Глава 1. Пробуждение
Пробую собраться с мыслями, но каждая попытка подавляется невыносимой мигренью. Медленно опускаю веки, делаю несколько глубоких вдохов.
Резко вздрагиваю и снова открываю глаза. Вот оно, то, что так упорно ускользало от меня, спутывало мысли и мешало прийти в себя. Я не помню, кто я.
Шок, в который повергло меня это открытие, позволил немного забыть о боли. Опершись локтями о кровать, я приподнялась и окинула взглядом комнату.
– Кто-нибудь слышит меня? – постаралась крикнуть я. Голос оказался осипшим и прозвучал недостаточно громко, но не прошло и минуты, как дверь отворилась.
В комнату вошла молодая девушка и сразу подбежала ко мне, расплываясь в ласковой улыбке.
- Слава Богу, ты очнулась, – сказала она. – Ты целых восемь дней пролежала без сознания.
Вблизи мои еще не окрепшие глаза сумели внимательнее разглядеть девушку. Довольно плотного, женственного телосложения, в простой одежде в сдержанных тонах, с собранными в аккуратный хвост длинными темно-русыми волосами, она располагала к себе. Далекое от идеала, но весьма милое лицо невольно вызывало доверие. Помимо всего, я отметила, что глаза девушки были слегка припухшими и покрасневшими.
– Я ничего не помню, не узнаю вас, не помню даже своего имени, – растерянно произнесла я.
Приложив некоторые усилия, девушка справилась с ошеломлением и ответила спокойно:
– Милая, у тебя, должно быть, амнезия… Не пугайся, мы поможем тебе, память вернется. Ты должна отдохнуть и прийти в себя. Воспоминания могут потрясти тебя.
После недолгих расспросов о моем самочувствии девушка убежала за водой. Закрыв глаза, я сразу погрузилась в полузабытье, но внезапная ясная мысль пробудила меня окончательно. Ощутив острую потребность подняться с кровати, я откинула тяжелое одеяло, предприняла решительное усилие и встала.
Перетерпев головокружение и темные круги перед глазами, нетвердым шагом я направилась к небольшому настенному зеркалу, отмеченному мной при первом осмотре комнаты. Пугающая мысль не давала покоя: я не знала, что увижу в отражении.
Высокая темноволосая девушка с потерянным взглядом и синяками под глазами рассматривала меня. Разумеется, я соотносила этого человека с собой, но в то же время передо мной стояла незнакомка – это не поддавалось пониманию. Я усмехнулась, понимая абсурдность ситуации, и она повторила мои эмоции. Несмотря на болезненный вид, мне нравилось это отражение, и я готова была привыкнуть к нему.
Внезапно очертания зеркала начали расплываться, дневной свет померк, оставив вместо себя тусклый источник где-то вдалеке. Я различила человеческую фигуру, склонившуюся над столом со множеством зажженных свечей. Словно почувствовав мое присутствие, человек резко обернулся, открыв мне красивое женское лицо. Я знала эту женщину.
В растерянности я шагнула вперед, пытаясь разглядеть ее лучше, но уткнулась во что-то твердое и холодное. Видение исчезло, и я снова увидела свое отражение и дневной свет. В дверном проеме стояла девушка со стаканом воды и испуганно смотрела на меня. Я не стала ей ничего объяснять.
* * *
Следующие несколько дней, однообразные и тяжелые, тянулись неимоверно долго. Боль не проходила. Кристина, моя кузина, была единственной, кого я видела. Она помогала оправиться после травмы. Казалось, в моем обществе она чувствовала себя неуютно. Я старалась придать нашим обыденным разговорам теплоту общения близких людей, но сама замечала, как искусственно выходило.
Воспоминания не возвращались. Кристина немного рассказала о моей жизни, но ни одного момента из прошлого не возникало в памяти. Не было больше и галлюцинаций. Я хорошо помнила ту женщину, которая померещилась мне в первый день, но Кристина не смогла назвать ни одного из наших знакомых, подходящего к этому описанию.
