Такая разная деревня

Такая разная деревня

Бывает такое, что, проживая какое-то время, ты не ценишь того, что происходит вокруг тебя, ноешь, расстраиваешься. Зато, приехав домой, у тебя остаются исключительно хорошие воспоминания, а все минусы, из-за которых ныл, оказываются незначительными. И наоборот: проживаешь время весело и легко, а потом никаких ярких образов и воспоминаний не осталось. Я сделала выводы, что далеко не всегда то, что сначала кажется скучным и тяжелым, в итоге оказывается таковым, и если ты чего-то не пробовал, то просто обязан прочувствовать это.
Я не буду говорить этой банальной фразы «Кто не был в деревне, тот не поймёт».  Потому что сейчас есть возможность понять и представить.

Прогулка по южной деревне

Открываешь глаза и видишь перед собой памятник. Тот самый, рядом с которым гулял каждый вечер.  Они есть во многих деревнях, мемориалы с именами тех, кто отдал свою жизнь во имя жизни других. В моём случае одиннадцать имён, носители которых родились в этой деревне и погибли во время Великой Отечественной войны. Пусть этот памятник не массивен и не так изящен, как хотелось бы, но сам факт того, что он здесь есть, что люди не забывают своих героев, чтят память, уже достойно уважения. Здесь я впервые узнала об этой войне, даже не у вечного огня или из парадов  по телевизору и фильмов, просто хорошо помню, как мы сидели с мамой на скамеечке, смотрели на него, а я сидела с широко открытыми глазами и слушала ужасы, в которые тяжело было поверить. До этого момента я не знала, что такое «война» и, зачем нужны парады.
Встаю со скамейки, под ногами шелестят сухие листья.  Часто хожу по деревне босиком, это очень полезно. Но в парке не рискую снимать шлёпанцы, вспоминая как больно было бегать, играя в догонялки, и наступать на колючие орехи каштана и маленькие камешки. Вообще всегда считала этот орех странным, зачем ему колючки, если его оболочка и так тверда? Выхожу из парка через заржавевшую арку, по ней я тоже когда-то ползала, как мартышка, со своими друзьями. Передо мной открываются настоящие деревенские просторы. Справа деревня, слева озеро, посадка и поля, а передо мной небольшое футбольное поле, пастбище, а за ним зернохранилище. Там различные здания, трактора, комбайны и горы зерна. Там кипит работа, поэтому туда я сейчас не пойду, хотя вечером можно бы было прогуляться по уже заброшенным местам.
Из-за жары в футбол сейчас никто не играет, поэтому на поле греют бока коровы. Даже если бы было прохладно, то я бы не встретила здесь своих друзей, сейчас они работают. Мяч бы гоняли малыши,  но чаще всего это место занято вечером. Я вижу те самые ворота без сетки, смастерённые из трёх брёвен берёзы, именно туда я загоняла свои первые голы с пацанами. Ещё отлично бегать здесь вечером и утром. Я, как правило, совмещала сразу два занятия: бег и прогулка с собакой. Бабушка не хотела держать Мухтара на привязи. Он породистая овчарка, живёт в вольере. С чужими людьми он свиреп, зато со мной покладист. Поэтому мы спокойно с ним бегаем. Я благодарна ему за все сожжённые мной калории, ведь он никогда не давал мне отлынивать. Во время  таких прогулок я переставала чувствовать барьер между человеком и собакой. Мухтар становился моим другом. И сейчас перед глазами стоит картина, как он бежит с палкой в зубах, из пасти летят слюни, а в глазах столько радости, сколько я никогда не видела у собак.
Рядом с футбольным полем: карусель. В детстве мама не разрешала мне на ней кататься, считая её опасной. Это похожий на «Ветерок» столб с четырьмя цепями, на конец которых прикрепляется палка. Конечно же, маму я в этом плане не слушалась. Ни один аттракцион не сравнится с этим, даже если учесть, что вместо удобных сидений: деревяшка.  Дух захватывает, ветер развивает твои волосы, а озеро, дорога, небо и трава – всё расплывается и сливается в глазах в хаотичный набор цветов. Не обходилось и без травм, в виде шишек от цепей и разбитых коленок, но какое детство без этого?
