Рассказ Игра из книги След любви. жизнетворчество

   

- "СЛЕД ЛЮБВИ.жизнетворчество", издательство Альтаспера, Торонто.
--------------------- 
(рассказ вошел в книгу, одноимённую первому рассказу из трёх азиатских: "След любви")
========= 

.., 


         26 марта выпал снег, но уже расцвели деревья и мы собирались в горы за тюльпанами. А к полудню всё растаяло, но отменив поездку, мы уже не могли остановить движущийся праздник и пошли на базар вместе с Ирками, пока Виталик готовил нашу квартиру: застелил прожжённый диван спортивным шёлковым знаменем «Трудовые резервы», выкраденным давеча со стадиона, выкинул полиэтиленовый мешок с моими носками, ведь они давно кисли в ведре и уже взбродили так, что была опасность возникновения  новой агрессивной среды.

Когда мы вернулись, он показал на дерево за балконом - пакет застрял на ветке напротив балконного  окна и висел на уровне второго этажа, пока не пришли юные мичуринцы из жэка, да не состригли вместе с ветками). Пустые бутылки, Вита сложил на антресоли, ведь всю зиму мы, не открывая балконную дверь, бросали газеты и пустую посуду прямо через форточку на балкон, теперь по колено заваленный газетами и пустыми бутылками, посудой, как мы говорили.

Позже, со смехом ввалились Алёша с подругой Мариной, репетировавшие в ДК для дискотечной программы новый танец, привезённый из Москвы Алёной, после зимней сессии в институте культуры. Возбуждённые своим весенним творчеством и выпавшим снегом, побросали пакеты в угол и весело делились впечатлениями о моей двери, недавно перевёрнутой дырками от замков в другую сторону так, что новый замок справа, как бы повторял старый слева и возникала путаница, преодолеть которую они пытались, не в силах решить эту загадку.

Я выгружал из классической сетчатой авоськи какие-то голые мясные тельцА, сильно смахивающие на зародышей, оказавшиеся барагушем. БабАй на базаре объяснил нам, что это такие молодые барашки, нескольких дней от роду, будут, "пожаренный с луком... в казан... зеленью-мелень... вах, вах, вах..." - просто счастье, короче. Старик причмокнул губами, будто пробуя нестареющую жизнь на вкус и, удовлетворённо спрятав деньги под тряпку, достал кисет, закидывая под язык щепоть зелёного насвая.

