Ровно в 10часов утра 23 февраля 1863 года в зал заседаний вошли председатель Особого Государственного комитета, его товарищ и секретарь. Когда все заняли места, облаченный в расшитый золотом мундир председатель окинул взглядом присутствовавших: в их числе были министры, а также Оренбургский и Сибирский генерал-губернаторы.
- Господа! Заседание Комитета предлагаю считать открытым, - начал председатель. – Государь император требует незамедлительно обсудить и представить на его Высочайшее рассмотрение план наших решительных действий в Средней Азии. Ибо для стратегических и политических интересов России дела среднеазиатские давно приобрели особую важность.
Доложить об обстановке было поручено военному министру генерал - адъютанту Дмитрию Алексеевичу Милютину. Назначенный на эту должность чуть более года назад боевой генерал – «кавказец» встал у вывешенной карты Генерального Штаба, составленной на основе новейших географических исследований огромного среднеазиатского региона. Фигура сорокашестилетнего подтянутого военачальника дышала уверенностью и силой. Будущий фельдмаршал и реформатор русской армии уже теперь был автором значительны научных трудов по военному делу, истории, географии и статистике, лауреатом полной Демидовской премии и членом – корреспондентом Академии Наук.
- Господа! С большим удовлетворением смею утверждать, что длительный этап опасных разведывательных экспедиций, проведенных с научными и дипломатическими целями, в настоящее время успешно завершён, - сказал докладчик. – Имена отважных исследователей Средней Азии Семёнова, Северцева, Игнатьева, Валиханова известны теперь всему миру …
- А вот их дипломатические миссии, к сожалению, так и не достигли малейших успехов, - не мог не отметить про себя министр иностранных дел канцлер Александр Михайлович Горчаков.
- Данная обширная территория включает в себя Бухарский эмират, земли киргиз-кайсаков, Кокандское и Хивинское ханства, продолжал Милютин. – Местные правители ведут постоянные междоусобные войны, которые опустошают богатый край. Недавно массовой резне подверглись киргиз-кайсаки в Кокандском ханстве, был разрушен Мургабский оазис, разгромлены Ходжент, Ура-Тюбе и другие торгово-ремесленные центры. Не прекращаются набеги на русские поселения. Они сопровождаются грабежами, убийствами, угонами скота и людей. Только в Бухарском ханстве находится около двух тысяч русских рабов. Страдают от нападений киргиз-кайсаки (казахи – авт.) Младшего и Среднего Жузов, которые ещё в XYIII веке добровольно вошли в состав России. Среднеазиатские владыки никак не хотят примириться с этим фактом. Старший Жуз продолжает быть предметом кровавого дележа между Хивой и Кокандом, хотя теперь он находится под высочайшей рукой императора, обязанного обеспечить охрану своих новых подданных …
- Новые то - новые, да со старыми вот сладу нет, одна головная боль! – невольно дёрнул морщинистой щекой озабоченный канцлер Горчаков. – Месяца ещё не прошло, как польская шляхта вооружённое восстание подняла, в Литве и Белой Руси смуту затеяли. Одними политическими шагами нам не обойтись, опять кровь! - молча вздохнул старый дипломатический лис. Он отнюдь не был таким «железным» канцлером, как его ученик Бисмарк, который к тому времени уже произнёс свою знаменитую речь «О крови и железе».
- Наши разведчики обращают внимание на усиливающееся проникновение англичан в Среднюю Азию. При этом британцы трубят во всех газетах о «русской угрозе» их колониальной Индии, а сами снабжают афганских эмиров оружием и деньгами для захвата бухарских городов, - говорил Милютин.
- Более того, Англия и Франция используют для дипломатического нажима на Россию кроме поражения в Крымской войне теперь ещё и восстание в Польше, - подумал Горчаков.
- России нужен среднеазиатский рынок, - продолжал доклад военный министр. Купечество убедительно просит правительство устранить препятствия для торговли. К тому же ввоз хлопка из Соединённых Штатов в Россию из-за гражданской войны сейчас прекратился … Господа! Настало время для соединения Оренбургской и Сибирской военных линий, дабы обезопасить население, упрочить русское влияние в Средней Азии.
Далеко не все члены Госкомитета с воодушевлением приняли предложение Милютина. Министра финансов Рейтерна, деятельность которого на этом посту началась с неудачи по сокращению государственного беспроцентного долга из-за вспыхнувшего польского восстания, перспектива строительства линейных укреплений и проведения новых военных операций вовсе даже не вдохновила – потребуются огромные расходы …
* * *
- Ваше императорское Величество! Осмелюсь доложить: Особый комитет рассмотрел вопрос, предложенный Вами.
- Я весь внимание, господин председатель, кивнул царь.
- На заседании был внесён ряд радикальных предложений. Господа военный министр Милютин и Оренбургский генерал - губернатор Безак высказались за начало немедленных военных действий в Средней Азии. Однако возражения выдвинули министры иностранных дел и финансов. Они также против соединения Оренбургской и Сибирской военных линий.
Царь постучал пальцами по папке с текстом решения Особого комитета и произнёс:
- Извините, господин председатель, что прерываю, но было бы странным ожидать сегодня от них иного. Тонкий дипломат Горчаков осторожничает, опасаясь разбудить ярость британского льва и расшевелить сварливую старушку =- Европу. Что касается господина Рейтерна, то он тщится больших расходов в тот момент, когда события в царстве Польском потребуют значительных средств. Так что понять их можно. По-своему они правы. Какой же видится выход?
