Дом Самоубийц. 2-2

    2-2

    Серёга  пришёл  к нему вечером, промокший и угрюмый. Снаружи шёл дождь, и от этого в подъезде было сумрачно и по особенному тихо. За рамою окна размытый пейзаж, перемещаемый струями дождя. С волос стекала вода.

    Он позвонил ещё раз. За дверью слышалась музыка, праздничный перезвон и нечленораздельный гул нескольких весёлых голосов. Смех.

    Серёга начал злиться. Его попросили зайти сюда вечерком, и он пришёл, а ему не хотят открывать дверь. Это хамство. Он позвонил ещё раз и неслабо приложил колено к дверному косяку. По–видимому, до них дошло. Послышались приближающиеся шаги, и дверь с щелчком открылась. На пороге стоял Борисов, виновато обмахиваясь красными ушами.

    – Я не понял, чё за фигня такая, стою здесь полчаса, долблюсь, если не так сказать, а ты водку тут пьянствуешь, морда?

    – Так это, ну сам понимаешь... – полувопросительно и невнятно начал оправдываться Борисов.

    – Нет, не понимаю, – огрызнулся Серёга, и по – обыкновению оттеснил Борисова вглубь прихожей, – если у вас праздник, то что тут делаю я?

    – Да ты проходи, эта, не тушуйся, только табуретку с кухни прихвати, ну и давай, – Борисов на секунду замолк, затем проорал в комнату: – Ещё стопку достань!

    – И побольше! – проорал в ту же сторону Серёга, – ну и приёмчики, – завздыхал он и послушно ушёл на кухню за табуреткой.

    В комнате сидел народ. И не просто сидел, а сидел за столом, на котором находилась скатерть, придавленная сверху разнокалиберными тарелками, чашками, вилками, банками, бутылками и локтями. И глаза народа встретились в одной точке, и это точка находилась где–то в области Серёгиной переносицы.

    – Упс! – только и сказал Серёга.

    – Это – Демидов! – хлопнул ладонью о Серёгину грудь Борисов, – Сергей, – добавил он, немного подумав. Серёга решил всем улыбнуться.

    –  Вот тот, который тебе улыбается – это Шура Киселёв.

    – Угу! – “ очень приятно “ это означало, ладонь у Шуры оказалась тёплая и твёрдая. Это хорошо. Серёга улыбнулся ещё шире.

    –  Эта задумчивая дама – Катя...

    –  А я Славик! – поднял руку парень в белой рубашке и красным лицом.

    –  Очччень приятно, – насколько мог мило улыбнулся Кате, а затем гаркнул в сторону Славика:

    –  Здорово, Славик!

    –  Вон тот угрюмый тип, это  – Серёга Копытин, да, твой тёзка, – между тем продолжал Борис. – А это Вероника...

    Серёга встретился с ней глазами, и поплыл. Со стороны могло показаться, что он задумался. А он улыбался и смотрел в её тёмные глаза, тёмные – тёмные... Но это был миг, секундное забвение. Сергей очень хорошо владел собой, а потом, больше всего на свете он не любил выглядеть идиотом. Никто ничего не заметил. Он выпустил в глаза обычную насмешку и поцеловал протянутую ему ручку.

    –  Ну ты это, завязывай, – Серёга почувствовал на плече руку. Обернувшись, он увидел Славика со стаканом в руке,

    –  Пора, – вздохнул Славик и протянул Серёге ёмкость, – как заказывал, самую большую.

    Сергей взял “ рюмочку “ двумя пальцами и так это нежно влил в себя всё до последней капли. Славик развёл руками. Серёга поставил стакан в Славкину ладонь.

    –  Но больше так не наливать, – сказал он, – а то кайфу не будет.

    –  Усёк! –  профессионально ответил Славик и отправил стакан подальше. Вместо этого из подальше припорхала вполне изящная рюмка.

    –  Во! Это тема!  –  одобрил Сергей, – Ну, а где я буду сидеть?

    Так он оказался рядом с ней. Весёлый, насмешливый, ироничный. Он не смотрел на неё, а то вдруг подумает, что чем-то  его заинтересовала. Ещё пора не пришла. Он покажет своё внимание попозже, а пока пусть она его поизучает. Ведь он новенький, они сейчас все его исподволь изучают, это неизбежно.   

