В поисках прародины

               

Приехал к нам мой младший двоюродный братик Юраша,  Юрашка, Юрася.  Приехал с женой Натальей с определённой целью побывать в родных местах, откуда он сам родом, где жила его мать почти всю жизнь, где живут его брат и сёстры. Приехал в Сибирь издалека, из Минска. «Вряд ли,- говорит,- сумею ещё когда-нибудь совершить такое путешествие. Годы катятся к старости»
  Встретились душевно, по-родственному. Нас, двоюродных, из одного гнезда города Новокузнецка, где когда-то обосновался наш дед Дрыгин Фалалей Павлович, осталось всего четверо. Ушли в мир иной и наши родители, тёти и дяди, четверо детей Фалалея Павловича и Натальи Николаевны. Ушли и два брата и сестра из нашего поколения. Скоро и наше время – покинуть землю, где были горе и радости, где останутся наши дети, четвёртое поколение рода.
Что мы им оставим? Какие воспоминания, чтобы не были они Иванами, не помнящими родства?
        И решили мы отправиться на родину нашего деда, в город Барнаул, в Алтайский край. А там отыскался  наш троюродный брат по бабушке Наталье Николаевне Тупицыной (в девичестве) – Вениамин, внук Николая Николаевича Тупицына, родного брата нашей бабушки.
 Жили и Дрыгины, и Тупицыны в деревне Ересной, которая давно слилась с городом Барнаулом. Хотелось нам взглянуть на улицу, где ступали босые ноги моего отца и мамы брата. А может быть, увидим и дом деда, потому что был он крепким и, по рассказам моего отца, ещё существовал в 70-ые годы, когда реабилитировали бывших сосланных из родных мест «кулаков» и отец ездил посмотреть на места своего детства.
   Брат Вениамин, ровесник Юрия, оказался шумным, гостеприимным шутником-холериком.
Встретили нас с женой прямо у вагона поезда. С седым ёжиком волос, продолговатым лицом с волевым подбородком, повторённым у моих брата и сына, у племянника, он сразу показался родным. Серые глаза, торопливый говорок дяди Александра, старшего брата отца:
- Приехали? Ну, давайте обниматься! Знакомьтесь. Жена. Тамара.
- А ты чего такой седой? Был чёрный. О! Вымахал! – говорит он брату Юрию, с которым виделись ещё подростками.
  Юрочка у нас красавец. Стройный, высокий, хоть и с  седой, но кудрявой головой, с прищуром чёрных дедовых глаз.
Жена Вениамина - Тамара, маленькая, кудрявая, черноглазая, обнимает тоже всех по-родственному, и меня, старшую сестру, знакомую только по интернету, и жену Юрия Наталью.
- Ты белорусский-то выучил? Скажи что-нибудь,- подшучивает Вениамин над братом.
Нас усаживают в машину и везут через весь город на Гору, как в народе зовётся район частного сектора.
- Это дом Мамули. Мы его перестроили. Квартиру отдали старшей дочери,- торопится рассказать и показать хозяин.
«Мамуля» - только так с любовью и почтением называют этот седой мужчина и его жена Галину Николаевну Малых, в девичестве Тупицыну. Выясняется, что она была очень властной женщиной, что тоже проявлялось в нашей бабушке и в одной из сестёр моего отца – тёте Вере.
 А Юраша другой, медлительный, основательный, абсолютно доброжелательный, как его мама, младшая сестра моего отца – Пана, унаследовавшая темперамент нашего деда Фалалея Павловича.
  Юрасик начал застольную речь:
- Мы рады встрече, мм, так сказать, с родными людьми, мм, которые нас так приветливо встретили, мм, можно сказать, очень по-родственному, мм…
Вениамин подпрыгивает на стуле, бормочет: «Ладно. Не буду перебивать». Тамара успокаивающе кладёт свою руку на его небольшой, но крепкий кулак.
Наконец речь закончена. Вениамин всё-таки восклицает:
- Без обид! Это можно сказать в трёх словах!
Я больше молчу, подобно нашему деду.
Мы ещё на сайте «Одноклассники» выяснили степень нашего родства с Вениамином. Его дед Николай Николаевич Тупицын и наша бабушка Наталья Николаевна – родные брат и сестра. Бабушка наша замуж вышла за Дрыгина Фалалея Павловича, тихони и молчуна, отец и дед которого прибыли на Алтай в конце 19 века из Мордовии.
А Тупицыны – почти коренные жители Алтая. Они казаки. На фотографиях, которые показывает нам Вениамин,  наши родственники в соответствующей форме казаков, в лихо заломленных папахах. По преданию, наш предок Ту/пица ( род топора – колуна) явился на Алтай вместе с казаками Ермака и женился, конечно, на местной алтайке. Поэтому бабушка наша и её старший сын дядя Александр, носивший в молодости кличку Салават Юлаев, были чёрными, похожими на татар. А все остальные потомки Тупицыных и мой отец были русыми.
