Улыбка Дюшена - 1

Детство Гийома

9 сентября 1816 г. Булонь-сюр-Мер

Вынужденно остановившись, мальчик наклонился, чтобы завязать болтающиеся шнурки своих ботинок. Сшитые на вырост они болтались на его тонких, похожих на  куриные лапки ножках, а ступня постоянно ерзала туда-сюда, доставляя неудобство при ходьбе. Находясь среди толпы, разнородной и гулкой, словно череда голодных чаек на морском побережье, он рисковал быть снесенным с ног. Но решив, что управиться с поставленной задачей быстро, приступил к делу. Взяв руками за оба конца, он как следует натянул туго свернутые веревки, прикусив от старания  нижнюю губу. Отец всегда учил его тому, что все нужно делать тщательно и аккуратно. «Лучше сделать один раз, чем много, но как попало» - обычно говорил он. Именно поэтому, он никогда и никуда особо не спешил. Накинув один конец шнурка на другой, он уже собирался затянуть веревки в узел, но прилетевший в спину пинок, не дал ему довести начатое до конца. Потеряв баланс, он оказался на земле, ударившись лбом о мощеную дорогу.
— Нашел место! — злобно крикнул ему проходящий мимо грузный мужчина средних лет. — Ишь ты, чудак! — добавил он, ускорившись в шаге, оголив на прощание рот, кишащий гнилыми зубами. 
Потерев лоб рукой, мальчик нащупал небольшую, выступающую кочку, которая в перспективе обещала вырасти в шишку приличных размеров. От этого прикосновения, он невольно сморщил лоб.
— Гийом! — позвал его кто-то. Мальчик вскинул голову, пытаясь понять, кто именно обращается к нему по имени, но слепящее солнце резко ударило по глазам, на доли секунды ослепив его.  —  Гийом! Дружище! — повторил он и, подхватив Гийома за локоть, отвел в сторону, прислонив его к каменной стене. Лишь сейчас он смог признать человека, который так быстро пришел к нему на помощь. Это был Одрик, соседский мальчишка, с которым они вместе ходили в школу и даже были дружны какое-то время, но потом по какой-то причине перестали общаться так близко, ограничиваясь словами приветствия при встрече. 
— Не ушибся, — справился он, похлопывая Гийома по плечу.
— Нормально, — ответил Гийом, поспешно окинув свои ноги и усмехаясь тому, что вспышке не оставил ботинки на улице, позволив людям раздавить их. — Спасибо, — добавил он, посмотрев Одрику в глаза. — Что помог, — добавил он потом, чувствуя некую неловкость.
— Я уверен, ты поступил бы так же, — усмехнулся Одрик. —  Я кстати иду к центральной пристани, если ты тоже, то могли бы…
— Да конечно, — прервал его Гийом, понимая, к чему он клонит. — Мы можем пойти вместе. Только я, — он замялся, опустив глаза на свои ботинки.
— Я подожду. Думаю, что у нас еще есть время. Когда я был на уровне, я видел….
Гийом не слушал его. Он не стал терять время и опустился вниз, сел на одно колено и взял в руки концы веревок. Прокручивая последовательность своих действий, он сначала закинул один шнурок на другой, завязав узел, а затем образовал петлю и обмотал ее другим концом шнурка, сильно затягивая образовавшиеся бантики. Оценив то, что у него получилось и, оказавшись довольным результатом, он, наконец, выпрямился, готовый идти к порту. 
— Готово, — радостно объявил Гийом своему вновь обретенному товарищу, который стоял напротив него. 
— Постарайся не отставать, — предупредил его Одрик, на что Гийом утвердительно кивнул ему в ответ.
Пара шагов в сторону и вот они уже в самом центре толпы. Многоликая и волнующая она несла их вниз, все больше приближая к морскому побережью, где красовался порт Булонь-сюр-Мер – их настоящее и будущее. Каждый мальчишка, рожденный в этих местах, знал, что покинуть родной ему навряд ли удастся. Его будущее было определено, как клеймо, поставленное при рождении, обязывающее продолжать дело начатое предками. Гийом был не исключением. Тем более, что его отец был не просто рыбаком, которых в Булоне насчитывались сотни. О, нет, он был капитаном в отставке. Жан Дюшен -  человек сильный духом и волей, отличающейся военной выправкой и непростым характером. За годы Наполеоновских войн, которые после себя понесли разруху и междоусобицу в стране, получил медаль «За отвагу», чем немало гордился. Несмотря на его характер, побочный элемент всех военных, Жан был хорошим человеком и старался как можно больше времени проводить с семьей во время побывки, которые случались последнее время нередко. Дело в том, что в последний год, отец Гийома возглавлял одно и суден, занимающееся добычей сельди в водах Северного моря. Дело это было не столько прибыльное, в условиях обедневшей после активной внешней политике стране, но все же обеспечивало их семье постоянный хлеб. 
