Зеркало

Конец декабря. Самая тоскливая пора на Кубани. Каждый день идет дождь: сыро и зябко, вместо луж – непролазная грязь, а так хочется погулять. Мне шесть лет. Я смотрю в окошко и в который раз вижу одну и ту же картину: мокрые курицы лениво бродят по двору, капли дождя, застывшие на тонких  ветках вишни, а там где нет грязи, ярко зеленеет трава. В конце двора нет забора, а есть только глухая, белая стена хаты покрытой камышом . Да и с улицы забора нет. Был плетень из подсолнухов, но дедушка его завалил, чтобы не платить налог на забор. Мне надоело смотреть в окно, и я начал «канючить»: то есть хныкать и уговаривать бабушку, чтобы та отпустила меня погулять.
- Куды ты пидышь, там же никого нэма, дэвы одна грязюка кругом, сыды в хати у тепла.
Но, в хате тепла не было. Кочерыжки в печи не разгорались, не было тяги. Бабушка, замученная, суетилась как могла. Скоро должен подъехать дедушка, а обед ещё не готов.
- Иды у переднюю хату и сыды там – скомандовала бабушка.
Я послушно пошел в «светлицу», но и там ничего не было нового. Всё было как всегда: «в красном углу» икона Божьей матери в золоченной раме, под ней лампадка, которую зажигали по церковным праздникам. В маленькой комнате четыре окна, поэтому днем там светло и радостно. Из убранства был лишь самодельный, деревянный стол покрытый белой скатертью с кружевами, да у глухой стены стояла железная кровать с периной и огромными подушками, которые лежали одна на другой, и подымались почти до потолка. Кровать была тоже покрыта белым покрывалом с кружевами. Под столом стояли две самодельные табуретки покрашенные коричневой половой краской. Пол, как и во всей хате, был земляным, намазанным кизяком. Хотелось поиграть, но игрушек не было, и забавы нужно было придумывать самому. У меня был кусок красной резины, которую я берег для рогатки. Я привязал ее к ножкам кровати, потянул со всей силы и бросил, потом опять потянул и бросил, еще и еще, но это было не интересно. Тогда я привязал резинку к ножки табурета, потянул, она стояла на месте, тогда я потянул сильнее, и она вдруг сдвинулась и запрыгала как лошадка. Это уже было интереснее, но скоро и эта забава мне надоела. Я смотрел вокруг  и думал к чему бы мне еще привязать резинку. И тут мне на глаза попалось зеркало, которое стояло на столе рядом с фотокарточкой,на которой был изображен мой дедушка,возле «Виллиса», и три маршала: Конев, Рокоссовский и Рыбалко. Это были самые дорогие вещи, которые дедушка привез с войны, и прикасаться к которым мне было запрещено. Зеркало было походное, маленькое, складное, немецкое: сделано надежно и аккуратно; оно стояло на откидной ножке посредине стола и словно магнитом притягивало к себе. Я привязал к нему резинку, сел на земляной пол и осторожно потянул, зеркало запрыгало и остановилось у самого края стола, это уже было что то. Я опять поставил зеркало посредине стола и потянул за резинку, зеркало запрыгало еще резвее,и остановилось у края стола. Но мне и этого было мало. Я потянул еще, и оно упало.  Я успел поймать его на лету. В это момент в комнату вошла бабушка, увидев зеркало у маня в руках, она не на шутку испугалась.
- Шо це ты робишь, а як разобьется зеркало, так дид же нас убье обоих.
Она отобрала у меня зеркало, поставила его на стол, а резинку спрятала. Но не было в хате такой нычки, куда бы от меня можно было что то спрятать. Как только бабушка засуетилась у плиты, и забыла про меня, я тут же нашел резинку, и продолжил свои опыты. Всё повторилось, с той лишь разницей, что на это раз бабушка меня еще и отшлепала. Для приличия я поревел, хотя мне было не больно и даже не обидно, мне было просто скучно. Как только бабушка забыла про меня, я опять отыскал резинку и начал тянуть. Всё повторилось. Только на этот раз бабушка отшлепала меня покрепче, было уже больнее, и я ревел подольше и погромче. Но и это мне скоро надоело. Я опять отыскал свою резинку. Привязал к зеркалу и начал тянуть. Когда бабушка в очередной раз увидела эту картину, то она не на шутку рассердилась. Она схватила зеркало, оторвала резинку и бросила ее в печь, зеркало прижала к груди и громко сказала:
- Не пидходь, бо убью!
Мне стало совсем грустно, так как не просто отобрали у меня игрушку ,но и сожгли мое сокровище – резинку, которую я так берег на рогатку. Но скучный день заканчивался, уже темнело, и с работы пришел дедушка.
 Зажгли лампу, сели ужинать. После ужина дедушка сел у печи и закурил в поддувало. Для него это были минуты блаженства. Он курил медленно, глубоко затягиваясь, делал губы трубочкой, и выдыхал дым прямо в поддувало. При этом по глазам его было видно, что он думал о чем-то хорошем: может, вспоминал прошлое, а может, мечтал о будущем. Тишина и покой воцарялись в хате, я всегда сидел рядом, вдыхал аромат русской махорки ,и был по детски счастлив. После курения начиналась процедура бритья. Здесь тоже всё было продуманно и отлажено до мелочей.  Сначала дедушка доставал опасную бритву, затем кожаный ремень с петелькой, петельку нанизывал на гвоздь торчащий в стене, потом брал бритву и привычным движением наводил «жало». Движения были ловкими и быстрыми, так что бритва мелькала в его руке, попробовав пальцем «жало», он доставал мыльницу с помазком, наливал горячей воды, и начинал взбивать мыльную пену, когда пена была готова, он медленно наносил ее на щеки, подбородок и шею. Брал бритву и шел в «светлицу» к зеркалу, при этом всегда напевал какой-нибудь марш, будто отправлялся в дальний поход. Мне это очень нравилось, настроение бодрости перед предстоящим «походом» передавалось и мне. Всё было точь-в-точь и в этот день. Но когда дедушка зашел в «светлицу» и сел на табурет, то он не увидел зеркала.
- О, а дэ цэ нашэ зеркало?
- Та цэй же паразит все игрався с ним.
- Ну и шо?
- А я забрала у Его, та спрятала.
- А куды?   
- Та хиба я помню куды? Кудысь спрятала.
Тут началось самое интересное. Все нычки, куда бабушка прятала от меня запретные вещи, я знал.  И поэтому становился главным героем  предстоящих поисков. Я стоял по  среди хаты и командовал. Ищите за группкой. Дедушка стал на табурет и полез в нишу между потолком и печью. Там было пыльно: лежали мелкие, ненужные вещи, но зеркала там не было. Ищите в комоде, аналитически помыслив, выдал я. Бабушка полезла в комод, там было много чего, в основном старая битая посуда, но зеркала и там не было. Оно под кроватью догадался я, и нырнул под кровать, но и там его не было. Оставалась последняя нычка – сундук. Сундук был главным сокровищем хаты: большой, деревянный, еще дореволюционный, и открывали его только по особым случаям, как банковский сейф, и обязательно в присутствии бабушки, так как он достался ей в приданное. В сундуке лежало всё самое ценное: старые фотокарточки, дедушкины награды с войны, похвальные грамоты за доблестный труд, поздравительные открытки и, само собой, вещи: не очень старые, старые, и совсем старые. Всё это лежала давно, практически никогда не доставалось, и тем более, никогда, не надевалось, но лежало; выстиранное, выглаженное, и аккуратно сложенное. Наступил торжественный момент, бабушка перекрестилась, как перед ответственным заданием, открыла сундук, и стала доставать вещи, складывая их на рядом стоящий табурет. Горка из вещей росла, но зеркала там не было. Я бросился трогать медали, дедушка стал рассматривать фотокарточки, но и под грамотами зеркала не было. Настал критический момент, больше нычек я не знал, а зеркало так и не нашлось.

 -Куды це вано подэвалось? – вопрошал дедушка.  Ни могло убихты из хаты.

- Мабуть убигло – печально заметила бабушка.

 -А шо у его ноги е?

 -Мабудь е.
 
 -Пиду полэжу, можэ оно прибежить назад.
 Он подошел к кровати, сел на нее и воскликнул:

- О, шо це воно хрустнуло?

- Та може ты ус…? – заметила бабушка.

- Тю на тэбэ, такэ скажешь. Кажу тэбэ хрустнуло.



- Шо там могло хрустнуть там же пэрына.
Дедушка поднялся, откинул старое суконное одеяло, которое привез еще с войны, и под ним, на перине, увидел свое любимое зеркало: оно было раздавлено на мелки кусочки. Я тут же получил очередной подзатыльник от бабушки, заскулил, чтобы не рассмеяться, и на этом закончился еще один, бесконечно длинный, детский день.