Творцы, Глава 15

      
               

     Я постояла около пустого кресла своей неожиданной напарницы и решила пройтись по залу. Кроме кресел и журнального столика ничего не обнаружила. Думала найти какое-нибудь переговорное устройство, но поиски оказались тщетными. И так снова подошла к своему ложу. И решила: вот сейчас нужно попробовать всё вернуть к началу. Залезла на мягкий трон, да уселась поудобнее. А оглядев ещё раз зал, подумала, что какая она жизнь, замкнутая, почему и для чего я в этой комнате? Жизнь? А почему знаю это слово? Откуда оно мне так близко и знакомо? И под текучие мысли, настилающие одна на другую, не заметила, как и заснула. Мне стало легко и радостно. И понесло по бескрайнему небу. Я в воздушных потоках парила, как самая свободная и счастливая птица. Тугие воздушные струи подхватывали раз за разом и несли на себе в громадном воздушном океане, меня маленькую, но испытывающую огромное наслаждение от вольного движения.
     "… ничего не делает … леность …" - сквозь сползающую пелену почувствовала, что кто-то говорит мне, а я и ответить не могу. И начинаю проваливаться, падать, падать: "… и никакой инициативы ...  непонятном трудном положении!" Сердце от скорости начинает биться всё быстрей, а страх сжимать желудок, подкатываться под самое горло. И я как закричу!
    - Что ты орёшь! Никого нет вокруг! Расселась тут … - Фрося, стоявшая перед мной, рассерженная, с вытаращенными глазами, потрясала кулачком левой руки.
     И теперь я окончательно проснулась. Пропавшая Фрося, во всей своей небольшой красе, грозила своим миниатюрным кулачком, и живее, натуральнее человека, чем она, сейчас трудно было бы найти в этом мире. Впрочем, других вариантов и нет. Но всё равно,  и к одному этому человечку я почувствовала большую радость. Под мышкой правой руки она держала  значительную, почти в свой рост, чёрную папку.
     - Как здорово Фрося, что ты вернулась!
     - Здорово. А это кто? - она раскрыла папку, вытащила лист бумаги и стала мне показывать.
       Рисунок молодой женщины выполненный акварелью. Дышащее счастливым порывом лицо с торжественными искрящимися глазами. Кикимора, глянув на меня, хмыкнула и спросила:
     - А ты знаешь кто это? Может знакомая?
     Я посмотрела внимательнее, но вспомнить не смогла. В моей памяти не сохранилось ни одного образа, за который хоть как-то можно было зацепиться. Пустота. Единственное лицо, которое я сейчас себе чётко представляла — Фросино. И всё. Она стояла перед мной задиристая и насмешливая.
     - Вот она жизнь то какая, себя не узнаёшь. Но это ничего. Другие даже глядя в зеркало и то не сразу понимают, - проговорила кикимора, засовывая лист обратно в папку. - Потом на себя смотреть будешь — женщину из другого мира. Домой мы возвращаемся. Всё-таки бабы - они есть бабы. Нужно хоть какое-то чувство гордости иметь. Не могла что-ли себе живопись выбрать? Нет, начала играть на рояле. Кому, что ты хочешь доказать? Лучше бы спокойно пироги пекла. Вышиванием занялась бы. Или хитрым опутыванием дураков кавалеров. Сидит бренчит на весь город. Талант! Ну ушёл он к этой пианистке и ушёл. Беда какая. А ты бы себе жениха завела какого-нибудь. Лётчика! Мне так и сказали: самая бестолковая реабилитация прошла с Лидой Перетоповой. Уж если понравилась музыка, выбрала бы какие-нибудь струнные инструменты: гусли, цимбалы, или вон на арфе. Нет, бренчит на пианино.

