Две традиции русского меценатства ч. 2

               

Размышления художника по фарфору на тему метафизики поощрения художеств
Часть 2
«Крепостные художники»

Россия привыкла гордиться своими запойными мастерами, что, безусловно, является её культурой трагедией, ибо все надломы в сознании народных мастеров-самородков связаны с принципом: «Делай, что батька сказал». Мастер пил по таланту: душе было тесно в отведённых хозяином рамках. С народным умельцем особенно не церемонились, в отличие от привыкших к творческой свободе и повышенному почтению профессиональных художников, которые могли и в суд подать при необходимости. Безусловно, в рамках производства не выгоден художник с богатым творческим потенциалом, но совершенно необходим искусный мастер-исполнитель. Вывод этот – чисто теоретический, ибо в условиях современного российского рынка, новым предпринимателям оказывается выгодней держать десять неквалифицированных низкооплачиваемых работников, чем одного высокооплачиваемого профессионала.
Рынок определяет сознание предпринимателя, а сознание предпринимателя определяет его отношение к работникам.

В советский период была создана законодательная база и «Положение о художнике», которые регламентировали минимальные права художников, работающих в промышленности. В переходный период был переиздан и закон об «Авторском праве», но в реальности руководство предприятиями всё равно тяготеет к коммерческой традиции и к «Кузнецовскому» варианту отношений, только они лишились религиозной почвы. Творческий работник – не подарок. В командно-административную систему он не вписывается, при рыночной экономике не слишком выгоден. Интерес к творчеству народных мастеров со стороны государства еще сохраняется, но при этом их пытаются исключить из общего культурного процесса в особую ветвь «Народных традиционных промыслов», где культивируют почему-то именно примитивность и неумелость, искусственную архаичность. Всё это выгодно лишь для идеологической профанации: представить народное сознание, как вечно дремучее, архаичное и, в принципе, до культурное, в сравнении с просвещённым западным, для того, что бы все, стройными рядами, двинулись в цивилизованное «общество потребления». В советское время народных умельцев превозносили в пику художественной интеллигенции, как пережитка прошлого. Несмотря на наши перегибы, перед лицом истории все оказываются равны, и мы видим шедевры искусства или поделки народных мастеров, которые представляют интерес более для историков, чем для ценителей прекрасного.
   
Отсутствие определённой государственной программы развития «Высокохудожественных производств» обрекло и профессиональных промышленных художников на произвол новых работодателей. Наиболее показательно положение на крупнейших фарфоровых заводах. Производство никогда особо не баловало художников свободой творчества. В условиях всеобщего спада экономики, дорогостоящая высокохудожественная продукция имеет очень небольшой и капризный рынок, требующий особой активности в процессе реализации, поэтому проще выпускать и продавать самый дешёвый фарфор, отбрасывая всё, в чём возникает хоть малейшее сомнение. В таких условиях, художник становится лишней фигурой на производстве. Поэтому, исходя из экономической целесообразности, многие фарфоровые предприятия прежде, чем остановиться, сократили творческие лаборатории, исключив тем самым наиболее одаренных людей, которые могли бы поправить ситуацию, из творческого процесса. Печальными последствиями это обернулось для всех. Остановился художественный процесс, и восстанавливать его значительно труднее, чем поддерживать. Разрушение традиционных отношений всегда трагично для людей, которые долгие годы находились под властью системы и были не вполне свободны, поэтому и насильственная прививка полной свободы вызывает обратный эффект: не радости и творческой активности, а паралича воли. Пожилые художники, отдавшие лучшие годы производству и не способные адаптироваться в новых условиях, чувствуют себя брошенными и обманутыми, а молодые не успевают пройти курс молодого бойца и стать профессионалами. Со стороны музейных работников и частных коллекционеров интерес к живым творческим людям подменяется интересом к уже проверенным антикварным ценностям, что тоже не стимулирует творческий процесс. Способные оценить, не могут купить – а способные купить, не способны оценить. Дорогие и красивые вещи стали вызывать у обнищавших людей такую же реакцию, как и новые хозяева жизни, которые назойливо трясут деньгами для собственного удовольствия и развлечения. Со стороны же «новых русских» вообще нет интереса к подлинной культуре, ибо у них отсутствует интерес к глубинам своей личности, к своему «Я». Пришли временщики, для которых подлинная культура уже не представляет даже коммерческого интереса, ибо нет спроса на неё в среде себе подобных, как нет и подлинного бытия. Только подлинное бытие нуждается в культуре, ибо она есть его основание, и возможность сохранения во времени. Жизнь всегда требует усилий – смерть не требует ничего: для того, что бы умереть не нужно ничего делать, всё случится само собой. Но поскольку, абсолютное бездействие – это явление антиприродное, требующее постоянства самоубийцы, общество просто совершает некие хаотические движения в рамках отведённого ему Богом времени, не выбирая – ни жизнь, ни смерть. Хаотические движения общества не создают культуры. Но, для выживания, любое общество нуждается в цивилизации, как основе производства продуктов потребления. Цивилизация создает условия для производства товаров и распределения их между потребителями. Цивилизация хороша, когда спрос удовлетворен, и подвергается критике, когда не способна удовлетворить все запросы общества. Цивилизация навязывает и рекламирует товар, услуги, раздувает потребности (вы этого достойны), пугает возможным дефицитом. Все существование сводится к простым схемам физического существования, буржуазным дилеммам: престижно – не престижно, модно – не модно. Еще один конек цивилизации – это личная безопасность. Философия физического выживания, овладевшая умами запада еще в семидесятые годы прошлого века, завладела теперь и постсоветской Россией. Сложно сохранить то, что имеешь, а многое и вообще невозможно. Разложение религиозных основ требует нового фундамента, способного выдержать человека с его раздувшимися потребностями и амбициями. Цивилизация прибегает к старому надежному способу – обману: созданию иллюзий виртуального бытия, несбыточных надежд на физическое бессмертие в реальном будущем. Это всего лишь новый источник дохода.   
      
Культура не идет по пути лжи: она есть возделывание и благоустроение, усилие и преображение. Культуру творят личности в синергии с Богом. В оформлении чаяний высшей сферы человеческого существа – смысл Культуры: осознать и выразить все эти вечные вопросы. Красота личности и безобразие «личины» – образы культурологических архетипов, которые живут своей явленной жизнью, влияя на человечество в целом. Освободиться от этих архетипов, значит лишить себя всех ориентиров.