Глава 3. Волки

 Не пронесло… Стая волков, оставив преследование, переключилась на новую добычу. Вначале звери постарались допрыгнуть до людей, но те сидели слишком высоко, тогда они просто расселись вокруг. Лангу всадил в одного из волков стрелу, хищник зарычал, перекусывая древко зубами, и получил ещё одну в шею. Стая немного отбежала, но совсем не ушла. Раненый волк медленно умирал на снегу. В конце зимы собратья не дали бы ему просто так умереть – вмиг разорвали бы на части, но сейчас голод ещё не пробудил в них каннибалов.
- Всем привязать себя к деревьям, - скомандовал Лангу, - похоже, что нам придётся тут заночевать.
При привязывании женщина однако выронила младенца, волки тут же кинулись на него. Воя, женщина спрыгнула следом.
- Куда, дура?! – успел крикнуть атаман, но какой там – женщину уже рвали на части.
Выпустив по волкам несколько стрел, Лангу и Годун сумели подстрелить ещё одного. К утру волки ушли. С трудом спустившись с деревьев, разбойники поспешили развести костёр, несмотря на захваченную у охотников тёплую одежду все основательно промёрзли. Лангу приказал снять с волков шкуры. Отогревшись, хонги двинулись к городищу. Следующую ночь никто не спал, все прислушивались – не раздастся ли волчий вой, у мальчишки начался жар, он сильно кашлял и всё время просил пить. На следующий день вышли к городищу. Зимой ворота запирали даже днём, а в период хода волков городище и вовсе не покидали. Лангу с Годуном подошли к воротам.
- Эй, селяне, пустите белую воду переждать.
Над воротами показался седоусый мужик, а рядом с ним – девушка, слева и справа замаячили воины.
- Хонги? Пошли прочь! – выкрикнул мужик.
- Мы не с пустыми руками – две волчьих шкуры в дар дадим, и оборонять частокол станем.
- Нет вам у нас места. - Вновь подал голос седоусый. - Сказано вам – убирайтесь, не то стрелу пустим.
- Возьмите хоть мальца, не видишь разве – застудился он шибко, помрёт ведь. Али вы нелюди какие?
Девушка что-то зашептала на ухо седоусому, тот молча выслушал. После обратился ко второму, явно воину. Они об чём-то заспорили. Атаман с товарищем терпеливо ждали. Наконец седоусый свесился вниз.
- Ладно, впустим всех. Но оружие сдать. Выдадим, когда волки появятся.
Для жилья разбойникам отвели гостевую избу. Оружие забрали всё, вплоть до ножей, впрочем, ножей сейчас у каждого из хонгов имелось по два, поэтому Годун и Лангу сумели утаить свои. Первыми к хонгам зашли седоусый, девушка и тот самый суровый воин, с которым спорил седоусый.
- Я – атаман, - представился суровый, – и я однозначно был против того, чтобы вас впускать. Одно дело принять чужаков, и совсем иное – хонгов. Так что только дайте мне повод, изгонять мы вас не станем – просто убьём всех.
Девушка всё это время сидела у лавки, на которой лежал больной ребёнок. Когда все ушли, Лангу посмотрел на своих.
- С местными вести себя очень вежливо, даже с бабами и малыми детишками. И не потому, что нам так наказали, а потому, что эти люди избавили нас от лютой смерти. Всем понятно?
- Справедливо говоришь. - Согласился Годун, остальные молча кивнули.
 В избе развели огонь, и к мальчишке пришёл местный знахарь. Ощупав его и обнюхав, знахарь вынес неутешительный вердикт – застужена грудь, не жилец мальчонка. Следом пришли девушка и какой-то длиннобородый старец, опирающийся на посох.
- Вот, дедушка, - подводя старца к больному, обратилась к нему девушка, - знахарь молвил – не жилец.