Не заметив, как перенесся на местный рынок, последняя станция, отделяющая его от пристани, Гийом вдохнул полные легкие зловонного запаха рыбы. Смесь потрохов и водорослей, витающая в воздухе насквозь пропитывали кожу каждого, кто задерживался в Булоне больше чем на месяц. От этого запаха не убежать и не скрыться. Местные завсегдатаи поговаривали, что жителя порта Булонь-сюр-Мер всегда будет выдавать его запах, за какими бы благоуханиями Парижа он не прятался. И возможно, отчасти, это было правдой.
Гийом остановился, когда понял, что потерял из виду Одрика, а идти до места осталось не так долго. Повернув голову сначала в одну сторону, а потом в другую Гийом заметил его. Одрик стоял около ларька и заворожено смотрел в одну точку, не замечая ни времени, ни пространства.
— Одрик! — позвал его Гийом, но Одрик, словно, не слышал его, продолжая стоять на месте. — Одрик! — повторил мальчик, расталкивая проходящих мимо людей локтями.
— Осторожнее! — рявкнула на него дама пышных форм, толкнув в ответ.
— Прошу прощения, — тихо сказал Гийом себе под нос, но дама его, кажется, не услышала, канув в поток человеческих тел.
— Одрик! — сказал Гийом, оказавшись рядом с ним, и только тогда мальчик обернулся. По его лицу Гийом понял, что застал его врасплох – зрачки Одрика на миг расширились, губы слегка приоткрылись, а лицо покрылось непривычной краснотой. Но вскоре все прошло и губы сложились в улыбку.
— Смотри, — произнес он вдохновенно, указывая Гийому на резные свистки, расположенные на средней полке торгового прилавка.
И здесь действительно было чему удивиться – среди рыбного рынка, где каждый угол был забит кибиткой с сельдью, треской и палтусом, затесался небольшой ларек, отличный ото всех остальных. К слову там были не только свистки, мгновенным чарам которых поддался его друг, Гийом разглядел также дамские принадлежности, такие как расчески, гребки и зеркала, украшенные причудливым для этих мест орнаментом.
— Пойдем, — внезапно сказал Одрик, не дав Гийому разглядеть все, что таилось на полках. В его голосе, мальчик различил едва видную печаль.
— Не будешь брать? — спросил его Гийом.
— В следующий раз, дружище, — ответил Одрик, засунув руки в оттопыренные карманы брюк.  — В следующий раз. Пошли. Теперь у нас времени и в правду осталось не так много.
 Побережье Ла-Манш сегодня собрало много народу. После того как на горизонте появилось первое рыбацкое судно, люди спускались с верхнего уровня города, чтобы встретить тех, кто после долгого отсутствия возвращался в родные пенаты. Когда Гийом и Одрик подошли к месту, тугие швартовые канаты доброй дюжины суден уже были перекинуты и закреплены к выступам пристани, а якоря сброшены на мель. Многие  мореплаватели уже сошли на землю. Гийом увидел как один из них, еще совсем юный парень, прислонился к земле лбом, будто не веря в то, что наконец-то под его ногами земля, а не бушующая стихия. За это он, конечно, получил свою долю усмешки со стороны собравшегося люда, но по лицу парня, который совершил свое первое плавания, было понятно – ему абсолютно все равно. Гийом заметил на себе пристальный взгляд Одрика и потому повернулся к нему лицом.
— Нет, ты видел, — рассмеявшись, презрительно заметил он, кивая в сторону счастливого, но осужденного обществом моряка. — Он бы эту землю еще проглотил!
