Рассказ одиннадцатый. Поставь Бога на первое место

-Выполнял я однажды неприятную работу…
-Разве такая может быть?
-Еще как. Посмотри как солнце восходит.
-Да, красота.
Некоторое время ангелы наблюдали как солнце поднимается, отрывается от горизонта. Сидя на крыше высотки хорошо заметно как пригороды: поля, одноэтажные дома и деревья уже залиты солнцем, а в многоэтажных кварталах еще темно. Крыши сверкают, избавляясь от ночного инея, а в щелях проулков, в колодцах домов еще мрак. Только широкие проспекты со светом: косым, но ярким и бьющим по глазам. Людей много. Спешат на работу, в садик, по делам. И вообще-то спокойно и радостно на душе: даже если идешь по темному переулку, поворот и вот оно – ласковое солнышко. Если не водитель, то люди щурятся не от того что невидно, а от удовольствия. И даже если путь заставляет снова свернуть на темную сторону улицы, то огорчение небольшое: следующий поворот будет светлым, да и закончится чем всё – ведомо всем.
-Люди сами виноваты.
-Судя по нашему разговору, то в своих бедах?
-Почти так, но слушай. Заболел младенец, серьезно, горячка, доходит уже. Мать от кроватки не отходит, молится ночи напролет, да и не молитва уже, а вопль: помоги Господи. Вот и пустили ангела к ней, сон показать.
Ангел показал рукой в сторону товарища, тот кивнул:
-Да, я. Вот навел на неё дремоту, забылась она, ну и показал я, как велено было, всё будущее, всю жизнь мальчика. Вот первые его шаги, вот обучение в лицее, вот он блестящий офицер, родину защищает. А вот площадь с толпой, стрельба, и по вине этого христианина гибнут невинные люди, да не чужеземные захватчики что конюшни в храмах устраивали, да плавильню устраивали для переплавки драгоценных окладов, а его же сограждане, и не военные, а цивильные. Показался ей, спросил: поняла ли какое будущее ждет сына её? Осознает ли что виновен будет он в гибели душ безвинных?
-И что она?
-Мать, что скажешь. Стала умолять, клялась что воспитает сына с обостренным чувством справедливости, внушит ему что главное – служить добру.
-А ты?
-А что я? Мне поручено было показать ей его будущее и всё. Я сделал это и сразу удалился. Дальше она Бога умоляла.
-Не тяни, чем кончилось?
-Кондратий Рылеев, повешен.
-Ох ты, мать чесная! Декабрист?
-Он самый.
-Да, согласен: неприятное поручение. А ты знаешь, у меня было почти то же самое. Только я во сне не являлся. Рассказать?
-Давай.
-Мать молила за умирающую девочку. «Кто досмотрит меня в старости?» - это был основной вопрос - муж бросил. Упросила, вымолила, а доченька пошла по всем тяжким и мамашу из дома выгнала. Сделала бы по воле Бога, не противилась, то и душа детская не сгублена была бы, да и на старости Вседержитель уж пристроил бы, нашел бы кого досмотреть. А так: одна душа погибла, вторая на мучения обречена и телесные и душевные. Покорись воле Бога – обе спасены, противилась – обе погибли.
-Да, и у тебя печальная история, но всё равно: они разные.
-В чём?
-У Рылеева погибли безвинные люди и я был специально послан предупредить об этой опасности. Так?
-Да, верно.
-А в твоем случае твоя роль была только в том, чтобы доставить просьбу. Тебя ведь не посылали дать ей ответ?
-Нет.
-Вот видишь. Мне кажется что в твоем случае всё же был шанс. Я имею в виду мать могла правильно воспитать дочь. Я думаю дело в том, что она очень любила этого тяжело выстраданного ребенка, баловала, вот и вырастила эгоиста.
-Известная история.
-А у Рылеева чувство обостренной справедливости сыграло в другую сторону. Как часто люди забывают что справедливость без любви – зло.
-Да, согласен. Например то же самое можно сказать и про веру: вера без любви – фанатизм. А на что способны фанатики, всем известно.
-Да.
Солнце совершен встало, залило теплом и светом. Золотая осень, бабье лето, однако.
-А ты знаешь, я ведь тоже из этих, переведенных!
-Вот как?! Расскажешь?
-Разумеется. Сначала я был ангелом хранителем у одного мусульманина.
-Вот это да!