- Особый комитет предлагает временно отложить соединение военных линий. Но следует продолжить рекогносцировку между передовыми укреплениями Сыр-Дарьинской и Сибирской линий, исследовать течение Сыр-Дарьи вверх по реке от форта Перовский. Кроме того, комитет рекомендует поручить начальнику штаба Оренбургского корпуса подполковнику Черняеву провести более точную разведку района от Джулека до города Туркестан, а также пройти к северным склонам Кара-Тау до кокандской крепости Сузак.
- Черняев? – спросил император, - да-да … припоминаю … Севастопольская оборона, Мамаев курган … Что ж? Пусть проявит себя в боевом деле, а время, думаю, само покажет, какие изменения внести в принятое нами решение.
Император обмакнул перо в бронзовую чернильницу, раскрыл папку с решением Особого комитета и начертал: “Утверждаю, Александр II, 2 марта 1863 года “.
* * *
Выжженная жёлто-серая равнина плешивилась струпьями каменистых россыпей среди кочек скудной солончаковой растительности. Всё чаще попадались волны сыпучих барханов. Вдали справа неровной стеной тянулись крутые северные склоны горного хребта Кара-Тау. Скалистый кряж отделял пустыню Муюн-Кум от благодатной Самаркандской котловины, где утопали в зелени садов кокандский город Туркестан и крепость Аулие – Ата. Где-то там, у входа в Ферганскую долину, лежали Коканд и Ходжент, по преданию основанный самим Искандером Двурогим – Александром Македонским.
Молодцеватый подполковник лет тридцати пяти на ахалтекинском жеребце золотисто-рыжей масти в сопровождении есаула и проводника отделился от походной колонны при одной пушке и вьючных верблюдах. Колонна шла от форта Перовский – бывшей крепости Ак – Мечеть, завоёванной десять лет назад. Всадники вынеслись галопом на вершину холма, чтобы осмотреться.
Командир особого «летучего отряда» оренбуржцев в белой черкеске с газырями в напатронниках, с большим горским кинжалом и шашкой на поясе раздвинул зрительную трубу и стал смотреть вдаль. Это был Черняев.
- Сколько осталось пути, Суюмбай? – спросил он у проводника – казаха.
- Одна перехода, господин начальника, до Старший Улы Жуз. Там выпас и колодца есь. Потом один перехода до Сузак будет. Близко. Мой род, однако, шибко недовольна. Только хивинцу зякет даём – кокана скачет. С один овца три шкур дай! Эта как? Сапсем жизни нету. Люди просят Белый царь над Большой орда ставить. Наши батыры готов воевать против Худояр – хан. В Сузак, однако, слышно, неспокойно сапсем.
«Дай Бог, чтобы так», - подумал подполковник, отводя взгляд от кучки казаков внизу, снимавших поклажу с очередного павшего верблюда, и распорядился:
- Господин есаул! Велите играть малый привал! Люди и животные измотаны. Чёртово пекло! Нужен хотя бы короткий отдых. До сумерек отряд должен достигнуть киргиз – кайсацкой кочёвки.
* * *
Ночь опускает над бивуаком свой освежающий полог. В сухой прозрачной атмосфере, подобно индийским алмазам, мерцают бесчисленные, совсем близкие звезды. По временам осыпаются они с небесного свода, чиркая во мгле коротким серебристым следом, и затухают в высоте. А кругом тихо дремлет остывающая от зноя дикая необъятная пустыня.
Казаки отдыхают на мохнатых постелях- бурках и подушках-сёдлах у неярких костерков из кизяка и колючки. Вот-вот закипит вода, и можно будет на сон грядущий и чайком побаловаться. Время от времени всхрапывают заарканенные поблизости лошади, устало вздыхают верблюды да галдят и смеются люди. Некто неугомонный весело выдаёт под балалаечку немудрящую казачью складушку – бывальщину:
« Здесь на всё другой манер, хоть одежда, например,
Всяк в рубаху на всё лето в гимнастёрочну одет.
Штаны – словно мак в степи, а земля – горшки лепи.
Коль в поход пошёл степной, то бери воды с собой;
И поехал по горам, по ущельям, по долам;
Днём те солнышко печёт, ночью ветер проберёт.
Туркестанец во поход всё всегда с собой берёт.
Коли всё с собой не взять, то у сартов не достать,
Потому что та орда разбежится завсегда.
И на всякий на случай – и кишмиш с тобой, и чай.
Лишь на место, где пришёл, кипятить чаёк пошёл …»
- Ух, любо! Вот здорово загинат! – радостно и звонко воскликнул молодой казак, - и когда только успел так гладко сложить про нашу походну жисть?
Матёрый певец удовлетворённо крякнул, теребнув усище, и ухмыльнулся. Навалившийся на седло урядник Багайдин выбил трубку о колено и наставительно загудел, чтоб и другие слышали:
Эдак – эдак! Эх, молода – зелено! Всё те в диковинку. Когда ты ишшо мальцом гусей пас, мы с дядькой Архипом уже под Таучубеком коканов лупили. А и было – то нас под той крепостицей 175 душ против худояровских семи тыщ. Киргизцы, слышь, нам тогда подмогнуть забоялися. На одну казачью саблю по четыре десятка сартов пришлося. Многие наши поизранеты были. И я тож в плечо. Но отбилися Божьей милостью. А уж басурман положили – без счёту! Было то дело в году пятидесятом. Киргизцы брешут: коканы уж в те поры стали нас, казаков, пужаться, что чёрт ладана. Зарубили мы на ихнем носу, что хоть тьму они выставят, а не побьют нас ни в жисть!
