Высшая правда

Меня давно занимает природа вдохновения, я не раз говорил о ней на семинарах поэтов, не помню, писал ли об этом здесь. Книга Корнея Чуковского о Блоке (“Александр Блок как человек и поэт”) добавила к этой теме интересный штрих, напишу здесь об этом вкратце.

В 1919 году Гумилев в присутствии Блока читал в Институте истории искусств лекцию о его (Блока) поэзии и между прочим сказал, что конец поэмы “Двенадцать” (то место, где является Христос) кажется ему (Гумилеву) искусственно приклеенным, что внезапное появление Христа - это чисто литературный эффект.

Блок слушал, как всегда, не меняя лица, но по окончании лекции сказал задумчиво и осторожно, словно к чему-то прислушиваясь:

- Мне тоже не нравится конец “Двенадцати”. Я хотел бы, чтобы этот конец был иной. Когда я кончил, я удивился: почему Христос? Но чем больше я вглядывался, тем яснее я видел Христа. И я тогда же записал у себя: к сожалению, Христос.

Гумилев смотрел на Блока со своей обычной надменностью: сам он был хозяином и даже командиром своих вдохновений и не любил, когда поэты ощущали себя безвольными жертвами собственной лирики. А Чуковский оценил признание Блока: поэт до такой степени был не властен в своем даровании, что сам удивлялся тому, что у него написалось, боролся с тем, что у него написалось, сожалел о том, что у него написалось, но чувствовал, что написанное им есть высшая правда, не зависящая от его желаний, и уважал эту правду больше, чем свои личные вкусы.

Кстати, Блок не любил слово “литератор” и считал это слово ругательным. Только в минуты крайнего недовольства собой называл он себя этим именем.

Был он только литератор модный,
Только слов кощунственных творец

С осуждением сказал он о ком-то. Чуковский спросил у него: о ком? Блок ответил: о себе. Была такая полоса в его жизни, когда он чуть не стал литератором. Он всегда ощущал ее как падение.

Подходы к творчеству с чисто формальным анализом поэтической техники казались Блоку смертью поэзии. Он ненавидел появившиеся студии для формального изучения поэзии, потому что в них ему чудилось веяние смерти.

Как бы я оценил свой подход к творчеству? Начинаются и зачинаются у меня стихи главным образом по Гумилеву: я себя сажаю за блокнот и ручку, просматриваю прошлые начатые тексты, выбираю, какой продолжить, если никакой не “цепляет” прямо сейчас, начинаю новый. Во время чтения выписываю интересные слова, образы, идеи, которые смогу применить в своих стихах. То есть иду навстречу вдохновению (по заветам Чайковского).

А вот середины и еще чаще концовки у меня пишутся по Блоку. Когда я делаю свои шаги к вдохновению, почти всегда оно является. Но бывают и ремесленные тексты, от начала до конца “сделанные” в порядке поддержания творческой дисциплины. И не считаю это зазорным.

Во-первых, это как минимум поддерживает, а в оптимальном случае развивает поэтическую технику. Во-вторых, когда вдохновение придет, я с большой долей вероятности не пропущу его визит.

21.08.2016