Гийом хоть был и не согласен с высказыванием Одрика, но предпочел смолчать. Он не очень-то любил встревать в конфликты. По большей части из-за того, что не всегда находил слова, которые можно было бы использовать в качестве аргументов в споре. Только по прошествии некоторого времени, в ходе анализа и прокручивания событий в голове, он находил те самые фразы, произнеси которые, он мог бы заставить соперника  молчать. Но время быстротечно и не привыкло давать кому бы то ни было спуску.
— Твой отец, — сказал Одрик, указав на коренастого мужчину, приближающего к ним.
— Да, это он, — не спуская глаз с отца, еле слышно произнес мальчик, подтверждая очевидное. 
Когда отец подошел, Одрик уже не было. Он растворился среди многих других, ищущих родные лица, в каждом ступающем на землю человеке.
— А ты подрос, — заметил отец. — Не ровен час, как мы отправимся на борт вместе. Что скажешь?
Гийому было нечего сказать – он застыл словно капля осеннего дождя, перенесенная в зиму.
— Пойдем, — притянув его к себе, сказал отец, от чего Гийом уткнулся носом в его широкую грудь. От отца пахло табаком и потом, но это было даже приятно, потому что так пах только он и больше никто на свете. Тоненькими ручками мальчик обхватил отца и прикрыл глаза. Он скучал по нему. Очень скучал.
— Я рад, что ты вернулся, — наконец сказал Гийом и почувствовал, как в ответ на его слова объятия отца усилились.
 — Мсье Дюшен, — прервав отца и сына, провозгласил подбежавший Одрик. Выпустив сына из объятий, Жан Дюшен повернулся к вопрошающему. — Мсье Дюшен, — голос Одрика был быстр и сбивчив, — Прошу простить, Вы не видели моего отца. Он плыл с вами на судне.
— Напомни, как зовут твоего отца, — спросил капитан у мальчика.
— Пьер. Пьер Беларнуа.
Гийом все это время смотревший на лицо отца, увидев, как оно изменилось, когда он услышал имя. Мужчина медлил с ответом, а это ничего хорошего не предвещало. Но он не успел ничего сказать – рядом с ними показалось мать Одрика. Она была худощавого телосложения, с продолговатым вытянутым лицом и резко выпяченными скулами. Серого цвета глаза, напоминали Гийому гальку, так часто встречающуюся в здешних местах, а тонкие красивые пальцы – статуэтку «Пианистка», украшающую комод в их доме.
— Мама! — обрадовавшись, воскликнул Одрик. — Я как раз искал отца. Мсье Дюшен… — он не договорил. По лицу матери потекла слеза. — Он будет следующим рейсом, — питая надежду, спросил Одрик, головой понимая, и зная ответ на свой вопрос.
— Мы ни чем не могли помочь,  — ответил вместо нее Жан Дюшен, обращаясь к мадам Беларнуа, будто бы она, а не ее сын задал вопрос, касающийся гибели матроса его корабля.
— Я знаю, — ответила женщина. — Я не сомневаюсь в том, что вы сделали все возможное, чтобы спасти моего мужа.
Договорив, она взяла руку сына, но Одрик резко вырвал ее и убежал прочь. Его глаза были полны слез, горечи и обиды -  на себя, на отца, на мир в целом. Он не мог вынести этого. Не мог смотреть как плачет мать.
— Одрик! — закричала мать. — Одрик, вернись!
Мальчик не слышал ее, порывы ветра, заглушали все вокруг. Вскоре Одрик  пропал из их вида. Словно камушек, брошенный в пучину волн, он приземлился на дно – туда, где его боль никому не будет видно.
— Оставьте его, — сказал Жан Дюшен. — Все поправиться. На все нужно время. Мне искреннее жаль вашего мужа, мадам.
Мадам Беларнуа проскользнула мимолетным взглядом по отцу Гийома и кивнула в ответ, после чего поплелась к пристани.


На кухне витали чудесные, волнующие аппетит запахи. Мать Гийома оживленно порхала по комнате, делая последние приготовления, перед приемом пищи. Она все делала легко, была весела и добра – полная противоположность отцу, привыкшему держать свою жизнь и мысли под неусыпным контролем. Ужин в честь прибытия отца всегда отличался от ужинов, которые семья проводила без него. Так что, это был своего рода праздник, во время которого можно было набивать брюхо яствами столь непривычными для обычного рациона, который состоял по большей части из рыбы. С другой стороны, чего еще можно ожидать, если ты растешь в месте, где люди зарабатывают ловлей и торговлей рыбой.