    –  Ну, за вновь прибывших, что ли, – подал голос Шура Киселёв, Серёга, естественно, не возражал, и все дружно выпили. Руки коснулись вилок.

    Потом они ещё выпили, закусили. К нему уже попривыкли, и вроде как держали за своего. Серёга слегка посмеивался в душе, он-то  считал себя ничьим.  Играла музыка.

    – Серый, –  кто –то его окликнул.

    –  А?! – невнимательно как –то отреагировал Серёга, ища глазами источник звука. Источником оказался Славик. Сергей его спросил взглядом, чего, мол, надо.

    –  Курить пойдём?

    Нравился ему чем –то Славик, этакий простой, не завихрённый излишним заумствованием чувак. С таким не придётся придумывать темы для разговора, и не надо пыжиться, в стремлении сделать из себя нечто другое, но более подобающее в данных обстоятельствах.

    –  Пойдём.

    Он сидел, обессиленный, у трубы с надписью “Труба” и вспоминал. Он вспомнил её лицо, он вспомнил каждую чёрточку её лица, оно выплыло из пелены тумана, в котором было все эти годы. Как он хотел его вспомнить раньше, а тут, без всяких усилий, всё получилось само собой.

    Он сидел без движения, упираясь ладонями в пол и затылком в холодный бетон. А в голове его звучало музыка и смех, он вспомнил даже,  что это была за музыка, он вспомнил даже её смех. Её руки, и как он их в первый раз поцеловал. И как он пригласил её потанцевать, и как она улыбнулась в ответ.

    Он улыбался. Бессмысленно всё это. Этот свет, этот пот, эти трубы. Эти лестницы, переходы, двери. Потолок. Он улыбался и покачивал головой. Он танцевал...

    Он танцевал с ней,  смотрел в глаза. В танце это разрешается, это принято. Принято ещё в этом случае нести всяческую чушь. И Серёга что-то ей рассказывал, смешное и пустяковое. Он смотрел на неё, но чтоб в глазах она не обнаружила намёка ни на что, он улыбался. Надо, чтобы он понравился ей, и чтобы она первая ему это показала, иначе нельзя. Иначе можно стать слабым, и показать слабость, и, следовательно, стать уязвимым и смешным, и тогда может стать плохо. А это плохо. Поэтому Серёга играл. Привычную роль.

    Они танцевали, медленно покачиваясь в полумраке комнаты, среди других людей, абсолютно его не интересующих, их руки лежали друг на друге, и они были близко. Словесная шелуха пролетала мимо. Они оба понимали необходимость этого, и поэтому не замечали. Главное, что рядом, и что здесь.

    Серёге было важно разговорить её, понять, что её интересует, чтобы потом говорить о ней и заставить её рассказывать о себе, о своём. Но выглядело это безобидной чушью, предназначенной для танца, ведь мужчина должен развлекать свою даму.

    Копытин встал из своего угла, и направился в прихожую.

    Катя увидела, как он одевает куртку и крикнула:

    – Серёжа, ты куда?

    – Курить.

    – А зачем воротник у куртки поднимаешь?

    – А он у нас поэт, – ответил кто-то, – старается соответствовать образу.

    – А знаешь, почему поэтов принято изображать ссутуленными и с поднятым высоким воротником? – спросил Серёга у Веры, наклонившись к самому её уху.

    – Нет, – улыбнулась она.

    – Представь, как ищет вдохновения поэт в прогулке по осеннему парку, или просто любит так гулять, потому что душа у него такая, романтичная. Руки за спиной, спина в задумчивости слегка ссутулена. Так ведь осень, ветер и дождь, непогода, в общем. Конечно же, у него поднят воротник. Отсюда и пошло, как поэт, так обязательно поднят воротник, и глаза такие задумчивые – задумчивые...

    Она засмеялась и посмотрела на Копытина. Он  уловил её смеющийся взгляд и покраснел. Серёга же  улыбался, широко и невинно. Копытин резко вышел. Покурить.

    Танец кончился. Сергей отвёл её к столу, сам присел на табуретку рядом. Они стали ближе, чуть-чуть, но всё же. Теперь Серёга имел полное моральное право быть чуточку внимательней к своей соседке, особенно после танца. Она ещё там, а значит, немножко с ним. Это надо использовать. Немедленно.