     Прошло более суток как пропала Лида. Я с Ирой сидел на кухне и пил чай с конфетами. Чувствовал себя неважно: потеря, волнение, неизвестность, и маленькая девочка  одна, без мамы. Родителям Лиды мы ещё ничего не говорили. Модесту тоже. Позвонили в полицию, те сначала не поверили, но происшествие на заметку всё же взяли. Спросили про какие-нибудь следы и что нужно найти свидетельницу Фросю. Откуда у нас появилась Фрося я им объяснять не стал. С их хватило и того, как исчезла Лида. Затем они сообщили, что к нам подъедут для обследования места происшествия и чтоб мы находились дома и ждали. Шло утро второго дня как исчезла хозяйка.
     Ира сказала, что ей без мамы уже скучно. И помолчав, со слезами обиды на глазах, добавила: "Можно было бы и меня взять в путешествие. Я послушная девочка". И её уголки губ окончательно опустились вниз, а лицо начало принимать самое настоящее плаксивое выражение. Конечно же я спешно начал объяснять, что эта поездка для взрослых людей, а не для маленьких девочек, и мама скоро приедет. Да ещё интересную новую сказку расскажет. А когда путешествие будет и для маленьких деток, то и её возьмут тоже. С таким положением дел Ира видно согласилась, немного успокоилась, отпила из чашки чая и пошла играть в комнату. Я остался один сидеть на кухне. В голову лезли разные мысли, воспоминания, ничем не обоснованные размышления о случившемся, нынешняя забота об Ирине, и другие, которые ни сообразуясь ни с чем появлялись в моём мозге, а затем исчезали не оставляя никакого следа. Глядел через окно с тоской на летнее бледно-голубое безоблачное небо чуть ли как не на виновника произошедшего неприятного события. И осознание своего бессилия в сложившейся ситуации подводило только к ожиданию да надежде в восстановлении текущей с Лидой жизни с помощью такого же невероятного фантастического случая. И теперь в моём сознании висели с одной стороны дверь, в которую должны войти полицейские да начать мерить, щупать, снимать отпечатки пальцев с предметов, собирать доказательства, а с другой окно с бескрайнем небом и непонятным, повлиявшем на нашу судьбу, явлением. А ещё маленькая Ирина, да и наши родители, которые пока что находятся в неведении. 
     Таким образом, сидя и размышляя о своём положении, о состоянии близких мне людей я налил ещё одну чашку чая, уже думая о том, что полиция так и не подошла. Прислушался к звукам, которые добирались на кухню из комнаты. Там всё обходилось без сильных громыханий, почти без шума. Похоже было на то, что Иринка пела какую-то песенку. И тут я почувствовал, как на окно упала тень. А когда повернул голову, то увидел знакомую мне летающую тарелку и открывающиеся шторки люка. И сразу же загодя, не зная, что она может принести, плохое или хорошее — обрадовался. А когда на кухню начал проникать ослепительный свет, то с готовностью встал с табуретки и закрыл лицо руками. Я стоял терпел и ждал нового чуда. Потому что себя я в жертвы не отдавал. И всё должно закончиться хорошо. Мы не какие-то подопытные кролики или крысы. Но тут у меня в голове, в груди шевельнулось совсем маленькое сомнение, а вдруг мы и правда, как зверьки для опыта, для эксперимента? Но я сразу же мощно в себе такое предположение придавил до полного исчезновения. Потому что должно быть чудо! И все его хотят видеть: я, маленькая дочка Ирина, наши родители, и Модест тоже, все знакомые желают глядеть на живую прежнею Лиду Перетопову. А дождавшись, когда жара спала, я с какой-то надеждой, как в детской игре, убрал ладони со своего лица … , то в самом деле увидел перед собой Лиду с какой-то папкой под рукой и рядом стоявшую с ней кикимору Фросю. 
     Молчаливая сцена наших неподвижных фигур длилась наверное с минуту. Первой заговорила Лида:
     - Вы не знаете, что сейчас произошло?
     - Ты вернулась, - произнёс я, терпеливо, внутренне ликуя от свершившегося.
     - Вернулась, почему вернулась? - как-то немного насмешливо, с чувством отеческого превосходства удивилась моя сестра.
     - Потому что тебя не было более суток, - ответил я ей, несколько оторопевший от её самодовольной позы.
     - Более суток? Прилетела летающая тарелка, а потом стало очень ярко и жарко. Сейчас жара прошла. Ну вот и всё. Мы как стояли так и стоим, - уверенно продолжила Лида.
     - Да. А папка от куда у тебя взялась? И кстати, что это за папка? - поинтересовался я.
     - Папка? Что за папка? А! Я не знаю … Странно. У меня такой не было, - спохватилась она, разглядывая её перед собой.    
      Фрося во время нашего разговора спокойно стояла да поглядывала то на меня, то на вернувшуюся Лиду.
     - А что там в ней? Давай-ка посмотрим, - продолжала изучать незнакомый для себя предмет моя сестра. - Так … Ага! Здесь какой-то рисунок, - вытащила она плотный лист бумаги и стала его разглядывать.
 И спустя некоторое время спросила меня:
     - Кто это? - показывая изображение.
     С бумажного листа смотрела счастливая возвышенная Лида. Прекрасный рисунок выполненный акварелью. Но в тоже время она выглядела немного другой. Какие-то незнакомые, не очень заметные, маленькие черты её лица показывали на это. Но то что художник изобразил именно её, никаких сомнений быть не могло.
     - Ну, и где ты и когда позировала? - сразу же поинтересовался я.
     Лида постояла, подумала, поморщила лоб, а потом растерянно произнесла:
     - Я не помню. И рисунок в первый раз вижу.
     - И не знаешь, кто рисовал тебя?
     - Нет. Я не помню. Здесь подпись есть. "В.Р." - я не знаю человека с такими инициалами, - проговорила она последнюю фразу потерянно с опрокинувшемся лицом, словно упала куда-то.
     Тут вдруг заговорила, стоявшая до этого тихо и незаметно кикимора Фрося:
     - Жизнь так она такая и бывает: чего-то знаешь, чего-то не упомнишь. Есть рисунок, ну и хорошо. Радуйся!
     - Фрося, чего ты такое говоришь. Того не помню, того знаешь. Нарисовать портрет … Это же не с бухты барахты. На это время надо, желание. Да ещё и мастер какой! - стал возвращать я историю к реальности, потому что такое трудно не запомнить.
     Но факт есть факт. Виновница поражена и удивлена. Лист с её рисунком есть, а своей встречи с художником не помнит. И как оказался рисунок в руках, тоже проблема. Память отказывается подчиняться.
     - Вот вам и вот. А звездолёт уже улетел, - въедливо заметила Фрося, - что хотите то и думайте.
     А за окном действительно во всю ширь голубело чистое тёплое летнее небо.