— Чем ты так опечален, сынок, — поинтересовалась мама, заметив, как притих ее сын.
— Ничем особенным.
— Но все же ты грустишь? Рассказывай, — сказала мама, сев за стол напротив Гийома.
Ее взгляд сделался очень внимательным и даже в кое-то мере озадаченным. Взглянув в эти любящие глаза, Гийом понял, что она не отступит от своего и не оставит его в покое, пока не удостовериться в том, что у сына больше нет от нее секретов. Несмотря на ее довольно покладистый нрав, она не бросала начатое на середине, предпочитая  все доводить до своего логичного конца. И в этом, пожалуй, они были очень схожи с отцом.
— Сегодня на пристани, — начал Гийом, царапая ногтем край деревянного стола, — Когда я встречал отца после плавания, — он в очередной раз запнулся, как это всегда бывает, когда он пытался выстроить слишком сложное по своему содержанию предложение. 
— Ну же, милый, — заметив его растерянность, поддержала мама.
— Ты помнишь Одрика? — решив подойти в своем рассказе с другой стороны, спросил Гийом.
— Одрик?
— Да, мы вместе ходим в школу. Он еще живет здесь, неподалеку.
— Сын Беларнуа? Да, кажется, припоминаю.
— Мсье Беларнуа был на судне отца, но он не вернулся. Он умер там, в море. Одрик так плакал. Так была его мама. И она тоже плакала. А потом он убежал, — он говорил так обрывчато и порывисто, чувствовал, как с каждым пророненным словом его душа становиться ближе к тому, чтобы заплакать. 
— Дорогой, — жалостливо произнесла мама и резко встала с места, чтобы успокоить сына, глаза которого выражали боль и сострадание. Она прижала его головку к себе, нежно лаская по макушке.
— Что-то случилось? — спросил зашедший в кухню отец растерянной от увиденной картины. — Он что-то натворил, — обращаясь к жене, спросил он.
— Нет, ничего такого. Он скоро успокоиться.
— Что произошло, — не унимался он.
— Гийом просто немного расстроился из-за того, что увидел на пристани.
Мальчик увидел как брови отца, густые от природы сдвинулись ближе к переносице. Он явно не понимал, из-за чего возникла вся эта суматоха.
— Это из-за мсье Беларнуа, — тактично подсказала Луиза своему мужу.
— А! Из-за этого. Не расстраивайся, сынок. Такое случается, — обратился он к сыну, как будто тот только появился в комнате и не видел и не слышал всего, о чем они говорили с мамой. В тот момент мальчика поразило не смысл сказанных слов, их-то как раз он считал верными, а то, как легко его отец говорил о смерти. «Такое случается» - просто и лаконично, как будто речь идет о простых вещах, а не о том, что человека не стало и теперь многим людям без него стало плохо.
— Чем так вкусно пахнет, — не скрывая радости в голосе, поинтересовался отец.
Мама встрепенулась, словно перепуганная птичка и поспешила накладывать приготовленные блюда, напоследок поцеловав сына в лоб. Гийом смотрел на своих родителей. Кажется, они были счастливы. Отец подошел к матери и поцеловал ее оголившееся плечо, поправив после этого соскользнувшую бретель платья. На что она лукаво улыбнулась и оглянулась на сына, счев поведение супруга неподходящим для данных обстоятельств и лишних глаз.
 — Жан, — тихо, с легкой долей недовольства в голосе, произнесла она. — Садись за стол.
Отец не стал возражать, послушно выполнив просьбу жены. И вот теперь он сидел перед сыном. Внутри у Гийома все сжалось. Он боялся говорить с отцом, потому что эти разговоры обычно не приводили ни к чему хорошему.
— Как обстоят дела в школе? — спросил он у сына.
— Нормально, — монотонно ответил мальчик.