Я поворачиваюсь в сторону озера. Передо мной открывается замечательный вид: зелёные и жёлтые разлинованные комбайнами поля, разделённые посадками. Очень уж люблю проводить ладонью по колосящейся пшенице, приятно цепляющейся кожи, и смотреть в золотистую и безграничную даль. Голубое озеро. Чем ближе, тем более болотным становится его цвет. Сейчас нет ветра, от этого поверхность безупречно гладкая, и в ней, как в зеркале, отражаются все живописные виды. Водоём находится в низменности, поэтому мне приходится спуститься по знакомой дороге, обрыв здесь очень крутой. Совсем недавно я гоняла туда сюда на велике и получала невероятный экстрим, разгоняясь на большую скорость и пытаясь не сорваться и вовремя свернуть, чтобы не уехать в камыши. По поводу велосипеда, ведь именно в этой деревне я проехала первые свои метры на двух колёсах и получила первые ссадины, падая с него. Это одно из тех мест, где я видела капельки крови, смешанные с грязью, на своих ногах и по-мужски сдерживала слёзы, наворачивающиеся от боли. Наверное, это один из уроков, научивших меня терпеть и не тратить свои слёзы впустую. Я подхожу к берегу. На самом деле их здесь много. На одном есть мостик, с которого очень весело прыгать или рыбачить. На втором здорово вечерами разводить костёр и сидеть в кругу родственников или деревенских ребят, петь песни под гитару и рассказывать легенды и страшные истории, закутавшись потеплее и не обращая внимания на комаров. Сидишь, а вокруг знакомые лица, слышишь кваканье лягушек и стрекотание сверчков, потрескивание костра. А в глади озера видишь отражение луны, снова смотришь на огонь, и в твоей голове промелькает тысяча мыслей. Он чем-то напоминает жизнь: сначала разгорается, потом затухает, не может гореть вечно, что-то должно питать его, поддерживать, искры поднимаются к небу, потом потухают и падают, какие-то из них могут дать начало новому костру.
Я иду к третьему берегу. Наконец-то чувствую дуновение горячего воздуха. Волосы, как и на карусели, развиваются в разные стороны. Камыши шуршат, а озеро покрывается мелкой рябью, словно дрожит. Теперь я могу разглядеть его цвет: оно мутное, коричневато-зеленоватого оттенка, рыбоводы слишком засорили его, да и в него не впадает никаких рек, оно грязное. Я прохожу мимо берега, куда я часто прибегала, когда ругалась с родителями. Садилась на свой волшебный булыжник, предварительно набрав плоских камушек, и бросала их в воду. Так я научилась делать «водомерок»: пластинки ударялись о поверхность, от них в стороны расходились водяные кольца, и только после нескольких прыжков камни тонули, чего нельзя сказать об одноимённых  насекомых. Если не находилось тех, кто меня понимает среди представителей homo sapiens, я находила их среди животных и растений. Очень любила говорить с лягушками, но очень расстраивалась, когда они одна за другой бросали меня, прыгая в воду. Единственным, кто мог поддержать меня в любое время, в любую погоду и в общем-то всегда был одинокостоящий кипарис с черной вывеской, на которой белыми буквами написано: “Лов рыбы и раков строго запрещён”. Он никуда не девался, всё время стоял на этом обрывистом берегу.  Это место действительно приводило в порядок все мои мысли. Все злость и обида растворялись в этом озере, испарялись и воздушными массами переносились куда-то далеко. Но иногда нашу идиллию нарушали коровы, приходившие на водопой. Я их до жути боялась. Поэтому никогда не надевала красных вещей. Особенно они страшны, когда отвязываются, что бывало часто. Вообще для деревни нередкое явление, когда одна за другой утром или вечером идут, словно паровоз, эти коровы. Их много, а хозяин один. Кто-нибудь ещё и выбьется из состава, чтобы полакомиться абрикосом или яблоней. Ещё и оставят после себя минное поле, по которому приходится потом на велосипеде пробираться, ям-то на нашей полосе препятствий недостаточно.
