открыты и немигующе смотрели на нежданных и незванных гостей. И вот брызги воды от весла лодчонки упали на лицо найдёныша. Он зашевелился телом и попытался поднять ноги из воды. Но у него ничего не получилось, лишь хриплый стон сорвался с обветренных и высохших губ. Он был ещё жив и у подростков теперь не оставалось в этом сомнений. Не сговариваясь, отбросив страх, сомнения  и колебания, они устремились на помощь. Братья соскользнули в воду с борта лодки (глубина здесь была небольшая  - не доходила до уровня плеч) и окружили незнакомца с двух сторон, затем накинули на его тело рыболовную сеть и обмотали вокруг. А дальше пошла привычная для них работа  - вытягивание и погрузка улова в лодку, только в этот раз «улов» был на много тяжелей и габаритней, но подростки справились с этой задачей, напрягаясь, пяхтя и отплёвываясь от морской воды, они погрузили тело в лодку и руками стали толкать её к берегу, опираясь ногами о каменистое дно залива.
       Прошло немного времени, а лодка уже упёрлась носом в песок берега и замерла, слегка накренившись влево. За время транспортировки найдёныш не подавал каких-либо признаков жизни, он даже не стонал. Братья выбравшись на берег, стали интенсивно прыгать, скакать и бегать, чтобы побыстрее согреться. 
   - Хомрад! Беги в деревню и зови людей на помощь, да поторопись, иначе я окончательно  замёрзну. Беги во всю мочь, брат! А я останусь здесь ждать тебя с помощью и караулить найдёныша. Хомрад не заставил просить себя дважды и бегом припустил в сторону деревни. Сигфрёд, бегая для согрева вокруг лодки, наконец-то нашёл время внимательнее рассмотреть найденного и спасённого ими человека. Это был мужчина, примерно, тридцати зим от роду, высокий и статный. Глаза страдальца были плотно закрыты. Его лицо казалось слегка угловатым, но мужественным, со следами подпалин и чёрными крупными точками на щеках, выдающими  род занятий спасённого, который несомненно был кузнецом.  Такое же лицо было у отца братьев, кузнеца Хардвина Умелого, вспомнил Сигфрёд.   Спасенный был одет в сильно загрязнённую копотью, тонкую шерстяную рубаху светло-серого цвета, левая сторона которой была в тёмно бурых пятнах и потёках, а на груди сиял золотистым металлическим блеском амулет Тора в виде маленького молота. Волосы найдёныша были длинными, тёмно-русыми и слегка вьющимися, так же со следами копоти и мокрыми от морской воды. Сапоги выглядели  изрядно тронутыми огнём, но остались целыми - без трещин и прогарин.  Что-то необычное в этой фигуре, какое-то несоответствие в ней, заставило задержаться взгляд Сигфрёда на уровне груди найдёныша. И через мгновение он понял, что задержало его взгляд. У спасённого не было левой руки -  рукав и сама рука ниже локтя отсутствовали. От этого ужасающего зрелища Сигфрёду сразу стало жарко, а бег его замедлился. В конце-концов он совсем остановился, не в силах оторвать взгляда от тела спасённого. Страх сменился интересом, и Сигфрёд  вплотную придвинулся к борту лодки, а затем положил свою ладонь на лоб найдёныша.
    Рука подростка ощутила холод и влагу. Холод обескровленного,  замерзающего, но ещё живого человека. Подросток полностью овладел собой: он достал деревянную флягу и влил немного воды в раскрытый рот найдёныша, затем начал растирать руками его шею и грудь, усердно старась вызвать хоть какой-нибудь прилив крови и покраснение кожи под своими ладонями. Так делал его дед Ормульф, согревая и восстанавливая изрядно замёрзших, но еще живых охотников и рыбаков из их селения. Парень очень старался, он совсем забыл о времени, своей усталости, голоде, холодной погоде. И боги вознаградили его за труд. Спасённый открыл глаза и положил правую руку на плечо подростка.  - Кто ты и где я? - хрипло спросил найдёныш. - Я - Сигфрёд из деревни Лосиный бор. Ты на берегу бухты Каменный Плёс, что на побережьи Юго-Западного Вестфольда, землях конунга Олава Гудрёдссона. Мы с братом сняли тебя с остатков большой лодки, которая сгорела и развалилась, налетев на подводные камни в нашей бухте. Откуда ты? Ты - викинг? Где тебя ранили, почему у тебя нет левой руки и почему тебя решили сжечь? Ты преступник и  кого-то убил? - ответил ему подросток, и не удержившись, сам стал задавать вопросы.
