Портал. Глава 40. У Наташи

Мы парили высоко в небе и каждой клеткой кожи ощущали свежесть прохладных воздушных струй, которые играючи увлекали нас то ввысь к снежно-белому небесному своду, то обратно вниз, словно мы проваливались в яму или катились на санках с крутой ледяной горки. Дух захватывало от этих волшебных качелей. Далеко-далеко вокруг нас синевато-белесыми грядами уплывали за горизонт островерхие горы в пушистых снежных шапках, а прямо под ногами в бирюзовой дымке зеленел лес, пронизанный искрящейся змеей широкой спокойной реки, излучины которой так сильно светились, что от этого начинали болеть глаза. Между тем, солнца не было видно. Светилось все небо. Я хорошо помнил этот эффект, но для Наташи, которую я по-прежнему крепко держал за руку, это было полной неожиданностью.

В какой-то момент щенячий восторг на ее лице сменился озабоченностью и даже легким волнением.

– Здесь что, люди могут летать? – прокричала девушка, стараясь побороть шум ветра в ушах.

– Ага, – ответил я, – здесь все возможно. Привыкай помаленьку.

– Или мы падаем? – испугалась Наташа. – Мы не разобьемся?

– Даже не думай об этом! – прокричал я в ответ, но поздно. Мощная сила земного притяжения вырвала ее из моих рук и увлекла вниз.

Я и моргнуть не успел, как любимая исчезла из виду. Боже мой! Что я наделал! Почему сразу не предупредил, что мысли здесь материализуются?

– Белый! Помоги! – инстинктивно заорал я что было сил, и в тот же миг краем глаза увидел, как внизу промелькнула невзрачная бледная тень.

Присмотревшись, я различил серебристую поверхность некоего летательного аппарата, зависшего между небом и землей, метрах в двухстах ниже меня. Он имел веретенообразную форму и смахивал то ли на ракету, то ли на сигароподобный дирижабль с гигантскими крыльями, похожими на паруса. Я сразу узнал его. Аналогичные устройства я видел, когда посещал Шамбалу в прошлый раз. Помню, как они величаво парили над Калапой, но мои мысли тогда были заняты совершенно другим.

Не прошло и трех секунд, как я оказался на одном уровне с чудесной машиной. Вдоль ее вытянутого тела, изготовленного, судя по блеску, из какого-то белого металла, наблюдались четыре ряда открытых окон округлой формы: два ряда по бокам судна, один ряд сверху и один – снизу. Из этих отверстий торчал частокол длинных подвижных мачт, к каждой из которых был прикреплен узкий треугольный парус, напоминавший носовой кливер на бушпритах старинных кораблей. В каждом ряду было что-то около дюжины мачт, и все они двигались. Возникало ощущение, что на самом деле это вовсе и не паруса, а гигантские весла, или рули, которые волнообразно поднимались и опускались, подчиняясь неизвестному мне ритму, словно какой-то фантастический организм, похожий на огромную серебристую многоножку, плавно бежал по небосводу, слаженно перебирая своими тонкими членистыми конечностями.

В передней части воздушного корабля располагалась открытая площадка с изящной балюстрадой и красивыми бронзовыми светильниками по бокам. Несмотря на ясный день, фонари были зажжены, и их свет придавал всему окружению приятный золотистый оттенок. Одной частью эта терраса, покрытая массивной мраморной плиткой, нависала над металлическим корпусом судна, а другой крепилась к широкому основанию остекленного проема, ведущего внутрь машины. В больших импостах, разделявших стеклянную стену на арки, высились каменные кариатиды, держащие в руках такие же фонари из благородного металла. У парапета, опиравшегося на резные балясины в виде изогнутых хвостами кверху рыб, стоял Белый и приветливо улыбался.

– Ну, здравствуй, здравствуй, мой друг Дмитрий Кляйн по прозвищу Шаман. Вот мы и встретились снова, – распевно произнес махатма своим красивым низким голосом.