Несмотря на свой совсем еще юный возраст, этой осенью ему должно было исполниться одиннадцать лет, Гийом понимал, что отцу на самом деле совсем не интересно как идут его дела в школе. Мальчику всегда нравилось наблюдать за миром, делать заключения и находить подтверждения увиденного в теориях, изложенных в учебниках. Неудивительно, что как только в классе начались предметы, такие как биология и естествознание, для него они стали самыми любимыми. Гийом с удовольствием слушал учителей, задавая вопросы и подмечая для себя новое. Оставаясь после уроков, он задерживался в библиотеке. Но и этого ему казалось недостаточным. Мальчик хотел знать больше, и эта тяга не давала ему покоя. Увидев ярое стремление Гийома к знаниям, учитель биологии отдал ему потрепанную книгу, которая все равно лежала без дела в ящике его стола. На обложке красовалась надпись: «Анатомия человека. Учебное пособие для бакалавров». В тот день он чувствовал себя самым счастливым на свете, бегом он бежал домой, ощущая приятную тяжесть в своем тряпочной рюкзаке. Когда мама позвала его есть - он отказался. Гийом хотел остаться один на один с книгой, за коркой которой скрывалось так много тайн. И пусть он не понимал доброй половины того, что там было написано, ему было приятно прикасаться к книге, ощущать плотные, желтые страницы и вдыхать запах старины. Закрывая глаза, он представлял, как будучи взрослым, сможет иметь не одну книгу, а много десятков, а может и сотен, и как будет меняться его мир, он каждого прочтенного и понятого слова. Но надежды были разрушены. Это случилось, когда отец в очередной раз вернулся с моря. Гийом встретил его с порога, пряча за спиной добытое у учителя биологии сокровище. Его глаза горели, и он представлял, как обрадуется отец, когда увидит, какие книги читает его сын (он же не знает, что Гийом понимает не все, что там написано).
— Что это? — спросил отец, взяв книгу, протянутую сыном.
— Это книга! По анатомии. Смотри! Здесь написано, что она для бакалавров. А я ее читаю уже сейчас. Правда, здорово!  И когда я поступлю в колледж…
— В колледж? — перебив Гийома, поинтересовался отец. — О только этого нам не хватало, — закатив глаза, ответил он и прошел мимо сына, уронив книгу на стол.
Позже у них состоялся серьезный разговор, в ходе которого Гийому было объяснено, что в их роду все мужчины так или иначе были связаны с морем, занимались рыболовством, или же воевали, защищая честь страны, блуждая по волнующим просторам тонн соленой воды. И он не намерен нарушать эту традицию, перерезать канат, связывающий его с предками. Поэтому про колледж Гийому придется забыть. Также отец сказал, что им с мамой очень приятно, что он, их сын, проявляется такие стремления в науке, и они поддерживают его, но лучше, если он уделит внимание промыслу которым реально можно заработать на жизнь. Пока отец говорил, мама молчала. Она не встала на его защиту, хотя он этого очень ждал. В ее глазах таилась печаль, она как будто говорила: «мне очень жаль, сынок, но ты должен уважать и слушаться отца». После этого разговора, Гийом не перестал заниматься тем, к чему лежит его сердце. Пусть ему придется отдать жизнь промыслу, которое не способно его осчастливить, но у него есть время для того, чтобы впитать в себя те знания, которые открываются ему с каждым днем. Это время здесь и сейчас и никто не может его украсть. 
Ужин был великолепен, но Гийом не смог по достоинству оценить приготовленный матерью блюда. Несмотря на то, что за весь день он не обронил и крошки хлеба, мальчик не чувствовал голода. Отец же наоборот ел все, смешивая кушанья между собой и нахваливая жену. Родители вели оживленную беседу, но Гийом не слушал их. Он ждал подходящего момента, чтобы уйти в свою комнату. Он чувствовал острую потребность побыть одному наедине с собой и своими мыслями. И когда матушка привстала со стула, чтобы подать свежеиспеченный пирог, Гийом решил, что момент настал.
— Я не буду пирог, — тихо произнес мальчик, обращаясь к матери. — Можно я пойду в свою комнату?
— Может быть чаю? — спросила она.
— Нет, я не хочу,  — Гийом привстал со стула, собираясь уйти.
— Мы не так часто собираемся всей семьей за одним столом, — строго произнес отец, оторвавшись от еды. — Побыть в своей комнате ты всегда успеешь.
Гийом растеряно захлопал ресницами. Путь к свободе был так близок, и он упустил этот шанс.
— Иди, сынок, — сказала мама, не обращая внимания на слова мужа.
— Луиза! — воскликнул Жан.
— Посмотри на него. Он очень бледный. Ему и вправду не помешает отлежаться.
Жан посмотрел на сына. Слова жены его, кажется, убедили.