    –  Тебе чего-нибудь положить? – спросил он, своей позой выражающий ещё неполное приземление, это значит, что встать ему вовсе не трудно.

    –  Да, вон тот салат, если не трудно, – сказала она. Серёга подозрительно посмотрел на то, что там лежало, но промолчал, вдруг сама готовила. Вместо этого он широко улыбнулся:

    – Нет! Конечно не трудно! – дальше уже к подоспевшему Копытину: –  Серёга, передай, пожалуйста, вон то, рядом с тобой стоит, с не знаю чем называется.

    Копытин посмотрел на Серёгу так, что сразу захотелось дать ему в морду.

    –  На! – подал он тарелку чуть ли не швырнув её через стол.

    –  О! Спасибо!  –  как можно искренней отблагодарил Копытина Серёга.

    –  Не обращай внимания, это у него случается порой.

    –  Понимаю, возрастное, –  улыбнулся Серёга. В ответ Копытин дал затяжной очередью своих глубоко посаженных зрачков в сторону серёгиного тела так, что аура задымилась. А Серёга, меж тем, выкладывал содержимое блюда в тарелку.

    –  Спасибо, –  сказала Вероника.

    –  Серёжа, возьми, пожалуйста, обратно.

    –  Гм – Хм...

    –  Шура, поставь, где было, плиз.

    Славик, между тем, разлил остатки в “мужские” рюмки.

    –  Как, это всё?

    –  Не переживай, в холодильнике ещё есть.

    –  Ну, тогда, хлопнули, что ли?

    Все хлопнули, крякнули, закусили.

    – Боря, поиграй чего-нибудь? – томно прикрыв ресницы, попросила Катя.

    –  Вон, Демидов играет, пусть и играет.

    –  Ты играешь на гитаре?  –  спросила Вера.

    –  Я много чего умею, –  сообщил Серёга набитым ртом. Он любил быть хамом.

    –  Правда, сыграй, – попросила она.

    –  Угху, щас, – Серёга дожевал, вытер руки и взял гитару.

    –  Ну ладно, играю как умею, сапожником не обзывать, помидорами не бросаться, Копытин, это тебя касается, –  аура опять приятно задымилась. –  Чего бы такое исполнить, –  задумчиво почесал он глазами затылок, все вежливо перестали жевать. И Серёга решил исполнить нечто такое, что, по его разумению, здесь явно не понравится, что-то такое интеллигентно-матерное, в меру похабное, отутюженно громкое, и он резко ударил по струнам.

    Все слушали. И Вера слушала. Серёга внутренне усмехался, но пел, и чувствовал, как их корёжит там изнутри, переворачивает, не нравится, ну извините, другого не поём-с, что попросили, вот и кушайте нас, вместе с говном кушайте, уж какие есть.

    –  Я ещё могу! – сообщил он, когда закончил играть.

    –  Спасибо, достаточно.

    –  Копытин, я про тебя уже давно всё понял и вкусы твои просёк, так что я на тебя не в обиде.

    –  А что, очень даже ничего.

    –  Да? Ну, спасибо, честно говоря, не ожидал.

    –  Испытываешь на выносливость?

    –  Ну, можно и так сказать.

    – Не, нормально, только, может, не привычно, мы здесь несколько иные песни поём, а так всё очень хорошо.

    –  Ну, хорошо, если хорошо, – Серёга был серьёзно озадачен, но если льстят, то очень круто. И ему не захотелось быть хамом, хотелось стать немножко собой, приподнять маску вечной насмешливости и цинизма.

    Он взял гитару в руки и ненадолго задумался, он не знал чего играть, но сыграть хотелось, и тогда он начал играть. Просто так, не понятно что, но играл не спеша и как-то очень вдумчиво. Он играл и сам понимал, насколько хорошо у него это получается. Он ни на кого не смотрел, потому что играл для себя. Звучала гитара, изливая на это пространство тайники серёгиной души.

    Прошло какое-то время, прежде чем он почувствовал, что открыт, и что незачем это всё, и что он не один, а в окружении совершенно чужих людей. Не переставая играть, он поднял голову и оглядел их лица. Лица другие, может быть тоже свои, собственные. ”Надо это дело кончать“ – подумалось ему, и ниспадая переходом с ещё дрожащей струны ввернул в ткань своего музыкального рисунка какой-то рок-н-рольный заходик. На чём и закончил. Гитара утихла, но Серёга продолжил этот рок-н-рольчик на губах, вводя себя в привычное хамское состояние.