Вот я и пришла на тот песчаный берег, где всегда купалась, загорала и устраивала пикники. И тоже нахлынывает куча воспоминаний. Как мальчуганы бросались лягушками, как из камыша мы делали трубочки и гудели, брызгались и бросались тиной. Тут никогда не было пусто. Всегда находился тот, с кем можно порезвиться. Как ни странно, но именно здесь я научилась плавать. Дядя заносил меня туда, где я уже не доставала, но найти дно я должна была самостоятельно. После такого я сразу научилась плавать. То, что я целыми днями плавала в надувном кругу или с поддержкой взрослого не давало никаких результатов. Особенно я обожала прыгать с тракторной шины и играть в “кто быстрее доплывёт до островка”. Однажды после ночного дождя мы решили поиграть. Поверхность прогрелась, а дно – нет.  Я плыла, но, когда поняла, что уже не выиграю, решила проверить глубину. Нырнув, я почувствовала ужасный холод ногами. И их скрутила судорога. Было очень больно, я не могла ими пошевелить, и координировать руками тоже было тяжело. Ещё больнее, я вскрикиваю под водой и тут же чувствую горечь во рту. Описать, что происходило со мной тогда очень сложно. Было жутко неприятно, я задыхалась, словно кто-то душил. Ещё больше стала уходить под воду, и тут мысль, что я умираю сначала забрала силы, а потом дала такой заряд, что я словно пулей метнулась вверх. Только я высунула губы и начала кашлять, подмога была уже тут. Я тогда на самом деле пыталась уцепиться за спасителя, не думая, что могу утянуть его. Дальше всё было хорошо. Но этот случай многое перевернул в моём сознании. Я больше стала ценить жизнь и осторожнее к ней относиться.
Я не удерживаюсь от соблазна просто полежать и понаслаждаться небом и бабочками, летающими над моей головой.  Они все такие разные, непохожие друг на друга. А звуки, их сотни, нужно только прислушаться. Птицы, насекомые… Облака. Они редкие, но плывут одно за другим. И тоже, такие разные. Вся эта атмосфера убаюкивает меня, я засыпаю…

Самобытность марийцев

…И сейчас мне опять снится деревня. Но уже другая, Марийская. В ней я тоже когда-то бывала. Там сохранилась самобытность. Да, есть много похожего: всё те же курочки и гуси бегают по улицам, но немного другая природа. Я даже не знаю, что это за деревья, но стволы и листья у них не южные и не северные. А бабулечки принарядились в свои национальные костюмы, для нас это или нет, я не знаю. Их одежда отличается от обычной русской народной, хотя некая схожесть есть. Все они очень гостеприимны, и говорят на своём марийском языке, кажется, что ты в другой стране, вообще в другом мире. В домах всё прямо, как у крестьян. Многие старушки зовут нас на чаепитие. Самовар, иван-чай, свежеиспечённый хлеб, пироги и мёд - вот чем богат их стол. Испив чая с мёдом, я просыпаюсь…

Продолжение воспоминаний

Пора идти. В этот раз по новому пути, не через крутой спуск, а через парк. В этом месте, прямо как в лесу, но не в хвойном, и даже не в каштановом и кипарисном. Здесь множество деревьев: и клёны, и дубы, и тополя. С мамой всегда здесь собирали гербарий. У меня до сих пор в книжках лежат коричневые листики самых разных форм. Можно очень долго бродить и каждый раз будешь открывать это место по-новому. Особенно здорово играть в прятки или казаков разбойников. Жители и гости часто устраивают здесь пикники, либо на лужайке, либо за столиком, всё это находится в очень укромных уголках. Но меня больше всего привлекал заброшенный детский сад. Там очень страшно. Про него придумано много легенд, почему его закрыли, но я в них никогда не верила, но собираться там и слушать истории, смотря на человека, с лицом подсвеченным фонарём, было жутко. А рисунки на стенах, с виду добрые, и паутина в каждом углу только прибавляли ужаса.
