Все они солдаты... Киноповесть. Гл. 93

      КИНОПОВЕСТЬ  "ВСЕ  ОНИ  СОЛДАТЫ..."

       93.
      ПОЛДЕНЬ   СЛЕДУЮЩЕГО  ДНЯ.   АДМИРАЛТЕЙСТВО.  КАБИНЕТ
      ВЕЛИКОГО  КНЯЗЯ  КОНСТАНТИНА  НИКОЛАЕВИЧА  РОМАНОВА.



      
      Часы  в  кабинете  Великого  Князя  отбивают  полдень.
      Двое  сидящих  у  стола  мужчин,  сам  Великой  Князь  и  его  гость  шеф  жандармов  Василий  Андреевич  Долгоруков,  терпеливо  пережидают  этот  звон.
      Перед  Константином  Николаевичем  на  столе  несколько папок.
      Дождавшись  тишины,  и  соотнесясь  с  содержимым  одной  из  них,  он  говорит:
      --  Вот  революционеры  из  кружка  Геракла,  коими  руководил  через  профессора  Спичкина  наш  господин  Икс,  назвавший  себя  Иваном  Карловичем  Фриске,  мы  уже  как-то  вели  с  тобой  о  нём  речь.
      Вздохнув,  он  ещё  раз  перелистал  бумаги  в  папке  и  продолжил:
      --  Эти  карбонарии  задержаны  моими  людьми  после  их  тайного  проникновения  под  чужой  личиной  ночью  в  квартиру  Спичкина  несколько  дней  назад.
      Константин  Николаевич  передаёт  увесистую  папку  Долгорукому.
      Тот,  пролистав  её  содержимое,  произносит:
      --  Вижу,  тут  подробные  результаты  слежки… Бумаги  свидетельствуют  в  равной  мере,  как  об  их  революционной  деятельности,  так  и  об  уголовном  преступлении  в  отношении  профессора  Спичкина  и  других  господ.
      --  Хотелось  бы  отправить  сиих  друзей  на  виселицу,  как  революционеров,  но,  думаю,  не  стоит  давать  козырь  в  руки  наших  врагов.  Гораздо  оскорбительнее  будет,  если  попадут  на  каторгу  уголовниками. Но  это  мы  с  тобой,  Василий  Андреевич,  обсудим  в  процессе  следствия  по  их  делу.
      Долгоруков,  хлопая  рукой  по  папке:
      --  А  где  мои  друзья  сейчас?
      --  Дожидаются  твоего  внимания  у  меня  в  подвале.  Пришлёшь  за  ними  своих  людей  посильнее  и  посообразительнее  и  карету  покрепче.  Народец  этот … ушлый.
      --  Догадываюсь.
      Великий  Князь  продолжает,  заглядывая  в  документы  из  следующей  папки:
      --  А  вот  ещё  один  фигурант  по  этому  же  делу …  Антон  Пафнутьич  Спичкин.  Профессор  Петербургского  университета.  Этого  следовало  бы  тоже  повесить,  но  обещались  и  в  живых  оставить,  и  от  каторги  избавить… Придётся  выслать … подальше,  куда-нибудь … в  Вилюйск…,  если  не  навсегда,  то  как  можно  на  дольше…
      --  Тоже  ждёт  в  подвале?
      --  Да.  Но  не  допусти,  чтобы  его  свели  в  одном  помещении  с  Гераклом  и  прочими.  Не  жить  тогда  господину  профессору.  А  мы  обещались,  что  жив  будет.  Ты  уж  присмотри  за  ним,  Василий  Андреевич…  И  к  суду … приготовь  всё  так,  чтобы …  вышел  у  него … Вилюйск...  Данное  слово  держать  надобно-с.
      --  Будет  сделано,  Grand-prince. Останется  жить … где-нибудь  в  Вилюйске…
      Великий  Князь  передаёт  Долгорукову  и  эту  папку,  открывая  следом  довольно  объёмную  следующую:
      --  А  вот  всё,  что  было  собрано  на  Ивана  Карловича  Фриске  и  покойного  графа  Юмитова. Ты  бумагам  этим,  Василий  Андреевич,  ходу  не  давай,  но  хранить  храни.  У  Юмитова  два  сына,  ты  знаешь… Мои  люди  очень  сомневаются… в  чистоте  их  помыслов…  Поэтому  пусть… всё  это  останется  у  тебя … На  всякий  случай.
      Долгоруков,  приняв  папку,   говорит:
      --  Понятно.  А  где  тело  убитого  Фриске?  Не  мешало  бы  присмотреть  за  ним…  Вдруг  кто  заинтересуется,  захочет  взять,  похоронить…  Хотелось  бы  знать,  кто…
     --  Тело  в  морге  Медико-хирургической  академии,  у  меня  там  надёжный
человек  есть.  Мои  люди  всё  учли.  Наблюдают.  И  позже,  когда  будет  похоронен,  за  могилкой  тоже  присматривать  станут,  не  беспокойся.  Подробный  отчёт  в  папке.
      Долгоруков  удовлетворён:
      --  Хорошо.  Теперь  об  арестованной  мною  ранее  молодёжи.  Она,  как  я  теперь  понимаю,  тоже  по  этому  делу…
      Великий  Князь:
      --  Разумеется.  Там  нужно  иметь  на  руках  поимённой  список,  и,  сверяясь  с  теми  местами,  где  кто  из  них  во  время  смут  находился,  решать  участь  каждого  из  молодых  людей  отдельно.  Вспыхнули  ли  волнения  в  той  деревне,  где  жил,  нет  ли… Показывают  ли  крестьяне  на  его  отношение  к  подготовке  смуты ... Из  всего  этого  выводы  и  делать.  Разберёшься…
      Константин  Николаевич,  раскрывает  ещё  одну  раздувшуюся  от  бумаг  папку:
      --  Вот  тут  бумаги  на  каждого.
      Из  этой  уже  раскрытой  папки  вынул  несколько  скрепленных  листов:
      --  А  вот  этому  негодяю,  я  прошу  тебя  лично  уделить  особое  внимание. Он  разжёг  бунт  в  двух  деревнях,  по  его  наущению  была  убита  прекрасная  женщина,  вдова  офицера… Пытался  изнасиловать  её  дочь… Я  бы  для  него  настаивал  на   высшей  мере  наказания.  Как  насильника  и  убийцы,  но  не  революционера.  Он  тоже  в  моём  подвале  тебя дожидается.  Вот  на,  держи,  среди  бумаг  о  молодёжи  и  его  дело.  Иван  Сергеевич  Копейкин. Не  забудь.
      --  Такое  забыть  сложно.
      Пока  шеф  жандармов  пролистывает  бумаги  последней  полученной  папки,  Константин  Николаевич  открывает  оставшуюся  на  столе  совсем  тоненькую  папочку.
      В  ней  только  один  листок  с  каким-то  не  очень  длинным  списком  имён.
      Закрыв  её  и  дождавшись,  когда  Долгоруков  поднимет  на  него  глаза,  говорит  Василию  Андреевичу:
      --  Я  «упустил»  Юмитова.  Моя  вина  в  том,  что  он  был  зарезан.  Поэтому  мы  с  тобой  не  узнали,  кто  сотрудничал  с  ним,  а  значит  и  с  иностранцем  Фриске,  мешая  Государю  проводить  реформы.  А  это  вполне  сформировавшийся  кружок оппозиционеров,  которые  способны  и  на  предательство,  и  на  любую  подлость.  Вот  тебе  папка,  содержимого  которой  никто  кроме  тебя  не  должен  увидеть.  Здесь  предполагаемые  имена  предателей.  Нужно  проверить  каждого  из  этих  людей.  А  проверив,  доложить  мне  о  результатах.  Но  об  этой  проверке  никто  не  должен  и  заподозрить.
      --  Слушаюсь,  Grand-prince.
      Долгоруков  Внимательно  просматривает  список:
       --  Те,  кем  гордились,  называли  европейски  образованными,  ставили  всем  в  пример… М-да-а-аа-с…
      Константин  Николаевич  с  горечью  в  голосе  цитирует  Пушкина:
      --  Ты  просвещением  свой  разум  осветил,
      Ты  правды  чистый  лик  увидел.
      И  нежно  чуждые  народы  возлюбил
      И  мудро свой  возненавидел…
Прав  Александр  Сергеевич.  Как  сие  и  не  прискорбно  признавать…
      Долгоруков  продолжает  цитировать  это  же  стихотворение:
      -- И  «руки потирал  от  наших  неудач…» Ну  что  ж,  безнаказанными  не  отпущу…