     - Не бойся, я - не викинг и не преступник. И я не сделаю тебе ничего плохого. Меня зовут Уле Халльбьёрнссон. Я - кузнец из Нордберга, который находится в Восточном Вестфольде. Его сожгли свейские викинги, а жителей перебили. Меня же они ранили, отрубив левую руку и бросили, посчитав мёртвым. А дальше я ничего не помню. Помню только, что ногам было жарко, а голове -  холодно, и в ушах постоянно шумели море и ветер. Почему же я так долго спал и не мог проснуться? И спал ли я? Когда я открыл глаза, мне показалось, что я уже умер и нахожусь в Хеле, а ты, Сигфрёд  - демон из подземного мира мёртвых. Да, я защищаясь, убил  трёх, а может быть и четырёх морских разбойников, но они сами сожгли наше городище Нордберг, запалили мою кузню и хотели убить меня,  мне же ничего не оставалось, как обороняться молотком, единственным моим инструментом, который избежал огня. Их было четверо опытных и хорошо вооруженных убийц против меня одного... - медленно, тихим и срывающимся голосом отвечал спасённый.
    - Слава,Тору! Я рад,Уле, что ты наконец проснулся от смертельного сна и заговорил. В нашей деревне я видел людей, которые умирали от ран или болезней, а потом через некоторое короткое время возвращались к жизни. Дед говорит, что это была не настоящая смерть, а всего-лишь смертельный сон: боги не были готовы принять этих людей в Асгард в то время, потому что их путь в Мидгарде был не завершён, а Хель сам не захотел принять к себе невинных, и они пробуждались от этого сна, а пробуждаясь продолжали жить. Видимо, твой путь в Мидгарде ещё не закончен и то, что тебе начертано богами совершить, ты ещё не совершил, - как взрослый и мудрый человек, утешал спасённого Сигфрёд.
     - Да, хранят тебя светлые боги вечно, отважный отрок Сигфрёд...Спасибо, тебе и твоему брату, что спасли меня. И ещё спасибо тебе, что пробудил меня от смертельного сна. Быть тебе великим лекарем. Но что же теперь будет со мной? Как мне дальше жить в этом мире? Как жить без родины, без дома, без друзей, без ремесла, дающего смысл всей моей жизни? Нет, я не ошибся, очнувшись и снова увидев свет,  -  здесь и сейчас начинается мой Хель. И теперь я навечно буду обречён одиноко скитаться в нём.
     На разговор с Сигфрёдом Уле потратил последние силы. Он очень устал, телесная слабость и переживания пересилили порыв желания разобраться в происходящем, его глаза закрылись и он снова провалился в забытьё. Он не слышал, как  маленький Хомрад пришёл с подмогой и привел на берег почти всю деревню. Как его, завернув в толстый чистый холст и прикрыв старыми шкурами, погрузили на телегу и повезли в лесную деревню, как споро разгрузили  улов из лодки и сложили его на волокуши. Люди не торопились излишне, но и не медлили, каждый всё делал и двигался в привычном для себя темпе, выработанном за годы жизни в лесной деревне возле моря. Цепь людей с телегой, двигаясь обратно, растянулась на двадцать шагов. Подростки завершали шествие, гордо поглядывая друг на друга.