– Белый, прости, не до церемоний мне! – вскричал я в сердцах. – Здесь Наташа. Она пропала. Я боюсь, не разбилась ли…

– Ой, я тебя умоляю, – глаза Белого заискрились озорным огоньком, – ты все еще никак не поймешь, как тут все устроено. Не волнуйся, с Наташей ничего не случится, с ней вообще не может случиться ничего плохого. Пойдем внутрь, нас уже ждут.

Он взял меня за руку и настойчиво потащил к раскрытым настежь дверям балкона. Внутри корабля оказалось так же светло, как и снаружи. Перед нами простиралась широкая мощеная улица, уходящая далеко вглубь судна, по бокам которой располагались виллы и мраморные дворцы, украшенные рядами золотых и серебряных статуй, местами увитые густым плющом и виноградом. Повсюду порхали то ли пестрые птицы, немного похожие на длиннохвостых попугаев, то ли гигантские бабочки. В уютных палисадниках, отделявших здания от дороги, резвились дети, игравшие с неизвестными мне животными. Впрочем, кажется, в руках одного малыша я увидел мохнатого и пушистого белого щенка, а чуть поодаль еще одну собаку без ошейника и поводка, смирно сидевшую у ног хозяина. Кое-где журчали фонтаны, и все вокруг было напоено безмятежной свежестью, как бывает ранним летним утром в лесу. Людей вокруг было довольно много, но они не производили впечатления толпы и не издавали почти никакого шума, кроме тихого мелодичного пения и добродушного звонкого смеха. Все вокруг дышало радостью, размеренностью и удовлетворением. Торжественность чувствовалась буквально во всем, а отсутствие суеты расслабляло, успокаивало и умиротворяло.

Дорога привела нас к мраморной лестнице, устремленной к вершине холма, где на небольшой площади возвышался храм с величественной колоннадой, поддерживающей строгий портик поверх резного архитрава, украшенного растительным орнаментом. Так мог, наверное, выглядеть Парфенон, если бы не капители колонн, увенчанные каменными слонами и лотосами, вместо простых и аскетичных форм дорического ордера.

Приглядевшись я увидел, что на белоснежном барельефе фронтона неизвестный мне скульптор весьма искусно изобразил жестокое сражение людей с демонами, а поверх битвы в клубах дыма и вихрях пламени кружили страшные наги с бронзовыми крыльями. Центральную часть барельефа занимала фигура прекрасной амазонки верхом на огромном золотом драконе. Девушка выглядела спокойной и величественной, что резко контрастировало со всем трагизмом батальной сцены.

У подножья храма на резном стуле из человеческих костей и слоновьих бивней восседал седовласый человек в золотом плаще. Когда мы приблизились, я узнал в нем старика Загорского. Он пребывал в глубоких раздумьях, а может быть, даже дремал, полуприкрыв веки, и казалось, совсем не замечал нашего появления.

– Дядя Коля! – радостно воскликнул я, беззастенчиво бросившись к профессору.

– Привет, Шаман, – спокойным голосом ответил старик, не открывая глаз, словно и не думал прерывать своей медитации, – я тоже очень рад тебя видеть, только прошу, не надо столько шума. В ушах звенит.

– Ой, извини, я совсем не хотел тебя потревожить, – сконфузился я и пристыжено замолчал, ожидая, что еще скажет мой друг и наставник.

Но дядя Коля ничего не ответил, он даже не двинулся, и лишь беззвучно улыбнулся своей фирменной лучистой улыбкой, от которой мне снова стало легко и радостно на душе.

– Приветствую, тебя, о учитель, – почтительно произнес Белый, слегка поклонившись и приложив руку к сердцу.

Профессор кивнул в ответ и, не сказав ни слова, указал на храм.

Белый направился к входу, и я поплелся за ним, временами оглядываясь на неподвижного профессора.