Выхожу на одну из улиц деревеньки. Впереди чуть левее каштановый парк с памятником. Далеко в конце улицы: трасса. Правее меня заброшенные дома. Раньше там жили корейцы. Я частенько ходила к ним в гости. Неудивительно, почему очень люблю острую пищу и спокойно ем то, что кто-то даже попробовать не может. Впервые, я попробовала их блюда, будучи трёхлетним ребёнком, это был суп с уткой. Съев одну ложку, я минут пять бегала и жадно вдыхала воздух, сразу не додумавшись запить. В итоге такое питание стало для меня нормой. На самом деле, очень жалко, что здесь стало так много заброшенных домов. С каждым годом, это число увеличивается. Думаю, такое происходит со многими деревнями. Урбанизация. Люди сбегают в город, старушки умирают, а новых людей не приезжает.
По обеим сторонами кирпичные домики, разных цветов и размеров, в зависимости от достатка хозяев. Перед каждым обширная лужайка, на которой так любят резвиться дети, или пасутся еще совсем молодые бычки. Через дорогу перебегает квочка со своими уже подросшими цыплятами. Она никогда не ходит вместе с петухом и шайкой облезлых куриц. Вообще я очень люблю петухов. Они почти так же изящны, как и павлины. Одни черные, другие белые, рыжие… Больше всего меня поражает их красный гребень, иногда достигающий таких размеров, что прикрывает глаз. И хвост: пышный, переливающийся.
Помимо куриц и бычков на этой улице обитают индюки. Их я боюсь не меньше, чем коров. Индюшки ещё ничего, но вот их барин, такой громадный, с красными соплями, всё время фыркающий. Как и всегда обхожу их стороной. По правую руку двор моего двоюродного брата, он на два года младше меня, с моим родным они ровесники. С ними я гуляла чаще всего, мама боялась отпускать братца без присмотра. У него ещё есть сводная сестра Алёна, она на три года старше меня.  Прибавить друзей, вот наша банда. Рядом со двором есть дерево шелковицы. Обожаю эту ягоду, после лакомства приходили домой чумазые. На дереве же висела самодельная качель, у нас есть такая же,  но у них чуточку удобнее. В большинстве дворов с детьми какое-то дерево страдает от вечного расшатывания. Хотя в таких дворах мучаются все деревья, потому что дети те ещё обезьяны. Какое-то из них обязательно становится «штабом». 
Левее меня клуб. Я застала время, когда он использовался в целях, ради которых и был построен, но мне тогда года два было. Вскоре его закрыли. Появилась еще одно заброшенное здание. Местные алкаши вытащили все стёкла и двери. За быстрое время это здание стало таким, будто заброшено было лет двадцать назад. И мы с нашей бандой исследовали и его.  Совсем недавно заколотили все окна, вставили ворота и превратили бывший клуб в сеновал.
По соседству с братом живёт крёстная. Очень любила ходить к ней в гости, но зачастую стеснялась. У её голубой калитки не было звонка, а на входе злая собака. Если жильцы были в доме, то приходилось кричать. Возвращалась всегда с пакетом белого налива, варенья и пирогов, которые она печёт, как кондитер прям. Она нередко делала мне подарки, которые неудобно было принимать. Жалко, что видимся мы с ней только летом. Сама по себе, как и многие деревенские, эта женщина очень гостеприимна и весела. Могла принять меня в любое время и всегда находила тему для разговора, и семья её всегда меня встречала с радостью, звали с собой в различные поездки.
