Часть 5. Интерлюдия

Ноябрь 14 года. Поздний вечер. Серый, стылый туман за окнами. Мелкий дождь. Ветер в черных голых кронах деревьев. Воющие порывы ветра. В промозглой, сырой тьме глухо ахают САУ. Привыкли, но все равно, полностью отвлечься не получается, внутренне напрягаешься при каждом залпе. Мы в нигде и в никогда. Между миром и войной, между жизнью и смертью. Далекие-далекие прилеты, по звуку, за аэропортом. Тоскливо-напряженное ожидание не пойми чего. В квартире тепло, и было бы уютно, если бы не орудийные раскаты. Забравшись с ногами в кресло, притушив свет, читаю сводку. В последнее время она вызывает глухое раздражение своей лживостью и постоянным нытьем, а-а-а, все пропало, нас слили, безголовые готовят прорыв, все сидят в подвалах. Но все же, пусть даже такая информация лучше, чем ее полное отсутствие. Женька, накинув плед, безмятежно дрыхнет на диване, подложив подушку под голову. Вот непробиваемая психика. Сейчас выспится до полуночи и будет сидеть всю ночь за компьютером, переписываясь, флиртуя, читая всякую ерунду и коллекционируя хорошие посты в нашу общую копилку. Мне неуютно и тревожно одной, но будить ее я не хочу. Начнутся ворчание, бурчание, курение в туалете, ехидные комментарии обо всем на свете и длительные разговоры по телефону со своим благоверным. Иногда это напрягает. Тишину вечерней квартиры разрывает трель моего телефона. Беру трубку, номер незнакомый.
- Алло… - голос напряжен, я плохо стала воспринимать звонки с чужих номеров, подсознательно жду плохого от них. Но этот голос узнаю сразу.
- Малая, ты дома? – голос в трубке глух, страх и злоба будто просачиваются сквозь динамик в комнату. Это Генка, позывной Фараон, командир взвода ПТУРов из «Бастиона». Здоровенный лось, под стать моему брату, спокойный, как танк, всегда невозмутимый, улыбчивый, надежный. Что могло его напугать, именно его, того, о чьей отмороженности ходили самые разнообразные и многочисленные слухи. Но он испуган. И я напрягаюсь еще больше, мокреют руки и ноги, частит сердце и сохнет рот.
- Да, я дома. Что случилось?
- Потом. – отрезает он. - Сможешь меня забрать? Я у матери сейчас, мне надо переехать в другой адрес.
Кошусь на часы. До комендантского часа осталось совсем немного. Молчу, мне и страшно, и интересно, и волнительно одновременно.
- Заберу, - как в омут головой, - только по-быстрому. Что случилось?
- Расскажу, когда приедешь. Звони брату, мне нужна помощь, можешь продиктовать этот номер, я с ним свяжусь позже. Давай, я тебя жду. – торопливая скороговорка, и гудки в трубке.
Несколько минут я сижу, пытаясь успокоиться. Волнуюсь, боюсь, любопытство сжигает дотла, все сразу. Наконец, встаю, иду на балкон. Подставляю разгоряченное лицо сырому мокрому ветру в открытое окно, переступаю босыми ногами по ледяному линолеуму. Выкуриваю сигарету. Не помогает. В голове мысли одна другой краше. Генку ищут непонятно кто и зачем. Подозреваю, ищут не для того, чтобы накормить пряниками. Брату позвоню позже, а то запретит выходить из дому. Пока не передумала, торопливо одеваюсь. Уже натягивая куртку, подхожу к дивану, щекочу Женькину голую пятку, которая немедленно прячется под пледом. Недовольное бурчание.
- Дверь закрой, - быстро говорю я, - я ненадолго, скоро вернусь.
- Ты куда? – Женька рывком садится, сон слетает с нее мгновенно.
- По делам. Не колотись, я быстро. – я уже в прихожей, надеваю сапоги.
Чтобы не слышать возмущения, смешанного со страхом, быстро сбегаю по ступенькам вниз. На улице мокро, холодно, противно, туман густой, в нем теряются размытые желтые пятна редких горящих фонарей. Завывает порывами ветер, глухо и зловеще шелестят голые ветви деревьев. Бегу к своей машине, щелкаю сигнализацией. Машинка, шкода-фабия серо-серебристого цвета, дружелюбно мигает огоньками. Я люблю ее, хоть она и старенькая, почти десять лет, иногда барахлит, лобовое стекло в трещинах после прилета осколка (просто чудом тогда не вылетело), но я так к ней прикипела, что не поменяю свою девочку на самый дорогущий Лексус, это все равно как предать. В салоне холодно и сыро, я включаю печку, протираю стекла, выкуриваю еще одну сигарету и наконец трогаюсь.