– Скажи, Белый, почему ты тоже называешь его учителем? – поинтересовался я.

– Потому что он и есть учитель, великий гуру и несравненный мастер снов, пронзающий пространство и время, – задумчиво ответил Белый. – Разве ты не заметил его золотого плаща?

– Хочешь сказать, что дядя Коля это одновременно и человек, и ангел?

– Точнее будет сказать благословенный светлоликий Азар, или муж, принявший свое высшее Я, сросшийся со своим верховным эго, именуемым Манасом. Но ты ведь и сам уже знал об этом. Разве не так?

Я понимающе кивнул и мечтательно произнес:

– Догадывался, конечно. Помнится, ты говорил, что когда-нибудь и мы с тобой тоже сольемся в единое целое.

– Точно, – Белый улыбнулся и остановился в двух шагах от входа в храм, неожиданно по-отечески взяв меня за плечи и пристально посмотрев мне прямо в глаза, – так и будет.

– И тогда ты тоже станешь великим Азаром?

– Мы станем, мой друг. Мы… Я воплощусь в тебе, и с этого момента ничто не сможет разлучить нас.

– Так вот, значит, в чем причина дяди Колиных фокусов: и мысли он читать умеет, и всегда оказывается в правильное время в нужном месте, и от наручников в своей подземной каморке сумел избавиться, и у коллектора неизвестно как появился, и на Арбате… Выходит, все это чистая правда, и я тоже так смогу?

– О боги! – Белый тяжело вздохнул и закатил глаза.

– И сквозь стены смогу проходить?

– Ты неисправим. Ну, о чем ты только думаешь?

– Прости, – я предпринял неловкую попытку оправдаться, – это я так, к слову. А почему он там сидит, как истукан?

– Не слишком ли много вопросов? – махатма был явно недоволен. – Сам голову включить не хочешь?

– Нет, ну правда, – взмолился я, – хоть в двух словах…

– Что же мне с тобой делать? – обреченно вздохнул Белый. – Ладно, слушай, он стоит на страже той зыбкой связи, которая образовалась между двумя мирами – твоим и нашим, в тот самый миг, когда вы открыли портал в Сухаревой башне. Это для того, чтобы вы с Наташей своими незрелыми мыслями не натворили ничего непоправимого. Так будет понятно?

– А раньше кто охранял эту связь в других порталах?

– Он и охранял, только тогда ты был не в состоянии этого заметить.

– Значит, я уже кое-чему научился?

– Несомненно, – Белый снова улыбнулся, – только не возгордись этим малым, ибо то, что тебе еще предстоит познать несравненно больше. Работы предстоит много.

Я задумался и на секунду завис. Мой разум мгновенно отреагировал и, как обычно, начал выстраивать картины будущего, в котором радужные надежды безостановочно боролись со страхами, разрывая в этой возне мое сознание на части и тем самым сильно угнетая меня. Образ Белого, стоящего напротив, померк, но тут же откуда-то сбоку нарисовался знакомый профиль дяди Коли, который тихим голосом с характерной стариковской хрипотцой произнес: «Шаманчик, дорогой, не улетай! Заякорись. Используй для этого свои чувства. Будь там, где ты есть. Осмотрись вокруг. Просто смотри, без всяких лишних мыслей и рассуждений. Полюбуйся этим чистым хрустальным светом, прекрасными строгими формами колонн, их цветом, текстурой. Каждой своей клеточкой ощути безмолвное присутствие всего, что есть вокруг. Осознай пространство, позволяющее всему этому быть. Слушай звуки, но не рассуждай о них и не занимайся их бессмысленным толкованием. Вслушайся  в тишину, стоящую за этими звуками».