   - Ну, что, братишка Хомри? Ты отошёл от испуга и тебе этот человек больше не кажется ужасным мертвецом? То-то ты припустил, когда я тебя послал за помощью, только пятки засверкали! Почему так долго ходил за подмогой? Может ты даже перекусить успел, пройдоха? А я, поверь, разговаривал со спасённым нами человеком и у меня хватило смелости и духу заговорить с ним и даже помочь ему. Он - не викинг. Его зовут Уле и он - кузнец из Восточного Вестфольда. Уле получил тяжелую рану: свейские викинги пытались убить его и  отрубили ему левую руку, а он одним своим молотком убил троих.
   - Фрёди, брат! Я всегда доверял твоей смелости и  рассудительному, как у старейшины  Фридхольда, уму. И я рад, что такой человек, как ты -  мой брат. Я горжусь тобой и мечтаю, что мой брат Сигфрёд, благодаря его уму и смелости, когда-нибудь станет знаменитым человеком и вытащит нас из нищей лесной деревни, вот тогда не надо будет надрываться круглый год, ковыряясь в земле и таская тяжёлые сети с рыбой, чтобы прокормиться и справить хоть какую-нибудь приличную одежду.
   - Хватит жаловаться, Хомри. Давай, братишка, догонять своих! Да и отец, наверное, уже заждался нас. Нужно спешить, потому что уже темнеет, а осенние ночи приходят внезапно.
    Братья обнялись и весело шутя, переговариваясь и посмеиваясь над своими прежними страхами, поспешили в голову цепочки людей, которая уже была на полпути к лесной деревне.
__________________
Хель -  в скандинавской мифологии царство мёртвых (в подземном мире), называемое также Нифльхель,  и подземная кузница Тора, в которой гномы - цверги куют для него волшебное оружие, готовясь  к последней битве богов, Рагнарёку. А так же, в контексте части, Хель -  ущербное состояние человеческой души и её возрождение, полная лишений жизнь новобранцев, их непомерные усилия  в овладении воинской наукой. Хель - тьма и слепота духа, но после тени бывает свет. Долгожданное же прозрение после долгой слепоты - или божественное чудо, или закономерный процесс, подтверждающий, что у всего есть начало и есть конец.
Сигфрёд - редкая норвежская адаптация германского имени Зигфрид, более частая и устоявшаяся- Сигурд.

Глава 21
Осень 855 г. Побережье Юго-Западного Вестфольда. Лесная деревня Лосиный бор. Род Лесного Ворона. Уле и старейшина Фридхольд  Большеголовый. Целительские способности Ирмгард Молчаливой.

Смеркалось, постепенно лес окутывался мрачной  и холодной осенней  мглой. Тёмные стволы и ветви деревьев впечатляюще смотрелись на фоне пронзительно глубокой синевы неба. Ветер с моря без устали качал деревья с пожелтевшею листвою, а та, издавая последний шелест, пёстрыми перьями опадала на следы звериных лап, покрывающих  лесные тропинки.  Осеннее солнце неудержимо клонилось за линию заката, скользя своим розовым перламутром по буро-золотым, отживающим последние дни, кленовым листочкам. Маленькие елочки и большие, массивные ели не боятся зимы и холода, они так и остаются стоять в своем вечно-зеленом наряде, делая и без того жутковатый, но до боли в груди красивый лес, еще более мрачным. От запаха прелой листвы и хвои тяжело дышать, и кружится голова, но как же приятно вдыхать жителям лесной деревни этот чистый, пропитанный последними лучиками солнца, аромат леса. Где-то рядом по стволу дерева пробежала белка и, заметив поблизости чужаков, ловко юркнула в дупло большого старого дуба. Над головами людей, входящих в лесную чащу, с гулким карканьем, разнёсшимся по всему лесу, пролетел ворон и скрылся где-то меж деревьев. Несмотря на позднюю осень, в лесу продолжалась жизнь и все живые существа, находившиеся там знали и верили, что когда-нибудь на смену этой прекрасной в своём увядании осени, придет теплая, счастливая для всех, весна, которая пробудит их любимый лес от будущего долгого зимнего сна.