Вообще деревня – это такое место, где все друг друга знают, а слухи разлетаются со скоростью света. Здесь принято здороваться с каждым, даже если ты приезжий. В свободное от работы и хозяйства время, все ходят в гости. Бабулечки любят посидеть на лавочках и пощелкать за разговором семечки.  Чуть ли не каждый день в каком-то из дворов проходит застолье. Не смотря на какие-то размолвки и слухи, все готовы помочь друг другу. Большая часть дворов связана кровными узами.  Например, представитель семьи Иваненко есть в каждой третьей семье. 
Я иду, и каждый дом напоминает что-то своё. В конце улицы сворачиваю направо в сторону Еленовки. Туда мы часто ездили в город: Донецк (до него полчаса), Докучаевск, Мариуполь и т.д. Ещё в той стороне кладбище, где похоронена прабабушка. Про все ритуалы поездок в город и соседние посёлки можно говорить бесконечно. Я просто обожала их, и не упускала ни единой возможности.  Наверное, дороги всей Донецкой и Луганской области изучила вдоль и поперёк: дядя работал водителем в компании «Конти» и часто брал меня в рейсы. Пожёвывая конфеты, я смотрела в окошко, наслаждалась полями и тёплым ветерочком, представляла, что еду далеко-далеко. На самом деле, дядя всегда меня куда-то брал, даже, если едет «по делам» или с друзьями, мне удавалось уговорить его, взять меня с ним.
Сворачиваю налево, иду буквой «Z» по знакомым улицам, и оказываюсь у колодца. Деревня остаётся немного позади. Впереди посадка, а по сторонам подсолнуховые поля. Эти желтые головки, словно солнышки, всегда поднимали настроение. Набираю воды и подношу к губам. Это ни с чем не сравнимо, такая прохладная и вкусная, отлично устраняет жажду. Даже «Ессентуки» рядом не стояли. Дорога вдоль деревьев ведёт к ещё одному красивому месту: восьмому ставку. Туда мы тоже частенько ездили, потому что вода намного чище, чем в нашем.
Пока иду к своему дому, проходя мимо автобусных остановок, в которых я сидела со своими деревенскими друзьями, или их дворов, вспоминаю, как гуляла каждый вечер. Они всегда приходили за мной сами и ждали у калитки, пока я переоденусь. А потом провожали, хотя и так было ясно, что со мной ничего не случится. Я не могу сказать, что они хуже городских, порой даже лучше. С ними легко и просто, нет никакого высокомерия и пафоса. И ты знаешь точно, что поддержат они искренне. За всё это время было всего две драки, хотя в городе такие разборки на улице почти каждый день вижу. Они не блещут великим умом, не смогут отличить Моне от Мане, но надо ли им это? Они сильны в своей стихии, им достаточно деревни, они привыкли так жить, каждому своё. Порой там они добились много большего, чем их сверстники из «цивилизации». А я, общаясь с ними, получаю те знания, каких не получить в городе. Все они знакомы мне с детства, среди них я выросла, играя в салочки, стрелялки и резвясь на траве. Они подарили мне детство.
Вспоминаю, как гуляли свадьбу дяди моего. Всей деревней, да и с соседних сёл гостей насъезжалось. Он всего на десять лет меня старше был. Столов сколько было, все от еды ломились, ох, как тогда наелась. Гости плясали, задания тамады исполняли. Невесту крали, по всей деревне гуляли. И всё это два дня продолжалось, никто тогда по домам не сидел.
В раздумьях не заметила, как всю улицу родную прошла. Передо мной дом с зелёной калиткой, такой большой, двухэтажный. А перед ним: палисадник с цветами, яблонями, абрикосом и черешней. Очень уж он красив и дорог мне. Из окна смотрит на меня кукла,  бабушка её никогда не уберёт с этого подоконника, чтобы, приезжая, я сразу детство вспоминала. Рядом с калиткой угольник, а перед ним гора щебня, когда-то брат помогал мне забраться на шлакоблочную стену, кирпич отвалился, и мы вместе упали. После этого бабушка сделала еврозабор.