- Много он понимает, этот ваш знахарь. - Проворчал старик, усаживаясь на лавку. – Ты, дочка, принеси-ка мне чарку хмельного, травы огневицы, одолень-травы, зёрен ячменя и красного петуха.
Вскоре девушка принесла требуемое, в избу набилось народу – не протолкнуться.
- А ну – геть отсюда, - прикрикнул на них старец, – болящему воздух потребен.
Когда любопытствующие вышли, старец принялся изготовлять снадобье из ячменя, трав и хмельного зелья. После зажёг лучину, петуха со связанными лапами положил рядом с мальчиком, и принялся что-то нашёптывать. К концу его действа петух взыграл, но вдруг завалился набок и издох, а у пацанёнка явно спал жар.
- Ну вот, жить будет, - удовлетворённо вымолвил старец, поднимаясь с лавки, – мальчонке давать приготовленное мной зелье по ложке в день, петуха выбросить за частокол. А ты, парень, - старец повернулся к Лангу, – ответь-ка мне – куда ты идёшь?
- Пока никуда, а после годины белой воды подадимся в противоположную от её предела сторону.
- Я не спрашивал тебя, куда вы путь держите, я спросил тебя – куда ты сам идёшь?
- Я – хонг, если ты столь слеп, что не заметил моих красных рук. - Взъерепенился Лангу. – Куда я могу идти? Выживать я иду, и стараться, чтобы мои люди выжили, легли спать сытыми и могли надеть на себя не рваньё.
- Понятно, - старец пожевал губами. – я вижу лучше и дальше, чем ты можешь себе вообразить. И видится мне, что идёшь ты во тьму, парень. Впрочем… не познав тьму - не научишься ценить свет.
Когда старец вышел, Лангу обратился к девушке.
- Скажи, красавица, кто этот вредный старик?
- Не знаю, - пожала плечами девушка, – он пришёл к нам незадолго до вашего появления. Кстати… меня Ясенькой звать.
- Ага, а я – Лангу. Седоусый – это ваш кьян?
- Да, мой отец – кьян.
- Если не секрет – что ты ему там, на воротах, нашептала?
- Ты не заметил, что в нашем городище не так много мужчин?
- Заметил, трудновато будет отбиваться от волков.
- Вот это я отцу и сказала, ещё пять человек лишними не будут.
- А что случилось с вашими мужчинами?
- Боги видать за что-то прогневались на нас. Прошлой белой водой погибли целых девять охотников да пара воинов, двоих этим летом заломал хозяин леса, да ещё двоих задавило бревном. А перед самой годиной белой воды соседи объявили нам войну.
- Чего они взъелись?
- Кто-то напал на их людей, идущих с добычи. Они обвинили в этом нас. А то случаем не ваших рук дело?
- Нет, мы лишь четыре дня назад прошли ваше городище, никого из селян не встречали.
- Ну, может и так. Может соседям просто захотелось на ком-нибудь отыграться. Мы отбились от них, но семеро наших воинов пали, остался вот только один, он и атаманит сейчас. Ничего, мальчиков много народилось, эту белую воду выстоим, а к следующей они подрастут. А вот теперь ты мне ответь, Лангу, ты самый молодой из вас, кроме мальчонки, конечно. Как атаманом стал?
- Не так уж я и молод, родился на излёте позапрошлой белой воды. А атаманить меня поставили люди, значит сочли достойным.
Новое стадо лохматых быков вышло прямиком на городище. Задумчиво постояв перед ним, быки начали обходить поселение, но вот один из них ступил на ветки, прикрывающие волчий ров вокруг частокола. Сорвавшись вниз, бык угодил на колья. Раздался оглушительный рёв, стадо шарахнулось в стороны.
- Эх, вытянуть бы его – столько мяса волкам достанется! – мечтательно прошептал один из охотников.
- Куды ты его вытянешь? Десятерым не осилить. А по частям – не успеем.
 Вслед за стадом к городищу вышли волки. Ясенька натянула тетиву, и один из волков получил стрелу прямо в глаз.
