ВОЛК

   Существует несколько способов охоты на волков: охота зимой с флажками, облава летом на логове, охота на вабу, охота с подхода троплением, охота из засады, отлов волков капканами. Всю эту информацию я узнал еще в детстве от своего дяди. У потрескивающего камина, когда сумерки уже сгустились над деревней, а снег притаился прямо под окнами, дядя Саша любил вот так под вечер рассказать историю-другую про волков. Мне почему-то всегда казалось, что он один из их стаи - так много он знал об этих вызывающих страх и уважение животных. Я никогда еще не видел волков вживую и всегда представлял их себе грозными, скалящими острые клыки и всегда норовившими напасть на человека. По словам дяди Саши, в какой-то мере они и были такими, но, чтобы узнать их истинное лицо, недостаточно взглянуть на них издалека или услышать много историй.
 
   - Только примерив его шкуру, можно стать волком, - любил говаривать дядя и все совал мне шкуру убитого волка со стеклянными пуговками вместо глаз.

   Обычно все заканчивалось, так и не начавшись. Дядя Саша поднимался из своего бесконечного кресла, делал пару шагов и тут же падал (снова излишне выпитое спиртное). Упав, он обычно засыпал, и вскоре слышался его затяжной храп, звучащий словно марш солдат, уходящих на войну. Но какое мне было дело до них? В такие моменты я легко перешагивал через грузное, но еще достаточно бодрое тело и несся со всех ног к окну. Мне почему-то всегда казалось, что средь снежных сугробов я увижу волка, прогуливавшегося в этот час по деревне. А потому сердце начинало сильно биться в груди, когда до окна оставался всего один шаг. А вдруг волк совсем близко? Вдруг он притаился за окном и ждет, когда я сам попадусь в его лапы? Я остановился, сжал кулаки. Нарастающая тревога в груди настойчиво твердит повернуть назад. Но я же смелый! Я хочу увидеть настоящего волка!
   
   Помедлив, я все-таки решаюсь на штурм, одним прыжком настигаю страх и вот я у окна. Но вместо разъяренной слюнявой пасти встречаю луну с ее еле различимыми впадинами - она напоминает испорченный сыр, который по какой-то случайности выставили на прилавок. Как-то сразу погрустнев, глаза падают в пол, а указательный палец самостоятельно выводит рисунок посреди инея на стекле...

   Детство прошло, но я так ни разу и не видел живого волка. Меня всегда очень задевало, что дядя Саша видел много волков. По моим подсчетам (основанным на его рассказах), он поймал и убил более пятидесяти волков! Интересно, каково это, убить волка? Что при этом чувствуешь, о чем думаешь? Дрожит ли рука? Наверняка, у этих умных животных тоже есть семьи, маленькие волчата... Я сидел в своем затхлом офисе и крутил в руках карандаш. Звонки сыпались со всех сторон. Все хотели узнать о товаре побольше, но при этом их отталкивали такие слова, как "лучшее", "качество" и "клиент". Им подавай "любовь", "здоровье" и "безопасность". Как все-таки легко, играя словами, что-нибудь продать. Наш мир превратился в сплошное информационное поле. Клиенту нужен не столько продукт, сколько информация о нем. Но теперь не об этом. Мне вдруг все осточертело. Ну не хочу я постоянно улыбаться, быть вежливым и общительным вон с тем толстяком, от которого порядочно попахивает свиньей. Или не хочу заигрывать с той бальзаковской дамой, чья родинка на лице расползлась в целый материк. Хочу быть волком! Жить и выть по-волчьи, охотиться в глухих лесах, утопать в сугробах и не отбиваться от стаи.
   
   Под вечер, отклонив встречу с одной француженкой (мы познакомились недалеко от РУДН и должны были ужинать в "Праге"), я сел за письменный стол - он находился напротив окна, и перед тем как отправить сообщение на почту дяди (dyadya_volk_a_ne@gmail.com), взглянул на луну. Как и в ту далекую ночь в деревне, ее зачем-то выложили на прилавок, хотя уже прошло столько лет, а ее так никто и не купил. Я улыбнулся чему-то неопределенному и стал писать. Как оказалось, писать-то было нечего. Всего пару строк о жизни, здоровье... ну и о просьбе погостить у него недельку-другую. Дописав, хотел попить кофе, но уснул. Исходящий из чашечки пар становился все прозрачнее и уже вскоре испарился. Кофе остыло и стало совсем не вкусным. Думаю, каждый представляет себе этот вкус.