— Можешь идти, — наконец сказал отец и только после этого Гийом вновь встал из-за стола. Последнее слово всегда должно оставаться за отцом и Гийом это прекрасно понимал.
Оказавшись в своей комнате, мальчик облегченно выдохнул полной грудью. Теперь он мог побыть один. Кинув беглый взгляд на книги, Гийом отмел мысль о том, чтобы заняться учебой. Сейчас для этого было не подходящее время. Тяжело упав на кровать, словно мешок с мокрым песком, он ударился лицом о подушку. Так он ничего не мог видеть, кроме темноты. Голову не покидали события сегодняшнего дня. Гийом видел перед собой лицо Одрика – грустное и опустошенное, словно жизнь покинула его тело. Какого это осознавать, что человек, которого ты больше всего хотел видеть, больше никогда не предстанет перед тобой, не спросит как твои дела и одарит улыбкой. Какого это потерять отца? От этого вопроса Гийом невольно задумался о своем отце и со страхом признался себе, что если бы его не стало, возможно ему жилось бы лучше. Тогда бы он точно мог сам распоряжаться своей жизнью – жить так, как хочется ему. Гийом всхлипнул он застилающих глаза слез, не понимая, что это – слезы отчаяния, гнева на самого себя или же жалости к Одрику.

10 сентября 1816 г. Булонь-сюр-Мер

На следующий день Гийом отправился в школу. Одрика не было в классе  и это его нисколько не удивило. Скорее он даже ожидал, что так и будет. Сегодня не было запланировано уроков ни по биологии, ни по естествознанию, а значит, день для Гийома был потрачен зря. Учитель истории и политики Франции особо не нравился мальчику. Он был излишне высокомерен, а по внешности чем-то напоминал Наполеона, недавно изгнанного на остров Святой Елены, за собранный бунт в Париже и попытку вернуться к власти. Мсье Жюли тем временем что-то оживленно рассказывал, но что именно мальчик не хотел знать. Зачем забивать свою голову тем, что тебе не пригодится. Посмотрев на своих соседей по парте, Гийом сделал вывод, что им тоже не так уж интересно прибывать на уроке, а значит все нормально и он такой же, как все.
— Мсье Дюшен, — обратился учитель к мальчику. — Мсье Дюшен, — повторил учитель строже, не получив реакцию мальчика. — Гийом! — выкрикнул он и только после этого Гийом повернул голову на учителя. — Встать! — Гийом встал. — Мсье Дюшен, повторите то, что я только что сказал, — в нетерпении бросил в его сторону мсье Жюли, в раздражении нервно подергивая уголками губ.
 Гийом молчал, потупив взор. По классу разнеслись смешки. 
— Мсье Дюшен! Я попросил вас повторить, — напомнил учитель.
— Я не могу, — признался Гийом.
— Вы не можете, потому что не слушали! Вам должно быть стыдно, Гийом! Стыдно перед своими родителями и Великой Францией, которая предоставила вам возможность учиться. Еще каких-то десять лет назад наша страна не могла позволить себе содержать школы, которые могли бы дать людям базовые, начальные знания. И что теперь? — разведя руки в стороны, воскликнул он с сожалением. — Что мы видим? Деградацию, уход к прошлому. Вам дают знания. Я стою здесь, перед вами, трачу свое время. И зачем? Чтобы такие как вы, мьсе Дюшен, отвернулись к окну и не слушали. Ну, уж нет! Такого я терпеть, не намерен! Покиньте класс! — указав рукой на дверь, и повернул лицо в другую сторону, сказал  мсье Жюли.   
— Мсье Жюли….
— Покиньте класс, Гийом! — не дав ему сказать, повторил учитель. — Быстро!
Гийому больше ничего не оставалось, как собрать свои вещи, состоящие из пары листок бумаги и заточенный углевых карандашей. Проходя мимо учеников, он поймал на себе пару презрительных взглядов, причем от тех, кто точно так же как и он не слушал учителя. Гийом был готов поклясться, что если бы их просили повторить то, что говорил мсье Жюли, они точно так же бы стояли, не зная, что сказать. Но их не поймали, а значит, они не виновны. От такой несправедливости Гийому стало особо тошно на душе.
