Прилепин, Быков и Тренин о русском патриотизме

Писатель Прилепин, литературовед Быков и директор центра  Карнеги в Москве Тренин о русском патриотизме

    Раньше суть протестного движения я находил в полемике вокруг его наиболее яркого представителя- Навального.  После майданных событий Навальный стал неинтересен. Народ понял куда ведёт "марш миллионов" . И показалось что для понимания состояния умов в постмайданный период  важно следить за противостоянием Быкова и Прилепина. Литераторы, мне казалось, должны быть глубже политиков.   
   Быкову не удаются собственно художественные произведения. Сколько не пытался я их читать, становилось очень скучно. Зато его экскурсы  по литературе прошлого, например  в рамках телевизионной программы "Один", поражают эрудицией и интеллектом. Cлишком погружаться в чужие произведения и писательские судьбы возможно вредно для писателя, который должен иметь свой непосредственный в чём то детский незамыленный  взгляд на окружающую жизнь.  Вот Прилепин погружён в  самые драматические события в Чечне, Новороссии, Донбассе.  В его "письмах из Новороссии" и Донбасса дыхание времени, правда очевидца  и отсюда необыкновенные характеры и судьбы. Он почти хроникёр событий- вспомним "Севастопольские рассказы" Толстого да и "Войну и мир".
            Излишняя эрудиция часто мешает собственному творчеству. Быкову трудно быть первооткрывателем, недаром ему так удаются перелицовки чужих стихов в "Гражданин поэт".  Он вообще "старьевщик" и светит только отражённым светом.  К тому же слишком политизирован и поэтому неспособен к собственным  оригинальным взглядам- везде торчат уши либеральных догм : писатель должен быть шире и объективнее проповедников либеральных или левых взглядов, поскольку жизнь сложнее догм.    Вот, например,   Прилепин    удивил меня в книге "Всё что должно разрешиться ...Хроника идущей войны" открытием, что почти все командиры ополченцев были состоятельными людьми и принадлежали к среднему классу. что вообще то противоречит левым взглядам самого Прилепина.  Он и сам удивился этому наблюдению .

Но насколько глубже   эти же проблемы ( соотношения патриотизма и либерализма) обсуждаются в споре политологов, например вокруг книги
Россия и мир в XXI веке / Дмитрий Тренин. – Москва: Издательство «Э», 2015. – 384 с. – (Русский путь).  (цитаты из статьи Фёдора Лукьянова  "Требуется созидательный национализм " 15 июня 20160):

"Дмитрий Тренин директор московского цента Карнеги сразу обозначает своего читателя – «критическим патриотам России адресована эта книга». И продолжает: «Некритическая всенародная поддержка действий властей – своего рода догражданский патриотизм – может затем обернуться горькими разочарованиями. Патриотизм без гражданственности способен на подвиги и свершения, но по самой природе своей он не устойчив и не может стать основанием для стабильного государства» (с. 11). Идея о том, что национальный интерес не может быть осознан и сформулирован только усилиями государства без активного гражданского общества и учета, а то и столкновения интересов различных групп и социальных слоев – лейтмотив книги. Автор убежден, что 2014 год стал историческим поворотным моментом: «То, что произошло в тот год, может в будущем оказаться губительным для страны, но может обернуться и спасительным» (сс. 21–22). Все зависит от того, как поведут себя общество и те, кого принято называть элитой.
Исходная позиция автора неутешительна. «Обе центральные внешнеполитические идеи, которым страна следовала на международной арене на протяжении предыдущей четверти века (1989–2014 гг.): основная, “европейского выбора”, и альтернативная, “евразийского пути”, в 2014 году доказали свою несостоятельность» (с. 22).
Тренин довольно подробно описывает причины неудачи «основного» проекта, который стремились реализовать все постсоветские лидеры в самых разных обстоятельствах. Функциональный сбой, по сути, состоял в том, что Москва пыталась «найти не только modus vivendi, но и модель интеграции между Россией и Западом» (с. 37). Между тем, для интеграции в понимании, которое укоренилось после холодной войны, России, с точки зрения Запада, было необходимо отречься от предшествующего периода по той же модели, как это после Второй мировой войны сделали Япония и особенно Германия, принять на себя неизбывную вину за деяния советского государства. Россия сделать это не была готова даже на самом раннем и наиболее прозападном этапе своего постсоветского становления, тем более нежелание вставать в позицию «вечного грешника» укреплялось по мере восстановления возможностей и уверенности в себе. Компромиссные же варианты интеграции без полного смирения и покаяния, которые в разных формах предлагали Европе и США все президенты страны вплоть до начала 2010-х гг., Запад в качестве серьезной совместной базы не принимал. Что привело к постепенному охлаждению отношений, кульминацией которого стал украинский кризис.

Не привел к успеху и второй проект. «Евразийская альтернатива евроатлантической интеграции …не была реализована не из-за противодействия извне и не из-за сопротивления внутри России такому проекту, а из-за отсутствия необходимых предпосылок в странах СНГ» (с. 90). Москва сначала долгое время не уделяла постсоветскому пространству должного внимания. А затем, когда тема резко «загорелась», обнаружила, что сформировавшиеся там правящие слои, которые далеко не всегда способны обеспечить достойное развитие своих стран, тем не менее привержены сохранению своих суверенные прерогатив и не уступят их России. Они в полной мере оценили преимущества существования в качестве независимых государств.