Я дёргаю за ручку и вхожу. Данка встречает меня радостными возгласами и скулежом. Эх, сколько же за это время у бабушки было сторожевых псов, и каждый раз я глубоко переживала разлуку с ними. А перед уездом прощалась со всеми животными, как в последний раз. И не зря.
Прохожу  под виноградной аркой. Вокруг много цветов, с одной стороны вход в палисадник, затем дом, а с другой: сирень, липа, орех, алыча и беседка рядом с колодцем.  У нас большой и очень красивый двор. Впереди рядом с вишней навес, под ним - стол. И снова он полон еды. У нас большая семья, и широкий ассортимент блюд. Здесь вообще проголодаться невозможно. Почти всё деревенское, и такое свежее.
Выхожу в хоздвор. Здесь столько животных: и курицы с цыплятами, и утки, и гуси, которых пасти приходилось, и даже загон со свиньями. Чуть позже и все они будут в хлеву, мы приведём коз, которых с бабушкой будем доить, к счастью коров продали, с ними хлопот не напасёшься. Зато нет прекраснее молока, чем натуральное и парное. Здесь же несколько гаражей, с разными машинами.
Теперь иду в сад. Бабушка в своё время не поленилась насадить деревьев, при чем самых разных. Здесь очень красиво и в любое время можно чем-то полакомиться. Больше всего я люблю черешню. Когда-то мы собирали её и везли продавать. При чём я всегда получала наибольшую прибыль из-за своего детского обаяния, а в награду - мороженое. Но мне совсем было не тяжело, ведь я в город ездила. Труднее всего смотреть на грядки; их я вспахивала в громадных количествах, потому что огород у нас гигантский. С одной стороны дядя жил, а с другой – никого. Вот и получился он у нас в тройном размере. Но я даже рада, это воспитало во мне упорство и трудолюбие. А ещё расширила свои биологические знания. Узнала, как выглядят норы кротов, колорадские жуки, разные черви и насекомые, бабочки, змеи. Любила заходить сюда и прямо с грядок срывать огурцы, клубнику, крыжовник и другие овощи, ягоды и фрукты. У бабушки даже арбузы с дынями росли.
Наклоняюсь к земле и срываю клубнику…

Северная деревня

… Внезапно ягода уменьшается в размерах и превращается в землянику. А жара сменяется холодом или северным теплом. Теперь уже на мне не шорты, а резиновые сапоги и болоньевые штаны. Сливы и яблони сменились на ели и сосны. Солнце больше не ослепляет глаза. А своими лучами еле-еле пробирается вглубь сквозь иголки деревьев. Каждое жёлтое пятнышко на твоём теле радует, принося тепло. Запах уже не тот, он кружит голову, столько кислорода и елового аромата. Ты присаживаешься на прогнивший пенёк и скидываешь тяжёлый рюкзак. Пару минут привала, и нужно снова в путь. Из семи километров осталось только два, вроде бы немного, но самые трудные. Силы на исходе, а впереди ещё переправа через реку, нужно успеть до прилива, иначе самостоятельно не перебраться. Счастье, что шторм уменьшился, и можно идти по берегу. По сырому песку дорога всё же легче, чем по болоту, которое ждёт меня впереди. Именно из-за огромных волн, я добираюсь из Нёноксы до Сюзьмы пешком. При нормальной погоде я бы рассекала воду на катере, дедушка бы забрал меня. Но я не расстраиваюсь. Сижу сейчас и слышу звуки тетерева и еще какое-то стрекотание. Передо мной огромная поляна с ягодами: черника, голубика, брусника. Скоро созреют морошка и клюква.
