Глава 8. Титихома

      
        Вставало холодное утро еще одного дня, на востоке темные тяжелые облака в виде рождественских пирогов заняли весь горизонт, а в промежутках между ними сверкало ярко-красное небо. Пролетал небольшой снежок. Поезд уже выстроился на дороге, растянувшись наверно на версту. В городке Глазов к ним присоединился большой соленной обоз местных купчишек и теперь ехать было гораздо веселее. У купчиков было много молодых девок не совсем, скажем, скромных. Это вносило не которую сумятицу в умы мужчин. Федька и поп расстрига Анкундин были тише воды, ниже травы, так как Никон посулил обременить их железом, в случае вульгарного поведения, но баламуты не печалились и косились на девок. Скоро Никон махнул рукой и дал команду двигаться. Потянулась бесконечная дорога, но уже привычная для всех. Дети Никона унывать и не думали. Они стянули из-под облучка жирного сазана и теперь питались только вяленой рыбой второй день к ряду, нисколько не думая о будущем. Удивлённая тем, что чада есть не просят, Арина думала: какие у нас послушные дети: винятся, что набедокурили.   Купцы - молодцы заверили Никона, что к вечеру будет брошенная деревушка, и там можно отлично заночевать в сохранившихся избах.

        Не прошёл ещё ездовой день, когда из- за очередного поворота дороги, показалась брошенная людьми деревушка под названием  «Сонная лощина».  Казалось время навсегда остановилось в этой дыре и люди, не выдержав этого, бросили её насовсем. Расположенная довольно удачно меж двух невысоких лесистых гряд, на самом спуске к дороге, деревня не производила впечатления плохого места. Шустрые глазовские купчики быстро бросились занимать ещё неплохие дома, за ними последовали и люди Кремнёва. Через час деревушка приняла почти жилой вид, повалил дым из уцелевших очагов и печек, засновали везде люди, на улице были привязаны лошади и собаки, казалось, что сюда опять вернулись жители.
        Но наш домовой не одобрил этого места, чудилось ему  что-то здесь не так, поэтому он быстро раскинул в укромном месте свою сеточку, седые волосики враз зашевелились на его голове: «Фу, фу, какое порченое место». Он сразу начал внушать Никону, ни в какие избы не входить, дитёв туда не пускать, а ночевать в своей кибитке, никуда не отлучаясь. Затем он притаился в кремнёвском возке и стал ждать развития событий.   
       Допоздна колобродил народ, никак не хотел спать, наконец, успокоились и самые гулящие, ночь вступила в свои права. Никон долго ворочался с боку на бок, сон не шёл к нему. Вспоминалось, как однажды в  Москве: пьяный царь с потешными, ехали по улице в золоченой голландской карете, вместо коней запряжены свиньи, они кричали во всё горло непотребные похабные песни. В них кто-то пальнул из пишали, здорово они тогда струхнули. Дыра в карете появилась немалая. Долго  искали этого стрелка, так и не нашли ни стрелка, ни пишали. Ловкий и смелый видать был человек, выступил против царского безобразия. Сон, однако, всё же потихоньку сморил его. Где-то под самое утро, когда ещё темно, хоть глаз выколи, забрехали собаки, закричали люди, раздался топот многих ног. Не успевши выспаться, Никон проснулся, и сразу решил собрать свою команду чтобы выступить пораньше: ну их этих купцов, от них одна головная боль, пусть одни топают, дорога неплохая. С такими мыслями он и вылез из кибитки чтоб  командовать своими людьми. В деревне творилось что-то непонятное, все бегали, как сумасшедшие, казалось люди потеряли рассудок. Вскоре подошёл дядька Еремей, он и принёс последние новости. Оказалось ночью, некто или нечто, ухитило двух девок из одной избы, причем так ловко, что народ ничего не слышал. Тревогу подняли двое караульщиков, увидевших неясную огромную тень с поклажей, бодро уходящую по взгорку в лес. Скоро двое караульных предстали перед головой, бывшем явно не в духе. «Мы, того стоим значит, наблюдаем, а оный чёрт несёт девок на горбу, и те даже не пикнут, наверно отключились со страху»,- заявил один караульный. « Ты дядя водки или ещё чего вчера не пил», - сурово спросил Кремнёв. Старики истово закрестились в ответ двумя перстами, не потребляем – старой мы веры.