Годочка через три, однако, мы сами расчуяли, как коканы в штаны наложили от одного поминанья об нас. Войску нашего было – курам на смех: полусотня казаков да полусотня башкирцев. Под Джулеком дело-то было. Поблизости киргизы кочевали. У тех в крепости много родни обреталося. Ну, уломали мы киргизцев отправить посланца к своим, чтоб наплёл с три короба коканам: мол, великое множество русских идёт на Джулек, изрубят всех вас до единого.
Отрядец наш, меж тем, за высоким холмом схоронился. Выждали время и давай выдвигаться цепью – хвост в хвост, чтоб колонна - то подлиньше казалася. А уж пылищи наподнимали – ни черта издаля не видать! Засыльный киргизец и так - то коканам полны уши страху надул. А тут им в глаза цельна тьма в столбовой пыли на крепость прёт! У страха, знамо дело, зенки широкие – ну, и рванули злодеи в степь без оглядки. Только их и видели!
Казаки зашевелились, загоготали, а дядька Архип, слушая и кивая, раскрошил меж тем плитку кирпичного чая, засыпал его в булькающий котёл и помешал сучком саксаула. Подождав пока чай настоится, достал оловянную кружку, мешочек с кишмишем и скомандовал весело:
- Налягай, братцы! Черпай чаёк духовитый! Клади кишмиш за щеку заместо сахару да дуй от пуза, сколь душе потребно – и на боковую! Сон -от невесом, чуть зенки сомкнёшь, уж вставать пора!
* * *
Надолго запомнили ханские войска уроки, преподанные им оренбургскими, уральскими и сибирскими казаками. Рассказы о «непобедимых русских шайтанах» обрастали мифами и легендами. А тут ещё взрывы недовольства в народе против кокандских властей да очередная война с бухарским эмиром…. Всё явно благоприятствовало экспедиции Черняева.
Неудивительно, что когда передовой разъезд «летучего отряда» появился под стенами Сузака, кокандский гарнизон не стал дожидаться штурма, а во главе с мехтером резво умчался в сторону перевала через Кара-Тау под защиту укреплений Аулие-Ата. Без помех открылись перед черняевцами крепостные ворота Сузака. Горожане недавно взбунтовались против кокандского наместника и теперь горели желанием принять русское подданство. Они запрудили площадь перед мечетью, и командир русского экспедиционного отряда, приветствуя волю народа, не откладывая, объявил «жителям благородного Сузака», что отныне те находятся « под покровительством России». Однако оставить в крепости даже небольшой казачий гарнизон он тогда не мог – «летучему отряду» предстояло ещё выполнение других задач .
* * *
После успешного завершения рекогносцировочного рейда в Кокандское ханство подполковник Черняев убыл в Петербург для доклада Особому комитету. Его заслуги отметили производством в звание полковника, и он остался в столице «до особого распоряжения», которое, впрочем, не заставило себя долго ждать.
Открывая новый этап государственной политики в Средней Азии, император Александр II 20 декабря 1863 года подписал указ: «С будущего 1864 года приступить к соединению передовых Оренбургской и Сибирской линий, … чтобы впоследствии перенести границу на Арас, проведя оную на Аулие-Ата через Чимкент».
Начало полномасштабной военной операции было намечено на май следующего года, для чего Черняева заранее откомандировали в Западную Сибирь. Ему предстояло сформировать там отряд из 2500 человек, возглавить его походный марш через Семипалатинск и опорный пункт Верный на реке Алматы к стенам кокандской крепости Аулие - Ата, чтобы приступом овладеть ею.
Казачьи сотни Оренбургского корпуса в это время должны были окончательно занять Сузак. Одновременно с Сыр-Дарьинской линии встречным направлением к Черняеву выдвигался полуторатысячный отряд полковника Веревкина для штурма города Туркестан.
Клещи отрядов Черняева и Веревкина к началу июля должны были сомкнуться на точках Аулие - Ата - Туркестан, связав концы двух русских пограничных военных линий .
* * *
Унылая плоская степь раскинула свою выцветшую, изъеденную солью, солнцем и ветрами ветхую кошму до горизонта на север, устланный где-то там горячими песками Муюнкума. Далеко на юге этот бедный природный ковёр, всё же милый взору кочевника, придавлен тяжёлой горной цепью Заилийского Алатау. В течение дня под лучами древнего светила очертания вершин меняют палитру красок от голубовато-серого до цвета расплавленного золота с пурпурно-синими тенями лощин.
Ничто не ново русскому казаку под солнцем и луною, под небом разных широт. Одинаково хорошо ведомо ему дыхание смерти: и в сумраке полярных ночей ледяного царства, и в пепле адской жаровни степей и безводных песков.
День за днём нескончаемой вереницей движется отряд всадников с навьюченными верблюдами и несколькими орудиями - единорогами. Сорокоградусная дневная жара сменяется ночным холодом и пронизывающим ветром. Ранний, ещё при луне, подъём. Негодующе ревут верблюды – не хотят ложиться для вьюковки. И вот уже снова слышится привычное их уху: «Ач! Ач! - «Вперёд! Вперёд!» - и команды казачьих командиров на построение в походную колонну. Продолжается марш по сорок – пятьдесят километров в день туда, где ждёт коней и верблюдов вожделенный отдых, а их хозяев – казаков - черняевцев – смертельный бой за тысячи вёрст от родных станиц …
А меж тем в глубине ползущей по унылой пустыне цепи вдруг начинает звенеть казачья песня:
"Сколько летичков скакали
По киргизской по степи,
Скорым маршем проходили
Наши славные полки.
Но не всех там миновала
Пуля грозная врагов
И злодейка поражала,
Не жалея, казаков.
