Человек в маске

   Меня зовут Паскуаль. Паскуаль Луреашь. Ныне я француз и живу, соответственно во Франции, а точнее в Париже. Красивый. Очень красивый и любимый многими город. Величественные арки, дома, точно произведения искусства и великолепные, восхитительные французские ночи, когда влюбленные парочки очень медленно, тепло прижавшись друг к другу, прогуливаются по набережной Сены, вдоль высоких и стройных деревьев. И обязательно вы встретите их, рядом с Мостом Искуств, где они будут закреплять свой союз небольшим, но крепким замочком. Родился я в провинции Венгрии, в семье стоматолога и флористки. Все мое детство прошло в аромате цветов. Моя мать, владелица небольшого магазинчика цветов, больше чем меня и отца, любила именно разного рода букеты и композиции, составленные ею из роз, орхидей или маргариток. Все у нас в квартире было заставлено цветами, и долго сидя перед составлением новой композиции, Лина, так звали мою мать, долго и с энтузиазмом рассказывала мне о том или ином цветке. Я помню эти рассказы до сих пор, и вспоминаю их, чуть ли не с благоговением. Об отце сказать мало что могу, кроме того, что он был довольно замкнутым и отстраненным человеком. У него не было увлечений или хобби, никаких интересов в спорте, еде или в чем бы ни было. Я его плохо помню, да в общем и не хочу его вспоминать. Странно почему, такой разносторонний и изящный человек как моя мать, выбрала себе в мужья, такого мрачного и несговорчивого типа. В общем из Венгрии во Францию, в Париж, мы переехали когда мне было четырнадцать. Новые лица, незнакомая обстановка, непонятный язык и поведение людей, все вызвало во мне только  неприязнь к этой стране, но освоившись на новом месте, я проникся этим городом и духом этой странны. Я стал чувствовать себя французом и никем другим.
 Больше о моем прошлом добавить нечего, кроме того что мои родные погибли, разбившись в автомобиле, когда мне было девятнадцать лет. Странно, но ни переживаний, ни тоски я не чувствовал. Мне было ровным счетом безразлично. Даже когда полисмены показывали мне лица, мертвые лица, моих родителей, для опознания, я испытывал только одно чувство - безразличие. Я никогда не думал, что такое чувство может дополниться определением, но мое безразличие было полным. Полное безразличие. В общем как бы то ни было, сейчас мне тридцать шесть лет, я работаю в магазине цветов, купленном мною на распродаже недвижимости, три года назад. Здесь же, в подсобке и живу. Денег не много, но в общем на жизнь, налоги и закупку товара для продажи, мне хватает. Я люблю цветы. Это наверно единственное чувство, которое мне осталось от матери.

 Миссис Муаре, приходит в мой магазин, кстати он называется Ле Флер , каждый день строго в два часа дня и покупает четыре белые ромашки. Полтора года назад, ее муж Стэфан скончался от рака легких, бедняга много курил, и после этого она каждый день приходит ко мне за своими ромашками. Не могу сказать, что мне ее жалко, да она оплакивает мужа, но не полтора года же! Это для нее скорее традиция или что-то вроде напоминания о ее возлюбленном. Она всегда мне улыбается. Всегда. Вот она заходит в магазин, ее рот беззубо тянется к уголкам ее лица и выдает старческую улыбку. Вот она, шаркая ногами и все так же глупо улыбаясь, смотрит на меня и плывет к прилавку. Я улыбаюсь в ответ, плотно сжимая губы и прищурив глаза. Я отчетливо чувствую запах ее трухлявости и наверно древности. Сколько же ей лет? Лет сто. Определенно ей больше ста. Как она только ходит и не разваливается по дороге.
 -Четыре, белых? - этот вопрос я задаю ей каждый день.
 Она, молча и так же глупо улыбаясь, кивает мне. Я, выдавив косую улыбку, направляюсь к корзине с ромашками. Все цветы в моем магазине стоят не в горшках, как принято, а в плетеных из ивы корзинках, с влажными тряпочками на дне. Ромашки, наверно самые необычные цветы. Во многих странах их считают и травой, и сорняком, и даже лекарством, но у меня они вызывают чувство восхищения. Простота и изысканность, горьковатый и притягивающий аромат, соединяются в этом цветке в шедевр природной красоты.
 Я не спеша выбираю четыре цветка и направляюсь к прилавку.
 -Паскуаль. Это всего лишь цветы. - я опешил, и встал как вкопанный, что она имеет в виду?
 -Я вижу как ты смотришь на них. - беззубая улыбка не слезает с ее лица. Она пристально смотрит на меня, и чуть скосив голову набок, следит за каждым моим движением. Да она старая, но ее глаза выражают, ту бесконечную молодость, какую можно встретить у восьмилетней девочки, впервые увидевшей пони.
 -О чем вы миссис Муаре? - я не произнес эти слова вслух, но она поняла вопрос в моем взгляде.
 -Ты их одухотворяешь. Они для тебя живые, они тебе дороги. - я мгновение обдумывал ее слова.
 -Да миссис Муаре, вы правы. Я люблю смотреть на них, люблю их запах и вид. Многие цветы выражают что-то во мне, многие мне что-то говорят. Все они любят мои прикосновения и тепло, которым я их окружаю. Ведь если к ним хорошо относиться и любить, они будут отвечать ароматом, свежестью и красотой.
 -Будут. -как факт произнесла она и улыбнувшись еще шире, стала наблюдать с какой нежной осторожностью, я упаковываю ромашки в кусок грубой, бежевого цвета, бумаги.
 -Будут Паскуаль. - и приняв из моих рук сверток, направилась к выходу из магазина. Звякнул медный колокольчик над дверью, и старушка скрылась в лучах яркого солнца.
 