Он все говорил и говорил, и я, поддавшись магнетизму его речи, почувствовал, как волна облегчения прокатилась в душе и наполнила все мое существо умиротворяющим покоем. «Вот, уже хорошо. Молодец. Помни, как я тебя учил: только здесь и сейчас! Теперь усиль эффект погружения в настоящее, – продолжал дядя Коля, прикоснувшись рукой к мраморной плитке, покрывавшей площадь перед храмом. – А теперь заземлись. Потрогай что-нибудь, ну хотя бы вот этот камень. Отлично. Ты осязаешь его теплую шероховатую поверхность, чувствуешь его тяжесть и твердость. Теперь понаблюдай за ритмом своего дыхания, постарайся ощутить движение воздуха, который втекает и вытекает из твоих легких, узри энергию жизни внутри своего тела».

Постепенно пелена фантазий спала с моих глаз, и я снова увидел стройную фигуру Белого, который строго и участливо наблюдал за моим преображением. Я повернулся. Чуть поодаль в своем кресле по-прежнему неподвижно сидел дядя Коля и дремал. В какой-то момент он пробудился, почувствовав на себе мой взгляд, и тоже повернулся. Мы смотрели друг на друга некоторое время, и тогда в моих ушах снова отчетливо зазвучал его голос: «Все хорошо, Шаман. Теперь ты можешь быть полностью спокоен и благополучен, ибо сейчас ты выходишь за пределы ничтожного, немощного и умирающего мира умственной абстракции, за границу юдоли времени. Ты освобождаешься от оков больного и неуправляемого разума, который высасывает твою жизненную силу, превращая тебя в раба, а потом медленно отравляет и уничтожает землю, где ты живешь. Ты, наконец, пробуждаешься от тяжелого кошмарного сна во времени и бодро вступаешь в настоящее. Ну что, брат, действует? Добро пожаловать в Шамбалу, которую ты так долго искал. Иди уже!»

– Иди уже, мечтатель, – Белый задорно и напористо повторил вслух последние слова дяди Колиного напутствия и, дружески хлопнув меня по плечу, подтолкнул вперед.

Мы тут же вошли в храм, внутри которого оказался большой пруд с дамбой, утопавшей в густых зарослях ив и плакучих берез, длинными прядями тончайших ветвей касавшихся зеркальной глади. Вода из озера стремительным потоком направлялась в резной деревянный желоб и далее веселым водопадиком низвергалась с плотины вниз, прямо на лопасти окованного листовой медью тяжелого водяного колеса, которое грузно проворачивалось и тем самым давало жизнь мельнице, прилепившейся сбоку.

Я удивленно приподнял бровь, явно не ожидая увидеть ничего подобного внутри храма, однако промолчал, памятуя о назиданиях, полученных недавно от Белого. Но тот сам раскрыл уста и тихо произнес:

– Мельница времени. Священный алтарь нашего мира, где свершается великое таинство.

Ах, вот оно что… Я понимающе кивнул и попытался сконцентрироваться на ощущениях настоящего, как только что учил дядя Коля. Скрип колеса завораживал и живо напоминал о бесконечности. В воздухе царил аромат прохладной свежести. Сквозь мелодичное журчание воды слышалось тихое пение, словно кто-то неподалеку мурлыкал или молился – слов было не разобрать. Я поискал глазами, откуда могли раздаваться эти чарующие звуки и вдруг увидел у основания огромной старой ивы красивую тонкую женщину в белой тунике со светлыми волосами, затянутыми сзади в тугой пучок, так что ее изящная гибкая шея была обнажена. Она сидела в кресле, сплетенном из живых ветвей растений, и негромко напевала свою незатейливую мелодию. Рядом с ней прямо на шелковистой траве сидела Наташа, положив голову на колени незнакомки, и мирно спала. Женщина пела ей колыбельную, нежно поглаживая рукой по голове. И тут я понял – это было высшее Я моей Наташи, потому что их сходство, несмотря на все внешние различия, было поразительным. На плече у Белой Наташи красовалась золотая застежка в форме совы с двумя большими круглыми глазами: одним рубиновым, другим бриллиантовым в платиновой оторочке. Глядя на украшение, я вспомнил, что в оккультизме эти драгоценные камни всегда символизировали любовь и мудрость. Заметив меня, женщина замолчала и пристально посмотрела в мою сторону. Наши глаза встретились, и мне стало ясно, что она ждала именно меня.