Командир у нас – Черняев.
С ним славно будем воевать!
Он нам слова два – три скажет,
Шашки вон – пойдём рубать".
Двадцативосьмилетний штабс - ротмистр Валиханов, покачиваясь в седле, внимательно слушал казачий походный напев. Он невольно отвлекал от невесёлых раздумий казаха, царского офицера, неутомимого разведчика, большого знатока устного народного творчества народов Средней Азии. Валиханов уже сумел занять почётное место среди выдающихся русских учёных
- А что, Михаил Григорьевич, как это должно быть приятно самому лично слышать, что о тебе при жизни народ песни слагает! – сказал он ехавшему рядом полковнику, белозубо улыбнувшись из-под чёрных подкрученных усов.
Глаза Черняева под выгоревшими бровями весело блеснули:
- Да я, как вы знаете, дорогой мой друг Чокан Чингизович, отсутствием здорового честолюбия не отличаюсь, и отваги мне, как и вам, впрочем, не занимать. Песня – душа народа! Каждый человек за честь почитать должен в песню попасть. Как казаку без неё воевать, жить, любить, казаачат воспитывать?
- Да-а … Песенная память – она, как сказочная пика, целые столетия пронзает и до сердец дальних потомков достаёт, - заметил Валиханов. – Поют же по нашим сибирским станицам старины про великого атамана Илью Муромца. А ведь жил-то он почти восемьсот лет назад!
- Кстати, записывать и печатать эти сказания стали совсем недавно, - добавил Черняев. – И что интересно: в самой Малороссии о них в народе и слыхом не слыхали. Пожалуй, после того, как Киев в XIII веке на столетия был стёрт с лица земли. Память русского народа в Сибири навсегда сохранила в песнях историю печальной судьбы Киевской Руси …
Штаб-ротмистр посмотрел на золотистые вершины Кара - Тау и, горько усмехнувшись, сказал твёрдым тоном по-латыни: «Темпора мутантур эт нос мутамур ин иллис» ( Времена меняются, и мы меняемся с ними (лат.). Теперь потомок Чингис – хана, султан Среднего Жуза, внук последнего казахского хана Вали, правнук хана Аблая, при котором Средний Жуз принял российское подданство, вместе со своим командиром ведёт казаков завоёвывать Кокандское ханство, чтобы привести сартов под руку русского императора …
Полковник положил руку на плечо Валиханова, внимательно поглядел ему в глаза и жестом указал на степь:
- Сей однообразный пейзаж мало изменился за многие тысячелетия.
- Как жизнь моего и других народов, издревле кочевавших по этим местам, - продолжил чингизид в погонах русского офицера. – При рождении меня нарекли Муххамедом в честь великого пророка. По легенде, часть которой мне посчастливилось записать, его оружие получил в дар великий батыр киргизов – Манас. Он совершил много подвигов, сражаясь против китайцев – киданей.
Победив внешних врагов, Манас собрал под свою власть все народы Средней Азии.
Но внутренние враги оказались коварнее: родичи составили заговор, тяжело
ранили Манаса и захватили его ставку Талас. Кстати, река Талас теряется в песках Муюнкум, которые простираются перед нами…Наши кочевые народы без русских, без просвещения, так и останутся прозябать в деспотии, темноте и путах мусульманского изуверства .
Черняев, скрежетнув зубами, стиснул рукоять нагайки, кивнул головой и вздохнул:
- Древняя легенда не лжёт. Для нас, воинов, даже превосходящий силами противник менее опасен, чем козни своих и удар в спину из-за угла.
… Отряд продолжал размеренное движение по степи. Покой её вновь взорвала бравая казачья песня с молодецким присвистом:
« Мы кокандцев не боимся,
Полетим вперёд стрелой,
С басурманами сразимся
Под Аулие – Атой …
Всяк казак с врагами бьётся,
Опосля, когда побьёт,
Зелена вина напьётся,
Тотчас песни запоёт! »
* * *
4 июля 1864 года черняевцы после двухчасового боя, без потерь, захватив три бунчука и пять орудий, овладели крепостью Аулие – Ата. Полковнику Веревкину, который подошёл к городу Туркестан 9 июля, пришлось столкнуться с упорным сопротивлением кокандцев. Однако трёхдневная осада дала результат: гарнизон бежал на Ташкент. Отряд Веревкина потерял пять человек убитыми.
За успешное проведение операций Черняеву и Веревкину присвоили генеральские звания, другие офицеры получили «высочайшее благоволение» и боевые награды.
Решением правительства была создана новая линия русских военных укреплений – Новококандская – от реки Чу до крепости Яны - Курган на Сыр – Дарье. Начальником её назначили генерала Черняева.
Между тем Худояр - хан подтягивал из глубины Кокандского ханства тысячи новых войск, чтобы если и не выбить казаков из занятых укреплений, то хотя бы задержать дальнейшее продвижение. Однако те вновь и вновь проявляли поистине богатырскую стойкость перед лицом превосходящего числом врага.
Слаженность их действий, боевая выучка, беспримерный героизм творили настоящие чудеса. Один казак против тридцати – таковым был расклад сил в сражении, когда четыреста пять оренбуржцев под начальством капитана Мейера в течение двух июльских дней успешно отражали под Туркестаном атаки 12 - тысячного войска кокандцев. Невероятно, но они с честью выстояли. Да то ли ещё бывало в ту жаркую туркестанскую боевую страду! Например, когда на каждого приходилось более ста врагов!