Если верить в закон пассионарности, открытый Львом Гумилёвым, то именно пассионарность гнала русских крестьян на Дон, Кубань и Сибирь. Неспокойный, взрывной характер, непокорность властям, предприимчивость, широта души и щедрость – эти черты продемонстрировал наш брат Вениамин. Он хозяин небольшой фирмы строительной, тоскующий по советскому времени. У него музей советской атрибутики, вплоть до портретов и бюста Ленина. Бюст уже второй ему подарили из какого-то бывшего учреждения. Первый у него украли. Нет, не почитатели Ленина, а собиратели металла. Увы. За огородом воров ждало разочарование. Разбили бюст. Он оказался гипсовым, всего лишь покрашенным бронзовой краской.
  В бывшей деревне Ересной, по рассказам бывших колхозников, теперь стариков и старушек, множество Тупицыных, родство с которыми Вениамин не может определить в своём родословном древе. Но он их хоть знает, по рассказам Мамули, и роднится. ОН показывает нам дом Людмилы Петровны в девичестве Тупицыной на Лениногорской улице. Дом ещё хорош, но палисадник и ворота заросли травой. Здесь жил её отец Пётр Николаевич Тупицын. Вениамин не знает, с какой стороны он нам родственник. Позже я нашла объяснение в записках моего отца. Оказывается, брат моей бабушки и Вениного дедушки - Ефим Николаевич Тупицын был дважды женат. Младшего его сына Николая Ефимовича, партийного функционера, жившего в Новороссийске, Вениамин хорошо знал, гостил у него часто. А вот старшего, тоже Николая, они с Мамулей не знали, но роднились с Петром Николаевичем. Получается, что Людмила Петровна - племянница Вене, старше его на 10 лет.
 А мы ищем дом нашего деда Дрыгина, ходим по улице ЕресТной, и я возмущаюсь из-за этой буквы «Т», проникшей в название по вине какого-то «умника». «Ересная» от слова «ересь», считал отец. А теперь уже думаю, может, была Нерестная от слова «нерест», Обь была очень рыбной рекой. Кто теперь расскажет? Один из пожилых людей (только в возрасте люди откликаются на просьбы рассказать о прошлом посёлка) доказывал, что на крестах старых могил написано «с.Ерестное». Он же нам подсказал, что само село вовсе не располагалось на этой улице. И действительно, улица была застроена коттеджами, была далеко от Оби и упиралась в сосновый бор, довольно поредевший. А деревня бывшая находилась внизу с центральной улицей Лениногорской, по которой мы приехали.
Вениамин покорно повёз нас обратно на улицу Лениногорскую. И опять мы отправились искать старые дома и пожилых жителей. Но у одного дома, полуразрушенного и заросшего травой,  на лай собачки Моськи вышла молодая женщина и подозрительно справилась, что мы ищем. Юра вежливо объяснил, что мы ищем дом нашего дедушки.
- А кого именно?- оживилась женщина.
- Дрыгиных, - без всякой надежды сказала я.
- О! вам нужно на Лениногорскую – 22. Там живёт Вера Дрыгина, теперь Калинкина.
Ничего себе! Какая удача – Дрыгина, да ещё Вера! Это имя любимое в нашем роду. У папы сестра  была Вера, мама моя тоже Вера, сестра Юры и моя дочка, рано умершие, носили это имя.
 На звонок в калитке (здесь во всех домах это удобство) выходит старушка в платочке, с глазами моего отца. Брат первый находит это сходство. Объясняем причину нашего визита:
- Вы Вера Дрыгина? Я тоже Дрыгина,- говорю я.
- И моя мама была Дрыгиной,- добавляет Юрочка,- И мы ищем дом нашего деда Дрыгина Фалалея Павловича.
- Вы давно  живёте в этом доме?
- А кто ваш отец? – засыпаем мы старушку вопросами. Она приветливо приглашает нас в дом. Отец её Дмитрий Васильевич Дрыгин в нашу родословную не вписывается. Он сирота, и четверо его сестёр и братьев после детдома жили здесь же в Ересной. Есть даже,  по рассказам других собеседников, Дрыгинская гора, где жили многие из них.
Вера Дмитриевна доверчиво нам поведала, что перенесла инфаркт, детей у неё нет, но ей помогают племянники. Она была медсестрой в местном медпункте, давно вдовствует.
-Ой, как я фамилию свою не любила! Рада была, как стала Калинкиной.
- Ну, да,- смеюсь я,- дразнили Дрыгой – Задрыгой.
А ещё нас в шок повергло сообщение, что мама её была из рода Сульдиных. Ведь Сульдиным был наш прадед Павел Ермолаевич, усыновлённый Дрыгиным Тихоном Михайловичем, своим дядей. А в Мордовии, откуда они пришли на Алтай, в селе Большие Найманы, было всего три фамилии, как рассказывал мой отец, - это Дрыгины, Сульдины и Бокарёвы.
Но про Мордовию Вера Дмитриевна ничего не слышала. И дедушка Сульдин Степан Ефремович, и бабушка Ефросинья Васильевна Шелепова родились здесь.
 О! Это сколько же жителей Мордовии переселялось на Алтай! И как давно, если наш прадед и прапрадед явились сюда в конце 19 века!!!