 Пару минут, после ухода миссис Муаре, я стоял молча. Это всего лишь цветы, сказала она. Да, для нее это всего лишь цветы, но для меня это нечто большее. Это моя любовь, моя жизнь, это и есть я. Я медленно провел рукой по бутонам белых роз и покачал головой - она не понимает. Я вынул из кармана маленький перочинный ножик и сделал надрез , возле запястья. Кровь крупными каплями начала капать на цветы. На шелковых белых лепестках, то тут, то там, начали появляться красные пятна, и помедлив чуть, стали сползать к основанию стебля. Для меня это был акт искупления, акт осознания, как исповедь в том, что я когда-то сделал. Безмятежная, счастливая и в то же время  какая-то выстраданная улыбка, появилась на моем лице. Я закрыл глаза и откинул голову назад. Блаженство, судорогой растекается по моему телу. Ешьте, дети мои, растите и живите. При сдачи крови в больницах, доктора советуют кушать шоколад, вот я и кушая шоколадку, обычной водой из пуливеризатора, пою свои цветы.
 До окончания рабочего дня, ко мне заходило всего пару человек. Первым был, низенький, полу-лысый мужчина в сером костюме, с красной бабочкой, купил дюжину красных роз. Ни одного слова он мне не сказал, мимолетно кинув деньги на прилавок и небрежно сунув сверток под мышку, чуть ли не бегом вышел из магазина. Вторым покупателем была стройная, черноволосая девушка, с родимым пятнышком на шее. Приветливо улыбнувшись, она принялась с усердием копаться в цветах, выбирая себе понравившиеся и складывая их на прилавок передо мной. Во время этого она безудержно о чем то болтала, но все мои мысли были, о ее родимом пятнышке на шее. Вроде ничего особенного, но это необычное пятно, плотно въелось в мои мысли и не давало мне покоя, пока она не закончив, в упор посмотрела на меня.
 -Как ты думаешь? - я пришел в себя и глупо уставился на нее.
 -П-простите, что? - сглотнув хрипотцу, я попытался мило улыбнуться.
 -Я говорю, ваши цветы достойны восхищения и это напрямую зависит от человека, который за ними ухаживает. Как человек, многое может рассказать о своих цветах, так и цветы, многое могут рассказать о том, кто за ними ухаживает. Как вы думаете? - она пристально посмотрела мне в глаза и я сильно засмущавшись, отвел взгляд. С чего бы это? С виду она младше меня, а я веду себя как подросток.
 -Думаю, вы правы мисс. Когда человек и цветок заботятся  друг о друге, они цветут оба.
 Она все так же в упор смотрит на меня, а я все так же показываю ей, подростка внутри себя.
 -Судя по вашим цветам, вы прекрасный человек.
 -Могу спорить, что с вами они станут еще краше. - я что сделал ей комплимент? Да, судя по тому, как она улыбается, это был комплимент. – Может, поужинаем сегодня вместе?
 Ее глаза чуть сощурились, и она оценивающе осмотрела мое лицо. Появилось впечатление, что она откуда-то знает меня. Я нервно сглотнул и выдавил улыбку. Она звонко рассмеялась и кивнув, протянула мне только что купленную, ею розочку.
 -Меня зовут Кали. Кали Бонэн. Я подойду к твоему магазину, ровно в девять. С тебя эта розочка, с меня бутылка вина и приятная компания. - с этими словами они взяла свои цветы и так же звонко смеясь выпорхнула из магазина. Я улыбнулся, и облокотившись о прилавок, стал думать о ее родимом пятнышке.


  По набережной Сены, в тени высоких дубов сидела красивая, черноволосая девушка. Легкая улыбка украшала ее светлое лицо. Она ничего ни делала, сидела и мечтала в лучах теплого весеннего солнца. Ах, Париж! Она оказалась в этом чудесном городе недавно, приехав из Израиля, погостить у родственницы. Романтика этого города обворожила ее, и назад она не торопилась. Она целыми днями гуляли по узким улочкам и каналам. Обедала в семейных ресторанчиках, наслаждалась разговорами с открытыми и неспешными парижанами. Недели шли за неделями и постепенно Кали, вошла в спокойный ритм этой страны.