Потомки былинных сторожей – поляниц не посрамили славы предков. Яркий пример – запечатленное в исторических песнях уральских и оренбургских казаков, записанных в начале ХХ века, знаменитое, ставшее легендой
Иканское дело
В начале декабря 1864 года комендант крепости Туркестан полковник Жемчужников узнал, что неподалёку появились отряды кокандской конницы. Это могло сорвать отправку транспорта с боеприпасами и продовольствием в Чимкент. Чтобы расчистить дорогу в сторону селения Икан, стоявшего в двадцати вёрстах от города, отрядили отдельную уральскую сотню есаула В.Р. Серова из 108 казаков. У сотни было лишь одно горное орудие, перевозившееся вьючно. Буквально за три дня до этого рейда сотня прибыла из форта Перовский для усиления гарнизона крепости, составлявшего всего две с половиной роты.
4 декабря, получив приказ выступать и отобедав, бывалые удальцы - серовцы закинули за спины винтовочки линейные да с «пушчонкой» на рысях двинулись в поход.
«Лишь добрались до Икана –
Неприятельского стана,
Замаячили огни.
Тут разведчик возвернулся,
На кокандцев он наткнулся …
Вмиг сарбазы навалили,
Саранчой степь облепили,
Просто счёту нет!
Потом уж дознались, что сотня «уралов» столкнулась лоб в лоб с 12 – тысячной армией во главе с кокандским регентом – ханом Алимкулом. В селении Икан он имел кавалерию, артиллерию, пехоту, обоз, боеприпасы и готовился к штурму Туркестана.
Мешкать есаул не стал,
Оборону круговую делать приказал,
Казаки наземь сигали,
Спешно коней сбатовали,
За вьюками и мешками
Мигом залегли,
Вовремя как раз!
Орды конные неслись,
Жалы длинных пик блистали,
Коканы громко «ур!» орали,
С бравым видом удалым
На позицию скакали.
Закипел кровавый бой!
Казаки огнём встречали
Салмоедов – басурман.
Хоть пять раз атаковали,
Только не на тех напали!
Выбить слёту размечтались …
Просчиталися они!
Незадолго до этих событий оружейный мастер Чернолихов специально для казаков изобрёл шестилинейные дальнобойные винтовки с ударно – капсюльным замком. В опытных руках они оказались страшным оружием.
Метко целили стрелки,
Шквалом огневым разили
Алимкуловы полки.
Смертоносными шмелями
Зажужжала во рядах
И картечь единорога.
Поля вокруг покрылись горами тел – людских и конских. От неудачи кокандцы впали в ярость:
Закричали, заревели,
Опять было налетели
Да скусили гриб.
Видят: жутко, салмоеды,
Им хотелося победы,
Но не удалось.
Обложив казачий лагерь, они приступили к осаде, обстреливая его ночью из трёх орудий. Уральцы приподняли оборонительные завалы мешками с землёй. А тут беда приключилась: артиллерийским попаданием разрушило колёса их «пушчонки». Гораздые на выдумку казачки нашли выход:
Жаль колёса единорога
Порассыпались немного,
Это не беда.
Из-под ящика с зарядом
Живо сняли двое разом
Начали вязать.
Хоть колёса не вращались,
Зато наши натерпелись
На спинах таскать.
Утром 5 декабря серовцы прекратили артогонь – снаряды берегли.
Лишь коканы не зевали:
Всё стреляли и стреляли
В поле дураки.
Однако у казаков появились убитые и раненые. Против них теперь бросили пеших сарбазов. Атаковать открыто не решались: думали, русских много. Те продолжали метко поражать кокандцев из шестилинеек, выцеливая прежде всего юзбаши (начальников), джигитов и артиллеристов.
К вечеру «встрепенулись казаченьки», заслышав орудийную стрельбу со стороны Туркестана. Свои попытались пробиться к ним на подмогу. Но затеплившаяся надежда вскоре угасла. Отряд из полутора сотен казаков с двумя пушками, не дойдя до уральцев четырёх вёрст, вынужден был отступить под ударами конницы врага. Положение осложнилось.
Вдруг пальба с кокандской стороны прекратилась. К есаулу Серову прибыл парламентёр с ультиматумом.
Пишет нашим Алимкул:
Вот я ваших всех отдул
И прогнал назад.
Лучше сдайтеся, ребята,
Будет честно, будет свято,
Не обижу вас.
Веру вы мою примите
И скорей ко мне бегите,
А то горе вам!
Храбрый есаул велит,
Хоть не споро, да здорово
Передать ответно слово:
Мы в вашу веру не пойдём,
Путь-дороженьку пробьём,
Кровию зальём!
Казаки подкрепили слова командира усиленным огнём и даже подбили коня под ханом Алимкулом. Кокандцы принялись плести осадные туры. Под их прикрытием надеялись «подкатом» приблизиться к русским.
Ночью Серов отправил казаков Борисова, Чернова и казака Ахмета с запиской к коменданту Туркестана. Под утро тот был в курсе событий. Чтобы оттянуть время, есаул вступил в переговоры с врагом, рассуждая: « Дай-ка время поубавим и балясов поприбавим, может, проведём». Ему удалось выиграть лишь два часа. Помощи не было, а кокандцы догадались о казачьей уловке. В семь часов, прикрывшись мантелететами из хвороста, они с трёх сторон двинулись на приступ. Артиллерист Толкачёв выстрелом из поставленного на ящик единорога « в пух разбил» одно из этих сооружений и «картечью дивно много повалил сарбаз». Однако положение серовской сотни становилось всё более отчаянным:
И со всех сторон отряда
Близко падали гранаты,
И пошла писать!