  "Особой проблемой стало то, что в центр запоздалой попытки запустить крупный интеграционный проект (Евразийский союз) поставили Украину – страну, наиболее трудную по своей политической культуре и наименее заинтересованную в полноценном институциональном сближении. И если бы ее все-таки удалось привлечь, «цена для Москвы оказалась бы непомерно высокой. России пришлось бы оказать Украине огромную финансовую помощь, дать Киеву большие права в интеграционных органах, которыми он мог бы злоупотреблять, сознавая при этом, что в конце концов украинская элита, получив российскую помощь, рано или поздно повернет на Запад» (с. 90). (От себя замечу, что недавняя история, случившаяся с Великобританией в Евросоюзе, в очередной раз демонстрирует, насколько серьезные проблемы объединению, даже такому мощному и еще недавно успешному, как ЕС, может создать страна, которая не разделяет в полной мере принципов и установок союза и про себя уверена в собственной исключительности.) Тренин опасается, что Украина превратилась в хроническую проблему для России – страна надолго останется самой антироссийски настроенной на всем постсоветском пространстве, центром притяжения всех противников Кремля как вовне, так и внутри России.
Как бы то ни было, Дмитрий Тренин констатирует, что Россия исчерпала повестку дня, которой руководствовалась в течении всего постсоветского времени. «Современная российская дипломатия высокопрофессиональна, чрезвычайно опытна и временами блестяща, но стратегия внешней политики страны нуждается в новом целеполагании… Очевидный провал евроатлантического и постсоветского интеграционных проектов развязывает руки для собственно российского национального проекта XXI века» (с. 92).
Самая интересная часть книги – анализ того, в чем мог бы состоять этот самый «российский национальный проект». Автор рассматривает ключевые понятия, вокруг которых испокон веку (как минимум, несколько столетий) вращается дискуссия о политической идентичности нашей страны – «великая держава», «суверенитет», «безопасность». Тренин не сомневается в том, что естественная и устойчивая идентичность взрастает только на основе собственной традиции, и ни в коей мере не может быть навязана извне. Он, правда, предостерегает от опасности вместо консерватизма и даже традиционализма впасть в обскурантизм и «выставить себя на посмешище» (с. 125). Сила традиции – не в следовании догмам прошлого, а в способности наполнить базовые категории современным пониманием.
Для Тренина Россия – без сомнения, великая держава. Но является она таковой «не потому, что способна контролировать других и навязывать им свои нормы, правила и решения, а благодаря высокому уровню самодостаточности и собственной устойчивости к внешнему воздействию, а также, что очень важно, благодаря принципиальной способности производить глобальные публичные блага, такие как обеспечение международной безопасности, международного правосудия и миротворческого посредничества» (с. 94).
Важнейшая мысль книги, которая, наверняка, воспринята читателями неоднозначно, следующая: «Россия испытывает острую потребность в созидательном национализме, вписанном в глобальный контекст …национализме просвещенного действия, сосредоточенного на развитии России …и отвергающего самоизоляцию страны, ее противопоставление другим странам и высокомерное или враждебное отношение к другим нациям» (с. 130). Серьезное обсуждение темы национализма у нас еще предстоит. Как верно замечает Тренин, «Россия едва ли не последней из всех бывших советских республик сделала упор на национальное» (с. 150). И спокойного, взвешенного отношения к этому явлению пока не сформировалось, дискуссия шарахается из одной крайности в другую – от догматического отрицания права на «национальное», которое заявляют либералы, до местечковой, подчас карикатурной, но от этого не менее разрушительной ксенофобии.
Ответы на самые острые вопросы будущего России, по убеждению Тренина, в трансформации политико-экономической модели, модернизации общества и государства. «Россия попала в ловушку персоналистского политического режима, в котором важнейшим институтом является даже не должность президента РФ с широкими конституционными полномочиями и еще более широким традиционным влиянием, а личность нынешнего главы государства» (с. 246). Сильное и авторитетное государство России необходимо, это неотъемлемая часть исторической традиции и просто способ управления огромной территорией, особенно в условиях все новых внешних и внутренних вызовов. Однако сильным оно может быть только в том случае, если все институты будут наполняться реальным содержанием и полномочиями. «Замена персоналистской субъектности суверена на национальную зависит от скорости становления российской гражданской нации» (с. 161). Автор убежден и повторяет это неоднократно, что приоритетом России в предстоящие годы и десятилетия будет «не приобретение новых территорий, а сбережение и умножение собственного человеческого капитала» (с. 312), полное раскрытие потенциала общества, экономики, культуры и политической системы."

Однако статья Тренина и особенно реакция  на неё Лукьянова подверглись резкой критике в статье "План капитуляции: Дмитрий Тренин "Россия и мир в ХХI веке" 15 июля 2016:
"Внешнеполитическая концепция Тренина содержит важнейшие условия для «примирения» нынешней «российской элиты» с Западом. Самое главное — это принципиальный отказ от неоимперского проекта с его Евразийским союзом. Это снимает обвинения в «ревизионизме» и «реваншизме» в адрес России. Это та цель, которая и была провозглашена в свое время экс-госсекретарем США и кандидатом на пост президента Хиллари Клинтон — применить все ресурсы и возможности для недопущения интеграции постсоветских республик вокруг России.
Источник конфликта с США относительно осуществления Россией гегемонии на постсоветском пространстве оказывается исчезнет после реализации предложенй Тренина которые необходимо проводить  руками самой Москвы. «Национальной» России не нужна Украина, Белоруссия, Казахстан и т. д. Заметим, что, если следовать подобной логике, то России не нужны ни Донбасс, ни Крым, ни тем более доктрина «Русского мира», по Тренину, не получившая поддержки у элит стран СНГ. Ее можно закрывать, поскольку сам неоимперский проект России закрывается. Заметим, что в данном пункте, осуществись он, Россия проследует в рамках логики ее эволюции, определенной Збигневом Бжезинским в его концептуальной работе «Великая шахматная доска» (1997).