– Здравствуй, Сова! – сказал я, ощутив прилив нежности, словно горячая волна чувств захлестнула меня с ног до головы.

– Здравствуй, любимый, – тихо ответила Белая Наташа и одарила меня таким взглядом, что мне захотелось раствориться прямо в воздухе и мягким туманом укутать ее и возлечь к ее ногам.

– А что с земной Наташей? Почему она спит? С ней все в порядке?

– Не волнуйся, душа моя. Ей нужно отдохнуть, чтобы переварить первые впечатления от нашего царства и окрепнуть.

– Я боялся, что она разбилась, когда представила себе, как летит вниз с небес, но Белый успокоил меня. Теперь я и сам вижу, что все в порядке.

– Не думай об этих глупостях. Повелительница драконов не может погибнуть столь нелепой смертью, – рассмеялась Сова.

– Повелительница кого? – изумился я.

– Не думай пока об этом, – мягко ответила Наташина махатма, – лучше расскажи мне о своих ощущениях.

При этих словах еще один пламенный прилив снова обдал меня своим живительным жаром, накрыв кипящей золотой мантией поистине королевского величия. Мое сердце, облаченное в огненные одежды, растворилось в этой магме, заполнившей собой весь мир, и тут я испытал прилив таких нечеловеческих сил, что, казалось, мог легким движением руки свернуть горы.

– Как же я рад встретиться с тобой! – воскликнул я от избытка чувств.

– И я очень рада видеть тебя в моих владениях. Ты не представляешь, как много это значит для нашей любви. Ведь мы с тобой созданы друг для друга. Во всех вселенных мы должны стать единым целым, чтобы завершить воссоединение души.

– Воссоединение души? – я был удивлен и даже несколько обескуражен.

– Конечно, – Сова нежно вздохнула и протянула руку навстречу подошедшему к ней Белому. – Здесь, в этих чертогах, мы уже давно вместе, но махатмы не могут управлять человеческими индивидуальностями в мире людей, лишь только охранять и инспирировать. Свобода человека для нас превыше всего. Поэтому там, на земле, вы с Наташей сами без нашего принуждения должны найти друг друга, чтобы две части стали одним. Наши будущие дети помогут вам в этом. Они соединят вас.

– Совушка! У меня сейчас мозги взорвутся. Я тебя не понимаю.

– А как ты думаешь, что такое любовь?

– Ну… – промямлил я и покраснел.

– То, о чем ты сейчас подумал, лишь миллионная часть великой вселенской любви, которая движет всем сущим, – мягко произнесла Белая Наташа и игриво рассмеялась. – Некогда давным-давно, кажется в прошлую пятницу, человек возгордился и направил эту любовь на самого себя. И тогда ему показалось, что – он как сын божий – равен самому Богу и даже во многом превосходит Его. В этом себялюбивом порыве он создал целые миры и вселенные, но Отец возревновал и потребовал справедливой любви для себя, на которую человек, вкусивший полной свободы, был уже не способен. Тогда сила божьего гнева разбила его безграничную душу на мириады осколков, которые до сих пор скитаются по белу свету и, как неприкаянные, бродят повсюду, переходя из одной вселенной в другую, в поисках других таких же частичек. Такова природа отдельной человеческой души, которая в гигантском пламени себялюбия призвана возжечь хоть маленькую искорку любви к своему ближнему, а через это и к Богу Отцу, и так по крупицам снова воссоздать великую единую душу Бога Сына. Понимаешь теперь?

– Не уверен…

– Мы с тобой два мельчайших осколка, которые нужно склеить, чтобы потом склеиться с остальными осколками – и так до самых высот.

