Старость втихомолку

В книгах, которые я в последнее время начал писать, есть миниатюра «Сельская учительница», посвященная моей матери. Миниатюра в основном была посвящена производственной деятельности и семейной жизни учительницы. Но она ушла из жизни  более четверти века назад, когда ей был 101 год. Поэтому примерно лет тридцать  был интервал, плохо, известный моим сыновьям, и совершенно неизвестный внукам. Думая над этими вопросами, я решил как-то заполнить этот пробел, и что-нибудь еще рассказать о бабушке.
Дело в том, что в подобных вопросах надо спешить, а то зачастую уже не остается живых свидетелей, которые пополнят материал.
До 70 лет мама свободно писала и читала. А потом с каждым годом становилось труднее. Годам к 75 ей самой стало очень трудно читать, уже плохо видела. Надо было ей читать. А она воспитанная Советской эпохой спать не могла лечь, пока не ознакомилась с газетами «Правда» и «Известия»
Дети были маленькие, читать еще не умели. Жена весь вечер занята подготовкой еды, и другими хозяйственными делами, потому что муж приходил поздно. Так что читать мог только я.
А с годами, по мере роста карьеры, я приходил все позже и все меньше времени оставалось для мамы. К тому же дети все больше обижались, что у тебя время только для мамы, а для детей нет. Сдай нас в интернат.
Но все же как то выкручивались. Беда грянула, когда жена заболела онкологией. Я оставил работу и почти на 10 лет превратился в сиделку. Кое как выкраивал время, чтобы накормить бабушку.
 Но беда никогда не приходит одна. Вторая бабушка, мать жены, неожиданно получила тяжелый инсульт. А жили мы в разных районах города. Я второй бабушке мало чем мог помочь. Все легло на плечи младшего сына.
 А он эстет, и уход и кормление уже не контролирующей себя старой женщины, отнимали у него пол жизни. Наконец мы нашли няньку. Там  стало чуть легче. Но не надолго. Он ее и похоронил.
Но здесь стало тяжелее. Мама понимала, что в соседней комнате лежит тяжело больная женщина, и времени для нее остается все меньше. О читке газет речь уже не шла, надо было покормить и сделать политобозрение. 
Поскольку всем этим в основном занимался я, наступил день, когда она отказалась принимать пищу из других рук.
Дело в том, что когда я кормил ее, то я при этом что нибудь ей рассказывал.
Поскольку ни у кого больше это не получалось, то она молча отодвигала торелку  и занимала позу забастовщика.
 Приходилось вызывать скорую помощь(в моем лице).
Сначала я ей рассказывал разные разности, в том числе газетные, а потом заметил, что она охотнее слушает некую быль почти столетней давности, из их места тогдашнего жительства. Суть этой были была абсолютна примитивна. Бедняк сосед каждое утро решает одну и ту же задачу.
 У него две дочери. Если их разбудить пораньше, то и кормить надо пораньше. Лишний расход. Если дать  спать подольше, то они быстрее вырастут, пораньше придется замуж выдавать. А это вообще сумасшедший расход. Он так часто делился с соседями этой дилеммой, что все уже знали ее наизусть.
Процедура выглядела так: я заходил к ней в комнату. Она молча лежала. Я ставил на стол тарелку и чай и медленным нудным тоном начинал ей рассказывать известную притчу. Услышав знакомый голос, да еще с известным содержанием, она начинала улыбаться и не сопротивляясь, давала усадить ее к столу. Вот здесь и начиналось все искусство. Надо было отломить кусочек еды и не допуская паузы в рассказе вложить этот кусочек в ее рот.  Причем синхронность здесь была самым необходимым условием.
 Если ты окончил фразу, или сделал паузу, или она успела закрыть рот, вложить еду в него уже не было никаких шансов.
 Но если ты удачно выполнил всю процедуру, и ,напоследок еще сообщил положительную новость  с ближнего Востока, ты возвращал ее в постель  с хорошим настроением и улыбкой на лице. Как минимум, это надо было делать дважды в день.
Я думаю, что этой «технологией» и подбором пищи, которую она соглашалась принимать, мы, наверняка продлили ее жизнь на несколько лет.
После окончания кормежки и туалетных дел с мамой, я тут же выскакивал в соседнюю комнату к больной жене, где надо было провести процедуры  примерно адекватного  толка. Ну а уж только потом, я добирался к детям, чтобы уточнить в каком они классе учатся и идет ли вообще в школе учеба?
После смерти матери, а потом и жены, я был глубоко убежден, что у нас, у семьи нет никаких грехов перед ушедшими, в особенности с точки зрения лечения и ухода.
В этом  убеждении я прожил очень долго. 
Последние 3-4 года я не работаю. Начал писать книги. Как будто всегда  занят. Почти все время провожу за компьютером.  И тем не менее мне иногда очень тоскливо, что я практически ни с кем не веду беседы.
Я только сейчас хорошо понял, что моей маме было плохо, что с ней никто не беседовал. Ни о чем ей не рассказывал. И, с моей нынешней точки зрения, сколько супер уважительных причин я бы не привел, это все таки греха не снимет.  10-15 минут я все же мог наверное найти, чем в какой-то мере скрасил бы  ее завершающееся пребывание здесь.
Хотя мои друзья, знающие ситуацию, даже возмущаются тем, что я на себя принимаю не заслуженный грех, но сегодня я думаю так, именно так!
Случается, что для человека, как перед Богом, важнее всего собственное убеждение.
И если бы сегодня меня спросили, в чем я вижу самое главное и для уходящего, и для  остающегося, я бы ответил - для уходящего не  иметь моральных и материальных долгов перед  остающимися,  а для остающихся не иметь точно таких долгов перед уходящими! АМИНЬ!
И написал я эту миниатюру для того, чтобы  тот  у кого еще есть возможность исключить поводы для последующих самоупреков, сделал бы это  незамедлительно. 
И каждому, кто это сделает, я готов присовокупить и своё родительское БЛАГОСЛОВЕНИЕ.
По возрасту я имею на это право.