- Меткий выстрел. - Похвалил девушку рядом стоящий охотник.
- Ты не трать попусту стрелы, - обратился к ней Лангу, - пригодятся в конце белой воды.
- Не тебе, хонг, делать замечания нашей Ясеньке! – взъярился охотник.
- Хонг прав, - вступился, как ни странно, местный атаман, – эта стая обожрётся быком, прочих мы сумеем пока бить и так. А стрелы понадобятся, когда придут большие стаи.
Волки, разорвав быка, едва вылезали из рва, ложась тут же. За этой стаей пожаловала ещё одна, тем быка уже не хватило. Два волка с ходу прыгнули на ворота, где стояли именно хонги. Волк хорошо умеет прыгать, да и то сказать – зверь, встав на задние лапы, мог сравняться ростом с человеком, что такому уцепиться за верх трёхметрового частокола? А ворота всё же немного пониже. Одного из волков Годун проткнул копьём, второму Лангу раскроил череп топором. Ещё пара волков упали в ров с дальней стороны от ворот. Остальные убрались. Малые стаи чуть не каждый день появлялись ещё целый месяц, потом иссякли – всё, передышка до последних месяцев зимы. Жители открыли ворота, начав собирать добычу, в дело пойдёт всё – шкуры на верхнюю одежду и постели застилать, а мясо – собакам. Стали ходить на охоту, не малыми, а одной большой группой – несколько малых волчьих стай явно осталась окрест. Это в остальные года они бродят поодиночке, либо парами, да и зверья в лесах не в пример больше, потому и не нападают на людей. А лютой годиной бывает что и малая оставшаяся стая нападёт на охотников, если сильно голодные в ней волки будут. Но охотиться надо, иначе к концу белой воды всю скотину придётся прирезать. А так, что ни добудут – всё дополнение к скудному столу. Ясенька заходила каждый день, пока мальчонка не поправился. Потом… потом повода не стало. Так прошёл почти год.

   Уже третьи сутки со всех сторон из лесу доносился волчий вой. Селяне заперли ворота, подтащив к ним козлы – для защитников, выкатили котлы и каждую ночь разжигали костры. Волкодавы глухо рычали, вздыбливая шерсть на загривках. И вот очередной ночью вой приблизился, в свете луны внизу зажглись многие сотни огоньков волчьих глаз.
- Ну вот, красавица, сейчас готовь полные колчаны стрел. - Обратился к Ясеньке, стоявшей за три человека от него, Лангу.
Местный атаман метался по всему городищу, расставляя дозорных, раздавая дополнительные колчаны стрел и факелы. Бабы и детишки тащили смолу, носили вёдрами воду, на всякий случай готовили дерюги – вдруг загорится где, не потушишь сразу – погибель всем. А волки в лучшей традиции вражеского войска пошли на штурм. На настил рва не вставали, волк - зверь умный, его в яму и в первый-то раз не просто заманить, а уж повторно… Однако ров всё же сослужил свою службу, ширину его волки не знали, поэтому первые прыгнувшие, обвалив настил, повисли, уцепившись лапами за противоположный край. Тут же послышался звук многих спускаемых тетив. Раздался визг, и во вражьем стане появились первые жертвы. Но волки прыгали десятками. Вскоре уже во многих местах люди били лезущих на частокол зверей кто чем мог – топорами, мечами, кололи копьями и рогатинами, жгли факелами. Начали поднимать котлы с кипятком, истошный визг взвился к небесам, заставив задрожать луну. Волки отошли, знахарь бегал, осматривая раны охотников. На сей раз раненых оказалось немного – одному парню отхватили пальцы, да ещё одному прокусили руку. Наутро картина внизу почти ничем не напоминала о ночном побоище – ни одного волчьего трупа, лишь только пятна крови на изрытом лапами снегу и частоколе. Зато стало возможным оценить размер стаи – волки не ушли в лес, большая часть их лежали тут же, пятная серым поле перед городищем.