– Это ведь история о падении Люцифера, – насторожился я. – А он – дьявол.

– Нет никакого дьявола. Это лишь образ для осознания меры добра и зла в самих людях. Человек и есть дьявол, душа которого не нашла в себе силы смириться, и тогда она была разделена сперва на две части, которые вы называете Адам и Ева, потом еще на две части, когда родились Каин и Авель, потом еще и еще… Теперь же этих осколков миллиарды миллиардов, и каждый из них воплощен в телах людей – потомков наших земных прародителей, – чтобы в полной свободе и любви им, как и легендарному блудному сыну, было проще малыми порциями возвращаться к Отцу. Разве не этому учил тебя дядя Коля, когда говорил о разбитой вазе и человеческом братстве?

– Я сейчас с ума сойду, наверное…

– Не сойдешь, – Сова снова рассмеялась чистым искренним смехом, – ты, милый, только сейчас в ум возвращаешься.

– Из дурдома, – улыбнулся я в ответ.

– Из дурдома, – ласково подтвердила белая Наташа. – А теперь тебе пора назад. Дядя Коля проводит тебя. И не забудь про меня. Ищи меня повсюду! Без меня ты ущербен и неполноценен.

– Погоди, любовь моя! Давай еще хоть немного побудем вместе. Скажи, что это за город внутри твоего корабля? Кто эти люди вокруг, и что за дети играют повсюду в тенистых палисадниках?

– Это все наши родственники, уже ушедшие и еще не родившиеся, и наши дети, и дети наших детей, и внуков, и правнуков, ждущие своего часа. Ступай.

– А как же Наташа? – кивнул я в сторону спящей красавицы.

– Она еще побудет здесь немного. Ей надо подлечиться и понять кое-что важное. Не волнуйся за нее. До свидания, любимый!

Свет, струившийся отовсюду начал потихоньку меркнуть. Родные лица Совы и Белого растворились в тумане грез. Вязкой волной накатило чувство тошноты, вызванное каким-то мерзким привкусом во рту. На зубах неприятно заскрипел песок. Я очнулся в глубокой яме, одетый в рваную военную робу, остро пропахшую потом и гарью. Попробовав слегка пошевелиться, правой рукой я неожиданно ощутил отрезвляющую металлическую прохладу автомата Калашникова. Повсюду валялись комья земли, которыми я был наполовину присыпан. Где-то вдали гулко грохотали раскаты взрывов, басовито работал пулемет, и слышались сухие щелчки коротких автоматных очередей. Запах пороха и смерти витал надо мной. Сквозь черные клубы дыма я едва различал звезды на ночном небе. Вдруг слабый луч фонарика скользнул по моему лицу.

* * *

– Эй, ребят! Здесь еще один, – Шаман услышал тихий возглас откуда-то сверху. – Кажись, живой.

Из-за земляного вала показался чумазый солдат, который ползком подобрался ближе, затем тренированным резким движением перевалил через вершину насыпи и кубарем скатился на дно ямы, в которой лежал Дима Кляйн.

– Шаман, ты что ли? – коротко спросил он. – Цел?

– Не знаю, – одними губами прошептал в ответ юноша. – Что здесь происходит?

Незнакомец не ответил, но быстро и деловито произвел осмотр тела.

– Так, – сказал он, наконец, – видимых повреждений нет, братишка. Сам двигаться сможешь?

Шаман попробовал покрутиться на месте. Неприятно заныла ушибленная левая нога. Но резкой боли он нигде не почувствовал.

– Наверное, смогу, – ответил молодой человек, сплевывая комочки земли, забравшиеся к нему в рот. – Посвети-ка тут. Что-то нога сильно болит.

– Крови нет. Может вывих, а может и перелом. Короче, до свадьбы заживет. Давай, поторапливайся! Надо отползти на позицию, а то сволочи не ровен час минами накроют.


Продолжение следует...

Глава 41 здесь http://www.proza.ru/2017/04/12/1662