Идеальная женственность

Больше всего на свете Машу Симкину тревожила тишина и паузы в разговоре. Ей нравилось говорить и слушать, она могла легко разговорить даже незнакомого человека. Однако муж ее, математик Федя Симкин, оказался неисправимым молчуном. Очень нежный, чуткий на пренебрежимо малом расстоянии, он становился задумчивым и отстраненным  как только переставал ее касаться. А она кусала губы и пробовала его «подцепить» каким-нибудь острым вопросом: «что он думает про новое Зиночкино платье?», «Как относится к тому, что Ивановы собираются разводиться?», «Какие сережки ей больше идут?». В лучшем случае он делал вид, что ничего не слышит, а чаще всего растерянно молчал. Пытаясь постичь тайну его души, она заглядывала в его стол, но нашла там только толстую стопку листов А4, исписанную интегралами. В конце концов, наблюдая, как Федя спускает в мусоропровод  трехметровую елку и топит печку в августе в сорокоградусную жару, Маша пришла к выводу, что муж у нее теоретик. И приставать к нему с простыми житейским вопросами не следует.

На стене у супругов Симкиных висела картина – китайский шелкопряд на красном дереве с узорным орнаментом в стиле арт-нуво. И вот как-то вечером Федя, глядя на эту бабочку, неожиданно спросил.
-Скажи, ты не видишь ничего эротического в этой картине?

Маша очень удивилась. Во-первых оттого, что Федя сам заговорил без какого-либо внешнего давления. Во-вторых, его вопрос был достаточно откровенным. В-третьих – совершенно неожиданным. На картине была просто бабочка. Ни влюбленных, ни губ, ни ног, ничего такого, что могло бы иметь хоть какое-то отношение к эротике. Застигнутая врасплох, крайне озадаченная, Маша стала ходить вперед назад перед бабочкой, присматриваться. Но как она ни старалась, видела только бабочку.

-Тут какое-то скрытое изображение? Контуры? – спросила Маша
-Нет, - коротко отрезал Федя.
-Эээ. Не знаю, крылья бабочки похожи на раздвинутые женские ноги? – спросила Маша и тут же осеклась и стала ругать себя за то, что Федя за такие слава решит, что она пошлая и ограниченная.
-Нееет, - протянул Федя, держа интригу.
-Там скрытый сюжет? Картинка-перевертыш? – Маша мысленно вращала бабочку на 90 градусов, 180. Но она оставалось просто бабочкой.
-Нет, нет, не в этом дело, - ответил Федя.
-В чем же? – спросила Маша.
-В линиях. Они эротичны, - ответил Федя.
Маша остановилась.
-В смысле они… плавны? – уточнила она.
-Ну я так и говорю, эротичны, то есть женственны, иными словами, плавны, - растолковывал Федя.
-А.., - медленно думала Маша, - ты ощущаешь плавность линии как… женственность? А женственность как эротизм?
-Да. Если бы идею женственности можно было бы выразить линией, то это была бы плавная линия, дифференцируемая сколько угодно раз, при том чтобы эта производная не занулялась.
-Ого, - вырвалось у Маши. Слова Феди отдавали ускользающим смыслом, но его чувства, тот мир, который был для нее недоступен все годы, которые они прожили вместе вдруг стал перед ней медленно проявляться. И одновременно она поймала себя на том, что математика начинает казаться ей не такой уж сухой, а местами очень даже чувственной.

-То есть прямая линия неженственна? – спросила она, наконец.
-Нет, конечно, - отрезал Федя как само собой разумеющиеся.
-Постой, но тогда y = x2 тоже неженственна, у нее третья производная обнуляется, - сказала Маша и с гордостью посмотрела на мужа.
Федя остолбенел а потом взглянул на Машу по-новому, как на  плоть от плоти. Ведь она только что на его глазах взяла производную.
-Ну так что же? – перебила его мысли Маша, - парабола неженственна?
-А ты нарисуй график игрек равняется икс в квадрате. И сама все поймешь, - ответил Федя и самодовольно ухмыльнулся.

Маша прикинула в уме параболу и остолбенела: так вот как ее видит Федя! Для нее парабола – это бесцветная черточка. Ну если очень нафантазировать, то клин от юбки или ведро, в которое стекает отовсюду вода. А для него, для ее родного Феди это мужской…

-А как ты чувствуешь злость? – вдруг спросила Маша.
-Как f(x) = дробная часть икса.
-Это как заборчик такой получается? Как пила? – вспоминала Маша.
-Да, - кивнул Федя.
-А страх? Как ты чувствуешь страх? – спросила Маша.
-Это функция, которая интегрируется, а модуль ее не интегрируется, - ответил Федя.
-Ого! А разве так бывает? – удивилась Маша. Слово модуль было ей знакомо.
-Бывают, вот я тебе сейчас ее покажу…., - и Федя стал рисовать перед Машей.
-А любовь? – спросила Маша и подняла на мужа влажные глаза.
-Лист Декарта. Это такая закорючка, сейчас нарисую, - говорил Федя и рисовал Маше заковыристый график.

И с этого дня темными зимними вечерами, или осенью, когда дождь стучался в их московское евроокно, он рисовал для нее какую-нибудь формулу. И тогда она понимала: так он говорит с ней о любви.