- Вот ведь какое дело, - задумчиво потеребил бороду Годун, – каждый год их бьют сотнями по всем городищам. Откуда только их снова столько берётся?
- Да кто ж его знает. - Лангу зевнул. – Пошли спать, ночью явно опять не доведётся.
На следующую ночь волки предприняли кроме штурма ещё и попытки подкопа. Мёрзлая земля приобретала почти каменную твёрдость, но под напором могучих лап медленно поддавалась. Волкодавы предупредили людей о коварном замысле противника, собравшись в этих местах стаями, и на голову волков полилась кипящая смола. Вслед воющим от боли хищникам полетели зажжённые стрелы, вскоре в стае мелькали несколько живых факелов. Это отпугнуло волков. На третью ночь штурмовали особенно остервенело. Люди били и кололи до изнеможения, одного охотника волки стащили вниз, где тотчас разорвали. Раненых тоже прибавилось. На участке, где защитники городища стояли очень редко, волкам удалось прорваться внутрь. Атаман тотчас направил туда "резерв" – стариков, для которых эта белая вода являлась пятой, или шестой. А на перебравшихся волков обрушились псы. Люди не одну сотню лет выращивали этих собак, отбирая из каждого помёта самых крупных, воинственных, с самыми широкими лапами, остальные просто топились. Вскармливали волкодавов волчьим мясом, хвост и уши обрезали – чтобы в схватке у них осталось меньше уязвимых мест. Каждый такой пёс весил под девяносто килограмм, а некоторые и того больше. Так что двум десяткам прорвавшихся волков не поздоровилось, хотя свои жизни хищники не отдали за просто так – многие из собак получили раны, некоторые погибли. Дальше волки дали передышку, возможно наелись трупами своих сородичей. Потом всё повторилось. Ворота и частокол снизу напоминали мочало – столько раз когти пытались проделать в них дыры. Казалось, что волков должно становиться день ото дня всё меньше, но взамен павших и ушедших на север, с юга возвращались новые. Так что через две недели под городищем завывало уже около пяти сотен глоток. На эту ночь атаман выставил на стену всех, кого смог – и стариков, и баб, и подростков. Особо упорно волки лезли на ворота – тут не нужно было перепрыгивать через ров. В разгар нового сражения один из волков – очень крупный самец – подскочив выше остальных, вцепился в горло стоящему рядом с Лангу охотнику. Атаман хонгов рубанул топором по толстой шее, и едва успел отдёрнуть руку, как на этом месте клацнули зубы второго волка. Нож, зажатый в левой руке, мгновенно погрузился в серое горло. Тут на настил взамен погибшего охотника взобрался старец. Он сшиб одного волка ударом навершия посоха, второму же воткнул окованный железом конец в раскрытую пасть. После чего вытащил из своей котомки кисет и высыпал его содержимое за стену. Волки схлынули.
- А этот старик никак колдун. - Подивился Лангу.
- Само собой, - согласился Годун, – я это ещё тогда понял, когда он болезнь на петуха вывел.
Наутро внизу волков оказалось раза в три меньше. Таких яростных атак больше не случалось. А через неделю потеплело.
- Ну вот, оттепель началась, не сегодня-завтра волки уйдут. - Сообщил Годун, переживший к своим годам уже вторую битву с серыми хищниками.
Так и случилось, через четыре дня потеплело настолько, что закапало с крыш, остатки стаи снялись, двинувшись дальше на север. А охотники начали готовиться к приходу лохматых быков, до появления нового урожая надо запастись мясом, старые-то запасы за год съели подчистую. Селяне благодарили богов за то, что сумели пережить годину белой воды. Пока на словах, вот придут лохматые быки, появится добыча – тогда в городище развернётся настоящее празднование, с принесением богам подношений в виде бычьей крови и требухи.