Одну за другой отбили четыре атаки. Что оставалось делать изнурённым трёхсуточным боем, голодным, потерявшим ряд товарищей и всех лошадей казакам? Только одно – прорываться назад, к Туркестану! Начался знаменитый казачий анабасис:
Дуло пушки заклепали,
Думать попусту не стали,
Кинулись в пролом.
Тридцать шесть легло на месте,
Остальные дружно, вместе
Стали отступать …
Кои ранены падали,
Их товарищи держали,
Под руки вели.
Тут убиты оставались,
От них ружья отбирались
И ломалися в куски».
Горстка казаков, отчаянно сражаясь, сумела - таки пробиться сквозь тысячные массы неприятельской конницы и пехоты : «путь – дороженьку пробили, землю кровию облили храбры уралы.» Уже под самым городом на помощь пришли солдаты гарнизона и приняли на свои руки уцелевших казаков. 56 человек из сотни были убиты, 36 – ранены.
Регент Алимкул с многочисленным воинством, деморализованный героизмом русских джигитов, не решился штурмовать Туркестан и ушёл в Ташкент. Молва о подвиге русских казаков немедленно разнеслась по Средней Азии.
Всем иканским героям император пожаловал знаки отличия военного ордена. Серова наградили Георгием IY степени и произвели в чин войскового старшины. Епископ Туркестанский распорядился ежегодно совершать заупокойные службы по павшим. В 1884 году на месте боя был поставлен памятник, а Четвертой сотне Второго Уральского полка пожаловали знаки на шапки «За дело под Иканом 4,5,6 декабря 1864 года.»
Четверть века спустя, в 1889 году, в Уральске перед фронтом казачьих рядов среди георгиевских кавалеров стоял, сверкая наградами, генерал. Дрогнуло его сердце и увлажнились глаза, когда Наказной атаман Войска произнёс: « 25 лет тому назад уральская сотня есаула Серова покрыла себя неувядаемой славой в трёхдневной битве под Иканом. Подвиг тот составляет украшение и гордость всего Уральского Войска казачьего».
И снова проходил перед мысленным взором генерала Серова каждый миг тех страшных трёх дней …
* * *
На войне, как на войне! Здесь нужно быть готовым к любой неожиданности. Удача, известное дело, - дама норова переменчивого. Вот и после назначения генерал – майора Черняева начальником Новококандской линии стала она порой изменять опытному полководцу.
Окрылённый победами Черняев выступил 7 июля 1864 года из Аулие – Ата на Чимкент, осадил его, но упорное сопротивление гарнизона вынудило через месяц снять осаду. При повторном штурме 21 сетября черняевцы взяли город.
Генерал спешил развить успех. Несколько дней спустя с полуторатысячным отрядом и десятками орудий он выступил из Чимкента на Ташкент. Город оказался хорошо укреплённой крепостью с большим гарнизоном и артиллерией. Неудачная попытка овладеть им заставила Черняева возвратиться в Чимкент.
В январе 1865 года по решению Особого комитета Новококандская и Сыр- дарьинская линии от крепости Иссык - Куль до Аральского моря были объединены в одну Туркестанскую область. Она включалась в состав Оренбургского Генерал – губернаторства. Теперь руководить политикой и торговлей в Средней Азии должен был Оренбург, а непосредственно управлять Туркестанской областью – Военный губернатор с особыми полномочиями. Им стал генерал – майор Черняев.
* * *
Первый Военный губернатор Туркестана «целую зиму бредил Ташкентом». Между тем кокандцы объявили «газават» - священную войну «неверным». Их бывший враг, Бухарский эмир, поддержал единоверцев. Обстановка в Средней Азии ещё больше накалилась.
В апреле 1865 года Черняев снова вышел в поход. Сил было меньше, чем осенью. Имея сведения о тридцатитысячной численности ташкентского гарнизона, генерал ясно понимал тщетность нового лобового штурма. Нужен был особый тактический план. И Черняев его разработал. Как взять мощную крепость? Только путём длительной осады, поэтапно подавляя окружавшие её опорные пункты, отсекая от коммуникаций, источников воды, продовольствия и не допуская подход подкрепления. Михаил Григорьевич старался беречь жизни русских солдат и казаков. К чему напрасные потери?
Вначале отряд Черняева из 1300 человек, среди которых были оренбургские и уральские казачьи сотни, взял крепость Ниязбек на реке Чирчик и отвёл два рукава реки в другое русло. Ташкент был лишён воды. 9 мая русские наголову разгромили шеститысячное кокандское войско при сорока орудиях. В том бою нашёл свою гибель могущественный хан Алимкул.
Продолжая реализацию плана, Военный губернатор решил отрезать от Ташкента «бухарскую дорогу», чтобы преградить доступ к городу подкрепления эмира. Небольшой отряд штабс - капитана Абрамова захватил крепость Чиназ у впадения Чирчика в Сыр – Дарью. Ташкент, окружённый теперь с трёх сторон, испытывал острую нужду в снабжении хлебом и водой. Тогда Черняев приказал приступить к взятию города.
Общий штурм начался в ночь на 15 июня 1865 года. В течение двух дней шли ожесточённые уличные бои, в которых отличились две сотни уральцев. 17 июля аксакалы Ташкента «изъявили полную готовность подчиниться русскому правительству». Среди военных трофеев были 63 захваченных пушки. К чести губернатора края, потери при том грандиозном штурме были минимальными: 85 человек погибли и около ста получили ранения.
Отношение к жителям со стороны победителей, как и всегда, было самым гуманным. Черняев не допускал проявлений любых притеснений с русской стороны. Для возвращения жизни в привычное русло была провозглашена неприкосновенность веры и обычаев, сохранён прежний шариатский суд (кроме уголовных дел), запрещены всякие произвольные поборы, население освобождалось от постоя и воинской повинности, а также от податей и налогов сроком на год.
