Медведица Маша История без конца 3

3

Горячей зимой 2011/12 в Люберцах и Москве прошли пикеты с требованиями передать Машу в приют с лучшими условиями содержания. В Люберецком парке зоозащитников встретили старушки с руганью и палками. (Много позже некоторые из них мне рассказали: кто-то обходил квартиры, говорил – нашу Машу приедут забирать чужаки, чтобы спустить с неё шкуру…) Депутат Мурашкин сказал перед телекамерой: этой весной мы построим Маше новый большой вольер, зачем ей приют.
На эту же зиму пришёлся один из пиков журналистских посещений, текстов и телесюжетов, посвящённых Маше. Я благодарен многим журналистам. В основном же – журналисткам; женщины вообще всегда с большей готовностью реагировали на страдания медведицы, - достаточно просмотреть рецензии под первыми главами этого очерка.
Из статей и телепередач множество людей узнали об этой острой ситуации. Периодическое появление корреспондентов рядом со мной позволило, собственно, добиться того, что администрация парка не чинила мне особых препятствий в деле прокормления Маши, и сделало возможным успех моих визитов при их твёрдой регулярности. Репортажи в СМИ помогли мне добиться и того, чтобы Маше меняли воду в «бассейне» раз в две-три недели (хотя бы при постоянных напоминаниях).
Журналисты, добавим, бывают, конечно, разные. Нашёл их себе на свой вкус и директор парка. Надо ли пояснять, что Люберецкий районный телеканал всегда оказывался на его стороне?..
В 2012 на новый вольер не было и намёка. В 2013 люди из администрации спрашивали, выпучив глаза: «Откуда ж у нас деньги на вольер?!»
Позже я спрашивал о вольере и самого Мурашкина. Или это был «человек, похожий на Мурашкина», как принято выражаться у некоторых юристов?..
- Ну вы же нам деньгами не помогаете! – развёл тот руками.
(Зарплата Мурашкина как директора парка составляла в 2014 более 240 тыс. руб.:
)
Я, согреваясь, потопал полуразбитыми говнодавами, в которых ходил три четверти календарного года, и побрёл прочь.
Дальнейшие попытки приискать для медведицы лучшее обиталище неизменно отвергались администрацией по трём основаниям: 1) Маша – гордость и достояние Люберец, и мы никому не отдадим её из нашего любимого родного города; 2) Машу вообще нельзя никуда перемещать, ибо на неё не действует необходимый при транспортной погрузке наркоз, а сердце может не выдержать; 3) есть некоторые юридические сложности, но они очень сложные, эти сложности, - для профессионалов, а вам, ребята, всё равно не понять.
Сам я за четыре года видел Мурашкина около клетки его «любимицы» раз или два (не считая случаев телесъёмок).
Между тем привозимая мною пища делала своё дело. Маша стала кругленькой, как Вини-Пух, шёрстка её заблестела. Она прыгала по камере и забиралась по решётке под потолок. Всё чаще упражнялась с бревном – единственной игрушкой почти за всё время (автомобильная шина пробыла у неё недолго – отняли; по серьёзнейшему объяснению администраторов, при помощи шины она «пыталась разгромить вольер», производя много шума). Не обеспокоенная поисками подножного корма, Маша всё чаще стала обращать взгляд на небо…
Её стало вовсе не узнать. Дело доходило до курьёзов.
- Скажите, - спрашивал меня в парке один обеспокоенный люберчанин, - а куда эти мерзавцы подевали предыдущую медведицу? Ту, что была три года назад?
- Да ведь это она и есть!
- Нет-нет, - решительно мотал головой мой собеседник, - ту прежнюю я прекрасно помню. Она вся была кожа да кости…
Дело прокормления Маши собрало действенные отклики по Москве, Люберцам и всему Подмосковью. Народ потянулся ездить вместе со мной, привозя продукты и не жалея времени на готовку. Постоянных гостей Маша узнавала и относилась индивидуально (как и к здешним работягам): игриво или уважительно, лирично или с лёгким юмором. Люди чёрствые около клетки не задерживались, им здесь попросту нечего было делать.
Человеку, неискушённому в российской действительности, могло подуматься, что теперь так будет всегда…

(Продолжение следует.)