Глава 12. Нам завидуют

 
    Облачившись в парадные одежды, мы вышли в полном составе, вместе с детьми. Стоял погожий тёплый день. Торжественный выход наш, как всегда, произвёл большое впечатление на многочисленных обитателей нашего двора,  на  Виктора Сергеевича тоже. Он выпрямился, оживился, взял меня со Светланой Николаевной под руки, гордясь тем, что всё у него, как у людей - вот он с семьёй и хорошей компанией идёт в музей, куда раньше ни когда не ходил. Светлана Николаевна, как говорят, не чувствовала под собой ног.” И все мы очень гордились тем что в наших рядах прибыло . В такую славную погоду решили прогуляться до музея пешком. Мы повернули уже на другую улицу, как  у стены большою старого с лепными украшениями дома заметили три жалкие нетрезвые фигуры. По тому, как заволновался и отвернулся от них Виктор Сергеевич поняли, что компанию эту он знает, и ему бы не хотелось близкого знакомства с ними обнаруживать. Но не тут-то было возглавлял эту троицу приземистый мужчина с красным распухшим лицом. Второй был стариком тщедушным, в заскорузлых одеждах с чужого плеча, колом стоящих на нём. На его морщинистом нездоровом лице беспомощно моргали голубые, непорочно слезящиеся глаза. Третьей была рыжая женщина с почерневшим синяком под глазом. Толстяк в несвежей рубахе, распространяя мерзкий запах сивушного перегара, преградил нам путь.
- Ты их не трогай - тянули его за рукав второй мужичок и женщина. Но он активен был.
- Куда это ты, Витёк, вырядился, как попугай? - обратился он к Виктору Сергеевичу, - и где ты их подцепил, этих потаскух - показал на нас со Светланой Николаевной - и грязно выругался.
- Ты не хами, Роман, ты это видел? - загородил нас негодующий Виктор Сергеевич и поднёс крепкие кулаки свои к красному пьяному лицу. Роман засопел, но не очень испугался.
- Вы идите, не бойтесь, он еле на ногах стоит, он вас не тронет, - старались, как могли, стыдясь за своего товарища, второй мужчина и женщина. Растерявшись от горькой им благодарности, только для того, чтобы им что-то доброе сказать, я невпопад  ответила:
- Спасибо, идёмте с нами на выставку в музей.
Они меня поняли и улыбнулись серыми губами, посветлели на миг их обречённые лица.
- Счастливого пути! Дай Бог здоровья вам пожелал мужчина с голубыми глазами нам вслед.