     Вит появился у меня сразу после нового года. Получив распределение после политехнического института где-то в России, он как «молодой специалист», был направлен отрабатывать своё распределение на наш завод. Защитив диплом на все пятёрки, он имел право выбора и, увидев в списке город Навои, решил ехать ко мне, ведь мы подружились ещё в Подмосковье, когда по окончании школы провели десять дней на острове с байдаркой.
     В десятом классе он был небольшого роста, а теперь вдруг подрос и уже после второй бутылки пристально разглядывал девушек своими голубыми глазами, слегка водянистыми, будто размытая акварель. Выпив, он становился другим. Заливисто хохотал, так же внезапно смолкая. Ожидая приезда жены, часто ночевал у меня после второй смены, будучи прописанным в общежитии в далёком седьмом  микрорайоне.
Вит уже жарил барагуш, а я подливал ему в стакан белого вина. Магнитофон пел про «Адвоката Вселенной в мировой борьбе Добра и Зла», а дверь не успевала закрываться - пришёл нервный Наиль и сразу попросил налить ему полный стакан сухого. Что-то у него не ладилось с директором дворца культуры, подчиняющейся руководству Комбината. Кто-то доложил в горком партии о якобы оргиях, происходящих у неё под носом. Эта женщина вызывала всеобщее уважение, ведь она, не имея ставок для дискотеки, как-то умудрялась оформлять нас сантехниками, электриками и сторожами на полставки, а мы скидываясь в общий котёл, покупали магнитофоны, плёнку и шили костюмы для девочек. Конечно, затраты росли и Наилю приходилось держать «мёртвых душ», за здоровье которых мы и решили выпить.
Развеселившись, я фонтанировал идеи, включив магнитофон на запись. Теперь мне пришла мысль создать «Партию Авангардно-Революционного Направления Анархо-Сюрреалистическую». И «парнос» ресторанных лабухов превратил в «ПАРНАС». Руководителем я, шутя без удержу, назначил Наиля, сам согласившись на роль идеолога; министром почт, телеграфов и телефонов - Макса, а Вита министром безопасности.  Девушки молча поедали мясо, тающее во рту.
Появился Витян с ключами от папиной машины. Новая модель «Жигули-2106» сверкала бликами на солнце и мы с Наилем составили группу захвата, отправившись в военный городок за напитками.  Нас везли на машине! И мы были главными (!!)
     Вернувшись, мы застали мою квартирку полной народу. Прибавились Ирки и Паша-строитель, не помню как он к нам прибился, но пользы от него было много - вскоре у меня появилась новая, так никогда и не выкрашенная дверь.
     К вечеру все оказались в «Сармыше». В углу ресторана, стилизованного под грот, за шторами из массивного бамбука, под зазывные объявления музыкантов: «А сейчас поздравляем с днём рождения и дарим эту песню!», мы всячески веселились, пока не кончились деньги. В разгар веселья пришла третья жена Лешего и, сняв туфель, замахнулась на него, а он, в стиле фильмов про войну кинулся на каменный пол, прикрыв голову руками, будто на учениях, а голосом подражая звукам разрывов снарядов. Потом он успокоил Люду и пригласил  за наш стол, где она примостилась по соседству с его подружкой. Все знали историю их любви, лейтмотивом которой в наших рассказах были слова молодой грузинки: Мнэ с тобой и на лезвии кынжала нэ тэсно! -сказанные ею, когда Леший спросил не тесно ли ей с ним на маленькой кушетке в квартире Наиля, где он с ней примостился.
     Вскоре музыканты занесли инструменты в свою каморку, где  укурили меня в хлам местной анашой. С молодой здоровой жадностью я втягивал полные лёгкие марихуаны, задерживая дым, пока хватало дыхания. Помню, оставшись один, я шёл по диагонали через площадь возле ЦУМа (центральный универсальный магазин), среди фонтанов и высоких мраморных клумб со странными деревьями - тутовник рос корнями к небу, а я напевал во всю глотку «Джулай монинг» моей любимой группы «Юрай хип». Остановил меня резкий удар в лоб. Сидя на земле, я увидел перед лицом развёрнутое удостоверение сотрудника КГБ. Две бандитские морды что-то говорили, а потом исчезли во тьме. Потом я узнал, что это спекулянты лесом и бензином, а удостоверение фальшивое.
Утром я решил начать новую жизнь.
Всё постирал, вымыл, выкинул и вытер, поменял лампочки и снова лёг спать.
     Работа на заводе, была в общем-то не в тягость, но забор с колючей проволокой вокруг и строгая проходная, давили на психику. Особенно попытки записывать и лишать премии, покидающих завод раньше пяти. Приходилось лезть по крыше автотранспортного цеха, потом по забору и прыгать с двухметровой высоты - режимное предприятие. До двадцати семи, когда выдавали по возрасту военный билет, было ещё далеко - я решил поступить в местный институт и подыскать себе работу для белых людей. Вечернее отделение Навоинского филиала Ташкентского политеха славилось тем, что бесплатно туда поступить было трудно, это вам не Москва. И папа вновь выручил: друзья познакомили его в столице с деканом, часто бывавшим там по своим делам и на экзамене по математике, которого