Давнее, волшебное моё детство. Светло от памяти мо

                «Светло от памяти моей»               
                Я вспоминаю город моего детства. Мне, маленькой тогда, он казался огромным. Наш большой красивый дом, с башенкой на углу, стоял основной своей частью на центральной площади. А небольшая его часть буквой «Г», выходила на главную улицу. Там, в первом подъезде, на первом этаже мы и занимали одну комнату в коммунальной квартире. Окно нашей комнаты выходило на улицу. Я любила сидеть на широком подоконнике и смотреть на прохожих. В последнем подъезде на первом этаже тоже располагались квартиры. А в центральной части дома весь первый этаж занимал большой  главный городской гастроном. Вообще во всех домах, окружавших площадь, сверкали большими окнами-витринами магазины. Был большой обувной магазин. Книжный, который я освоила и полюбила позже, когда немного подросла. Напротив нас, через площадь, в таком же доме с башенкой, располагался магазин «Комсомольский». Там вообще много чего продавалось: украшения, подарки, посуда.

                В нашем городе было много магазинов со странными, как мне кажется теперь, названиями. Был продуктовый магазин под названием «Сорокавосьми». Спрашивали: «Где брали то-то?». Отвечали: «В сорокавосьми». Что это такое было? То ли магазин был под номером сорок восемь, то ли располагался он в доме номер сорок восемь? Поди, угадай теперь, спросить-то уже не у кого. Был любимый «дом охра». Почему «дом охра»? Наверное, потому что цветом он был под тон охры? Но весь первый этаж этого длинного четырёхэтажного дома занимали очень интересные магазины. Здесь продавали игрушки, спортивные и канцелярские товары, мебель. Находился он далековато от нашего двора, но когда мама звала меня в «дом охра», я срывалась, не раздумывая.

          Был целый ряд «купеческих лабазов». Но это теперь уже понятно, хотя в детстве слово лабаз было незнакомым и отдалённо напоминало мне слово «лазать» (лабазать). Это были необычные магазины, правда, частично перестроенные, но неизменным в них было полное отсутствие окон. Когда лабазы закрывали, вдоль всей толстенной белёной кирпичной кладки, высились огромные кованые ворота, закрытые на большущие навесные амбарные замки. Ворота все отличались друг от друга. Были прямоугольные, были с закругленным верхом, но все они мне казались необыкновенно красивыми. Металлические листы покрывали узорчатые кованые накладки, мелкие завитки лишь угадывались лёгким контуром под многими слоями краски. Когда лабазы были открыты, створки ворот распахивали настежь и плотно крепили к стенам какими-то приспособлениями. И взору открывались уродливые встроенные стенки с застеклёнными наполовину дверями. Внутри же постоянно горели лампочки.

              Центром городской площади был длинный прямоугольный фонтан с вычурно изогнутыми овальными закруглениями и широкими бортиками. На дне этого сооружения симметрично высились две круглые чаши. Стенки их, расположенные с небольшим наклоном, изображали крупные, глубоко вырезанные кирпичи. По этим выемкам мы, малыши, цепляясь за львиные морды, глядевшие на четыре стороны света, карабкались на край чаши, чтобы посмотреть много ли воды там набралось и скоро ли она потечёт в бассейн из разинутых пастей этих, совсем не страшных львов. А фонтанировала вода из больших круглых резных тарелок, высившихся в центре этих чаш. Когда в тёплые летние дни фонтан включали, для нас, детей, не было большего удовольствия, чем наблюдать за извержением водяных струй и носиться сначала по щиколотку, потом и по колено в воде. А позже, когда воды набиралось больше, бродить осторожно, подняв платьице как можно выше.

                Фонтан обрамляли асфальтированные прогулочные дорожки и вычурные чугунные лавочки с деревянными сиденьями, за которыми были разбиты газоны и цветники. По углам высились четыре толстых каменных столба-фонаря с пятью большими, круглыми, белого матового стекла, плафонами на каждом: четыре по сторонам и пятый наверху, в центре. За этим грандиозным сооружением стоял громадный кинотеатр с широкой лестницей и колоннадой, вверху богато украшенной лепниной. Этого главного декора сталинского архитектурного стиля было хоть отбавляй кругом. Карнизы и балконы окружавших площадь домов были тоже богато украшены лепниной. Подобное, только гипсовое великолепие, было и в квартирах в виде круглых розеток и карнизов на потолке.

                «А вы не просыпались по гудку?»


               Практически всё взрослое население нашего города, так, или иначе, имело отношение к большому металлургическому комбинату. Там работала моя мама, Туда же устроились на работу и родители моих братьев. Очень скоро они заняли освободившуюся комнату в нашей же квартире. Все цеха огромного комбината располагались на другом берегу большого пруда, в Нижнем селении. Трижды в день: в шесть утра, в два часа пополудни и в десять вечера, громкий заводской гудок оповещал население города о том, что пора собираться на смену. А ещё через час уже два более коротких гудка сообщали, что смена началась. Так, по гудку, размеренно проходила жизнь в городе. На завод, через плотину, ездили небольшие «носатые» автобусы, но очень многие ходили туда пешком. Зимой - по льду застывшего пруда, а летом – по длинному деревянному мосту через него. За плотиной, по берегам довольно бурной горной реки Белой, был городской парк, где росли в основном высокие прямые сосны. Неширокие асфальтированные дорожки вели к многочисленным уютным полянкам, засаженным цветущими весной кустами черёмухи и сирени, а летом к круглым клумбам с пёстрыми цветами. Кругом стояли лавочки и скамейки. Напротив входа в парк высилась выкрашенная серебряной краской фигура сталевара на постаменте. Не обошлось и без модных тогда упитанных тёток с вёслами, пионеров с горнами и со вскинутыми  в пионерском салюте руками. Всё это – приметы моего времени, послевоенные, спокойные для нас пятидесятые.
               
    продолжение следует