Без лишней спешки, взвешенно и обдуманно Ташкент переналаживал и административное устройство. Оно завершилось летом1866 года указом русского царя о включении крупнейшего города Средней Азии в состав Российской империи. 27 августа жители Ташкента приняли российское подданство.
* * *
Независимость натуры, исключительная активность талантливого полководца и организатора Черняева, его выходящие за рамки славянофильства воззрения и нескрываемое желание переподчинить Туркестан непосредственно Петербургу не всем в России пришлись по нутру. Скрытую неприязнь питал к Черняеву Н.А. Крыжановский, назначенный в том же 1865 году Оренбургским генерал – губернатором. Сей прибывший из Вильно генерал, хоть также прошёл Кавказ и Крымскую кампанию, в боевых делах особо не отличился. Между тем, чины получал без задержек и по служебной лестнице поднимался быстро. У Крыжановского были связи в высоких кругах, и он умел ими пользоваться. Новая должность могла принести немалые выгоды …
Бухарскому эмиру Муззафару русско-кокандская война сыграла на руку. В начале 1865 года он сосредоточил войска в Самарканде и двинул их затем к Ура – Тюбе, прикрывавшему доступ в Ферганскую долину. Пока Черняев, разгромив кокандского регента Алимкула, осаждал Ташкент, бухарцы без труда взяли оставшийся без военного прикрытия и командования Коканд.
Решив блеснуть на дипломатическом поприще и доказать столичному начальству свою главенствующую роль в решении военно - политических дел Средней Азии, Крыжановский от имени России затеял длительные переговоры с бухарским эмиром, не имея представления о тонкостях Востока и коварстве его владык. У генерала Черняева были связаны руки.
Бесплодная шестимесячная дипломатическая игра привела только к затягиванию войны и дополнительным расходам на содержание бездействовавших войск. К концу года в депешах из Петербурга зазвучала неудовлетворённость подобным ходом событий в стратегически важном крае.
Понимая бессмысленность дальнейшего промедления, военный губернатор Черняев, наделённый правительством особыми полномочиями, в январе 1866 года с небольшим отрядом оренбургских казаков выступил в поход против бухарцев. Знал ли об этом Крыжановский? Конечно. Но не сделал ничего, чтобы усилить экспедиционный отряд. Военный успех затеянного Черняевым предприятия был в тот момент особенно невыгоден Крыжановскому с его явно провалившейся дипломатической инициативой. Он был заинтересован в обратном …
Черняевцы двинулись к Змеиному ущелью, где стояла древняя бухарская твердыня – Джизак. Множество кровавых битв за обладание Заравшаном и Сыр – Дарьёй выдержала она за многие столетия. Будучи «ключом» от ворот в Среднюю Азию, эта горная крепость была главной преградой на единственно удобном пути из Туркестана к Самарканду и Бухаре.
Опытный Черняев не надеялся взять Джизак малыми силами. Для первого раза достаточно было провести рекогносцировку местности, уточнить план крепости, её огневую мощь. Разведка боем – вот самое большее, на что рассчитывал Черняев. Другое было бы безумием. Операция установила: укрепления Джизака состоят из тройного ряда стен (наружная до 3,5 сажен высоты и 4 сажени толщины) и тройного ряда рвов до 11 аршин глубины; он занят десятитысячным гарнизоном при 53 орудиях; кишлаки и сады у стен крепости могут быть использованы для скрытного выдвижения нескольких штурмовых колонн при отвлекающих действиях малых сил.
Вот этот разведрейд генерал - губернатор Крыжановский в донесениях Петербургу объявил полной неудачей Черняева «по штурму» Джизака. Кроме того, он обвинил военного губернатора Туркестана в превышении власти и самовольном выступлении против бухарцев, которое якобы свело на нет его дипломатические «успехи». Очень уж хотелось Крыжановскому оправдать свой провал в многомесячных переговорах с эмиром Муззафаром!
Из столицы истину разглядеть непросто. Формально Крыжановский был прав: приказа Черняеву не отдавал, и крепость не захватили, и речи о переговорах с Бухарой после рейда к Джизаку быть теперь не могло. Только фактически донесения являлись подлым оговором другого для оправдания бездарной политики в Туркестане и удаления от дел опасного конкурента. Михаил Григорьевич, не чувствуя вины, счёл ниже своего достоинства оправдываться.
В марте 1866 года Крыжановскому удалось-таки добиться замены М.Г.Черняева на его посту покладистым человеком своего круга – Д.И.Романовским. Правда, ненадолго.
Той же осенью оренбургские казаки, которых водил в разведку под стены Джизака генерал Черняев, под начальством полковника Пистолькорса отвлекли на себя главные силы гарнизона Джизака, дав возможность многочисленным штурмовым колоннам скрытно подойти и легко взять мощные оголившиеся укрепления. Оренбуржцы преследовали и уничтожили почти всех бежавших из крепости бухарцев. Подошла было к ним на подмогу из Бухары кавалерия, да повернула вспять …
Так посеянный Черняевым ветер закономерно родил победоносную бурю. Через год свершилось и то, чего упорно он добивался и чему противился Крыжановский: в 1867 году было образовано отдельное Туркестанское генерал – губернаторство, непосредственно подчинённое теперь Петербургу.
Генерал Черняев вернётся в Туркестан пятнадцать лет спустя, в 1882 году, после восшествия на престол Александра III! Вновь назначенным генерал – губернатором и командующим войсками Туркестана. Справедливость всё-таки восторжествует … хотя бы на три года. В 1884 году его отзовут в Петербург на высокую и почётную должность члена Военного Совета.
