Поэтесса и эмигранты в Мюнхене

 Художественно-документальный рассказ
Поэтесса Катя пребывала в  Мюнхене две недели. Резво бегала на экскурсии, удивлялась сочувственному отношению немцев к русским, их щедрой гуманитарной помощи российским туристам и экономности собственного образа жизни. Поражал Катерину кинотеатр на отрытом воздухе. В России Катя видела такие чудеса в горах. Как правило, она не брала билеты, потому что, если занять место где-нибудь на склоне, то можно увидеть всё просто так.
Предусмотрительные немцы своим согражданам такую возможность не предоставляли. Кино на открытом воздухе видели лишь те, кто  билеты купил. Остальной толпе бил в глаза свет специально поставленных для этого прожекторов. Кате, с одной стороны, это казалось правильным, а с другой чересчур рациональным. Возвращаясь вечером из кинотеатра в свой номер, Катерина всякий раз ухитрялась заблудиться. Она страдала топографическим кретинизмом, а телефоны с навигацией в те времена ещё не изобрели или же они были не у всех. Зато Катерина писала стихи, издала их отдельной книжкой и решила возить по всему миру и продавать, чтобы стать на весь земной шар известной поэтессой. Она показала стихи туристке Саре, с которой их вместе разместили в эконом отеле. Саре стихи понравились, и девушки подружились. Подруга Катерины поведала, что родители дали ей такое имя в честь артистки Сары Бернар. Эта знаменитая женщина играла в трагедиях. Мир запомнил её в образах Медеи, Корделии, леди Макбет и даже принца Гамлета. Сара Бернар покровительствовала знаменитому художнику Альфонсу Мухе, который всегда изображал её на афишах чуть-чуть красивей и моложе, чем артистка была на самом деле. В 70 лет она сыграла тринадцатилетнюю так Джульетту, что все поверили этому сценическому перевоплощению.
 —Я тоже хочу стать артисткой, —  говорила Сара Катерине. — Я собирюсь в Щукинское училище и для конкурсного показа учу монолог Джульетты. Она вставала в центре комнаты, начинала произносить монологи шекспировских героинь наизусть. Катерина аплодировала и уверяла Сару в том, что её ожидает счастливое будущее. Потом девушки шли бродить по городу или присоединялись к экскурсиям. В отличие от Кати, Сара хорошо ориентировалась в пространстве и скоро стала лидером в их дружбе. Как-то раз туристки бродили по магазинам и услышали родную речь. Катя решила познакомиться с русской женщиной и продать ей книгу стихов. Вскоре девушки стояли около русскоговорящей дамы, которая оказалась эмигранткой из России.
Она очень обрадовалась землячкам, особенно Саре. Катя рассказала Розалии Моисеевне ( так звали новую знакомую), что они взяли путёвки в эконом-тур, живут в бедности,  не ужинают, так в путёвке ужины не были предусмотрены, а  свои деньги они потратили почти все.
—Мы хотели бы продать мои поэтические книги, чтобы получить хоть какие-то деньги на ужин, — сказала Катя. — Но всем туристам я уже продала, а теперь вокруг остались только немцы.
—О! Я помогу вам! — воскликнула Розалия Моисеевна с энтузиазмом. – Я приглашаю вас в гости к нам, в эмигрантский квартал. Мы здесь живём очень дружно. Я соберу людей, и они купят ваши стихи.
— Как вы добры! — восхитилась Катерина.
Уже через полчаса они были в квартале, где жили эмигранты. Розалия Моисеевна, действительно, собрала людей.
Все с интересом стали расспрашивать девушек о жизни в постперестроечной России. Итоги разговоров сводились  тому, что эмигранты знали лучшую Россию, сейчас страна деградирует, а здесь, в Мюнхене, рай земной. Катя заметила, что небольшие очереди за продуктами всё-таки присутствуют и в земном раю.
 Наконец разговор зашёл о писателях и поэтах.
— Я член Союза писателей России! —с гордостью сказала Катерина.
— В Сталинские и в Брежневские времена, чтобы стать членом Союза писателей России, надо было внести существенный вклад в литературу, написать книги, которые признает правительство, выпустить им миллионным тиражом, — заметил мужчина, похожий на О. Мандельштама. — А сейчас, сейчас берут всех, кому не лень пробиваться.