        Вот приперло нелёгкая неизвестно кого - подумал про себя  Никон. Отпустил старичков староверов и решил, как рассветет сходить с Федей Верёвкой на то место, где леший нёс в горку несчастных девок. Сомневался он в таких не библейских чудесах очень сильно, поскольку слышал о таком только в сказках, да былинах. Голова, послав своего Матвея за прохиндеями, сам присел у костра успокоить, взволнованную не на шутку Арину. «Да успокойся, ничего нам не грозит, я ведь с тобой, иди лучше поспи с ребятами, а мы тут рядом будем с Еремеем». – заявил он. Поняв, что с мужем спорить бесполезно, Арина отправилась к близнецам, которые добровольно проспали всё самое интересное.   
       Только рассвело, Никон и двое малахольных в сопровождении трёх вооруженных стрельцов отправились на место недавних событий. Бодро поднялись на взгорок, начали осматриваться: пригорок как пригорок, всё истоптано ногами любопытных. Этих людей остановить никто не в силах, ни чёрт, ни дьявол, потому что любопытство одна из главных черт российского народа. Федор, однако, чего-то унюхал и, оставив сопровождение, быстро пошёл выше в гору, покрытую чудовищными листвиницами, стоявшими здесь наверно ещё при Мономахе. Остальные уселись, запалили костерчик, бывший поп Анкундин рванул, было за товарищем, но был им остановлен. «Куда ты прешься, топаешь, как слон заморский, на весь лес слыхать, да и ругаешься громогласно» - заметил Верёвка, скрываясь в густом подлеске.
       Потянулось не спешное время, отряд поддержки скучал у костра, развлекаясь байками про чудищ, особо отличался расстрига, врать он умел здорово. Прошло наверно с пол дня, Федьки всё нет и нет, Никон уже очень жалел, что позволил втянуть себя в это действо. Вдруг все навострили уши, из леса донесся странный протяжный звук, не на что не похожий, вскоре он повторился опять. Кто-то явно пробирался в их сторону, ломая мелочь на своём пути, вот опять громко треснуло, потом заскрежетало  рядом, вроде даже стало слышно громкое дыхание: фух, фух. Мужики дружно взвели курки, и вовремя  в кустах появилось что-то серое и громадное, кто стрелял первым вспомнить трудно. Оглушительно бухнуло сразу три выстрела, последним выстрелил Никон, явно различивший серое чудовище. Заполошный Анкундин бросился в кусты, размахивая своим палашом, его едва успели схватить за ноги, потом он клялся, что хотел отомстить за Федьку. Немного постояли в нерешительности, зарядили свои фузеи, затем осторожно двинулись в подлесок, где и увидели огромного лося, уже издохшего от ран. «Вот вам и бес» - тихо заметил Никон. Стрельцы стали свежевать тушу зверя, он был матёрый, часа два провозились с ней, разделывая на куски, выслали одного стрельца к людям, чтоб не волновались, нагрузив его неожиданной свежатиной до отказа. День начал клониться к вечеру, с неба посыпал редкий снег, молча жарили мясо без соли, разговаривать не хотелось. «Сгинул наверно наш разведчик» - высказался один из стрельцов. «Типун тебе на язык»- проворчал недовольно бывший поп. Уже в сумерках объявился Федька, вроде, как и не сильно вымотанный, но весь мокрый до нитки. Молча выложил перед Кремнёвым какой-то свёрток весь в запёкшейся кровище, тихо сел у костра, задумчиво жевал жаренное на углях мясо. Никон в окружении своих развернул свёрток, в нем лежали русые женские волосы с большим куском кожи и правым ухом, одного стрельца шумно вырвало.