Губернаторство же генерала Крыжановского в Оренбурге закончилось не только скоро, но и позорно для офицера. Отдать под суд чиновника такого ранга Государь, конечно, не решился, и, хотя « при нём были расхищены башкирские земли после сенаторской ревизии в 1871 году, Крыжановский был уволен без прощения». Право, не каждый губернатор империи удостоился «чести» быть увековеченным в «Большой энциклопедии» под редакцией Южакова подобными деяниями.
* * *
Яркий и удивительно плодотворный жизненный путь боевого товарища Михаила Григорьевича по его первому походу 1864 года в Среднюю Азию - Чокана Валиханова – внезапно закончился при неясных обстоятельствах уже на следующий год. Потомственный кочевник, русский офицер, отважный путешественник умер в расцвете творческих сил тридцать лет от роду в маленьком урочище, затерянном посреди бескрайних казахских степей. Звезда разностороннего таланта погасла на небосводе российской и национальной науки, искусства и большой государственности.
Первые попытки Валиханова поставить колёса древней казахской арбы на рельсы передовой русской культуры не встретили понимания среди местной знати и русских чиновников. Стремления и замыслы султана Валиханова оказались одинаково чуждыми как своим, так и чужим.
Трагический сюжет киргизского эпоса о богатыре Манасе словно нашёл своё мистическое отражение в судьбах и русского генерала, и европеизированного чингизида. Они оба получили удар в спину от своих: первого тяжело ранили в душу, у второго её просто отняли …
* * *
Вынужденный надолго оставить главное дело жизни боевой генерал Черняев нашёл применение своим силам в литературно-публицистической деятельности. В 1873 – 78 годах он вместе с другом и соратником по «севастопольской страде» участником взятия Гуниба на Кавказе, военным историком и публицистом Ростиславом Андреевичем Фадеевым издавал патриотическую газету «Русский мир».
В 1875 году генерал Фадеев по приглашению египетского правительства как военный специалист отправляется на берега древнего Нила. В июне 1876 года Сербия и Черногория объявляют войну Турции, выступив в защиту Боснии и Герцеговины, где только в конце мая было вырезано 12 тысяч безоружных болгар всякого возраста и пола. Генерал Фадеев немедленно устремляется в Белград. Несмотря на запрещение русского правительства, туда же выезжает из Петербурга и Черняев.
Всё громче и призывнее отдавались в пламенных русских сердцах слова гремевшей над Балканами старой народной песни:
« Всё ходила молва, ходила,
Пять сотен лет не смолкала
Про то, что придёт Россия.
Год настанет долгожданный …
Гляди на сине небо:
Оттуда ль идёт Россия?
Не утки то и не гуси,
Летят не лебеди белы, -
Летят казаки донские.»
Боевые соколы России – всего около 5 тысяч добровольцев – слетается к напоенным кровью прекрасным балканским долинам – арене вечных войн и раздоров, чтобы встать под знамёна сербской армии освобождения. Российские славянские комитеты ведут по стране сбор денежных пожертвований для закупки оружия, продовольствия и медикаментов …
Будущий король Сербии князь Милан назначает генерала Черняева командующим армией, а генерала Фадеева – своим военным советником. Для обоих генералов было ясно, что земной рай Балкан так же мало напоминал скудный мир степей и пустынь Средней Азии, как плохо вооружённая, необученная армия сербов – казачьи и другие войска русской армии. Хоть крепким было ядро из добровольцев, но слишком велико число регулярных османских сил. И смотрели вниз с гранитных уступов обрывистых скал заоблачные балканские орлы на движущиеся колонны людей с оружием . Знали – будет им богатая добыча.
Идя на защиту болгарского населения, войска Черняева вторглись в пределы Османской империи по направлению к Сараево, но, неся потери, вынуждены были вернуться в Сербию. В живописной долине Моравы его ополченцы в течение трёх месяцев сдерживали натиск турецкой армии у города Алексинац. Однако осенью обескровленные дружины отступили.
Турция приостановила активные боевые действия лишь тогда, когда при угрозе захвата Белграда русское правительство предъявило ей ультиматум. В апреле 1877 года Россия объявила Турции войну и двинула 185 – тысячную армии из солдат, офицеров и казаков на Балканы. Черняева вновь зачислили на русскую военную службу. Однако в действующую армию не допустили. Да, Черняев был опытнейшим полководцем, хорошо изучившим противника и театр военных действий на Балканах, но чрезмерно активным и непокладистым для начальства. Это помнили.
В «Большой энциклопедии» изданной в России в начале ХХ века, о судьбе Михаила Черняева сказано: «Как деятель, Черняев считал себя близким славянофильству, но часто шёл в своих выводах дальше … Он искал всюду широкой деятельности, но нашёл применение для неё только на короткое время – в Туркестане и Сербии.»
Увы! Российское «не пущать» преследовало эту талантливую личность всю жизнь. Тем не менее, его заслуги перед Родиной неоспоримы. Вклад Черняева в дело приведения под власть России Туркестана сопоставим с подвигом легендарного Ермака.
В соавторстве с Ю.Литвиненко,
Иллюстрация Ю. и Т. Литвиненко
Опубликовано в газете "Уральские военные
вести",№№ 53, 54, 55, июль, 1999г.
Оренбургский Ермак - Балканский сокол
© Copyright: Тамара Литвиненко, 2016
Свидетельство о публикации №216081601424
Свидетельство о публикации №216081601424
Рецензии