   Наутро проснулся, как всегда, сам. Наручные часы на прикроватной тумбочке застыли в неуклюжей гримасе на 6:10. Секундная стрелка падает вниз, на миг застывает в нижней точке и тут же, словно ее кто-то оттянул и запустил, мчится ввысь. Неизбежный ход времени напрягает и заставляет задуматься, но вместо этого я снова закрываю глаза. Как приятно вот так, когда давно пора вставать, полежать еще несколько мгновений в слабой надежде на то, что может все-таки сегодня выходной?! 6:15...17...19. На двадцать первой минуте открываю глаза и заставляю себя подняться. Вспоминаю о том, что нужно поблагодарить за все этот день, эту минуту и все хорошее, что у меня есть. Нет, я не какой-то там чудак, просто верю, что наши мысли играют важную роль. Замечаю чашечку со вчерашним кофе. Как приятно, что кто-то позаботился обо мне. Делаю глоток, но тут же выплевываю содержимое обратно. Неясный привкус чего-то горького, холодно противного. Только сейчас я вспомнил, что сам себе и заготовил этот капкан еще с вечера.

   Когда я включил компьютер и проверил почту, то планы на день кардинально поменялись. Пробегая по строчкам глазами, я уже набирал контактный центр своего офиса:

   - Доброе утро. Да, это я, - при этих словах я развалился в крутящемся кресле. - Нет... не могу. Да, острая сыпь! И откуда она только взялась?

   Покончив с враньем, я сразу же набрал другой номер и заказал билет на самолет. Полет к дяде занимал несколько часов, поэтому я сразу же отбросил "Темные аллеи" на кровать - пункт приготовления к отъезду. Ума не приложу, почему Бунина так хвалят? Общий вид без искры, и только местами берет за что-то хрупкое и невесомое, именуемое душой. И этот стиль: запятая догоняет другую... довольно своеобразно, но уникально, что я и ценю.

   Миновав воздушные пространства, самолет приземлился в глухой тайге. За окном завывал ветер, всюду снег и темнота, точно в палитре художника истощились краски. Бедный малый, но даровитый. Не зря скудной ночи придал такие оттенки и перекаты. Дядя Саша встречал меня в своей извечной шубе до пят. Он не сразу признал меня. Это и не удивительно, сколько лет я его не видел! Зато я сразу кинулся к нему мальчишкой, и уже вскоре мы крепко обнялись. Старый пикапчик уверенно нес нас по расчищенной дороге, вот только воздухообогреватель барахлил. Дядя Саша то и дело стучал кулаком по торпеде, отчего та просыпалась, начинала работать на всю мощь и изрыгать слишком уж горячее дыхание. Мой дядя ко всему относился, как к живому существу. Видимо, верил в реинкарнацию или просто от одиночества завел себе немых друзей и раздал им имена. Верно, было все, во что мы готовы поверить.

   Когда мы остановились у знакомого мне домишки, я удивился тому, что в окнах горит свет. По словам дяди Саши, так создается впечатление, что в доме кто-то есть, а потому ему и каждый раз кажется, что его кто-то ждет. Ведь какой тогда смысл, если о тебе кроме как волкам в лесу да паре собутыльников на краю деревни и подумать то некому? Обходя пикап стороной в грузовой его части, я заметил несколько волчьих шкур, слегка припорошенных снегом. Значит, дядя и теперь занят только охотой. Он посвятил ей всю жизнь и, если бы не она, наверняка бы уже спился и пошел ко дну, привязав к ногам огромный камень.