Голова отошёл в сторону, немного подумал и приказал идти к своим. Жуткую находку он положил в костёр, тщательно сжёг дотла. Своим людям приказал не трепаться, пообещав жестко наказать за разговоры, особо предупредил Анкундина. Через час вышли к своим, на вопросы отмалчивались. Только голова, промолвил: пусто, никого не нашли.
      Ночевать в гиблом месте второй раз естественно никто не желал, несмотря на позднее время, быстро собрались и двинулись в путь, перед выходом Кремнев объявил старшему из купцов Ерофеичу: топайте робята сами, я вам не угодник, у нас свои порядки и валандаться с вами мне недосуг. Собрал свой отряд и выступил, не смотря на сумерки. Застоявшиеся люди и кони с места рванули быстро, ни кому не хотелось оставаться в чёртовой лощине, где лешие ходят как дома. Ходко шли аж до самой полуночи, заночевали прямо на дороге возле трёх огромных сосен. Запылали яркие костры, освещая тёмный вековой лес, из которого не доносилось ни звука, даже вездесущие волки, где-то потерялись в этой глухомани. Никон нацедил из бочонка флягу перцовки, взял с собой вяленого сазана и отправился к кострищу, где люди жарили мясо накануне забитого лося. Народ, увидев старшего, немного пододвинулся, и он уселся рядом с Федькой. Велел тащить посуду. Щедро разлил всем поровну, оставив ещё перцовки специально для Фёдора. Кремнёв плеснул и себе на два пальца, промолвил: за Федю, за его смелость, хоть немного, да внёс ясность, в таком тёмном деле. Все быстро выпили, заговорили враз, как водится. Сам же голова начал допытывать Федьку, чтоб всё рассказал про енного беса.               
        Послушаем и мы его рассказ: «Старики бают, зовётся это чудище Титихома, некоторые зовут неправильно лесной человек. Титихома не какой, не человек, а просто зверь очень хитрый и коварный, ходит на двух ногах як человек, но может и на четвереньках. Силы у него как у матёрого медведя, чутьё лучше собачьего, хорошо видит ночью и днём, крайне осторожен. Ест всё, птицу, рыбу, нападает на всех молодых животных, ему без разницы медведь так медведь, лось так лось. Титихома хорошо плавает и ныряет, может ловить даже выдру в воде. Линяет он по сезону - летом  темно-серого цвета, зимой может быть почти белый. Он никого не боится, но и без нужды к людям не лезет, хватает ему добычи. Старики бают, что приходит он в деревни в крайней нужде, когда теряет свою самку, а так нет ему дела до людишек. Старики рассказывали, был у них один охотник, знатный медвежатник,  выследил он одну парочку, приладились они телят таскать, потом украли у него девочку, полгода за ними следил, не ел, не спал, жил в лесу. Нашёл он таки их нею берлогу, хитро устроена была, не каждый человек удумает такое: на речке под крутым обрывом был глубокий омут, а там, в омуте под водой пещера или подземелье. Вода в речке быстрая, зимой не замерзала, твари нырнут и пролазят в свою берлогу, вольготно им там, не жарко и не холодно. Обложили охотники это подземелье, нашли продухи, забросали горящими гнилушками и стали ждать. Титихомам деваться некуда, выскочили оба наружу, охотники были непугливы, знали, на, что идут, встретили зверей сажеными копьями, как не лютовали звери, как не ломали копья, убили эту пару, чтоб не пакостили. Туши сожгли на большом костре, вонь стояла невероятная.  Навсегда твари пропали, больше их, в тех местах не ведали». Так Федька закончил свой рассказ, а в довершенье вынул мешочек, не спеша вытащил из него большой пук серо-грязной грубой шерсти и показал всем, от шерсти исходил горько - зловонный дух Титихомы. Ну, а после протянул Никону свою посудину - «Наливай голова».