    –  Ну чё, Славик, курить пойдём?

    –  Так ну!

    –  Шурик, будешь?

    –  Ну можно, в принципе...

    – Тогда пойдём. Копытин, будь добёр, достань ещё бутылочку, ладно?

    Вслед удаляющейся серёгиной спине полетела вся оставшаяся обойма сетчатки. Перед тем, как скрыться за дверью, Серёга почесал спину. Язык показывать, уже не тот возраст.

    На улице всё тот же дождь. Они сидели в подъезде на подоконнике и курили. А дождь, ведь это очень хорошо, когда не здесь, а там. Он создаёт там именно такой шум, какой рождает здесь ощущение уюта и какого-то внутреннего, глубинного, как лёгкая спазма, удовольствия.

    –  Где так круто играть научился? –  спросил Шурик.

    – Да, понимаешь, у всех гитары, и у меня гитара, и пошло – поехало...

    – Ясно, школа жизни, – Серёге почудились как будто  презрительные нотки.

    –  Ну да, в общем-то, дворовые институты. Выйдешь бывало во двор, глянешь на село, ну а там, вроде как, девки гуляют, соответственно, и мне весело. Вот так, полегоньку, по чуть –чуть. А ты играешь?

    –  Мы тут все играем, аж надоело.

    –  И Вера играет?

    –  А чё тебе Вера?

    –  Сидим ведь рядом...

    –  Пепел стряхни... Играет, и Катя играет.

    –  Да ну?

    –  Да ну! Это на тот случай, если вдруг к ней пересядешь.

    –  Понятное дело! Славик, чё молчишь?

    –  Слушаю, дело-то серьёзное, ума требует.

    –  Ну, ума тебе не занимать!

    – А как же ты думал, он у нас на филфаке учится, –  вставил Шурик.

    –  А я о чём?! – гордо сказал Серёга.

    – А вот что я подумал! –  оживился Славик, – А что если нам взять бутылку и на кухню податься, там и покурим, ежели дверь плотно закроем.

    –  Неплохая  мысль, –  среагировал Серёга. В душе-то он считал, что мысль эта просто отличная, она уже приходила ему в голову, но навязывать её хозяевам он не решился, к такому хамству его организм не был приспособлен.

    –  Вот и опаньки, как говорит наш друг Борисов, – подытожил Шурик, – завязывай, пошли.

    Придя вовнутрь, Славик с мрачным видом забрал бутылку со стола и, ни слова не говоря, повернулся и пошёл.

    –  Слава, ты куда? – спросила Катя.

    – Пить, с товарищами по партии, – сказал Слава и для важности поднял палец.

    –  А мы?

    –  А вы всё равно торт собирались кушать.

    –  А вы?

    –  А мы хотим водку пить.

    –  Так вы ведь будете совсем пьяненькие!

    –  Ну что поделать, приходится идти на какие-то жертвы! Кстати, гитару мы тоже забираем.

    –  Не – ет, Славочка, нам Боря с Серёжей поиграть обещали.

    –  Хватит вам одной гитары.

    –  Фу! Какой ты Слава не хороший!

    –  Уж какой есть, Да вы приходите к нам. Водкой угостим.

    –  Посмотрим-посмотрим...

    –  Ну смотрите-смотрите, а мы пойдём.

    На кухне уже сидели Шура и три стопки. Ждут.

    –  Ждём –с.

    –  Гитару не хотели давать.

    –  Я в курсе.

    –  На, разливай. Серёга, возьми там огурцов.

    Сладостно звучит, не правда ли? На кухне, с путными чуваками, с бутылкой водки, с гитарой, с сигаретами. Прелесть. И они наслаждались базаром, выпивкой и сигаретами. Оттягивались. На кухне витал дым, голубоватыми нитями кружа вокруг лампочки, а на столе стояла бутылка, а на газете лежала картошка, и солёные огурчики, а чуть поодаль банка с помидорами. Какой там был рассол! А ещё чёрный хлеб, уже нарезанный, мягкий-мягкий, и вкусный. А главное – базар! Это вообще, самое главное. Ох уж и поговорят, если собрались три неглупых кореша. И поиграют, и попоют, и не сладостные романсики, а именно такое, интеллигентно – матерное, слегка похабное, но зато какое –то удивительно к месту, ко времени, в тему.