   Надо было многое успеть. Во время нападения, большинство корзин слетели с прилавков, и весь пол был усеян разноцветными бутонами. Розы перемешались с лилиями, гвоздики с фиалками, цветочный ковер стал местом кровавой расправы. Все было залито кровью. Тело лежало на этом ковре в гротескной позе. Руки сломаны, нога вывернута под немыслимым углом, в голове большая дыра и оттуда вытекает бледная масса, с красными пятнами. Весь магазин в данный момент представлял собой, почти картину, написанную маслом, своими яркими цветами и пестрой композицией. Время шло, а успеть надо многое. Во-первых разделить тело на части, во-вторых упаковать все в мусорные мешки, и в третьих вытащить все во двор, до приезда мусорной машины. В подсобке вроде бы были пила и ножницы-секаторы. Мясо от костей отделялось довольно легко, но с самими костями была проблема. Пришлось долго их распиливать. Пила отлетела в сторону, исчезнув в зарослях папоротника.  Мешки оказались непрочными и набитые под завязку они тут же рвались. Пришлось набивать их дозировано, приблизительно на четверть. Под конец их оказалось штук двадцать. Недолгий процесс перетаскивания мешков во двор и все было сделано. Осталось надеяться что мусорщики, не порвут какой-либо из мешков, обнаружив нелицеприятное содержимое. Ну, будем надеяться, этого не  произойдет.  Голова и пальцы в ванне засыпаны натром, к утру всю плоть разъест и определить ничего будет невозможно. Полиэтиленовый комбинезон, залит растворителем. Закончено.

  Миссис Муарэ, с улыбкой гладила своего кота, пока  тот пил из блюдца молоко. В зале, старинные часы пробили час дня. Старушка с трудом выпрямилась, и накинув свой старый, видавший виды плащ, вышла из дома. Небо было светлое, зонтик не пригодиться, но она все равно его взяла. Зонт заменял ей трость. Она не любила показывать прохожим свой возраст и все трудности, что с эти возрастом приходили. Поэтому трость она не брала с собой, заменив его зонтом. Прохожих было мало, рабочее время, но те, кто ей попадались на пути, весело ей улыбались. Некоторые занимали ее какими-то разговорами, но она лишь кивала, улыбалась и проходила мимо. Прошло много времени,  как ее муж скончался, но горечь утраты не покидала ее до сих пор. Грусть была ее слушателем, и в других она не нуждалась. Время шло, она поторопилась, до двух часов надо успеть купить цветы и к трем быть на кладбище. Ее дорогой ждет, не пристало любящей жене опаздывать к мужу. Вот и Ле Флер. Странно Паскуаль всегда открывался в срок, а сейчас магазин закрыт. Может, случилось неприятность? Миссис Муарэ заглянула через стеклянную дверь, и не смогла ничего рассмотреть. Беспорядок только какой-то, все разбросанно. Не похоже на цветочника, он сам не свой до своих цветов. Подожду.- решила старушка и не найдя скамейки присела на кучу мусорных мешков. Она еще с утра заметила, что мусорная машина не появилась в срок. Сломалась наверно. – решила она. Солнце пригрело и она, наслаждаясь его лучами, стала поджидать Паскуаля. Время шло, но цветочника не было. Наконец, громыхая, подъехала мусорная машина, и люди в комбинезонах стали закидывать мешки в кузов. Пока хмурые мусорщики занимались своим делом, старушка встала и обошла магазин с другой стороны. Она оказалась у задней двери. Не заперто. Странный звук доносился из глубины магазина. Кто-то разговаривал.
  - Паскуаль! Паскуаль это ты? – разговор не прекратился, и старушка опасливо вошла. Она прошла несколько подсобных помещений и оказалась в торговом зале. Все было разрушено и разломано. Повсюду валялись цветы, забрызганные кровью. Муссис Муарэ схватилась за сердце и осела на пол, с трудом глотая воздух. Какой ужас! На стойке, рядом с кассовым аппаратом стоял небольшой телевизор, на котором была включена пленка. Человек в маске допрашивал другого, привязанного к стулу, человека. Речь шла на арабском, как поняла она. Удары кулаками, следовали почти за каждым словом, и человек на стуле еле держал себя в сознании от побоев. Его лицо было разбито, кровавая слюна размазалась по лицу, но человек в маске не прекращал. Садист распалился и схватившись за нож, несколькими сильными движениями отрезал сидящему голову. Сказав что-то, он, держа голову за волосы, показал ее в камеру, и затем снял маску. Сердце схватило еще сильнее, дышать уже было не возможно, и Миссис Муарэ, глядя на лицо Паскуаля в телевизоре, испустила дух.

    После Мюнхена, израильская разведка вновь достала папки с делами давно минувших дней. Папка Хасана была одной из них. Бывший боевик ХАМАС, ныне цветочник Паскуаль Луреашь, ответил за свои деяния. Мосад работал беспринципно. Террорист должен быть обнаружен и уничтожен, где бы он, не скрывался.
   Кали Бонэн, в своем легком сарафане, неспешно шла по улочкам и каналам Парижа. Случай с Хасаном, должен стать показательным и кричащим. И он им стал. Теперь надо возвращаться к дочке, домой. Девушка облегченно вздохнула и улыбнулась улыбчивому полисмену. Гуляли французы, влюбленные парочки проходили мимо, не замечая никого, а в вечернем небе летали, весело клокоча, певучие птички. Эх, как прекрасен этот город.