- А есть ли в посёлке дом, в котором был раньше детский сад? – спрашивает Юра.
- Школа была раньше, медпункт был. А детсада …- не  знаю.
 У Юры особая идея. Мама его похоронена в Белоруссии, и ему хочется привезти на её могилку землю с места её рождения и других мест её жизни в Сибири.
 Вера Дмитриевна доверчиво разрешает взять с её огорода чуть-чуть земли.
  Удивительно выносливая женщина: после инфаркта одна содержит и дом в чистоте, и  огород в порядке. А цветов! Особенно поразили лилии, разноцветные, пышные в треть огорода!
Мы сфотографировались с однофамилицей и отправились всё-таки спрашивать про дом деда, где был детский сад в 30-ые годы.

  Встретившаяся нам женщина с булкой хлеба в авоське сказала, что есть на другой стороне оврага зелёный дом, принадлежавший раньше Дрыгиным. Он уже несколько раз перепродавался. Понимаем, что это скорее всего дом родственников Веры Калинкиной. Вениамин звонит своей племяннице Людмиле Петровне, спрашивает её, знает ли она  какой-нибудь дом Дрыгиных. Людмила Петровна посылает нас к Вере Дрыгиной - Калинкиной, с которой и жила рядом. Мы у неё уже были. Всё-таки идём искать зелёный дом.  На звонок и собачий яростный лай вышла молодая девушка. Она очень неприветливо отнеслась к нашим объяснениям. Скорее всего не поверила, фамилию продавца дома не назвала. «Зачем вам?» - спросила враждебно. Я попыталась расположить её к нашим поискам,  ещё раз объяснив цель, но Юра, взяв меня за локоть, увёл от испуганной девицы. «Видно, снимают дом и не платят, и боятся конкуренции»,- предположил сообразительный брат.
- Вон ещё зелёный дом,- указывает Наташа. Дом более ухоженный, но довольно старый, венцы его явно из толстой лиственницы. Дверь боковой веранды выходит прямо на улицу. Появляются сначала  пожилая женщина, потом её  ещё более старый муж и доброжелательно приглашают пройти внутрь.
- Комары у нас вредные, как собаки,- поясняют хозяева.
 И правда, солнечно, жарко – порядочные комары прячутся в тень, а здесь нагло набрасываются на пришельцев.
 Дом, оказывается, хозяин построил сам в 60-ые годы. Но он родился здесь, в селе, в 1934 году, в старую школу ходил. И тогда я вдруг соображаю, что спрашивать про детский сад в доме деда нелогично. Пяти, шестилетние дети были уже помощниками в семье колхозников, их в детсад не водили.
- А знали ли Вы дом, где были детские ясли? – с надеждой спрашиваю я.
- Да, были ясли там, на горке, недалеко от школы,- вспоминает Фёдор Иванович. (Мы успели познакомиться) – Их закрыли в 50-ые годы. Потом это был жилой дом.
 Поблагодарив Фёдора Ивановича, окрылённые, мы опять кинулись к Вениамину, к его машине, что исправно возила нас. Старик даже план дороги нам нарисовал. Поехали.
 По плану выехали опять к концу посёлка, к сосновому бору. Улица Лениногорская закончилась. Куда теперь? Направо, к бору, или налево, совсем по другой улице? Жители дома на развилке сообщают, что ясли были направо, но их уже снесли, строят новый дом, даже коттедж.
- А старые дома где-нибудь сохранились?
- А вот там дальше был клуб, он ещё сохранился. В нём живёт старушка с сыном. Может, она вам что-то расскажет,- советуют хозяева.
 Едем по новой улице к полуразрушенному дому. Выходит опять на собачий лай пожилой беззубый мужчина. Знакомимся. Василий.
- А мама не ходит. Она не сможет вам ничего рассказать.
- А дом ваш давно построен?
- Давно. Да он перестроен. Мы с отцом перевезли брёвна снизу. В нём контора вроде была.
- А  когда это было?
- В 70-ые годы. Я ещё в школу ходил. Я с 60-го.
Мы в шоке. Ровесник Юраши, бравого, стройного мужчины, выглядит совершенным стариком. Помолчали.
- Можно, мы сфотографируемся около Вашего дома?
- Да пожалуйста.
 Фотографируемся у этих развалин. И я опять соображаю, что в бывшем дедовом доме вполне могли контору колхоза организовать. Вдруг это тот самый дом, который в 70-ые годы узнал мой отец. Может, я что-то путаю. Это в доме моего деда по маме  из села Лебяжье, тоже объявленного кулаком и сосланного в Нарымские болота,  были организованы детские ясли.
Эх! Почему же мы не записывали воспоминания родных. Но всё-таки старый дом найден. Он с мезонином, в котором в окне видны обрушившиеся балки. И правая половина дома смотрит слепыми окнами. Но тёмные брёвна крепкие, толстые, пережили переезд. Даже если это не дом деда, но в бывшую колхозную контору он заходил, одним из первых вступив в колхоз. Вернувшись из Барнаула, где учился на животновода, наверное, заходил отчитаться перед председателем.
Вот так мы прикоснулись к прошлому наших предков.