За эти дни я узнала немногое: меня зовут Джулия, у меня есть сестра-близнец Джена, пару месяцев назад мы отметили свой двадцать первый день рождения. В пятилетнем возрасте мы в один момент остались без отца и без матери, тогда добрые друзья увезли нас из родного города и устроили в хорошую семью. Роберт и Маргарита, которым суждено было стать нашими приемными родителями, обеспечили нам счастливое детство и хорошее образование.
Две недели назад, в честь празднования Пасхи, мы всей семьей отправились на пикник за город. Не дождавшись нашего возвращения, друзья отправились на поиски. На следующий день нас нашли в лесу, наш лагерь находился в полной разрухе, Роберт и Маргарита были мертвы, а мы с сестрой без сознания.
По причинам, узнать о которых от кузины я так и не смогла, нас с Дженой не повезли в больницу. Лечением занималась некая Сьюзен, родная сестра Кристины, которая, по словам последней, была целительницей. Антинаучное слово нашло в моих мыслях негативный отклик. Возражения были встречены Кристиной стойко и решительно: она уверила меня, что врачи не смогли бы справиться с нашим недугом.
О состоянии Джены я узнала только то, что она была в коме. Никто не мог предсказать, поправится ли она. Тогда я впервые ощутила беспокойство. Без воспоминаний о сестре подсознательная тревога не могла стать серьезным страхом за близкого человека, но зародившееся с того момента неприятное давление где-то между грудью и горлом не давало покоя.
* * *
Я смотрела на бесчисленные узкие улочки с нестройными рядами разномастных строений, мелькающие за окном автомобиля. В центре города дерзкие футуристичные небоскребы контрастировали с изысканными фасадами старинных домов, а на окраинах теснились невысокие коттеджи. Все это было гармонично разбавлено живописными парками и возвышающимися на горизонте зелеными холмами.
У меня захватило дух от восторга, когда мы проехали по набережной и моему взору открылся панорамный вид на бухту. Над проливом, соединяющим ее с океаном, был перекинут огромный подвесной мост. Несмотря на отсутствие воспоминаний, я знала названия бухты и моста, знала, какой океан расстилается за холмами, но все это будто видела в первый раз. Я пыталась зацепиться за знакомые детали и представить, как ходила по этим улицам или стояла на берегу, но это не приносило результатов.
Наконец мы доехали до места назначения. Атмосфера этого района отличалась от всего города. Мало сказать, что эти улицы были заброшены. В округе не было видно ни одного живого существа, мрачные полуразрушенные дома выглядели так, будто их покинули полвека назад, дороги были грязными, а газоны поросшими.
– Мало напоминает санаторий, – заметила я.
– Это один из самых опасных кварталов города, – сказала Кристина. – Тем не менее, здесь мы скрыты лучше всего.
– Скрыты? От чего? – изумилась я. Кристина сделала вид, что не расслышала вопроса.
Мы вошли в одно из жутких строений. Изнутри дом выглядел еще мрачнее, чем снаружи. Узкая и пыльная лестница с покосившимися перилами не внушала доверия, давно не штукатуреные стены были исписаны неприятными посланиями, смердело так, что накатывала тошнота.
– Это ваша квартира? – спросила я Кристину, пока мы поднимались на второй этаж.
– Это квартира Виктора и Полли, я говорила тебе о них. Они хорошо знали твоих биологических родителей.
– Знали? То есть мои родители умерли?
– Не совсем. Слушай, вы с Дженой ненавидели их с тех пор, как они вас бросили. Вы и слышать о них ничего не хотели, – отмахнулась Кристи. Так она встречала любой мой вопрос о родителях, не могла или не хотела говорить о них.
Интерьер квартиры вполне соответствовал общей атмосфере района. С порога в глаза бросалось нагромождение ветхой мебелью, пожелтевшие, местами отошедшие от стен обои, сильно скрипящий деревянный пол. Было немного душно, ощущался выраженный запах какой-то травы, но память еще подводила меня, и я не могла вспомнить ее название. Минуя вход в тесную кухню и запертую дверь, вслед за Кристиной я вошла в комнату, где лежала Джена.