Ехать по вечернему, почти ночному, фронтовому городу, и страшно, и интересно. Мокрые улицы утопают в тумане, дорога освещена, но свет размыт сырым осенним сумраком, кажется глухим и нереальным. Почти все закрыто, изредка светится магазин или ларек, они работают до комендантского часа, редкие прохожие на тротуарах, спешащие домой. Мягкий, приглушенный свет окон в квартирах. Улицы пустынны. Мигают желтым светофоры. Я не спешу, еду аккуратно. В такие моменты можно нарваться на летящего на аварийках вояку, патрульную машину, просто пьяного, понадеявшегося проскочить домой ввиду почти полного отсутствия полиции, на огромный зеленый военный Урал, или на боевую технику, которой давно перестали удивляться. Дом, где живет мать Фараона, я знаю хорошо, ехать недалеко, собственно, мы живем на одной улице, разница в несколько кварталов. Залпы САУ на улице, даже в машине, слышны четче и громче, но все равно, кажется, будто и они вязнут в стылом тумане.
Возле дома, на почти пустой парковке, его нет. Останавливаюсь под фонарем, чтобы меня лучше было видно. Смотрю на часы. Комендантский час вступил в свои права. Это неприятно, если остановят, придется звонить брату, отвечать на много вопросов, включать «блондинку», ждать, потом выслушивать нравоучения. Но в принципе не смертельно. Пассажирская дверь открывается, я даже не замечаю, как Генка подошел к машине, и он плюхается на сиденье рядом со мной. Я не узнаю его. В гражданской одежде я его никогда не видела, только в камуфляже, он кажется мне совсем другим человеком. Только лысая голова такая же, короткая аккуратная «шкиперская» бородка, широченные плечи и сломанный нос. Он ставит между колен автомат, бросает на заднее сиденье вещмешок и захлопывает дверь. Немедленно начинаю злиться, такая наглость просто потрясает.
- Ты дурак? Это подстава, реальная подстава, козел… - шиплю я вместо приветствия. – Одно дело друга, боевого офицера, подвезти домой, совсем другое – стремного чела с левым стволом. А если остановят? Или просто увидят? Блин, проверят из РПГ, потом разбираться будут, диверсанты мы или нет.
- Мелкая, извини, - он испуган, ему неудобно, он отводит глаза, - да, подставил. Извини. Ствол в натуре левый, отжал еще летом, у меня еще и гранаты в мешке. У матери дома не оставишь, обыск точно будет. Звони брату, надо, чтобы он меня отмазал.
Вместо ответа я со злостью завожусь. Становится уже не интересно, а просто страшно. Очень-очень страшно. Ехать по ночному городу после комендантского часа в одной машине с отморозком, которого кто-то ищет, а у отморозка автомат и гранаты, которые он не очень-то и прячет, - удовольствие явно ниже среднего. Генка матерится. Длинно, очень художественно, затейливо, таких слов и оборотов я в жизни не слышала. Сквозь дебри мата понимаю, что ищет его МГБ, вроде бы за то, что на него написал рапорт командир подразделения, якобы Генка ворует и толкает выдаваемый взводу БК. Если он не врет, это явная глупость и провокация. Я могу поверить, что вояки могут загнать автомат или пистолет, гранату на худой конец, особенно из отжатых, но попробуй, найди, кому нужна противотанковая ракета. Вот и хочет теперь отсидеться где-нибудь, кроме располаги и квартиры матери, пока мой брат его не отмажет или не разберется, что к чему. В принципе, я его понимаю. У МГБ разговор короткий, сначала почки отобьют, потом будут вникать. Тем более, автомат и гранаты вовсе не придуманы, и они действительно трофейные, хранятся дома, а не сданы, как положено. Но все равно, я безумно злюсь. Мне очень страшно, машина еле ползет, замираю перед каждым светофором, но улицы пустынны, ни полиции, ни патрульных, вообще никого. Ехать до названного адреса, слава Богу, не далеко. Плохо только, что этот дом не в спальном районе, а недалеко от центра города, где нарваться на приключения в виде военного патруля можно гораздо проще. Я понимаю, почему он не пошел пешком. И не стал просить никого другого, кроме меня. Не у каждого найдется брат в чине подполковника госбезопасности с большими связями везде, где только можно. Но от этого мне легче не становится. Где-то через полчаса мучений с облегчением торможу на одном из перекрестков, рядом с названным Генкой адресом.
- Выметайся. – шиплю я. – Козел. Мудак.
- А во двор? – пробует заикнуться провокатор. – Куда я со своим добром?
- Давай-давай, - подбадриваю я его, - мне точно не нужно, чтобы кто в окошко увидел, как ты, такой красивый, из моей машины вылазишь. И номер моей машины бдительным бабушкам ни к чему. Всего хорошего.
- Спасибо, - бормочет Генка, - я должен. И извини еще раз, Лизка. Выручила, реально.
- Вали, - когда он выбирается из салона, хлопаю дверцей.
Домой лечу, как на крыльях, огромное облегчение на душе. Теперь эта поездка представляется в ином свете. Подпрыгиваю на сиденье, предвкушая горячий чай, рюмку коньяка и долгий живописный рассказ Женьке о случившемся. Правда, придется выслушать от братцев много разных слов, но я привыкла. Домой я доехала без приключений, даже артиллеристы угомонились…
… Фараон был тяжело ранен через полгода, во время последнего «котла». Я носила в больницу фрукты…


Рецензии