— Мне сказали, что берут лучших, и среди них я, — обиженно отвечала Катенька. — А вот льготы сегодня худшие. Говорят, что в Сталинские и Брежневские времена членам Союза писателей полагалась квартира, дача в Переделкино, гонорары, дома отдыха за государственный счёт в Подмосковье и на море в Коктебеле. А сейчас ничего этого нет. Даже в Переделкино едем почти за свой счёт.
—Зачем же тогда такой Союз писателей? — ядовито спросила пожилая эмигрантка.
— Да их там теперь вообще несколько! — поддержал разговор немолодой мужчина в очках. — Люди говорят, что не знают, куда и поступать. Всё дробится, делится, распадается.
— А книги и творчество остаются, — заметила Катерина. — Я вот написала стихи, не купила себе дублёнку, поскольку на деньги, отложенные на неё, издала тысячу экземпляров своей книги, продавала в России, а теперь привезла в Мюнхен.
—Господа! Наши друзья из России привезли нам хлеб духовный! —воскликнула Розалия Моисеевна, умно и победоносно оглядев собравшуюся толпу. —Мы должны купить книги у этой девушки, ведь она написала прекраснейшие стихи. Подержите в руках её книжки, полистайте их!
Катя раздала несколько книжек для просмотра. Мужчина в вишнёвой водолазке стал листать книгу и сказал, подняв брови:
—О! Да это про наши чувства.
Он процитировал:
Я Родину хочу забыть,
Забыть родной язык.
Я за моря хочу уплыть
И слушать ветра крик.
Он сказал, что покупает книгу, и дал Кате несколько дойчмарок, потом протянул свою визитку и сказал:
— Заходите в гости. Понравится—присоединяйтесь к нам, эмигрантам, навсегда.
Женщина в шляпе с ярко-жёлтой лентой тоже открыла книгу и стала читать, но уже про себя. Заглянув ей через плечо, Катя увидела, что она читает стихотворение:
«Все листья бросили меня».
Прочитав, дама вздохнула и, подняв глаза к небу, сказала томно:
— « Да, надо вновь любить, иначе не прожить на свете».
Достав из маленькой кожаной сумочки кошелёк, она раскрыла его, достала несколько дойчмарок и протянула Кате.
—Дайте мне Вашу книгу с автографом, пожалуйста, — произнесла она растроганно.
Катя отдала ей книжку и  расписалась на странице.
— Весна как девушка из гетто,
Дай руку, бедная моя!
— с пафосом прочитал стройный мужчина в очках, криво усмехнулся, но тоже купил книгу.
— Я ласкаю петлю,
 На которой висеть
 И кляну и люблю
Это крест, свою смерть, —
прочитала  немолодая женщина.
Её испещрённое морщинами лицо на миг свело какой-то судорогой, глаза остановились. Она прекратила чтение и даже закрыла книжку.
—Здесь о смерти! Я не хочу о смерти! Я это покупать не буду, — сказала она дрожащим серебряным, словно поседевшим голосом.
—Клара! Подойдите сюда! — вкрадчиво произнесла Розалия Моисеевна.
Катя услышала краем уха, как она сказала:
— Наши друзья из России здесь голодают. Им нужны деньги, но нельзя же унижать людей, если мы просто соберём милостыню. Купите её книгу, а не понравится --- потом бросьте в помойку или подарите кому-нибудь! Клара, это не покупка книги, а благотворительный акт. 
—Понимаю, — заговорщицки шепнула Клара и тоже купила у Кати книжку.
К концу вечера у Кати и Сары было несколько визиток эмигрантов и  солидная сумма немецких марок. Они горячо благодарили собравшихся и особенно Розалию Моисеевну.
—На прощанье мне хочется сказать вам, девочки, — сладко и торжественно произнесла она. — Никогда не говорите о евреях «жиды». Это очень плохое слово.  А будете рассказывать, как бедствовали в эконом. туре, вспомните, что первыми, кто Вам помог, были евреи.
—Конечно, — пообещали Катя и Сара. Они вернулись в свой отель счастливыми и целых три вечера ужинали на деньги от продажи Катиной книги.