Август, ночь

Горькой августовской ночью мое тело изнывало отнюдь не от дикой жары, которая третью неделю держала город в удушливых тисках, изнуряя животных и людей. Во мне пылал огонь безумия. Кислотно-зеленый, зловещий и неугасимый огонь. Я знал, что есть как минимум двести способов, чтобы потушить его. Мне пришелся по вкусу лишь один, может быть, самый банальный, но мне было всё равно. Я помнил свой взгляд. Обожающий и боязливый. Боязливый, потому что смотреть было нельзя, но я продолжал, ибо хотел напитать тобой мою память, как трухлявую губку божественной амброзией. Я хотел запомнить твои небрежно откинутые назад волосы. Живое выражение лица. И блеск чудесных глаз, таких обманчиво-родных и сокрушительно-чуждых. В них океан одуряющей, прозрачно-кремовой любви, адресованной, конечно же, не мне, а тому парню в белой футболке, который забудет тебя через месяц. Его больше интересует диплом, который ему вручают, а ты незаметно подобралась к нему поближе, чтобы он на радостях заключил тебя в объятия, и он, конечно же, не стал этого делать, и тебе пришлось самой накинуть свою изящную (с фенечкой) руку на его худощавую шею с коротко остриженным затылком, а потом что-то шептать ему на ухо. И мое лицо застыло, и сам я будто окаменел, и я улыбаюсь мертвой улыбкой, потому что едва ли я жив. Помню потом, как ты всё же заметила меня. Помню тот смутный ряд эмоций, промелькнувший на твоем лице – недоумение, осознание, отвращение. И как потом за весь вечер ты ни разу не взглянула на меня, прекрасно осознавая, что я продолжаю пожирать тебя обезумевшим взглядом. И как это умышленное равнодушие кромсало меня изнутри, разрывало на кровавые куски, и я беззвучно стонал, колени подкашивались, я падал с обрыва в темную бездну. И хотя той горькой августовской ночью я сидел на кровати, уткнувшись в стену пустым взглядом, я всё ещё летел в эту бездну.
В раскаленном городе сходили с ума животные и люди.
А я уже сошёл.