После случившегося инцидента, он не мог пойти домой. Родители бы быстро смекнули, что со школы он вернулся раньше положенного времени, а, значит, им не потребовалось много времени и усилий, чтобы вывести сына на чистую воду. Лучше уж отсидеться где-нибудь, чем быть пойманным с поличным. Еще не понятно чем обернется против него эта ситуация с учителем, если родители узнают. Гийом не хотел приближать время, когда садовый порт станет его вторым домом. А так, у него еще был один полный год. Потом, в школе, его просто нечему будет учить и юноше придется самому зарабатывать себе на жизнь.
Ноги сами привели его к берегу. Здесь он чувствовал уединение и спокойствие. Умиротворение, навеянное шумом волн столь беспокойных от порывистого ветра, которое могут нарушить лишь редкие крики чаек. Дойдя до порта, Гийом решил переместиться подальше  от центра, чтобы ненароком не быть увиденным отцом или кем-то ему знакомым. Он шел вдоль берега, с каждым шагом отдаляя себя от района, в котором провел всю свою жизнь. Завидев впереди чью-то фигуру, направляющуюся к морю, Гийом остановился. Он не мог разглядеть лица, человек стоял к нему вполоборота. Чтобы не навлечь на себя неприятности, мальчик уже собирался повернуть обратно, но потом человек обернулся. В незнакомце Гийом узнал Одрика.  Да, это действительно был он. После минутной игры в гляделки, Одрик поднял руку вверх и махнул, дав понять Гийому, что он должен подойти. Их разделяло не больше пятидесяти шагов и этого было ничтожно мало для того, чтобы придумать, что лучше сказать. Мысленно, Гийом прокручивал слова, которые было бы правильно сказать Одрику, человеку понесшему потерю.
— Одрик, мне очень жаль….
— Давай только без этого, — прервал его Одрик. — Я не хочу. Не надо.
— Хорошо, — кивнул Гийом, испытывая смешанные чувства стыда и облегчения. 
— Почему ты здесь? — после минутного молчания спросил он Гийома, кидая камень в воду.
— Выгнали из класса, — невозмутимо ответил Гийом и взял камень в руку, ощущая его прохладу.
— Тебя? — повернув к нему удивленное лицо, спросил Одрик.
— Да, а что?
— Нет, ничего, — подавляя смех, ответил Одрик. — Просто ты у нас весь такой умный.
— Мсье Жюли так не считает. Да и я тоже, — слукавил Гийом.
Одрик запустил очередной камень в воду и тот с небольшими брызгами отправился на дно.
— Видел бы ты его лицо, когда он говорил про Великую Францию! — не зная почему, сказал Гийом и рассмеялся в голос. Услышав эти слова, Одрик зараженный его примером позволил себе улыбнуться. Гийом рассказал ему все – про конфуз на уроке, про то, что мечтает учиться дальше и книгу по анатомии, в которой не понимает практически ничего. Не зная почему, ему наконец-то захотелось с кем-то поделиться, и он сделал это без оглядки на настоящее и прошлое. Одрик изменился в лице, казалось, ему стало лучше – проблемы другого человека нередко заставляют забыть о своих собственных.
— У тебя есть мечта, Гийом и ты должен идти за ней, — наконец сказал Одрик. — Если ты хочешь учиться в колледже, ты не должен сдаваться.
— Ты прав. Я постараюсь. Я очень сильно постараюсь, — встав на ноги от переполняющих чувств, сказал Гийом. — А что если мы сделаем это вместе? Мы сможем выбраться отсюда, построить свое будущее.
—  Не думаю, что это хорошая идея, — ответил он и Гийом заметил, как прежнее уныние вернулось к нему. — Я нужен здесь. Теперь, когда не стало отца. Я не могу. Я больше не пойду в школу, Гийом. Скоро я отправляюсь в плавание.
— Но как? И кто тебя возьмет?
— Мне уже тринадцать, Гийом. Каким-нибудь матросом, мальчиком на побегушках - возьмут.  Кстати ты не мог бы поговорить с отцом…
— Нет! — выкрикнул Гийом. — Ты не должен. Мы…
— Я должен, Гийом! Я должен помогать своей семье. Я буду признателен, если ты поговоришь с отцом, — напоследок сказал Одрик.
Гийом смотрел, как отдаляется от него Одрик. Начинало вечереть, редкие капли дождя били по воде, превращая поверхность в рябь. Содрогнувшись от холода, мальчик встал на ноги, напоследок бросив большой камень в воду.