Она была неестественно бледна, под глазами залегли темные круги, ноги и шея загипсованы. Нижняя половина лица была скрыта кислородной маской, провода из которой тянулись к массивной аппаратуре, поддерживающей жизнь в моей сестре.
Сьюзен, среднего роста худощавая девушка со светло-русыми волосами, затянутыми в тугой пучок, и острыми точеными чертами лица, устанавливала капельницу на штатив рядом с кроватью. Увидев нас, она без улыбки кивнула в знак приветствия и отошла в сторону, дав мне возможность подойти ближе к Джене.
Я села на стул, взяла ее за руку и ласково поприветствовала.
В полной мере я почувствовала, как сильно люблю ее. Я повернулась к Сьюзен и спросила ее с надеждой:
– Она поправится?
– Я сделаю все, что в моих силах. Все будет хорошо, – ободряюще ответила она.
– Можно я останусь здесь?
Кристина отрицательно помотала головой и ответила:
– Ты должна вернуться к учебе и продолжать жить. Джене не станет лучше от того, что ты будешь сутками сидеть рядом и истощаться вместе с ней.
Я вздохнула, ничего не ответив. Непринужденного разговора не получалось, и в комнате повисла тишина. Неловко озираясь по сторонам, я отметила, что полки нагромождены необычными предметами: деревянными статуэтками, похожими на идолы языческих племен, самодельными тряпичными куклами, множеством свечей различных форм, размеров и материалов, сброшенных в одном месте явно не для украшения, металлическими побрякушками с общеизвестными и имеющими дурную славу символами, ветхими толстыми книгами в кожаных и даже деревянных переплетах. Не поддавалось сомнению увлечение хозяев квартиры оккультизмом, и оставалось только надеяться, что к Сьюзен, лечащей мою сестру, эти вещи не имеют отношения.
* * *
Дом, в котором я провела детство, ничем не выделялся из вереницы соседних коттеджей: кремово-бежевый фасад, панорамные окна на первом этаже, темная крыша, небольшой дворик, белый деревянный забор.
Попав внутрь, я увидела просторную гостиную с мягкой уютной мебелью, электрическим камином, большим современным телевизором, стеллажами с книгами, сувенирами, стеклянной посудой. Все вещи были расставлены очень аккуратно, в глаза бросался лишь небольшой слой пыли на полках. Слева располагался широкий арочный проем в стене, ведущий на кухню, у правой стены – массивная лестница из темного дерева. При дальнейшем осмотре на втором этаже я обнаружила несколько спален и лоджию с захватывающим видом на океан.
Первым делом я вошла в комнату, которая, по предположениям, могла быть моей. На несколько часов я затерялась среди груды вещей, по крупицам составлявших мою историю: аттестаты, дипломы, дневники, альбомы, игрушки, книги, личный компьютер.
Я искала в доме главное, без чего никак не могла вернуться к жизни: я искала себя. Но безуспешно. Побродив еще немного, решила прогуляться. Нужно было заново узнавать город. Чувствовала себя чужой, потерянной и совсем одинокой. Навстречу попадались люди, некоторые вежливо улыбались мне, некоторые здоровались, но большинство просто проходило мимо, не замечая, не зная и не интересуясь моей трагедией.
Дойдя до какого-то парка, я присела отдохнуть в самой оживленной его части. Чуть поодаль, за спиной, раздавался нестройный гул подростковых голосов. Я обернулась. Мальчики рисовались друг перед другом, выделывая трюки на скейтбордах и велосипедах, рядом несколько девочек их возраста не переставая смеялись, изящно удерживая в руках банки со спиртными напитками и демонстрируя окружающим свою независимость.
Прямо передо мной, на детской площадке, резвились детишки помладше. Уцепившись за край маминой юбки, малыш лет четырех захлебывался горькими рыданиями, показывая пальчиком в сторону песочницы, где две девочки старательно мастерили кукольный замок и не замечали его горя. Рядом с девочками, боком ко мне, сидел чей-то папа и будто бы участвовал в процессе, ковыряя ботинком яму в песке.