-А чему ты удивляешься? По-моему это как раз по теме нашего разговора: как люди умудряются противиться воле Господа. Есть желание, то всё равно разберешься: где вера истинная. Это тебе не сказки про экуменизм, мол, есть единый бог, давайте ему и покланяться. Это всё проделки наших «друзей» - бесов. Твердо, четко, ясно и совершенно определенно Бог сказал, что не наступит конец света, пока каждый из народов не получит возможности узнать о Христе. Потому и главным вопросом на страшном суде будет: знал? Почему отвергал? Кстати, ты в курсе что и мусульман и у иудеев и даже у буддистов с зороастристами есть собственные классификации ангельских чинов?
-Даже так?!
-Да, я сам сначала не знал, а узнав не поверил.
-И что же они там насочиняли?
-А какая разница? Если уж мы, будучи сами ангелами не знает точно, то что же говорить о людях. Да и зачем?
-Да, да, согласен. Выполняй десять заповедей Моисеевых, Ветхозаветных, да девять заповедей блаженства, Новозаветных. Да хоть начни с молитвы утренней, да вечерней. Нет, людишкам это неинтересно им подавай тайные знания.
-А дальше?
-Ну что дальше, умер мой подопечный, между прочим очень приличный был человек. В том селе, где жил он людей было поровну: христиане и мусульмане.
-Татары и русские?
-Нет, а какая разница? Сгорела в том селе церковь…
-Ты за грехи спалил? Не может быть!
-Да что ты такое говоришь! Если молния в крест ударила, так значит поп неправильный или грешники одни на приходе, по-твоему.
-А разве нет? Ведь сказано, что ни один волосок не упадет без воли…
-Так то про людей. Если молния ударяет это не значит что… Это у тебя не Бог получается, а Зевс громовержец, то есть суть – язычество.
-А если самолет рухнул – там так же все грешники?
-Ну что, ты, честное слово. Ты дублируешь заблуждения людей. Главная жизнь человека начинается после его земной смерти. Душа то вечна! Те, кто грешник умер – отвечать будет за грехи, праведники – награждены будут. И оба лишены волевого поведения, теперь – только ответ, на что жизнь потратил, как жил, на что таланты употребил?
-Ладно тебе, разгорячился. Дальше то что?
-Стали там храм строить, вот я и попросился стать ангелом храма.
-Вот это да! Стал?
-Разумеется.
-Тогда я не понял, а здесь ты почему?
-Храм стали строить в 1920 году.
-Понял, можешь не продолжать: в тридцатых снесли.
-Нет, до сих пор стоит.
-Так почему ты здесь, разве не положено ангелу стоять над престолом храма, даже если и стен нет и сам алтарь разрушен. А ты говоришь что цел он? Ничего не понимаю.
-Затоплен. На дне водохранилища он. Между прочим прав ты: мои соседи, что из других храмов, соседних городов и сел, что оказались на дне стоят. Люди их разумеется не видят, но они стоят. На страшном суде будут свидетельствовать о всех прихожанах, о священнике, о благотворителях и разрушителях.
-Вот дела! Помнишь что старший сказал?
-На смирение и обучение.
-Как только я решаю что всё, разобрался: мне на смирение, ему, то есть тебе – на обучение, так новые факты ломают схему.
-Не переживай, лучше расскажи свою историю.
-У меня ситуация и проще и сложнее твоей.
-Одновременно?
-Одновременно!
-Работал я вестником или посланником, если угодно. Знаешь какие виды молитв есть?
-Знаю: просительная, благодарственная, хвалительная.
-Совершенно верно. Так вот я отвечал за благодарственные. Рассказать что я делал?
-Да, понимаю,- ангел горестно кивнул.
-Вот то-то и оно. Мои коллеги с отдела просительного порхали как пчелки, а я отдыхал на облаке. Только во время службы, а это как ты знаешь в большинстве храмов только выходные дни доставалось поработать и мне. Да и то только что во время службы священник обязан сказать: «Благодарим Тебя, Господи». Вот я и попросился перевести меня в отдел отдельных поручений.
-Понятно. Нет, не понятно: почему не перевелся на просительные молитвы?
-Лучше не спрашивай. О том, что мать может кляньчить мы только что увидели. Так это еще не верх… даже не знаю как сказать. Глупости? Просят новый автомобиль, например. Ла не потому что старый сломался, а папа таксистом на нет работает, а потому что у соседа последняя модель. Или просит любовницу. Можешь себе представить? Или требует, да, даже так разорения соседа. Нет, и это не для меня.
-Да, выходит мы с тобой – сладкая парочка.
-Да уж.
-Больше нет предположений: кто для исправления и вразумления, а кто на учебу?
-Нет, полетели работать.
-Да, это лучше.