    Широкая лесная тропинка вывела группу людей, сопровождавших телегу и волокуши с рыбой, к лесному селению - ряду домов, стоящих полукругом. В полутора десятках старых и покосившихся от времени строений коротали свой век две с половиной дюжины жителей разных возрастов, постоянно занятых работой на распаханных клочках лесной земли, рыбной ловлей и круглогодичной охотой. Стайка детворы с шумом и смехом кинулась на встречу взрослым, возвращающимся от берега с добычей и редкой находкой: не часто удавалось селянам  найти на берегу кого-либо живыми после осенних штормов и крушения судов о каменистое дно залива. А тут такая неожиданная и живая находка. Вперёд, не зло шикнув на детей, которые тут же рассыпавшись, как горох, прянули в стороны, выступил мужчина с густой и длинной  седой бородой, серебристыми, как изморозь, усами и непомерно большой непокрытой головой. Одет он был в длинный заячий плащ мехом наружу, а на руках его  поблескивали широкие серебряные браслеты, в чеканный орнамент отделки которых, вплетались причудливым узором цветы, деревья и животные. На груди пришедшего висел большой глиняный амулет в виде лесного ворона, отливающий лаковой чернотой и сияющий кристаллами хрусталя в тех местах, где должны были находится глаза гордой птицы. Прибывшие склонились перед ним в почтительном поклоне, отдавая дань его возрасту, мудрости и положению в деревне. Это был старейшина, Фридхольд Большеголовый, многие годы помогавший жителям селения дельными советами и постоянно участвовавший в решении его насущных проблем, исполняя обязанности бессменного старосты. Фридхольд степенно приблизился к остановившейся по его знаку телеге.
       - Парень кузнеца Хардвина Умелого, Хомрад, уже рассказал мне о случившемся и поведал обстоятельства спасения чужака. По его словам он был очень плох и боюсь, что вы привезли в деревню мертвеца, а это - плохая примета. Так распеленайте же его скорее и дайте на него взглянуть! Сигфрёд, он говорил с тобой, ведь ты долго оставался подле него и мог слышать его голос? Что он сказал о себе и как объяснил своё появление у наших берегов, - слегка волнуясь, обратился старейшина к Сигфрёду и части его односельчан, окружавшей телегу с даром моря. Остальные жители селения бросились разбирать и сортировать улов, готовить еду.
      - Он  -  норег из Восточного Вестфольда и кузнец, а зовут его Уле... Он сказал, что на его городище напали свейские викинги, всё сожгли, а жителей перебили. Он  - не воин, но бился с ними и ему удалось убить троих грабителей своим молотком. В этой схватке он был тяжело ранен и не помнит, что было дальше... Найдёныш недолго говорил со мной после того, как мы с Хомри достали его из воды, быстро ослаб и ушёл в забытьё. Видимо очень замёрз и потерял много крови, - почти скороговоркой ответил Сигфрёд на  вопросы Большеголового. Наконец Уле был освобождён, от толстого и плотного холста, которым селяне обмотали его, спасая от холода. Старейшина Фридхольд Большеголовый приблизился вплотную к телу Уле, придирчиво его оглядел, послушал его редкое и поверхностное дыхание, глянул на культю левой руки, осмотрел и понюхал саму рану, окончив осмотр спасенного, наложением руки на лоб раненого, староста поднял свою большую голову и обратился к окружающим:
      - Слава богам, он жив, хотя и очень плох! Много поколений назад наши предки, готы из Гётланда, что за Северным морем, ступили на этот берег и здесь образовался, стал жить и крепнуть наш род, род Лесного Ворона, сохраняя  германские обычаи, традиции и священные имена. Мой прадед помнил, как сюда пришли нореги и породнившись с нами, стали лучшими в нашем роду, перестав, наконец пренебрежительно звать нас «гаутар». И тогда, и сейчас так же, нам с ними нечего было делить, да и боги у нас были  и остаются общими: для нас он -  Вотан, а для них - Один, для нас - Донар, а для них -Тор. Нас всегда объединяло  общее желание жить вместе, вольно и достойно: лесом с его зверями, морем с его разнообразными дарами, пашенной землёй с её хлебом и овощами - каждый надел богов давал нам обильный урожай. Но никогда доселе море не посылало  нам такого дара как сегодня. Посмотрите на грудь чужака! Что вы там видите ? Что там так блестит и переливается, притягивая взор? Это - амулет Тора, надёжного защитника этого норега. Это он спас ему жизнь и определил его судьбу. А спасённая жизнь одного удачливого, приносит удачу всем.