Ребенок не переставал плакать.
Отчего-то мне захотелось поговорить с этой женщиной, перестать чувствовать себя невидимкой. Я подошла и села с ней рядом, вежливо поздоровавшись. Женщина приветливо улыбнулась в ответ.
– Сколько лет вашему мальчику? – спросила я в попытке завязать разговор.
– Да вот, в сентябре три года исполнилось. Жду – не дождусь, чтобы отдать его в школу. Ну, что ты раскапризничался опять?
– Дядя. Глазки.
– И чем же он тебе помешал? Дядя тоже хочет поиграть, не жадничай.
Мужчина неспешно поднялся на ноги и замер, слегка подавшись вперед. Его поза казалась неестественной. Затем он так же медленно подошел к девочкам и уверенно наступил тяжелым ботинком на их песочное творение. С тем же невозмутимым спокойствием он сделал шаг назад и уселся обратно на край песочницы.
Вначале девочки молча раскрыли рты, но вот их лица некрасиво сморщились, и в
один момент, как по команде, раздался громкий двухголосый плач.
– Уважаемый! – прикрикнула моя собеседница. – Что вы себе позволяете? Зачем вы это сделали?
Меня охватил ужас. Мужчина начал оборачиваться в нашу сторону, и вот я увидела его лицо. Глаза, казавшиеся мне нормальными, когда я видела его вполоборота, стали затягиваться пеленой смоляного цвета, словно чернила в стакане воды, протягивающие свои бесчисленные щупальца, заполняя все пространство. Кожа покрылась глубокими трещинами. Будто уносимая ветром, по кусочку она отделялась от лица и обращалась в пыль, оголяя бескровную серую плоть в синих и желтых пятнах. Передо мной предстал сам дьявол с прогнившими пустыми впадинами на месте глаз, с иссушенным черным отростком вместо носа и плотно сжатыми, сморщенными белесыми губами.
Возможно, я вскрикнула.
Он раздвинул челюсти, и местами сросшаяся кожа натянулась, оголяя сгнившие зубы и демонстрируя отсутствие языка. Существо не издавало звуков, двигалось заторможенно и безразлично ко всему окружающему.
Не веря своим глазам, я посмотрела на женщину рядом со мной, но не увидела признаков ужаса. К девочкам подбежали их мамы и принялись утешать их, отчитывая мужчину, учинившего разгром в песочном замке. Будто ничего не произошло.
Тонкая полоска белого дыма шла от девочек к существу, ноздрями он жадно всасывал его. Наконец мама успокоила девочек и дым исчез. Осмотрев площадку, существо встало и размеренно направилось прочь к выходу из парка.
Никто из прохожих так и не обратил внимания на монстра, хотя многие бросали на него небрежные взгляды. Женщина до сих пор поглядывала на меня с опаской, больше не вступая в разговор. И только трехлетний мальчик, не переставая, плакал, указывая на удалявшегося мужчину. Второй ручкой он трогал свои глазки, пытаясь описать маме, что же так напугало его.
Моя, как всем показалось, неадекватная реакция на обычного человека вызвала повышенный интерес, и я поспешила выйти из парка, еле держась на ногах.
Что это было? Очередная галлюцинация – самое разумное объяснение, ведь это случалось не в первый раз. Но почему меня не покидало ощущение, что маленький напуганный мальчик, показывавший маме на дядю, видел то же, что и я?
* * *
Комнатка, служившая временным пристанищем Джены, была довольно маленькой и неуютной. Узкая старая кровать на пружинах занимала почти треть комнаты, рядом с ней теснился ветхий деревянный стул с протертым сидением и под стать ему небольшая прикроватная тумба, нагруженная массивной медицинской аппаратурой.
Громоздкий книжный шкаф начинался у подножия кровати и доходил до противоположной стены, заслоняя часть дверного проема. В свободном углу стоял торшер, тусклого света от которого хватало разве что на истертое грязно-бурое кресло, стоявшее рядом. В этом кресле я и расположилась во время своего очередного визита.