Я поднимаюсь и иду дальше. После дождя грибочки стремительно стали расти, но мне сейчас не до них. Выхожу из леса. Передо мной расстилается наше Белое море. Сейчас оно такое грозное, почти чёрное, неужели не радо встрече со мной? Волны, вздымающиеся до небес и пенящиеся своим шумом лишь придают мне бодрости. Ветер  почти сбивает меня с ног. А на берег принесло много разных коряг и водорослей. Меня радует, что мусор лишь природный, и человек ещё не загрязнил это место.
Ноги слегка проваливаются в песок, под ними хрустят редкие ракушки. Я одна в таком пустынном мире, но одиночества не чувствую. Кажется, что я свободна. Вырвалась из всех проблем, которые окружали меня дома. Если бы лёгкость, таившаяся в моей душе, относилась и к телу, то меня бы давно снесло. Я оставляю следы, которые скоро смоет волнами, но верю, что в жизни и истории, когда-то оставлю такие, что не будут подвластны, ни воде, ни огню, ни бурям, ни времени. Как бы не были живописны места, что остались позади, я не хочу поворачиваться. Видеть город и даже Нёноксу. Нет, и ещё раз нет. Хочу смотреть только вперёд. Осталось совсем немного.
Небо особенно завораживает. Такое тяжёлое, с просветами солнца. Лучи, линиями света, ясно отражаются на облачном камне. Кажется, что сейчас оно рухнет вниз, как несбывшиеся мечты. Но нет. Оно на том же месте. И скоро тучи разойдутся и появится солнце, подарив надежду всему живому.
Хорошо, что я взяла с собой фотоаппарат. Обожаю запечатлять моменты,  которые сильно врезаются в моё сознание и наталкивают на какие-то мысли. А потом делиться с людьми красотой этой таинственной природы. Я думаю, что нет одинаковых снимков. Все видят картину по-разному.
Ещё немного и я переправляюсь по камням, еле сдерживая равновесие, речку, превратившуюся в ручей. Вот, она, деревенька. Здесь я впервые, хотя папа давно меня звал.  Кое-где здесь сохранился быт поморов.
Все здания из черного дерева. Кое-где струится дым угольного цвета из затопившихся бань. Рядом с берегом в ряд стоят катера и лодки.  Где-то на кустах висят сети. Главное, занятие жителей этого места: рыбалка. Проходит несколько дней, и я тоже беру в руки удочку. Это учит меня выдержке. Я получаю много радости от каждой пойманной рыбки, и столько же радости, отпуская их обратно в воду. Ещё немного времени, и я сажусь в лодку, беру вёсла, гребу на другой берег. Обратно возвращаюсь с целым кузовком грибов и несколькими литрами ягод. Особенно страшно от того, что ты находишься в лесу, настоящем. От местных я наслышалась о встречах с медведем и гадюками. Здесь я тоже пью чай из самовара с малиновым и черничным вареньем, учусь готовить макароны по-флотски. Вечером выключают электрическую станцию, поэтому читаю книгу под керосиновой лампой.
Здесь тоже много своих достопримечательностей. Например, всеми любимая, заброшенная церквушка на холме. Оттуда видно всю деревню и открываются живописные виды на море, речку и лес. Можно сходить на кладбище, там похоронен прадед. И вообще много военных могил. Про кладбище тоже отдельная история. Но мне там жутко. Кажется, что каждый портрет хочет рассказать мне свою историю. Страшно, когда заходишь в лесок, а там повалены чёрные кресты. И вообще обидно за могилы, оставшиеся без присмотра.
Возвращаюсь к церквушке, сажусь на оконную раму и наслаждаюсь видом моря. Так хорошо: спокойствие и безмятежность…

Вот и закончилось путешествие, выстроенное из моих воспоминаний.  Я рассказала далеко не всё, что хотелось бы. Хочу дать возможность сделать это вам. Хотя бы раз в жизни, но это стоит того. Я сама входила в число тех, кому приятнее проехать на машине и спать не в палатке, а на перинах. Но испробовав это, ты уже не найдёшь аналогов в современном мире.