я боялся больше всего, когда я переговаривался вполголоса с соседом по столу, пытаясь выяснить решение, ко мне подошёл преподаватель из узбекской интеллигенции и строго так потребовал пересесть назад. Я обмер. Ничего себе, думаю, «по блату» поступаю. Папа рассказал мне, что в ресторане «Дубрава» на 50-ом километре Киевского шоссе, где он угощал декана молочным поросёнком, было сказано по-восточному мудро: «Дети моих друзей будут учиться бесплатно!» Так вот, идёт этот грозный «препод» мимо и на мой стол белым голубем падает листок с решением. Сочинение я написал на пять самостоятельно, за это никогда не переживал, а вот математику даже в Москве списывал у медалистки, случайно познакомившись перед экзаменом. Первый год я по вечерам, после работы ходил в институт. Второй уже изредка, а вот на третьем приходилось мне всячески выкручиваться, чтобы получить зачёты: таскать и подключать станки в лаборатории, когда работал электриком, привозить машину металлического уголка, будучи к тому времени инженером отдела снабжения. Познакомившись с молодым ассистентом кафедры теоретической механики, я за лабораторную работу давал ему ключ от квартиры, куда он приходил с невестой, таская в её сумочке простыню. Но после того, как я ни разу не появился в течение года в институте, меня оставили на второй год! Вы когда-нибудь слышали о таком? Никакой академки, ничего не оформлял, просто пришёл к Амону Каримовичу, дай Бог ему здоровья, жалобно заныл и он меня выгнал: Пойди побрейся, потом придёшь. На следующий день забрал зачётку и через некоторое время я опять учился на том же курсе второй раз.
     Перебравшись на Опытный завод треста «Югпроммонтаж», с утра я был занят поездками по оформлению снабжения всяческими материалами, а во второй половине дня мог себе позволить сбежать пораньше. Один день в неделю я даже преподавал слесарное дело мальчикам в школе. Переписав книжку, я с умным видом, что-то рисуя на доске, читал им из тетради, давал задание и отпускал с миром, а сам был весь день дома. Называлось это - санитарный день. После того, как мои прокисшие носки висели до весны на дереве за окном, пока их не состригли вместе с ветками местные мичуринцы из домоуправления, я всё стирал вовремя и сам - просить об этом моих подруг мне казалось неудобным. Я лишь просил их расписаться на обоях, проставив дату посещения.
Макс заходила в обеденный перерыв и мы развивали нашу афёру о подложных переводах. Надо будет выкрасть у кого-то паспорт, переделать на меня и разъезжать по разным городам, получая деньги. Тысяч сорок нам хватит. А информация сойдётся на всесоюзный компьютер только к концу года.
     Чернова подружилась с Арканом, мастером спорта по боксу и от нашей кампании отошла. Потом он сел в тюрьму, а когда вышел, то женился на ней и они, родив ребёнка, переехали в Ростов-на-Дону.
Как-то ночью меня разбудил стук в дверь. Вита сбежал со второй смены из своего механосборочного цеха и мне, голому, пришлось идти открывать. Тем вечером ко мне неожиданно пришла девица, познакомились мы за общим столом в кабаке - она была чьей-то знакомой. У нас ничего не было, никаких намёков, флирта тем более. И вдруг стучит. Чуть не с порога прямым текстом говорит, что вот мол, девушка я и хочу стать женщиной прямо сейчас. Ну, что бы вы сделали на моём месте? «Скорую» бы вызвали? А тут ещё Вита притащился какой-то сам не свой. Пошли, говорит, на улицу, погуляем. Вышли мы с ним во двор, а он предлагает сесть на качели. Сидим, как два идиота, качаемся, поскрипывая среди ночи. Оказывается, в квартире возможно прослушивание, а здесь можно говорить... Ну и рассказывает: предложили ему пойти работать в КГБ. Не стучать, говорит, а поехать учиться аж в Высшую школу в Минск. В ту пору возобновилась борьба с нарушением законности и подбирались даже к секретарю обкома партии, начав с председателей колхозов. У одного из них, вызвав в городской комитет  для разговора, в машине, в ящиках для винограда нашли пачки денег. Народ говорил: Да это он им и привёз. Воспылала душа комсомольца чистой ненавистью к свиньям, что объедались шашлыками три раза в день, пока мы голодные бродили по городу.
     Однажды нам повезло - пригласили на свадьбу. Плохо представляя себе невесту или жениха, мы так наелись, что не смогли даже как следует выпить, а добравшись до квартиры, долго и тупо лежали, дожидаясь освобождения. Вита понимал, с детства воспитанный книжками про Дзержинского, что контрразведка - это очень интересно, не то, что на заводе работать. И решил сдаваться. Тем более анкета хорошая - папа работал в управлении делами ЦК КПСС, правда инженером-сантехником.
Магнитофонной плёнки с записью наших партийных игр я больше не видел. Её нигде не было, а Макс вдруг вышла замуж и родила двойню  - успокоилась. Встречая меня на улице как-то странно опускала глаза и не здоровалась. Вита говорил, что её фотографию показывали ему в КГБ и спрашивали где Саша берёт информацию для дискотеки.