    - Кто мне скажет, - после короткой паузы спросил Большеголовый, - почему духи воды забрали его лодку, а самого раненого и немощного от потери крови оставили живым?
Все окружающие промолчали, и старейшина  Фридхольд ответил сам:
     - Потому что его гибель была не угодна ни Судьбе, ни богам! Не очевидно ли, что найдёныш этот пользуется особенной их благосклонностью? А раз так, позаботимся же о нём, и он принесёт нам удачу и  счастье! Хорошо иметь умных и расторопных помощников, радеющих о пользе для своих родовичей! Да, это я о вас, Сигфрёд и Хомрад, сыновья уважаемого кузнеца Хардвина  Умелого! Ведь оказавшись на вашем месте, каждый из нас изумился бы и испугался, увидев полумёртвого человека, лежащего на остатках сгоревшего судна и не тонущего, при этом, в холодной морской воде. Ни огонь, ни вода не взяли его! Однако только Сигфрёд сообразил, что чужак спасся неспроста, что сама судьба защитила его и теперь посылает его нам, как знак своего расположения. Как ты думаешь, Хардвин  Умелый, смог бы простой кузнец, ну вот ты, например, уничтожить в одиночку четырёх вооруженных до зубов и натренированных убийц? Я думаю, что не смог бы. А у норега это получилось. И это опять указание судьбы на его исключительную удачу. А кто посмеет пренебречь указанием судьбы? Только могущественные боги?! Но и самих богов судьба  порой одаряет удачей или метит неудачей. Каждый знает, что судьба может наделять людей разными видами счастья или несчастья. Есть люди, которым неизменно везет в битвах, а есть такие, которых постоянно преследуют беды. Одни своим присутствием вызывают попутный ветер, другие навлекают бурю. Неудачников опасно иметь на любом судне, поэтому лучше сразу выбрасывать их за борт. Наш найдёныш не погиб в страшной пасти огня и спасся от не менее страшного в эту пору моря. Две таких удачи в один день внушают доверие. А у нас, как известно, особенно ценятся и удачливые люди, и люди, вызывающие такое доверие. Не медлите, несите его в мой дом!
Его сыновья, Готхольд Охотник и Гантрам Быстрый, с помощью кузнеца и ещё двух селян, спешно подняли огромный тяжелый свёрток из телеги и понесли в дом Фридхольда Большеголового.