   Теперь не время, - только и вздохнул на следующее утро дядя Саша, глядя в окно. Спускаясь со второго этажа в своей растянутой майке и непомерно ярких трусах, он, словно капитан на палубе, вглядывался вдаль и на глаз   определял состояние погоды, а следом и плодотворность дня. Он любил вставать рано и, несмотря на годы, был энергичен, а временами чрезмерно импульсивен. Это касалось всей его жизни за исключением охоты. К ней он подходил детально, скрупулезно и порой днями напролет начищал свой "буран" (вездеход), что так лихо носил его по снежным ухабам. "Ну вот, приехал к дяде, - в глубине души досадовал я. - А тут как назло непогода. Впору снимать сто лет одиночества." Однако, как показали последующие несколько дней, скучать не пришлось. Времени было завались, но я так и не добрался до "темных аллей". Вместо этого дядя все время втаскивал меня в какую-нибудь очередную авантюру. То свет почини, то в подвале разберись. Кстати, когда я спускался в подвал, то здорово навернулся - наступил на одну из пустых бутылок, которые мой дядя имел обыкновение сгружать в подвал во времена лихого запоя. Одним словом, скучать не пришлось.

   - Волк - не собака! - приговаривал дядя, прилаживая крючок на стене. - Он не станет совать свой хвост куда ни попадя!

   Как можно было догадаться, тема для общения всегда была одна. Дядю не интересовали такие вещи, как моя жизнь, работа и прочие ингредиенты столичной жизни. В Москве не водились волки, а значит и нет никакой нужды там ошиваться. В такие моменты я молчал. Зачем спорить, когда можно просто слушать? И я слушал, узнав к своему удивлению немало нового о жизни этих диких животных. К примеру, я не знал, что волки живут только семьями и что самец никогда не пойдет "налево" - он до конца верен своей волчице. Оказывается, волки редко сбиваются стаями и то делают это лишь для охоты на более крупного зверя. А мне почему-то всегда казалось, что все происходит именно так, как в "Маугли" - вожак, стая, которая всегда едина. Это и многое другое узнал я от дяди и как-то по-другому стал смотреть на мир этих животных. Теперь до меня стало доходить особое отношение дяди к охоте на волков. Было у него к ним уважение что ли, толерантность, с которой он неизменно относился к ним и которая сквозила в каждом его действии. Но несмотря на это, охотиться он не переставал.

   - Тут либо ты, либо тебя, - твердил он, словно баталия с лесным зверем будет продолжаться до тех пор, пока кто-нибудь из сторон не выкинет белый флаг.

   Но интересно другое. За эти пару дней ожидания я точно пропитался духом охоты и неисчерпаемым ожиданием, в котором все это время томился дядя Саша. Наконец, настал день, который и перевернул всю мою дальнейшую жизнь. Как всегда, дядя встал ни свет ни заря. Спускаясь на первый этаж под треск деревянных ступенек, он вдруг застыл, натянул повыше свои яркие трусы (оголив еще больше тощие ноги) и прогремел, что охота будет!

   Мы стали торопливо собираться. Естественно, все уже было наготове. Наконец, сдвинув шапку на затылок, дядя Саша повернул ключ зажигания и "буран" запыхтел как часики. Дядя несколько раз наподдал газу, вскочил, как поручик на вороного жеребца, и стал нетерпеливо дожидаться, когда я устроюсь позади него. Спустя пару минут мы уже неслись во весь опор по деревне, пробуждая ото сна всех ее жителей. Нужно добавить, что погода стояла отменная. Безоблачное, еще сонное небо позади нас озарялось восходом, лучи которого уже искрились на снегу, таком белом и хрустящем. Стоило выехать за деревню как все мои конечности, сговорившись, замерзли. Словно читая мои мысли, дядя поспешил успокоить меня, что это не беда. Уже скоро они онемеют, и я совсем перестану их чувствовать.

   Мы держали курс на лес, такой стройный и с белоснежными шапками на верхушках. Дядя твердо верил, что именно там можно встретить волка. Качаясь по белоснежным волнам, я никак не мог поверить своему счастью! Уже скоро я увижу (если, конечно, повезет) настоящего живого волка! Не чучело там какое-то с пуговками вместо глаз, а настоящего лесного зверя, который так часто встречается в детских сказках. К слову, пуговицы вместо глаз выглядят еще более ненатурально из-за четырех дырочек в них. Могли бы хоть затушевать их или на худой конец залепить пластилином. Между тем я был счастлив самим ожиданием увидеть того, о ком так долго мечтал и кого так упорно боялся увидеть ночью в окне. Сам страх вселял желание, взращивал его и усердно подпитывал. Время встречи настало, но был ли я готов столкнуться с реальностью или уж лучше было продолжать жить в грезах? Уже после я не раз задавался этим вопросом, но так до конца и не ответил себе более ли менее внятно.