    Да, так они и пили. Пили – пили, пока Славик не сказал, что ему пора, и ушёл в туалет.

    –  Не надо было его туда одного отпускать, – мрачно сказал Шурик.

    –  А что, не снайпер? – поинтересовался Серёга.

    – Да не, он там аккуратно поблюёт и уснёт, а дверь закрытой оставит, изнутри.

    –  Да, тяжёлый случай.

    –  Это не случай, это закономерность.

    –  Тогда ещё более тяжко. О! Гляди –  пошёл, спать наверное, а ты беспокоился.

    –  Повезло. Да ты, ладно, разливай, и с глаз её долой.

    На кухне появилась Вера.

    –  О, Верунчик, а ты что здесь делаешь?

    – Да они там все спать легли, а мне чего –то не хочется, вот и пришла на вас посмотреть.

    –  З - замечательно, пить будешь?

    –  Не - ет, я водку не пью.

    – Не скажу, что зря, – подал голос Серёга, – но наши кондиции несколько отличаются, правда Шурик? Эй, Шу - урик?

    –  Всё нормально, я на пороге. Давай жахнем!

    Последние капли уместились в желудке с трудом, бутылка пошла под стол.

    –  Это, действительно, всё.

    –  Ну, на всё и суда всё, или как там, эт - та, говорится, ну ясно, короче. Я пойду, пожалуй, вздремну, а вы здесь остаётесь? Да? Ну ладно. Вера, он чёй-то тобой антересовался, смотри, не пей с ним...

    –  Так ведь выпили всё, Шура.

    –  Да? Ну это я так, –  грустно сказал Шура. – Я пошёл, в обчем.

    –  Давай, к рассвету не жди. Приятных сновидений.

    – Всё понял, –  и этакой не слабой походкой Шурик обнаружил двери.

    –  Вот и мы с тобой, два бойца, остались. Хочешь помидорку?

    –  Не - ет, я уже торта поела.

    –  А ничего не осталось, да? – сокрушённо спросил Серёга.

    –  Вам оставили немножко.

    Немного подумав Серёга сказал:

    –  Нет, торта мне есть нельзя, может вырвать.

    Нависла пауза. Вера смотрела на него, долго, а потом медленно произнесла:

    –  Ведь ты не такой грубый, каким хочешь казаться. Зачем ты?

    –  Зачем я грубый?

    –  Да, зачем ты хочешь казаться хуже, чем ты есть на самом деле?

    Серёга улыбнулся и надолго замолчал.

    Зачем? Хм. А бис его знает. Так проще… да, так проще. И вообще. Эта девочка его чем-то задела, затронула, зацепила какой-то тот самый главный нерв, что даже и не знаю, что не хотелось бы вот так встретиться однажды, и больше не увидеть.

    –  Ты вина выпить не хочешь? –  неожиданно спросил Серёга.

    –  Так ведь вы выпили всё вроде?

    –  Ну, это они выпили. Так ты будешь?

    –  Неудобно как –то...

    –  А! Брось. Я же это не спаивать тебя решил, а для разговора, за бутылкой он легче как-то идёт. Так как?

    –  Ну - у, если для разговора, то можно.

    Серёга порылся у себя в сумке и достал 0,7 портвейна.

    –  Неплохо, да? –  стрельнул он глазами в сторону Веры.

    –  Да, впечатляет, но я никогда не пила портвейна.

    Серёга видел, что она смущена, и что, скорее всего, это смущение идёт от сознания того, что она сидит на кухне с каким-то полузнакомым парнем, и, более того, собирается пить с ним портвейн. Наверное, он ей нравится, этот нетрезвый тип, иначе бы не осталась. Это хорошо. Показать смущение в этом случае означает показать слабость. Истинное смущение демонстрирует слабость человека по сравнению с тем, кто напротив. Однако, смущение может служить оружием в руках хитрого противника, поэтому надо быть осторожнее.

    – О! Портвейн вещь хорошая, тебе понравится, –  Серёга продолжал быть хамом. Он разлил по двум стаканам и поднял свой. –  За знакомство! – и отпил немного.