Мы пошли дальше, дети наши оглядывались и о чём-то расспрашивали Марину Константиновну. Я не могла отделаться от невыносимой жалости к этим падшим людям. Перед глазами стояли запомнившиеся до мельчайших скверных подробностей их жалкие фигуры.
От Виктора Сергеевича не ускользнуло, что перебросились мы добрыми словами. В знак благодарности он пожал мне руку выше локтя.
- А знаете, какой он человек? - наклоняясь ко мне, тихо говорил Виктор Сергеевич, о тщедушном товарище своём, с голубыми глазами., - честнее и добрее его, может, и нет человека на земле.
- Я это знаю.
- Откуда вам знать? Я в самом деле видела  этого старичка не в первый раз. Наблюдала его однажды на уличной скамейке. Он доставал из своей потёртой кирзовой сумки ливерную колбасу, хлеб, ел сам и кормил бездомную кошку с бродячей собакой, просительно на него уставившихся. Собака не давала кошке успеть съесть кусок ливерной, она опережала обессилевшую кошку, он тогда поднял серую тощую с земли и посадил рядом с собой. Я этого Виктору Сергеевичу не рассказала, только повторила, что знаю, какой действительно добрый человек. Тем более сожалея о нём. Виктор Сергеевич снова пожал мне руку в знак согласия.
- Всё-то вы знаете, замечаете, понимаете! И некоторое время шёл очень довольный - с нами ведь идёт, а не с опустившимися товарищами. Но этого настроения хватило не надолго. Желание выпить, подогретое встречей с собутыльниками, им овладевало.
Безрадостно подошёл он к музею, безрадостно ходит по залам, рассеянно взглядывая на картины, не вслушиваясь в пояснения и комментарии художников. И мне кажется, лелеял одну мысль - сбежать oт нас и присоединиться к бывшим собутыльникам.
   Наш коллектив, с Юрием Борисовичем во главе, старательно впитывал художественные впечатления.
Я невольно следовала за Виктором Сергеевичем, опасаясь за него. Он это заметил, понимающе кивнул, моргнул и даже немного развеселился:
- Вы меня пасёте, думаете навострю лыжи?
- Я вас пасу? Да пожалуйста, смазываете лыжи! Я даже окажу вам содействие,чтобы уйти незаметно и особенно не расстраивать жену и дочку. Он, от такого к себе отношения, даже слегка обиделся, нервно засмеялся. И вдруг его невнимательный, блуждающий взор приковала к себе небольшая тёмная картина. - Мать, - выдохнул он, с удивлением и восторгом глядя на портрет старой женщины в блеклом цветастом платке, с глубоко  запавшими глазницами, с  мудрыми и печальными глазами. На коленях были сложены её натруженные руки со вздутыми венами. Долго мы стояли у этого портрета, и он рассказывал мне, что осталась у него в деревне старушка - мать, такая же, кивнул он на портрет, - все они такие, работали, надрывались, всё старались нас, непутёвых варнаков, в люди вывести. Давно я мать свою не видел, давно в деревне не был, лет десять, съездить бы надо. Но и это настроение надолго не задержалось.
    Желание выпить усиливалось.Да, - сказал он, места себе не находя, - такие дела.  Поинтересовался, - который теперь час?
 Понял, что непосильную взвалил на себя задачу, соглашаясь на трезвый образ
жизни, махнул рукой. Все остальные видели, что Виктор Сергеевич никуда не делся, что ходит он со мной, о чём-то говорит, и оставались спокойны, разглядывали картины, время от времени одёргивали Марусю и Венеру - выставкой не интересуясь, наши младшие время от времени затевали шумные игры. Домой возвращались снова пешком. Мы с Виктором Васильевичем шли немного сзади.
Я чувствовала по его неспокойной руке ( он держал меня под руку, как полагалось воспитанному мужчине), что зреет в нём стихийный протест против избранного им праведного пути, и ожидала во что это выльется. Он вдруг предложил всем остановиться и покурить. Все остановились и тоже по голосу почувствовали опасное его состояние.
- А давайте на следующее лето возьмём  все отпуска в одно время и закатим всей квартирой к моей мамане в деревню - предавался он мечтам, очень возбуждённый, - у меня брат там помещиком живёт - есть машина, моторная лодка. Нас там за стол! Самогону, водки, закусок всяких! А мы не пьющие, умрут они от смеха, не поверят. Он и сам в это нe мог поверить, глядя в пространство поверх нас, тоскующими глазами. И жутко сделалось нам от внутренней его пустоты. Всем существом его безраздельно владело лишь нестерпимое желание напиться. Отличался он от опустившихся безвозвратно товарищей своих разве только молодостью. Светлана Николаевна и Венера смотрели на него со страхом, не решаясь подойти.
- Мы серьёзно подумаем об этом вашем предложении Виктор Сергеевич, - сказала
я, - идёмте, и решительно взяла его под руку. Он повиновался. На подходе к дому, Светлана Николаевна с Венерой робко к нему приблизились и шли рядом, чтобы все видели, что они - семья. Он это понял, окинул их недобрыми глазами и вдруг смягчился, подкинул Венеру и посадил на плечи. Она радостно прижалась к его мощной шее. Свободной рукой он обхватил за плечи Светлану Николаевну, а она задыхаясь от счастья, сделалась пунцовой. Мы шли сзади со своими детьми. И все обитатели нашего двора, как всегда, провожали нас
до самого подъезда, может быть, нам завидуя.

          А у нас очень не спокойно было на душе. После ужина, Андрей рылся в детективной, приключенческой и военной литературе, сортируя её по своему усмотрению, чтобы Виктора Сергеевича к чтению приобщить. Иногда советовался со мной. Зашёл Юрий Борисович:
- Мне кажется, - Виктор больше не выдержит такой жизни, сорвётся...
- Очень может быть, - согласились мы.
- Но это ответственности за него с нас не снимает, сказал Андрей, - нет у него другого места для спасения.