   А пока “буран” мчал нас к лесу из всех своих лошадиных сил. Дядя намеренно выжимал из него все соки, не давая расслабиться и поверить в существование менее тяжелой работы. Лес приближался, отчетливо стали проявляться могучие ветви деревьев, снег устроился на них комочками, похожими на разноцветные шарики, свисающие с новогодней елки. Внезапно дядя Саша склонился влево, повернул руль, и мы понеслись уже не к лесу, но вдоль него. "Что случилось? - подумал я. - Неужели мы поворачиваем к дому? А как же волки?!" Поначалу я не понял действия моего дяди и только спустя какое-то время увидел впереди серые силуэты - два волка неслись впереди нас на некотором расстоянии. Я ликовал! Наконец то, свершилось! Я пытался детальнее рассмотреть их мохнатую шкуру, уши, хвост... мечтая разглядеть клыки и свирепый взгляд, пока дядя Саша выжимал из своего “бурана” остатки прежних сил. Казалось, мы идем на равных. Но вскоре я стал замечать, как медленно, но верно мы нагоняем волков. Учуяв аромат приближающейся победы, дядя вцепился в руль и ниже нагнулся к своему железному коню. Мне же хотелось отвлечь его, остановить. Крикнуть: “Эй! Так не честно! Волки ведь не железные! Сбавь обороты!”

   Но дядя не отступал. Погоня продолжалась, мы неминуемо настигали зверя, и он это чувствовал. Пробежав некоторое расстояние, волки повернули к лесу. Дядя последовал за ними. Их мог спасти только дружный строй деревьев, но расстояние было велико, и дядя понимал, что настигнет их прежде. Далее произошло следующее: один волк, тот, что потемнее и покрепче, немного отстал от другого. "Неужели выдохся"? Он бежал все медленнее, и промежуток между ним и сородичем заметно увеличивался. Мы уже были совсем рядом, когда волк развернулся на ходу и без лишних действий бросился под “буран”.

   В первое мгновение я не понял, что произошло. Нас выбросило в воздух, словно катапульту. Дядя приземлился на некотором расстоянии от перевернутого “бурана”, меня отбросило еще дальше. Темнота, мокро, звон в ушах. С некоторым усилием я отлепился от снега и попытался встать. Рука больно заныла, я оказался по колено в снегу. Дядя Саша уже был на ногах. Вытащив из-за пояса финский нож, он аккуратно подбирался к месту аварии. По всей видимости, он опасался волка, который так самоотверженно бросился под гусеницы. Наконец, он подошел вплотную к перевернутому аппарату (волк был вне зоны моей видимости) и рукой подозвал меня. Утопая в сугробах, я кое-как добрался к нему. За “бураном” лежал на боку большой серый волк и истекал кровью. Он тяжело дышал, его взгляд был направлен в сторону леса. Я подошел ближе, он заметил меня, но никак не отреагировал. Я рассчитывал на агрессию, острые клыки и попытки защищаться. Но вместо этого волк лежал на боку (вокруг его тела образовалась теплая лужа крови) и продолжал смотреть на лес. В его взгляде я прочитал что-то могучее и сильное, непохожее ни на что другое. Как будто даже сейчас, в таком положении он мог встать и разорвать в клочья меня, а заодно и дядю Сашу. Однако кроме всего прочего я разглядел еще что-то, что не поддается объяснению. Какую-то жертву во имя могущества. После я долго вспоминал этот взгляд и пытался его понять... А сейчас я перевел взгляд на дядю. Он сидел, спиной прислонившись к “бурану”, и курил сигарету. Я подошел к нему, но вместо слов он указал рукой на лес. Там, вдали у самых крон, виднелся силуэт другого волка. Он смотрел прямо на нас. Затем повел ухом, тяжело выдохнул и скрылся в лесной чаще.

   - Волчица... - промолвил дядя. - Из-за него терзается, - и кивнул в сторону умирающего волка. - Никогда не понимал, как можно пожертвовать жизнью ради другого, - он стряхнул пепел. - Видимо, настолько сильна бывает любовь...

   С этими словами я обернулся к волку. Его грудь не вздымалась, как прежде, а вместо горящих глаз я вновь увидел пуговки. Только на этот раз в них не было дырочек.