Со стороны кухни доносился приятный запах жареного лука. Кристина готовила ужин, громыхая посудой, а я присматривала за Дженой. Это было несложно и весьма утомительно: сестра лежала неподвижно и ровно дышала, а монитор информировал о ее жизненных показателях.
Взгляд в очередной раз упал на оккультные предметы в шкафу. На открытой полке лежало несколько шейных украшений: крупные камни, нанизанные на нить, с изображением различных символов, отмеченных мной еще при первом визите Джены. Я взяла одно из них – и тут же выронила от неожиданности: меня будто слегка дернуло током. На несколько секунд я замерла, но убедившись, что Кристина не обратила внимания на стук падающего камня, продолжила осмотр. Оказалось, другие украшения вели себя так же. Вспомнив об игрушках-элекрошокерах из магазина шуток, я усмехнулась и не придала им значения.
Безразлично скользнув по застекленным полкам с посудой, свечами и сувенирами, мой взгляд упал на коробку с надписью «фотоальбомы». Устроившись в кресле, я погрузилась в чужое прошлое, оформленное в черно-белых и цветных фотокарточках с загнутыми потертыми краями и аккуратными подписями снизу. «Маленькая Полли, 3 года», «Выпуск-1983»… Я перелистнула страницу и сразу увидела ее. На выцветшем снимке были запечатлены две молодые девушки в обнимку. Я узнала эту девушку, видела ее уже в новой жизни. «Лилия и Полли, 1990». Это была она, женщина из видения в самый первый день на моей памяти. Единственная, хоть и иллюзия, чье лицо показалось мне знакомым со дня пробуждения.
Мама улыбалась, ее лучистые глаза светились добротой. Я провела пальцем по ее изображению.
Острая головная боль внезапно ударила по вискам так, что в ушах зазвенело. По телу волной прокатил жар, на лице выступили капли холодного пота. Я непроизвольно зажмурилась и сжала виски ладонями, до того невыносимой казалась боль. Так же быстро все прошло, и возникла ясная картина. Нет, глаза были все еще закрыты, но я видела происходящее так, будто действие происходило прямо передо мной.
Две маленькие девочки-близняшки играют в комнате. Одна из них отобрала у другой игрушку, и та горько заплакала. В комнату забегает та самая женщина с фото – моя мама. Она берет плачущую девочку на руки и с трогательной нежностью утешает ее. Чувствую безграничное счастье и радость материнской любви.
Пришла в себя, лежа на полу: какое-то время я была без сознания. Я не могла найти определение тому, что увидела. Это не было воспоминанием: я видела себя со стороны. Видение было настолько ясным, что перед глазами еще стояли его образы, а сердце теплилось чувствами, которыми оно было наполнено.
Со слезами я произнесла, обращаясь скорее к себе:
– Джена, ты не поверишь… Кажется, только что я видела маму. Она любила нас, я чувствую это! Почему она ушла от нас? Почему Кристина не говорит о ней?
* * *
– Ты знала моих родителей? – прямо и резко спросила я Кристину, не оставляя возможности отшутиться и уйти от ответа. – Как их зовут?
Кристина замешкалась, но встретив мой не принимающий отговорок взгляд, все же ответила:
– Лилия и Дориан. Не знала лично, но много слышала о них, – при упоминании имен она едва заметно поморщилась. – Почему ты спрашиваешь?
Я не стала рассказывать о видении.
– Расскажи мне все, – потребовала я. – Я не отступлю и узнаю правду. Так или иначе.
– Мне известно немногое. Твоя мать предала нашу семью, и виновен в этом твой отец. Ты должна понять, что отвернувшись от семьи, они бросили вас. Не надо ворошить прошлое, Джулия. Боюсь, эта его часть разочарует тебя.
И она не могла придумать лучшего способа, чтобы еще больше разжечь мое любопытство.
Свидетельство о публикации №216081801776