      На пороге дома старейшины их встретила жена Большеголового, Ирмгард Молчаливая. В своей жизни она мало говорила, но много делала, и даже сейчас, не смотря на свой преклонный возраст и седую голову, всегда действовала споро и толково. Всё селение  уважало её за это умение: внимательно, ничего не пропуская, слушать; выбирать самое нужное и важное из услышанного; всегда и везде поспевать; не задавать лишних вопросов. Она знаком распорядилась поместить Уле возле пылающего очага. Её безмолвное указание было тут же исполнено, а помошники быстро покинули дом, оставив его хозяев наедине с находкой. Ирмгард, с помощью сыновей, быстро окончательно освободила промёрзшего Уле от холстины, и не обращая внимания на его наготу, поместила на лежанку, покрытую шкурами оленя. Уле был по-прежнему бледен и редко дышал, лицо его осунулось и заострилось, потрескавшиеся губы оставались крепко сжатыми. Лишь только подрагивающие веки и стремление повернуть голову к приятному теплу очага, говорили о том, что жизнь его ещё не покинула, а теплится где-то в глубине этого большого и сильного тела. Ирмгард прониклась ситуацией и не суетилась попусту, она размеренно двигаясь по всему дому, набирала в руки необходимое и ставила рядом с лежанкой раненного: горшочёк с бараньим жиром; плошку тёплой воды с растворённой в ней золой; широкогорлый кувшин с горячей водой и сухим полотенцем поверх него; длинные и широкие полосы чистого холста. Большие пучки сухого шалфея, ромашки, зверобоя и тысячелистника она заварила в небольшом котелке, бурлившем и шипевшем  над огнём очага, а отвар перелила в щирокую и плоскую глиняную ёмкость. По всему видно было  - она знает, что делает и никто не стремился ей помочь или вмешаться. Ирмгард только кивнула мужу и жестом указала на правый от очага угол дома. И  Большеголовый понял её без слов. В этом светлом углу стояли деревянные фигурки богов, охранявшие дом и его хозяев от несчастий и всех напастей жизни.
       - Сыновья, давайте принесём малую жертву богам и помолимся, прося помощи и удачи для  вашей матери, ради выздоровления раненного, - произнес  Фридхольд и, бросив в очаг кусочек жареной рыбы и пролив туда несколько капель молока, вместе с сыновями присел напротив божественных фигурок. И они тихим голосом начали молиться...
        Ирмгард же, не реагируя на бормотание мужчин, занялась своим делом: она несколько раз бережно обмыла тело спасённого горячей водой и насухо вытерла  обратным концом полотенца; интенсивно натёрла всё его тело жиром; обмыла рану тёплым раствором золы,  удаляя запёкшуюся кровь и копоть, отрезав предварительно остатки левого рукава рубахи; распаренные растения достала из глиняной плошки и растерев их между ладонями, поместила на поверхность раны; наложила повязку из полос холста, не туго перебинтовав культю, до уровня подмышки, чтобы повязка не сбивалась; ещё тёплый отвар трав влила в рот раненного , используя две деревянные ложки, одной раскрывая рот, а второй аккуратно заливая травяное варево. И после всего этого укрыла раненного тёплым одеялом из медвежьей шкуры. Уле порозовел и задышал чаще и ровнее. Кровь начала гулять по его телу, придавая ему силы и энергию. Теперь он крепче стоял на пути к жизни и был объят глубоким сном, медленно, но верно выздоравливающего человека. Готхольд Охотник и Гантрам Быстрый также быстро заснули. Но отец  их и мать, не смотря на тяготы и заботы прошедшего дня, ещё долго не могли заснуть. Они так и сидели возле очага, гладя друг-другу в глаза.
       - Не нравится мне его рана на руке, она уже начинает пахнуть и чернеть - это плохой признак, вслед за которым приходит огневица... - прошептал Большеголовый жене и та кивнула ему в знак согласия и понимания.
      - Рано утром разбуди сыновей, пусть запрягут лошадь в телегу или сани, в зависимости от погоды. И пусть возьмут сыновей кузнеца Хардвина в подмогу. Нужно везти раненного на Заячий холм, к Ормульфу Тощему, он хоть и колдун, но лекарь отменный. Тебе одной не справиться... А он повидал многое и порою творит чудеса, в которые мало кто верит, но результаты его целительства видят все... - снова обратился к жене Фридхольд и она опять соглашаясь, кивнула.
       А за околицей деревни внезапно и бесповоротно наступила скандинавская зима. Повалил густой мокрый снег, тяжёлый и бесконечный. Холодный северный ветер закрутил позёмку вокруг лесных деревьев и домов селения, завывая и ухая... И ночная тьма превратилась в серую всепоглощающую мглу. Так в Вестфольд пришла зима...Пришла всерьёз и надолго.